ID работы: 13464717

Мирная ночь

Слэш
NC-17
Завершён
250
автор
Размер:
29 страниц, 2 части
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
250 Нравится 20 Отзывы 54 В сборник Скачать

Время решимости

Настройки текста
      — Ты никуда не пойдёшь, — объявляет Шиан, подойдя со спины.       Шен, занятый расправлением складок на рубашке, замирает перед бронзовым зеркалом. В отражении он видит брата. Тот смотрит на него, нахмурившись. В руках его какой-то свёрток, но из-за их положения рассмотреть его подробнее не получается, а развернуться сразу может показаться подозрительным.       — С чего бы? — Шен спрашивает чуть напряжённо, стараясь не выдать своего беспокойства. Поэтому он навешивает на лицо невозмутимое выражение и возвращается к расправлению рукавов.       В любой другой день он был готов терпеть выходки Шиана. Его излишнюю опеку, его привычку интриговать даже с членами собственного клана, его высокомерный взгляд, прячущийся за мягкой улыбкой. В любой другой день — но не сегодня. Нового затмения и так пришлось ждать дольше обычного, и к тому же он обещал Муану. Шен не может не прийти.       — Тебе хватает наглости спрашивать, — Шиан фыркает насмешливо, и на лице его на мгновение проступает ярость. Но она тут же прячется за выражением беспокойства. Подумать только, сколько раз Шен покупался на это, прежде чем осознал, что всё это не больше, чем манипуляции. Даже сейчас он всё ещё иногда попадается. — Неужели правда не понимаешь?       Продолжать стоять к нему спиной становится опасно: братец прибёг к этому своему тону, который прямо-таки кричит: «я беспокоюсь о тебе и хочу защитить!» Обычно после этого он начинает лезть в душу и с нарочито-скорбным видом начинает ковырять старые раны. Вот и сейчас, стоит только Шену обернуться, Шиан оказывается очень близко, заглядывает в глаза и печально спрашивает:       — Пример Рурет ничему тебя не научил?       Он всегда вспоминает её, когда пытается надавить. И, справедливости ради, действовало это долго, до совсем недавнего времени, пока Шен не научился снова чувствовать краски жизни. Шиан давил на эту рану раз за разом, убеждая, что только он точно знает, как правильно, и только он может защитить любимого младшего брата.       Раньше Шен чувствовал вину за свои действия. Считал, что заставляет брата волноваться и бояться за него — ведь они уже потеряли сестру. Причинял себе боль, чтобы усмирить слишком тяжёлые мысли и порывы взбунтоваться — ведь как он может отвергать заботу и попытки защитить? Такой неблагодарный!       Но со временем, научившись видеть больше, чем эта лживая улыбка, Шен многое понял. Например, то, что за действиями Шиана стоит вовсе не забота и защита, а желание контролировать. Он играл на эмоциях младшего брата, внушал чувство и подавал это под благородным соусом, пряча неприятный душок собственного эгоизма.       — Причём здесь она? — слишком резко спрашивает Шен. Понимает, что перегнул, он сразу, как только глаза Шиана вспыхивают зелёным, а улыбка на мгновение каменеет.       — Ах, причём, — шипит он, вновь приблизившись. Против воли Шен отступает, сохранив прежнюю дистанцию. — Как ты объяснишь это?       Шиан всё-таки сам отходит назад, только чтобы перехватить тот самый свёрток в своих руках. Он ещё не успевает расправить ткань, когда Шена окатывает ужасом. В руках брат держит его мантию — ту самую, которой в прошлое затмение Шен укрывал своего оборотня, которая до сих пор сохраняла его запах, и которую, как он думал, он хорошо спрятал за пределами их поместья. Он даже ходил к месту своего тайника всего пару раз, когда тоска по Муану становилась совсем уж невыносимой, чтобы зарыться лицом в ткань и усмирить свою жажду хотя бы запахом. И он был уверен, что никто о том месте не знает.       — Ты следил за мной? — догадывается Шен. Разыгрывать непонимание смысла нет, Шиана это только сильнее разозлит, а сейчас необходимо сгладить углы.       — Что мне ещё было делать? — удивляется Шиан очень натурально. Может, он и правда верит, что поступил правильно. — Ты начал участвовать в Мирной ночи постоянно, и я сразу понял, что что-то не так. Ты начал якшаться с оборотнем… что ж, тот не причинял тебе вреда, и я мог стерпеть эту дурь. Что? — не удержавшись, брат всё-таки ухмыляется, когда Шен смотрит на него поражённо. — Правда думал, что я не замечу? От запаха ты избавлялся, но я не такой идиот. Это Шуэр мог не замечать, но я-то знаю тебя, братишка. Я видел, с каким предвкушением ты ждёшь этих вылазок, и видел твои стычки с тем белым волком. В них не было враждебности. И, опять же, я мог это стерпеть. Думал, ты прислушался ко мне, хочешь втереться к нему в доверие, чтобы что-то разузнать. Чем бы дитя ни тешилось, — он скалится, уже даже не трудясь сохранить благопристойный вид заботливого братика. Шиан почти скрипит зубами, бросает мантию под ноги, наступает на неё нарочно сильно, втаптывая в пол, и снова подходит ближе. — Но что же потом? Потом я увидел, что за книги ты брал в библиотеке. И я нашёл это.       Он суёт руку в карман и достаёт стеклянный пузырёк с желтовато-прозрачной жидкостью внутри. Шен испуганно застывает. То, что брат нашёл мантию… хотя бы отчасти объяснимо. Он мог заметить, что Шен уходил из особняка и заинтересоваться. Но пузырёк этот был спрятан куда лучше, и чтобы найти его, Шиан должен был целенаправленно его комнату обыскивать. Неужели брат зашёл настолько далеко?       — Что с тобой такое?! — продолжает Шиан, и глаза его смотрят всё злее, того и гляди, начнут метать настоящие молнии. — Где твоя гордость? Позволяешь псине трахать себя, как суку? Насколько низко ты пал, брат?       Слишком поздно Шен понимает, что попался. Зря он смотрел Шиану в глаза, ведь знает же, что его гипноз сильнее! А теперь он стоит, не шевелясь, не потому даже, что напуган, а потому, что брат этого не позволяет. А Шиан продолжает бушевать, гневно скалясь и щуря особенно яркие сейчас зелёные глаза. Что ж, по крайней мере, он не пытается корчить из себя кого-то понимающего и заботливого. Шен даже не находит, что может сказать в своё оправдание. Он оказался недостаточно осторожен, но ведь он даже представить не мог, что Шиан сделает такие выводы!       Не дождавшись ответа, тот скалится шире, подходит и хватает пальцами подбородок Шена.       — Или в вашей паре сука он? — говорит он уже с открытой издевкой. — Хотя это ничем не лучше. Тебе настолько не с кем уединиться, что ты выбрал первого попавшегося? Или это опять этот твой интерес, из-за которого уже умерла Рурет? Мало тебе было? Хочешь, чтобы и тебя задрали?       — Оборотни… не имеют отношения к её смерти, — с трудом выдавливает из себя Шен.       — Какая разница — оборотни, люди? Все они враги. А ты спишь с одним из них. Позорище! Если тебе так сильно хотелось с кем-то переспать, ни к чему было связываться с вонючей псиной, — пальцы Шена дёргаются от ярости. У него возникает нестерпимо сильное желание ударить Шиана. — Сказал бы мне. Я бы помог. Может, даже сам, раз тебе так не терпелось. Мы же семья, а в семье все должны друг другу помогать, верно?       Он наклоняется и утыкается носом в шею Шена. Вдыхает глубоко и улыбается довольно, когда тот вздрагивает. Слова Шиана оседают неприятным осадком в мыслях Шена, а действия начинают откровенно пугать. Брат никогда не позволял себе таких вольностей, а сейчас — так спокойно водит носом вдоль кожи, будто приноравливаясь…       Вновь вздрогнув, Шен отчаянно желает отшатнуться, и на мгновение ему даже кажется, что получится сломить чужой контроль, но сильные пальцы тут же сжимают его плечи, не позволяя отстраниться, а острые клыки впиваются в шею. Шиан стонет довольно, пьёт его кровь, не отпуская и не позволяя даже дёрнуться. Впрочем, чем больше он поглощает, тем меньше сил остаётся у Шена. На него накатывает отчаянная слабость, и вот уже брату приходится обнять его за плечи, удерживая в вертикальном положении.       