Союз революции и рока

— Так, давайте ещё раз: как вы на этот раз оказались в участке? — задаёт вопрос Муравьёв-Апостол. Кондратий пожимает плечами: — Этим сукам… ой, простите, доблестным стражам порядка не понравилось, что я, чтобы попасть в библиотеку, лез через забор, а не вошёл через центральную дверь. — Библиотека была закрыта. — мрачно произносит Трубецкой, скрестив руки на груди. — И что? — праведно изумляется Рылеев. — Каждый должен иметь право посещать библиотеку, когда испытывает в этом потребность. Как прикажете курсовую писать? Муравьёв вздыхает: — Ну ладно, с тобой понятно, быстро отпустят, личность только установят, ну как максимум штраф выпишут, а вы что натворили? — Да что мы-то, мы полезли отбивать нашего идейного вдохновителя. — отвечает Паша, Каховский же красноречиво тыкает пальцем в набухающий на щеке синяк. — Как видишь, неудачно. — Мда. — более красноречивого ответа у Серёжи не находится. По дороге в участок он выкурил сигареты три, и его чёткий план «одна сигарета за один месяц», принимавшийся долго и мучительно, радостно помахал ему ручкой перед тем как отправиться в закат, зато теперь Муравьёв ощущает себя спокойнее удава, а в данной ситуации это играет важную роль. — Пизда. Как вас вытаскивать теперь, рыцари хреновы? — Миша перебирает пальцами кулон, что на языке его тела означает волнение. — Ребят, как вы думаете, кому из местных тут можно дать взятку? — как бы невзначай задаёт вопрос Трубецкой, вытаскивая из кармана бумажник. — Этот, как его, Смирнов, кажется, похож на того, кто тебе нужен. — Петя потирает сбитые костяшки. — Ну такой, на понтах весь, волосы до плеч… — Да скажи прямо уже, что на меня похож, и всё. — отмахивается Сергей и отходит от камеры с очевидной целью обнаружить этого самого Смирнова. — Как думаете, получится? — спрашивает Миша. — Когда у нашего экономиста что-то не получалось? — Паша, кажется, уже абсолютно уверен, что дело в шляпе, даже начинает насвистывать что-то, по звучанию очень отдалённо напоминающее «Инструмент» Короля и Шута. — Кость, да давай уже отпустим этих парней, штраф им минимальный выпишем, и хватит с них, нормальные вроде ребята. — Смирнов забавно растягивает слова, так сразу и не поймёшь, он бухой или просто рисуется хрен пойми перед кем. Его товарищ молчит, недоверчивым взглядом окидывая Каховского и Пестеля — с его точки зрения они на нормальных не тянут от слова совсем. Понтовый продолжает, видя, что должного впечатления с первого раза не произвёл: — Да ладно тебе, ну напились парни, с кем не бывает. Один вон через забор полез, а эти так. Ну подрались немного, да как будто ты не дрался никогда. — Да не пили мы, товарищ майор… — подаёт голос Петя из камеры. — Заткнись…! — шипит на него Трубецкой. Каховский, оценив уровень грозящей ему опасности, затыкается. Второй полицейский закатывает глаза: — Что ж вы с Игорем заладили вдвоём: «Отпусти, отпусти». Ладно уж, на первый раз прощаю. — Константин выделяет слово «первый». — Где ж мой Игорь таких друзей умудрился найти… — Да уж, Гром, нехило ты папашу своего обработал — он теперь думает, что мы твои лучшие друзья. — Паша со смешком закуривает и по очереди предлагает всем сигарету. Соглашается только Трубецкой, но после первой затяжки кривится и выбрасывает сигарету в мусорку, предварительно потушив. Идущий рядом Игорь бурчит недовольно, сунув руки в карманы кожанки: — А что я ещё должен был делать? Откуда ж мне было знать, что ваш мажор попрётся давать дяде Юре взятку. — Да не кипешуй ты так, Игорёк, в следующий раз в другое отделение попадём! — Каховский с дружеской улыбкой хлопает младшего Грома по плечу. — Вот спасибо, обнадёжил. Впереди показалось метро, и Игорь возможно слишком уж быстро со всеми прощается — он единственный добирается до дома пешком. «Неразлучники» Муравьёв и Бестужев