Шиан отпускает, только когда у Шена совсем не остаётся сил. Он не умрёт от такой кровопотери, но подняться и тем более отправиться в лес в ближайшее время совершенно точно не сможет. Брат, очевидно, всё продумал.       Растирая тёмную кровь по губам, Шиан ухмыляется шало, почти безумно, приседает на пол и шепчет упавшему Шену на ухо:       — Если будешь паинькой, я не расскажу Шуэру. Тебя никто не накажет. А мне нужно отлучиться. Не переживай, брат, тот блохастый тебя больше не побеспокоит.       Нет. Нет-нет-нет-нет!       — Не трогай его… — шепчет Шен отчаянно, пытается протянуть руку, остановить… Но Шиан только ухмыляется презрительно и отступает.       — Не знаю, что он с тобой сделал, чем увлёк, но эта глупость пройдёт.       И, не слушая больше ни зова, ни просьб, уходит, захлопнув за собой дверь. Слыша, как проворачивается ключ в замке, Шен внутренне воет — потому что закричать вслух не хватает сил.       «Муан… Гай! Только не приходи, не приходи, не приходи! Шиан убьёт его, — кристально ясно понимает вампир, испепеляя взглядом дверь. — Убьёт… какого чёрта я лежу здесь? Что я буду делать, если он… Нет, нет, я не могу этого позволить. Не могу. Он не умрёт. Я не позволю. Я остановлю».       Отчаяние придаёт сил. С трудом перевернувшись, Шен ползёт вперёд. Даже если Шиан и шарился по его тайникам, он не мог найти все. Он часто не мог найти тайники, которые делали младший брат с сестрой. Даже если один такой он сейчас обнаружил… Шен должен, обязан проверить остальные. Должен использовать любой, даже самый маленький шанс. Он не позволит навредить Муану.       В первом — под половицей — ожидаемо ничего не обнаруживается. Это не так страшно — спрятанный пакет с кровью, которую Шен не стал пить, лежал там давно, и содержимое наверняка испортилось. Употреблять такую кровь опасно, так что ничего страшного. Есть и другие. Только бы нашлись силы…       Силы находятся. Шен методично обшаривает каждый из своих тайников, особое внимание уделяя тем, что помогала ему создавать сестра. Большинство оказываются совершенно пусты: Шиан не постеснялся забрать ни запасы крови (на самом деле, не совсем запасы, просто Шен не мог придумать объяснение, почему почти перестал пить то, что ему давали братья), ни личные записи, ни памятные вещи. Чувство неприятия добавляет злости, а она питает отчаяние, что придаёт ещё больше сил.       Первый найденный пакет оказывается слишком давнишним, и от него приходится отказаться. Со вторым везёт больше, и Шен, стараясь сберечь каждую каплю, выпивает всё. Вкус отвратительный, ни в какое сравнение не идёт со вкусом крови его оборотня, но сейчас выбирать не приходится. Если Шен в ближайшее время не восстановит силы, он не успеет. И тогда уже будет неважно, что ему пить.       Третий пакет тоже оказывается испорченным. Четвёртый и пятый совсем свежие, и это Шен считает за удачу. Силы постепенно возвращаются, ему уже не приходится ползать, и он вполне твёрдо стоит на ногах и даже может бегать по своей комнате. Найдя ещё пару пакетов, он, давясь и откашливаясь, выпивает и их. Выходит слишком много, обычно вампиры столько не пьют, и Шен не уверен до конца, не аукнется ли ему этот акт «переедания», но думать о себе не получается вовсе.       Только восстановившись в достаточной мере (и даже, кажется, став сильнее из-за того, что перебрал?), Шен позволяет себе чуть перевести дух. По-хорошему, стоит обдумать дальнейшие действия. Ему нужно будет остановить Шиана. Сейчас даже родственные связи не кажутся столь важными — Шен чётко осознаёт, что, если потребуется, и ситуация станет критической, он сможет убить брата. После того, что тот уже сделал ему и наговорил, это даже не вызовет таких уж сильных угрызений совести. Правда, клан никогда не простит ему такого предательства, объявит врагом, но эта перспектива вовсе не пугает. Шен уже поставил себя в такое положение, что клану будет проще отказаться от него.       Неважно. Только бы спасти Гая.       Не раздумывая, он сносит дверь с петель. Та отлетает даже слишком далеко, и, будь ситуация чуть менее напряжённой, Шен бы даже нашёл время удивиться. Но он лишь мчится по коридорам, чтобы поскорее покинуть особняк и добраться до своего волка.       В этот раз затмение полное, и в лесу царит совсем уж беспросветный мрак. Вампира это остановить не может, разумеется, даже помешать и замедлить его у темноты не выходит.       Шен мчится по лесу на всей доступной скорости. От избытка выпитой крови (и недостатка собственной) немного кружится голова, но беспокоиться о себе сейчас было бы слишком расточительно. Пока есть опасность, нависшая над его Гаем, всё остальное — недостойные внимания мелочи.       Он поспевает вовремя, чтобы увидеть разгоревшееся сражение. Белоснежный волк бросается на Шиана раз за разом, но тот действует быстрее и точнее. Вампир наносит несколько сильных ударов, сам же попадает под укус лишь раз. Муан хромает на одну лапу, и хотя Шен знает, как важна гордость для волков, знает, что вмешиваться в их битву почти оскорбительно, он не может устоять на месте. Не в его силах просто наблюдать за тем, как брат пытается отобрать у него того, кто важнее всех.       Он останавливается посреди поляны между противниками, спиной к Муану и лицом к брату. Оборотень замирает в шаге от него, едва не снеся, и недовольно рычит. Шиан чуть запаздывает, успевает нанести удар, только смягчает силу. Шен не отшатывается чудом, прижимает ладонь к груди и смотрит на брата с такой злостью, что тот поражённо замирает.       — Тронешь его, и я никогда тебя не прощу, — мрачно обещает младший вампир. Не слишком надеясь на силу родственных уз (для его братьев репутация всегда была превыше всего), Шен старается подкрепить свои слова гипнозом. Он не видит, как мерцают золотом его глаза, но Шиан дёргается и отступает на полшага. — Я люблю его, нравится тебе это или нет. Я могу насытиться только его кровью, и сколько бы ни пил чужой — никогда мне не утолить жажду. Если ты навредишь ему, убьёшь — убьёшь и меня. Хочешь рискнуть?       — Это ложь, — щурится старший брат, переводя взгляд с Шена куда-то в сторону и обратно. — Выдумки. Ни родители, ни Шуэр с госпожой Лири такой ерундой не страдали. Да ты и сам! Сколько крови ты выпил, чтобы вырваться? Значит, можешь пить. Не пытайся заговорить мне зубы. Я должен пресечь твои ошибки, и теперь я вижу, что это даже нужнее, чем я думал.       — Я могу пить кровь, Шиан, но не могу насытиться. Как думаешь, сколько у меня запасов? Я выпил пять пакетов, и всё ещё голоден. Хочешь проверить, готов ли я выпить ещё? Так и я не против вернуть то, что ты у меня забрал, — тон Шена становится совсем уж угрожающим, глаза только ярче вспыхивают, а на лице расползается угрожающая ухмылка. — Я долго терпел твои выходки, брат, потому что любил тебя. Но ты напал на меня, ты решил позариться на то, что принадлежит мне, и я не спущу этого даже тебе. Убирайся с глаз моих и не вздумай приближаться, иначе я не стану жалеть тебя. Даже если ты и сильнее меня в чём-то, вдвоём с ним я смогу уничтожить тебя. И наше родство мне не помешает.       — Ты окончательно чокнулся! — рычит Шиан, всё ещё не двигаясь с места. — Никто не позволит вампиру и оборотню быть вместе! Я забочусь о тебе! Защищаю!       — О, неужели? — годами копившееся напряжение вдруг прорывает плотину, и Шен насмешливо хмыкает. — Обо мне ли ты заботишься? Меня защищаешь? Ты так боишься перемен в жизни, тебе так хочется контролировать хотя бы меня. Ты заботишься о репутации клана, о неизменности своей жизни, заботишься о сохранении единственного, на кого ты можешь напрямую влиять без риска нарваться на отпор, а защищаешь ты своё право помыкать мной. Тебе совершенно неинтересен я сам, лишь твоя роль заботливого старшего братишки, которого слушаются младшие! Я терпел, пока ты травил меня чувством вины за Рурет, я терпел, пока ты пытался контролировать меня, хватит! Я, Ир Шен, отказываюсь от имени клана! Отныне и впредь я больше не его часть, а члены клана Ир больше не могут указывать мне, как члены семьи. Ты больше никто мне, и у тебя нет права указывать мне.       В глазах Шиана читается откровенный ужас. Самое обидное, что даже теперь Шен не может быть уверен, вызван этот ужас потерей члена клана, семьи, или же упущенной пешкой, которой можно было помыкать. Словно у него открылись глаза, представив горькую правду: брат, на самом деле, никогда не любил его по-настоящему. Все его слова, все его действия были лишь тщательно выверенной актёрской игрой манипулятора.       — Что ты такое говоришь, — Шиан выдавливает из себя нарочито недоверчивую улыбку. — Ты не можешь покинуть клан. Не можешь отказаться от имени клана! Куда ты собрался? Что, пойдёшь к оборотням? Даже если этот по какой-то причине не загрыз тебя, остальные не так глупы! Если ты останешься без защиты клана, кто вступится за тебя, когда они решат убить тебя?       Словно отвечая на вопрос, вперёд выходит Муан. Его оскаленные зубы выглядят угрожающе, глаза смотрят на Шиана как на добычу — Шен даже не представлял, каким опасным может выглядеть его волк. Низкий рык на грани слышимости — предупреждение, которое сложно проигнорировать. Но вампир совершенно не боится. Он знает, что этот сильный оборотень готов встать на его защиту так же, как сам Шен готов защищать его.       — Перемирие, Шиан. Оборотни его соблюдают, что бы ты себе ни думал.       — Это только пока ты не суёшься на их территорию.       — Как жаль, что тебя это больше не касается.       Лицо Шиана искажается в гримасе, а глаза ярко вспыхивают. Он вновь пытается применить гипноз. Но у него не выходит. В прошлый раз ему удалось застать Шена врасплох, и тот был напуган. В этот раз злость придаёт мышлению ясности, и ни о каком элементе неожиданности речи идти не может. Вместо того, чтобы поддаться, Шен отвечает тем же: его глаза, и до того сияющие золотом, вспыхивают ещё ярче. Даже Муан косится на него осторожно, прежде чем прикрыть глаза и отступить на полшага: это то поле битвы, на котором он бессилен.       Молчаливое противостояние затягивается на несколько минут. Несколько раз Шиану почти удаётся сломить контроль Шена, но тот только сцепляет зубы и сам усиливает напор. Он никогда раньше не побеждал в этой игре — но прежде у него и не было сильной мотивации. Сейчас на кону стоит жизнь Гая, его собственная жизнь и право выбирать. Проиграть сейчас — лишиться свободы навсегда. Лишиться… своего волка. Исход просто недопустимый, потому что тогда у Шена просто не останется причин жить. Быть запертым в золотой клетке без возможности хоть что-то решать самому, потерять самое любимое существо… хуже быть не может.       И, наконец, Шиан отступает. Его контроль трескается, разрушается. Мерцание зелёных глаз затухает, а во взгляде читается раздражение напополам с разочарованием. Он недовольно поджимает губы и фыркает. Говорить Шен ему не позволяет. Он знает брата достаточно хорошо, чтобы сейчас не попасться в ловушку словесного кружева, в котором Шиан мастер. И не позволяет себе отвлечься, зная, что тот может и обмануть, сдаваясь не по-настоящему, а только чтобы притупить бдительность.       — Уходи, Ир Шиан, — требует Шен, по-прежнему глядя ему в глаза. Те недоверчиво распахиваются на мгновение, прежде чем Шиан окончательно попадает под влияние младшего вампира. Что ж, он шёл на риск, сбавляя напор, и этот риск не оправдался. — Убирайся отсюда и больше не смей приближаться. А как решишь рассказать главе клана, что произошло, так не забудь упомянуть о том, что укусил меня.       Шиан действительно отступает. Видно, как отчаянно он пытается сопротивляться, но он уже поддался гипнозу, и так просто сбросить его не выйдет. Шен чётко обозначил каждое своё требование, и пойти против его указаний будет сложно даже вампиру уровня Шиана.       Он удаляется с поляны, то и дело бросая злые взгляды через плечо. Исчезает в тени деревьев, в своём чёрном наряде неотличимый от окружающего мрака. Шен остаётся настороже и только через несколько минут, повернувшись к Муану, коротко спрашивает:       — Он ушёл?       Волк принюхивается, обводит пристальным взглядом всю поляну, и только после этого кивает. А потом — быстро приближается к Шену, который медленно оседает на землю. Напряжение последнего часа даёт о себе знать, избыток выпитой крови и попытка влияния на сознание тоже. Да и уровень собственной крови ещё не восстановился. Сил стоять прямо у вампира просто не остаётся.       Упасть Муан ему не позволяет. Подставляется, позволяет практически повиснуть у него на спине и тащит к их пещере. Шен, насколько может, помогает, переставляя ноги, чтобы не разлечься на волке всем своим весом. В силе своего оборотня он не сомневается, но прибавлять ему проблем не собирается. Гай и так ранен. К тому же, их теперь ждёт тяжёлый разговор.       В пещере обнаруживается расстеленное на земле толстое покрывало. На него Муан Шена и опускает. Затем вновь принюхивается и тщательно осматривает, особое внимание уделив шее. Следы от укуса Шиана, должно быть, ещё не сошли, потому что оборотень тщательно вылизывает это место, и только потом вытягивается рядом, положив морду на грудь вампира. Тот хрипло смеётся и не отказывает себе в удовольствии почесать за ушком.       — Прости, ты стал невольным свидетелем семейной драмы.       Муан в ответ тихонько рыкает и дёргает ушами. Шен улыбаться перестаёт и вздыхает уже куда более честно.       — Ещё вчера я предположить не мог, что так всё закончится. А сейчас вот понимаю, что по-другому быть не могло. Забавно, правда?       В этот раз волк даже голову с его груди поднимает, чтобы посмотреть внимательно в глаза. Он будто ещё не определился, что думать об увиденном, и хочет разузнать подробнее, но задать более конкретные вопросы звериная форма не позволяет, а Шен, как назло, тянет интригу. Издержки слишком долгой жизни и общения с теми, кто каждое твоё слово может обернуть против тебя — от привычки выдавать информацию постепенно, наблюдая за реакцией собеседника, вампиру отказаться сложно.       — Извини. Он узнал о нас. Я был неосторожен, моя вина. Ему не понравилось, что я посмел вести себя не так, как он хотел, вот и… ты в порядке? — Шен пытается подняться, чтобы уже самому осмотреть волка. Всё-таки Шиан не простой вампир, а один из высокородных. Как бы силён не был Гай, выйти из этой схватки невредимым можно только чудом, и не факт, что дело обошлось одной пострадавшей лапой.       Подняться ему не даёт эта самая лапа, надавившая на грудь. Шен чуть морщится — удар Шиана даром не прошёл — и оборотень тут же давить перестаёт, глядит виновато и вновь облизывает шею, будто извиняясь.       — Это не твоя вина. Я знал, на что шёл, — бормочет вампир, намеренно не уточняя, говорит он о принятом на себя ударе, или же о ситуации в целом. Муан слегка щурит на него свои синие глаза, и Шен улыбается. — Давай ты обратишься?       