едут до Василеостровской, Каховский — до Купчино, Рылееву выходить на Комендантском проспекте и ехать на трамвае. Трубецкой, театрально поломавшись, соглашается-таки на какую-то загадочную романтику петербургского метро, обещанную Кондратием, и тоже спускается, ворча, что намного быстрее доехал бы на такси. Пестель пытается набиться Игорю в компанию, но натыкается на максимально недружелюбный взгляд из всего громовского арсенала и сдаётся. Отойдя от метро, Игорь достаёт телефон и набирает сообщение Юле: «Жду тебя у метро Сенная площадь», но не успевает отправить — кто-то налетает на него сзади, и чужие ладони закрывают глаза. — Угадай, кто! — раздаётся бархатистый Юлин голос, и на лице Грома появляется слегка глуповатая улыбка. От Пчёлкиной всегда пахнет одинаково — карамелью и апельсином, хоть она и отмечает постоянно, что ароматов там намного больше, трындит что-то про лаванду, ваниль и жасмин. Игорь так ни разу и не почувствовал всего этого разнообразия, но обделённым себя из-за этого не ощущает: ему достаточно и этих двух запахов, чтобы чувствовать себя счастливым. Откуда-то из раннего детства остались смутные воспоминания, что от мамы тоже так пахло. Игорь аккуратно убирает с глаз Юлины ладони, нежно проводя по ним большими пальцами, разворачивается к девушке и, заправив ей за ухо прядь ярко-красных волос, целует. — Ты прости, я сегодня без букета, но если хочешь, могу купить или сорвать где-нибудь. — Да ладно тебе, Игорь, ты же знаешь, что я на такие вещи не обижаюсь. — улыбка у Юли совершенно необыкновенная — искренняя и лёгкая. Пожалуй, она была первым, что Игорь вообще заметил когда-то в девушке, если не считать цвет волос. Юля переплетает свои пальцы с пальцами Игоря, и они неспеша идут по вечерним улицами Петербурга. Пчёлкина увлечённо рассказывает о процессе написания очередной статьи — что-то вроде отчётной работы в университете, — а Игорь просто слушает её. Он мало что во всём этом понимает, но ценит, как горят глаза его девушки, когда она рассказывает о любимом деле. Сам Гром очень хорошо помнит, как в детстве всеми силами пытался привлечь внимание отца, но тот либо был вечно занят на работе, либо отдыхал после очередной бессонной ночи, помнит, как страдал из-за этого и иногда даже плакал в подушку. Ещё тогда маленький Игорь пообещал себе, что никогда не будет причинять подобную боль любимому человеку, вот и поддерживает во всём Юлю. Она кажется ему слишком правильной, энергичной и оптимистичной для этого мира, но при этом невероятно сильной. Такую просто-напросто не хочется от себя отпускать — охватывает страх перед полным лжи и притворства миром. Уже практически перед аркой дома Игорь покупает две шавермы. Отец на ночном дежурстве, так что спокойный просмотр фильма им обеспечен. Гром открывает дверь и пропускает Юлю в тихую пустую квартиру. Пчёлкина рукой нашаривает выключатель, и в коридоре загорается неровный свет. Девушка направляется на кухню заваривать чай, который и появился-то в основном благодаря ей — оба Грома питались чем попало на бегу, если вообще питались. — Какой фильм смотреть будем? — громко спрашивает она. — Давай «Generation П». Я книгу прочёл недавно, мне понравилась. — О, я сама как раз давно посмотреть хотела. Включай тогда. Игорь запускает старый ноут, извечный предмет Юлиных насмешек и подколов, находит в интернете нужный фильм и устраивается на диване. Юля появляется в комнате с двумя чашками в руках, одну обменивает у Грома на порцию шавермы и ныряет под плед рядом с парнем. — Ты у меня самый-самый, Игорёк. — шепчет девушка, касаясь губами его уха. Гром улыбается тепло: — Я тебя тоже люблю.

Ты закрыла сердце на замок,

Чтобы я в него войти не смог.

Или я взломаю твой секрет,

Или ты сама ответишь мне:

Любишь, любишь, любишь, любишь,

Любишь, любишь, любишь или нет.