С глухим рычанием, больше напоминающим почему-то кошачье урчание, оборотень только удобнее располагается под его боком. Дышит он шумно, то ли не отдышавшись после битвы, то ли таким образом показывая своё отношение ко всему, что увидел. Шен позволяет себе расслабиться в окружившем его тепле хотя бы ненадолго. Потом всё-таки повторяет:       — Обращайся. Нам ведь нужно поговорить.       Муан только головой мотает, смотрит пристально и вновь облизывает шею. Шен со вздохом проводит по ещё не зажившим ранкам пальцем. Ну да, он ведь сам высказал претензию Шиану перед своим оборотнем. Впрочем, даже без этого можно было легко догадаться, что произошло.       — Я в порядке, честно. Пришлось выпить много крови, но скоро баланс восстановится. Небольшая потеря крови не смертельна для того, кто ею питается.       Подкрепляя свои слова, вампир царапает шею острым ногтем. На коже тут же проступает несколько вязких капель. Теперь уже не столь важно, согласен Муан или нет — кровь пролита, и от него требуется только взять её.       Оборотень смотрит осуждающе, но капли послушно слизывает. Повернув голову, Шен наблюдает, как меняется его тело, как белоснежная шерсть сменяется мягкой кожей, как волчья пасть обращается прекрасным лицом. Не дожидаясь никаких комментариев, вампир сам сгребает Муана в объятия и впивается в его губы поцелуем. О Высший, как же он скучал…       Вдоволь насладившись своей каверзой, Шен отстраняется и позволяет Гаю отдышаться. Наблюдает с нескрываемым удовольствием, щурится довольно, разглядывая нахмуренное лицо, которое очень хочется целовать, обвести пальцами, разгладить складочку между бровями.       — Шен, — рычит оборотень, пресекая новые поползновения в свою сторону. Вампиру это кажется забавным: обычно инициатором любой близости выступает именно Муан. — Ты в порядке?       Вопрос оказывается не самым ожидаемым. Шен ожидал, что его спросят о том, что случилось, что именно натворил Шиан, на худой конец — попыток заявить, что Шену не стоило так поступать. Но оборотень проявляет чудеса тактичности, только обнимает крепко и смотрит в глаза заворожённо.       — Я же сказал, — улыбается вампир, но оборотень только сжимает его сильнее. — Я…       — Ты отказался от имени клана, Шен. Это не какая-то мелочь! Я же знаю, как важна для вас принадлежность к своему роду. И не хочу, чтобы из-за меня ты лишался семьи. Шиан был прав, ты ведь остаёшься без защиты своего клана…       — Шиан был прав? — огрызается Шен, резко отстранившись. Глаза его щурятся, выдавая ярость. — Он был прав, когда кусал меня и пил мою кровь? Или он был прав, когда копался в моих вещах? Или, может, он был прав, когда собрался убить тебя, потому что считает недостойной компанией для меня?       Он говорит с таким напором, что Муан не успевает и слова вставить, и с каждым новым вопросом кажется всё более поникшим и вместе с тем разгневанным. Шен знает, что не должен акцентировать, не должен усиливать вражду между оборотнем и старшим братом, но его несёт, и остановиться уже не получается.       — Думаешь, дело только в тебе? Так ты ошибаешься! Шиан давно переходил границы, но я спускал это ему с рук, потому что думал, что он действительно старается ради меня. Но это чушь собачья! Он думал только о себе!       — Шен, — Муан мрачнеет. Фразы вроде «чушь собачья» ему неприятны, вспоминает вампир, но извиниться не успевает. — Я понял, я неверно выразился. Я не хочу сказать, что этот чокнутый верно поступил, вовсе нет. Я лишь… что ты теперь будешь делать? Если ты всерьёз откажешься от своего клана, ты не сможешь вернуться…       — Это моя проблема, — отрезает вампир и отворачивается.       Вот тебе и воссоединение. Навлёк на своего оборотня беду, сам пострадал, рубанул с плеча, отказываясь от имени клана, а теперь ещё и поругался. А ведь он просто хотел… хотел его. Возлечь, наконец, с любимым существом. А вместо этого выслушал ворох оскорблений от брата и упрёки в том, чего даже сделать не успел!       Слова Шиана отравой осели в памяти, искажая любую мысль. И Шен даже не знает, что вызывает у него большее отвращение: то, что брат имел наглость оскорблять его и Муана такими словами, или то, что… он ведь не всерьёз говорил о том, что мог бы и сам… Да как он посмел вообще! Как будто Шену действительно наплевать, с кем делить постель! Вот за кого Шиан его считает, значит?       — Шен, — вновь пробует Гай, но вампир слишком зол, чтобы реагировать адекватно.       — Чего тебе? — рявкает он, повернувшись лицом к помрачневшему оборотню.       Сейчас Шен уже думает, что лучше бы он не настаивал на обращении. Сложно злиться на волка, который слова сказать не может, зато может согреть и успокоить просто своим присутствием. И так легко выплеснуть эмоции на того, кто способен говорить и задавать вопросы, которые слышать не хочется.       — Мне уйти? — Муан спрашивает напряжённо.       От такого вопроса вампир приходит в замешательство. Гнев, клокочущий внутри, тут же оборачивается обидой. Да почему, какого чёрта все сегодня понимают его неправильно?! Или… он опять сделал всё не так. Гай спрашивает, потому что хочет уйти, не так ли?       Шен отводит взгляд, чтобы оборотень не смог считать его эмоции. Он небрежно отмахивается, будто вопрос не задел его, и говорит непринуждённо:       — Делай, что хочешь. Мешать не буду.       Поворачиваясь спиной к Муану, он желает, чтобы тот не увидел обиды в его глазах. Но этим же положением вампир загоняет себя в тупик: так он просто не может увидеть, что же Гай сделает. Действительно уйдёт? Это будет концом для них? Одна простая ссора… Ладно, может быть, не совсем простая. Но ведь это не повод!..       Мысль обрывается, когда позади слышится всплеск. Муан, выходит, забрался в воду, чтобы смыть его запах. Так он делает перед уходом. Значит, правда хочет уйти. Причем и возвращаться не собирается. А что потом? В следующее затмение он придёт, или просто устал уже терпеть выходки вампира?       Снова плещет вода. Тихо шлёпают по камню босые ноги — звук этот почему-то вызывает ужасную тоску. Но спустя мгновение Шен оказывается в кольце сильных рук, а в шею его утыкается чужой нос. Пока вампир пытается собрать мысли в кучу, Муан ему в этом активно мешает: высовывает горячий язык и облизывает шею, прикусывает ключицу, оставляет звонкий поцелуй под челюстью. Сжимает в объятиях так сильно, что Шен чувствует тепло и через одежду. Даже мокрый, оборотень умудряется сохранить жар тела.       — Что ты… делаешь? — наконец выдавливает он, не смея двинуться.       — То, что хочу, — ухмыляется Гай, прекрасно зная, что застал этим своего вампира врасплох. — Было бы неплохо, если бы и ты начал.       Наконец-то до Шена доходит, зачем его волк залезал в воду. Он хотел омыться после беготни по лесу и сражения с Шианом, когда собрал на себе кучу сухой листвы и грязи. Хотел быть чистым, прежде чем приступить к выполнению своего желания.       Плавиться в его руках так привычно и так хорошо. Обида и гнев тают в зарождающемся удовольствии. Шен обожает, когда Муан целует его. А сейчас тот ещё и заходит куда дальше, чем обычно: расстёгивает верхние пуговицы на рубашке и суёт любопытный нос под неё. Касается мимолётно губами кадыка, надавливает языком на ярёмную впадину и выглядит просто неприлично довольным.       Шен дрожит в его объятиях. От удовольствия у него даже глаза закатываются. Вампир и сам не прочь отведать желанного тела, и он не отказывает себе в том, чтобы обшарить ладонями голый, такой горячий торс. Проходится пальцами по кубикам пресса, нажимает на ямочки на пояснице, скользит ладонями вверх по влажной спине, прижимая к себе ближе. Отмечает, что волосы у его оборотня всё-таки сухие. Значит, перехватывал их, прежде чем зайти в воду? А Шен пропустил такое зрелище! Какое же обидное упущение.       Гадкие слова Шиана растворяются в чувствах: любви и жажде, нетерпении и предвкушении. Остаются только слова Гая. Его совет: делать то, что хочется.       — Ты говорил, что голоден, — вдруг прекратив ласкать шею Шена языком и губами, говорит Муан. Отодвигается, заглядывая в уже затуманившиеся глаза вампира, и поднимает голову, открывая свою шею. — Пей.       Шен замирает. Пелена наслаждения отступает перед… что это за чувство, он разбираться не хочет. Приглашение на первый взгляд заманчивое, но… думая о том, чем может грозить, вампир едва не отскакивает прочь. Конечно, он думал, как приятно должно быть выпить крови его оборотня так. Но риски того не стоят.       — Никогда больше такое не предлагай, — серьёзно просит Шен, поймав взгляд синих глаз.       В них читается удивление и невысказанный вопрос. Удивлённый Гай выглядит так соблазнительно, что вампир всё-таки не удерживается от того, чтобы коснуться его шеи — но лишь губами. Он втягивает нежную кожу, оставляя алый след, но ни на секунду не позволяет себе потерять контроль и вцепиться зубами.       — Почему? — хрипит Муан. — Ты сам говорил, что теперь можешь утолить жажду только моей кровью.       — Это так, — отстранившись, Шен ласково проводит ладонью по чужой щеке. Смотрит с нежностью и улыбается чуть виновато. — И я действительно голоден. Но никогда не предлагай мне кусать тебя в шею. Вампиры кусают в шею, когда хотят убить свою жертву: если перебить артерию, никакая регенерация не спасёт, это тебе не ушибленная рука. Я не хочу навредить тебе.       — Если хотят убить? — оборотень хмурится и опускает взгляд на его шею. Маленькие точки, оставшиеся от клыков Шиана, уже почти затянулись, но всё ещё заметны.       Муан заметно мрачнеет. В его застывшей позе, в наполнившихся яростью глазах читается острое сожаление, что он позволил Шиану просто уйти. Шен спешит сжать его ладонь и прижаться к его груди снова.       — Нет, он бы не убил меня. Он хотел напугать, но… не навредил бы мне по-настоящему. Убийство вампира себе подобным карается очень строго. Даже за то, что он укусил меня, он может лишиться всей своей власти. Он никогда бы не пошёл на такой риск.       — И всё же пошёл.       — Чтобы остановить меня. По крайней мере, он понимал, что остановить меня сможет, только лишив сил. Удачно, что благодаря тебе мне нужно пить намного меньше крови, и у меня оказались кое-какие припасы.       — Ты считаешь, что я бы не смог победить? — Муан хмурится полушутливо, но Шен чувствует, что ответ очень важен для него.       — Победить ты бы победил. Но я знаю, каким подлым бывает Шиан в сражениях. Ты мог бы серьёзно пострадать. Я не хочу, чтобы тебе было хоть сколько-нибудь плохо. Ты и так поранил руку, и хорошо, что недостаточно сильно. Но я бы предпочёл, чтобы ты вообще не пострадал. Мой братец Гай должен быть жив, здоров и совершенно счастлив, — солнечно улыбается вампир, и эта улыбка действует безотказно. Он знает, что Муан от неё голову теряет, и бессовестно пользуется. — А я был бы счастлив, если бы братец Гай исполнил своё обещание и согрел меня.       Румянец трогает щёки оборотня, и у Шена самого самоконтроль трещит по швам от такой картины. Так что он, недолго думая, принимается расстёгивать рубашку. В этот раз он умнее, выбрал такую, у которой пуговиц мало, а петельки большие, так что снять её с себя не составляет труда. Муан сглатывает, наблюдает, не отрывая взгляда, за тем, как оголяется бледный торс вампира. Самовольно протягивает руки, чтобы провести ладонями по холодной коже, и Шен совсем не возражает. Позволяет снова притянуть себя в объятия, сам запрокидывает голову и вздрагивает, когда широкие ладони ложатся на плечи, а горячий язык принимается ласкать уже его грудь — благо, удар Шиана не был слишком сильным, и регенерация сделала своё дело. Волчьи замашки Муана могли бы даже показаться милыми, если бы не были такими соблазнительными.       — Гай… — шёпот, больше похожий на стон, вырывается изо рта, и оборотень довольно улыбается. Усиливая напор, он прикусывает холодную кожу, вновь прижимает обжигающий язык, согревая, распаляя. В его объятиях становится жарко, и Шен даже не пытается скрыть или сбавить градус удовольствия. — Только не вздумай останавливаться! Сегодня… тебе придётся очень сильно постараться, братец Гай.       — Точно? — между поцелуями и покусываниями спрашивает Муан. В этот раз он не уделяет особого внимания шрамам, и это успокаивает. — Только не злись сейчас, но ты ведь немного на взводе. Ты был расстроен, потерял кровь, и сейчас как будто… пьян? И я говорю не о страсти, а о твоих эмоциях. Они сильнее, чем обычно. Я хочу тебя, ты знаешь, в любую секунду я хочу быть с тобой, но ещё больше я хочу, чтобы тебе со мной было хорошо, и ты не сожалел.       — Это из-за крови, — не найдя в себе сил возмущаться, отмахивается Шен. — Я выпил много, вот и заносит. Но это не проблема. Честно. Ты не делаешь ничего из того, чего не хотел бы я. Я ждал этой встречи, очень сильно. И я определённо хотел, чтобы мы с тобой сделали это. Шиан потому так и взбеленился, что нашёл… чёрт!       Оборотень так и замирает: прижав Шена к себе и высунув язык. Только отстраняется, чтобы посмотреть вопросительно. Вампир прыскает от такого зрелища, так что даже досада отступает на второй план. Но он всё-таки остался без масла. А подготовка к единению тел без него может оказаться… затруднительной.       — Он забрал моё масло, — жалуется вампир, и теперь настаёт очередь Муана посмеиваться. — Ничего смешного, как мы теперь…       — Мне приятно знать, что ты готовился, — Гай склоняется к уху Шена, шепчет вкрадчиво и обхватывает губами мочку уха. От приятного жара вампир тут же расслабляется. — Но неужели ты думаешь, что я нет? Я хотел тебя… уже очень давно. И готовился тоже давно.       Он говорит чётко, но вкрадчиво, а сам спускает руки ниже, к ремню Шена. Самому-то оборотню легко, он уже обнажён, снимать ничего не нужно. Хотя сам процесс заводит не меньше поцелуев. Он нарочито медленно вытягивает ремень из шлевок (пока Шен на мгновение выпадает из реальности, подумав, как они могли бы этот ремень использовать), затем берётся за ширинку. Вампира уже потряхивает от жажды большего, он то прижимается лицом к чужой груди, вдыхая аромат кожи, то зарывается носом в растрепавшиеся белоснежные волосы, то тянет за пряди, заставляя запрокинуть голову, и целует: под челюстью, в шею, в ключицы… словно намеренно себя дразнит, ловит почти оглушительные сейчас стуки родного сердца, смотрит жадно, как бьётся жилка… такая притягательная.       — Шен, дай мне… — с трудом выдавливает Муан, но так не заканчивает.       Связно формулировать предложения сейчас решительно невозможно. Все потуги в последовательное мышление летят в тартарары, когда Шен всё-таки кусает его: чуть ниже ключицы, пронзая кожу клыками. Две тонкие дорожки крови бегут вниз, но вампир ловит их языком, не позволяет ни единой капельке пропасть попусту. Глаза его мерцают ещё ярче, чем обычно, и в них уже почти невозможно прочитать какой-то осознанной мысли. Глаза эти горят любовной жаждой, и вот он уже сам дёргает пуговицу брюк, вырывая её. Гай тут же пользуется открывшейся возможностью, просовывает ладони под ткань и сжимает чужие ягодицы. Раздавшийся в ответ стон только распаляет его, и оборотень опрокидывает Шена на покрывало спиной, нависает сверху и жадно впивается в его испачканные кровью губы. Он целует так напористо, что дыхание перехватывает, но не находит в себе сил остановиться или хотя бы притормозить.       Вампир ёрзает, пытается стащить брюки без помощи рук, которые слишком заняты изучением прижимающегося к нему тела. Получается плохо, так что Муан с тихим рыком отрывается от него и дёргает за штанины, стаскивая осточертевший обоим предмет одежды и отбрасывая куда-то в сторону. Но после этого к поцелуям он возвращаться не спешит. В прошлый раз Шен не позволил ему рассмотреть себя со всех сторон, зато сейчас такая возможность выпадает. Оборотень изучает его тело голодным взглядом, задерживается на узких бёдрах и полувставшем члене, и сознание его плывёт.       — Какой же ты… — и вновь связность мыслей даёт сбой, так что Муан только и может, что восхищённо облизывать взглядом стройное тело в своих руках. У Шена глаза тоже ошалевшие, он и сам почти не может мыслить хоть сколько-то здраво. Впрочем, на то, чтобы подразнить своего братца Гая, силы у него всегда есть.       — Какой? — игриво спрашивает вампир. А для усложнения задачи закидывает одну ногу на бедро стоящего на коленях Муана.       Контраст холодной и горячей кожи сводит с ума обоих. Разрываемый желаниями оборотень срывается почти сразу, наклоняется, чтобы исследовать своим языком теперь уже не только грудь, но и живот, и то, что ниже… Когда его обжигающее дыхание касается внутренней стороны бедра Шена, тот стонет особенно протяжно.       — Невероятный, — наконец шепчет Гай и вновь целует бархатную кожу. Несколько прядей его волос задевают член Шена, и от этого простого, случайного прикосновения того подкидывает. Муану приходится обхватить бёдра вампира руками, чтобы проще было удержать на месте. — Красивый. Волшебный. Желанный. Возбуждающий. Мой…       Каждое слово он чередует с жарким поцелуем, оставляя на коже Шена яркие метки. Его жадность до чужого тела совершенно очевидна, и у вампира не остаётся ни малейшего сомнения в собственной привлекательности для его братца Гая. Но слова, которые тот говорит… это нечто особенное. А уж вкупе с тем, что он творит, и как смотрит…       — Твой? — уточняет всё-таки Шен, извиваясь в чужих руках. А ведь Муан ещё даже не прикоснулся к его…       — Я принадлежу тебе, — самодовольно припоминает чужие слова оборотень, подняв голову. — Значит, и ты мой. Или я не прав?       Он отстраняется, даже хватку на чужих бёдрах ослабляет, и вампир почти рычит от досады. Ногами он обхватывает Гая за талию, прижимает к себе ближе. Ловит помутневший взгляд синих глаз, и улыбается широко, шало, почти опасно. Тянется вверх, прикусывает слегка за ухо, не раня, а потом ласково шепчет:       — Весь твой.       Но Муан не возвращается к его бёдрам. Он опускает вампира на покрывало и отодвигается, чтобы перехватить лодыжку Шена и поднести к губам. Целует, а затем слегка прикусывает выступающую косточку, ведёт языком до впадинки под коленом, и возвращается обратно. Затем перехватывает и вторую ногу, ласкает её так же, пока вампир сгорает от желания. Следя за реакцией Шена, Муан продолжает мучить его ожиданием, жадно исследуя его тело, то целуя, то облизывая. Когда почти потерявший контроль над собой вампир пытается обхватить ладонью свой член, Гай перехватывает его запястье, подносит к губам, чтобы оставить лёгкий поцелуй, и качает головой.       — Я сам.       Проявляя чудеса выдержки — Шен по глазам видит, что его оборотень и сам с ума сходит от ожидания — Муан снова возвращается к его бёдрам. Одной рукой подтягивает ближе, а другую кладёт на уже полностью окрепшую плоть вампира, сжимает аккуратно, пробует провести рукой вниз и вверх. Шен только шипит — ему, несомненно, приятно, но из-за особенностей физиологии своей смазки ему не хватает, и движение выходит сухим, почти болезненным. Но Гая это не останавливает.       Широко распахнутыми глазами Шен наблюдает, как оборотень отпускает его, чтобы провести ладонью по собственному влажному члену. Вот уж у Муана проблем с природной смазкой нет: хватает нескольких движений, чтобы из уретры выступило ещё несколько капель. После Гай возвращает ладонь на член Шена, вновь проводит вниз, и в этот раз дело идёт куда лучше. Сам вампир только сглатывает вязкую слюну: настолько завораживающее это зрелище. А добавляет пикантности действиям оборотня знание, что именно помогает тому так легко двигать рукой. Шену остаётся только зажмуриться до вспыхивающих под веками кругов, и окунуться в даримое удовольствие.       Но долго терпеть не выходит. Знать, что сейчас так хорошо только ему, но ничего не делать в ответ кажется слишком эгоистичным. Вампир тоже хочет, чтобы его оборотню было хорошо.       Собравшись с силами, он пихает Муана в сторону, переворачиваясь. Устраивается поудобнее, оседлав. Замирает на несколько мгновений, осматривая раскинувшуюся под ним картину: возбуждённый, зарумянившийся мужчина с рассыпавшимися по широкому покрывалу серебристыми волосами. Жаль, мрак скрадывает яркость красок даже для вампирского зрения. При свете Гай должен выглядеть ещё прекраснее.       Шен ухмыляется, понимая, что они ещё ничего не успели завершить, а он уже думает о том, когда и как хочет повторить. И повторит, несомненно повторит! Они могли бы использовать свечи и поиграть с воском…       Надолго погрузиться в фантазии не выходит. Теперь уже Муан обхватывает его талию ногами и прижимает к себе крепко, так, чтобы вампир почувствовал, как сильно он возбуждён. При этом ему хватает сил ухмыляться с вызовом.       Ухмылка искажается вместе с вырвавшимся из его груди стоном, когда Шен наклоняется и слегка надавливает на чуть подзажившие ранки на его груди. Слизывает выступившие капли крови, вновь давит, но в этот раз размазывает драгоценную влагу по коже, тут же выводя языком сложные узоры. Муан под ним дрожит, подставляется под движения языка, стонет громко, не скрываясь. Эти сладкие звуки услаждают слух, распаляют только сильнее, и Шен под влиянием эмоций кусает снова, в этот раз ниже. Следит взглядом за тем, как стекают капельки крови вниз, стирает пальцами, чтобы затем обхватить ими твёрдый член партнёра. И тут же опускает голову, проводя языком вдоль оставшегося алого следа. От этого прикосновения Гай откровенно рычит, и глаза его полыхают как никогда ярко. Кажется, ещё немного, и он сойдёт с ума. Довольный собой Шен только сетует немного, что из-за клыков не может взять его член в рот — слишком велик риск навредить.       Он ещё несколько раз повторяет — размазывает по стволу кровь и тут же старательно её слизывает. Муан в его руках ёрзает так, что даже вампирской силы едва хватает, чтобы удержать.       — Шен, я сейчас… — едва разборчиво шепчет оборотень, пытаясь отстраниться. Вампир милостиво останавливается, не пряча самодовольной усмешки.       — Как братец Гай хочет получить удовольствие? — хочется спросить насмешливо, но выходит хрипло и едва слышно. От такого тона оборотня тоже ведёт, и он отзывается чуть рычаще:       — Неважно, как, лишь бы в твоих руках.       — Уточни, братец Гай. Ты хочешь взять меня, или чтобы я взял тебя?       Глаза Муана темнеют так сильно, что цвета радужки почти не разглядеть. В них всё: и похоть, и страсть, и любовь, и нежность. Шен тонет в его взгляде, зная, что разрешит ему сделать с собой абсолютно всё, что тот только захочет. Как угодно и сколько угодно раз.       — Я хочу… я обещал согреть тебя, — в звуках, издаваемых оборотнем, становится сложно различить слова. — Позволь мне…       Шен льнёт к нему с напористым поцелуем. Царапает клыками его губы, слизывает выступающие алые капли, пьяный теперь уже от крови своего любимого. Конечно, он позволит.       Муан вновь перехватывает инициативу. Укладывает вампира на живот, подтягивает за бёдра ближе к себе. Шен позволяет ему и это, довольно быстро догадываясь, что оборотень задумал, и ощущая острое предвкушение. Устраиваясь на коленях поудобнее, он думает: каково будет почувствовать его жар в себе? Его пальцы, а потом и член…       Запоздало вампир вспоминает про смазку. Но ведь Гай говорил, что тоже готовился. Шен как раз собирается спросить, когда чувствует на своих ягодицах жаркое дыхание. Вопрос застревает в горле, когда мягкие губы прикасаются к коже, выцеловывают её, а потом смещаются к ложбинке, и горячий язык прижимается к колечку мышц. У вампира от удивления всё внутри сжимается, и по всему телу проходится волна невероятного жара. Такого он не ожидал.       — Братец… Гай? Ты что… — еле получается выдавить из себя. Оборотень, будто недовольный тем, что у Шена хватает сил и самообладания говорить, усиливает напор, нажимает языком сильнее и проникает внутрь. — Ах!       Муан вылизывает его изнутри самозабвенно, старается протолкнуть язык как можно глубже, и теперь уже у вампира самообладание рушится, и сам он будто рассыпается на кусочки. Ему так хорошо от одного только знания, что его оборотень делает с ним такое…       Вскоре язык выскальзывает, и Шен не сдерживает недовольного стона. Ему было так хорошо… Не сразу он понимает, что хватка, удерживающая его на месте, ослабла, и горячего тела рядом нет. Осмотревшись почти беспомощно, вампир видит идущего к нему Гая. Член у того стоит колом, истекает смазкой. В одной руке он держит странного вида тюбик, в а другой — небольшую подушку. Когда только успел это притащить?       — Что… это? — едва слышно бормочет Шен, когда Муан вновь устраивается позади него и вновь подтягивает за бёдра ближе к себе. Ноги у вампира уже дрожат от напряжения, и очень кстати оказывается принесённая подушка. Подоткнув её Шену под живот, оборотень налегает на него сверху, целует в шею и спускается так вдоль позвоночника, пока вновь не возвращается к приподнятому заду.       — Смазка, — наконец отвечает, и вампир понимает, почему тот так долго молчал. Контролировать свой голос Гаю всё сложнее. — Лучше масла. Люди придумали.       Он вновь широко облизывает Шена в ложбинке между ягодицами, поправляет подушку, устраивая поудобнее. Щёлкает крышка тюбика, и вампир поворачивает голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как Муан выдавливает себе на пальцы прозрачную жидкость. Ждёт немного, разогревая. Шен в это время успевает почти невинно заметить:       — Твоя была бы лучше.       Комментарий этот вгоняет оборотня в краску. Он смотрит Шену в глаза, ловит в них отголоски веселья, и улыбается тоже. А потом совершенно подлым образом наклоняется ниже, прижимаясь горячей плотью к пояснице, и шепчет громко:       — Этого будет маловато. Я хочу, чтобы тебе было хорошо, а не больно.       И тут же проталкивает палец в Шена. Тот вздрагивает, но не от боли, а от неожиданности — упустил момент, когда рука оказалась так близко к самому сокровенному. Размятые языком мышцы не противятся, даже когда Муан просовывает второй палец. Он слегка разводит их, аккуратно растягивая, а вампир млеет от ощущения горячих пальцев в себе. Ему действительно не больно, но и не так приятно, как он рассчитывал. Возможно, будь это не пальцы…       Мысли вновь разбегаются, когда внутри оказывается третий палец. Он идёт уже хуже, Шен немного хмурится, и Гай тут же замедляет движения. Продолжает разминать мышцы, неспешно, мягко. Высунув пальцы, льёт на них больше смазки, и возвращает обратно один за другим. И задевает внутри скопление нервов. Вот тут-то вампира удовольствием и прошивает. Он стонет громко, откидывает голову назад, и Гай тянется вперёд, чтобы оставить поцелуй на его макушке.       — Муан! — требовательно зовёт Шен, когда три пальца в нём двигаются уже без сопротивления, то и дело задевая то самое место. Он понимает, что дольше ждать попросту не желает. Удивительно, как сам оборотень удивляется сохранять хоть какое-то самообладание. — Достаточно!       Прежде чем вынуть пальцы, тот всё-таки наклоняется, целует впадинки на пояснице Шена. А потом тянет за плечо вверх, помогая сесть, отводит длинные волосы в сторону и изучает губами открывшуюся шею медленно, вдумчиво. Скользкими от остатков смазки пальцами ведёт по боку и разворачивает Шена лицом к себе. Целует глубоко, прижимает ближе, не желая отрываться. Вампиру приходится упереться руками ему в грудь, чтобы поторопить.       — Смотри на меня, — Муан вновь почти рычит, укладывает Шена в этот раз на спину, подложив подушку под поясницу, и разводит его ноги в стороны.       Глядит прямо в глаза, почти гипнотизирует, и замирает. Только когда партнёр уже совсем недовольно начинает ёрзать, но взгляда послушно не отводит, Гай наклоняется над ним и, помогая себе одной рукой, медленно — слишком медленно! — входит. Сначала проталкивает только головку, и двигается дальше, лишь выждав несколько секунд, убеждаясь, что Шену нормально. Тот ждёт, зная, что это только начало, что дальше будет и сильнее, и быстрее, но всё равно нетерпеливо ёрзает, когда вошедший до конца Муан вновь останавливается, давая привыкнуть.       — Я в порядке, — заверяет вампир.       Он честно выполняет просьбу смотреть в глаза, даже не моргает, наблюдая за сменой эмоций на любимом лице с интересом. Отмечает каждую: и радость, и нетерпение, и сжигающую страсть, разгоревшуюся в глазах, когда любовник отстраняется и входит вновь. Шену кажется, что он горит внутри, чувствуя в себе жаркую плоть. Толкаясь снова и снова, постепенно наращивая темп, Муан наклоняется, оставляет несколько поцелуев на холодной шее, согревает дыханием, прижимает к себе крепче. Вампир отогревается в его руках, и пусть потом температура его тела снова упадёт, прямо сейчас кожа его тёплая.       Как только Гай находит угол, в котором попадает по нужной точке, у Шена от удовольствия глаза вспыхивают и мерцают золотом. Он цепляется пальцами за плечи своего оборотня, царапая кожу до крови. Запах её будоражит, но не так сильно, как чувство наполненности. Муан ускоряется, толкается всё сильнее, сбивается с ритма, когда Шен начинает неосознанно подмахивать бёдрами, стремясь почувствовать ещё больше, ещё глубже.       — Люблю… — еле слышно стонет вампир, обнимая его за шею, путаясь испачканными кровью пальцами в растрёпанных серебристых волосах. Ноги его, обхватившие талию любовника, подрагивают. — Люблю тебя…       Гая на осмысленные слова не хватает. Он продолжает толкаться в податливое тело, выцеловывает шею, плечи, вылизывает вздымающуюся грудь, ловит губами замедленный ритм сердца. Только в глазах его сияет обожание, и Шен, видя этот взгляд, тает изнутри. Думает: когда на тебя так смотрят, нет ничего невозможного, и ничего больше не нужно, на самом деле, только эта бесконечная любовь и согревающий жар тела.       В какой-то момент Муан обхватывает ладонью член Шена и начинает двигать рукой в такт толчкам. Теперь уже и у вампира не хватает самообладания на хоть сколько-то связные мысли. Все тревоги растворяются в захлестнувших чувствах. Он плавится в родных руках, стоны его срываются на вскрики, которые только подстёгивают Гая двигаться ещё быстрее.       С тихим рыком, уже совсем непохожим на человеческий, он сжимает Шена в объятиях особенно сильно и едва успевает выйти из него, прежде чем излиться. Горячее семя стекает по паху и бёдрам вампира, и тот с восторгом наблюдает за тем, как меняется взгляд его любовника. Как пелена страсти уступает место нежности и лёгкому удивлению, когда Муан понимает, что Шен всё ещё не кончил.       — Я говорил, братец Гай, — хрипло выдыхает тот и улыбается смешливо и в то же время чуточку виновато. — Тебе придётся постараться.       — Ты выносливее, чем я думал, — отмечает с удовольствием оборотень и снова начинает двигать рукой по всё ещё твёрдому члену Шена. Рука его трясётся от пережитого оргазма, но он не позволяет себе оставить своего вампира без разрядки.       — Мы долго живём, — тот пожимает плечами, продолжая наблюдать с искрами веселья в глазах, но самообладание его, едва возвращённое, тает с каждым прикосновением горячих пальцев. — Процессы замедлены. Так что и занятия любовью… тоже дело долгое…       Во взгляде Муана отчётливо читается, что слова Шена он воспринял как вызов. Стараний он прилагает ещё больше, а после и опускает вторую руку, чтобы протолкнуть пальцы во всё ещё растянутую дырочку. Нащупав нужную точку, он принимается массировать её с таким тщанием, что Шен, заласканный с двух сторон, теряется в ощущениях настолько, что думать ясно не получается. Он даже не может точно решить, чего именно хочет. Он мечется по покрывалу, срывает голос от стонов. А Гай, довольный тем, что видит, даже не думает останавливаться. Одной рукой он продолжает ласкать член любовника, другой — наглаживает комочек нервов внутри, а чтобы окончательно добить, вновь принимается изучать языком его торс. Слизывает капли собственного семени, изредка прерывается, чтобы поцеловать каждый сантиметр кожи. Наблюдать за тем, как хорошо Шену, ему доставляет удовольствие не меньшее, чем самому Шену — всё то, что делает своими руками и языком оборотень.       Время, пространство — всё теряется в заполнивших тело ощущениях. Вампиру за его долгую жизнь ещё никогда не было так хорошо, и он очень хочет сказать об этом, порадовать Муана, но сформулировать и тем более высказать связную мысль не получается. Остаётся только ловить замутнённый взгляд синих глаз и пытаться передать эмоции своим.       Оборотень замечает. Улыбается тонкой, призрачной улыбкой, от которой у Шена голову сносит. Разум его вдруг заполняют совсем уж непотребные картины: на самом деле, как бы ему хотелось, чтобы эти губы обняли его член, чтобы горячий язык обласкал…       Вампир не замечает, как вспыхивают его глаза особенно ярко. Зато видит, как меняется взгляд Муана. Как синие глаза темнеют, подёрнутые страстной дымкой, зрачки расширяются до просто нереальных размеров. А потом он склоняется ниже — и действительно обхватывает губами раскрасневшуюся от ласк плоть. Обводит языком самозабвенно, и у Шена в глазах начинает двоиться. Он стонет так громко, что просто уже неприлично.       Муан берёт его член в рот решительно, не дав даже секунды на передышку. Чувствуя вокруг своей плоти этот обжигающий жар, вампир только и может, что хрипло выдохнуть. В уголках глаз собираются слёзы — видит Высший, Шен даже не помнит, когда последний раз плакал. Но сейчас ему слишком хорошо, и его братец Гай так старается, доставляя ему удовольствие, как тут не спасовать перед избытком эмоций. В тот момент, когда головка Шенова члена упирается Муану в глотку, дорожки слёз всё-таки срываются из глаз, бегут по вискам и путаются в мелких прядках чёрных волос. Когда оборотень поднимает и тут же вновь опускает голову, насадившись ещё глубже, из горла Шена вырывается скулёж.       — Муан-Муан-Муан! — хрипит он спустя ещё несколько мгновений напористой ласки, больше неспособный кричать. — Пусти!       Гай, ещё разок качнув головой, отрывается с явной неохотой, выпускает пульсирующий член изо рта и смотрит всё тем же мутным взглядом. От догадки Шен распахивает глаза в ужасе и хватается за напряжённые плечи своего оборотня.       — О Высший! Только не… я что, применил гипноз? Прости! Я не специально, ты в порядке? Я не хотел заставлять тебя!       Муан вдруг с рыком набрасывается на него, затыкая рот поцелуем. Сжимает тисками в объятиях, и только когда Шен перестаёт ёрзать, отпускает.       — Ничего делать ты меня не заставлял, — с трудом выдавливает из себя. В синих глазах даже как будто мелькает нотка раздражения. — Только как будто… показал эти картины, и я… я не мог удержаться. Зачем ты остановил меня?       — Я не… ох, братец Гай, ты что, снова?.. — мысль закончить не удаётся, но суть её и так понятна. В бедро Шена упирается горячая головка вновь твёрдого члена Муана.       — Ты так стонал, как бы я мог не возбудиться снова? — отзывается тот почти возмущённо. — Дай мне закончить.       — Нет! — Шен вжимается всем телом в тело оборотня, обхватывает его руками, мешая двигаться. — Только не ртом!       — Да что не так?! Тебе же нравилось!       — Безумно, — выдыхает вампир, и глаза его вновь мерцают. Под этим взглядом Муан заметно смягчается. — Мне было слишком хорошо, и я почти кончил тебе в рот. Так… нельзя.       — В чем проблема? — фыркает Гай недовольно и вновь предпринимает попытку вырваться из стальных объятий. — Неужели ты думаешь, что я не приму от тебя всё?       Горячность его слов вызывает у Шена нежную улыбку. Он бы даже погладил его прекрасное лицо, если бы не был слишком занят тем, что удерживал своего оборотня на месте.       — Знаю, что примешь, — доверчиво заверяет вампир, и эти слова действуют безотказно. Муан замирает, смотрит в глаза всё ещё затуманенными глазами, но позволяет высказаться. — Но тебе не стоит… — как хорошо, что особенности кожи не позволяют Шену покраснеть. — Ну, знаешь… пить.       В ответ на это заявление Муан только бровь приподнимает вопросительно. Шену ужасно хочется тут же его поцеловать, но приходится сдерживаться.       — Отравишься.       Бровь поднимается ещё выше. Смущение становится ещё мучительнее, и вампиру приходится отвести взгляд.       — Это из-за того, что ты…       — Да. Я читал, что от нашей спермы люди могут заработать острое отравление и даже умереть от этого. Мы всё-таки… ну, знаешь. Не совсем живые.       — Шен.       — Физиологически! А оборотни к людям чуть ближе, поэтому я почти уверен, что лучше тебе не рисковать. Ты можешь сделать мне хорошо другими способами.       Последнее предложение вырывается так спокойно, что до Муана даже не сразу доходит, что вампир имел в виду. Впрочем, когда доходит, складка между бровями его разглаживается, и он улыбается широко.       — Как ты хочешь получить удовольствие? — вновь возвращает он недавние слова любовника, таким горячим шёпотом, что Шен вновь моментально вспыхивает. Сбившийся было из-за затянувшегося объяснения настрой возвращается с лихвой, так что вампир тут же целует Гая, крепко обнимая за шею и прижимаясь всем телом, насколько это вообще возможно. — Уточни, Шен.       Сначала тот думает тоже ответить словами Муана: «неважно, как, лишь бы в твоих руках», поддержать игру. Но терпеть и смеяться сил уже совершенно нет — хочется получить, наконец, разрядку, и подарить её своему братцу Гаю. Так что Шен только стонет хрипло:       — Во мне… будь во мне.       И мир будто трескается на мелкие осколки, когда Муан входит в него одним слитным движением: анус всё ещё достаточно растянут, чтобы принять его без сопротивления. Вновь натёкший предэякулянт на члене оборотня сглаживает трение, и у обоих любовников от этих ощущений дух захватывает.       В этот раз Гай не осторожничает. Двигается быстро и сильно, обхватывает широкими ладонями талию Шена и насаживает на себя сильнее, глубже. Захлёбываясь в удовольствии, вампир даже не может активно поучаствовать, он может только сжимать в кулаках сбитую ткань покрывала, запрокидывать голову да дышать хрипло — на другие звуки не хватает сил. Муан очень быстро находит наилучшее положение, и теперь с каждым толчком попадает прямо по комочку нервов. Слёзы вновь катятся из глаз Шена, холодные, но почему-то обжигающие. Высший, как же ему хорошо…       — Гай… мой… — хрипит вампир, пытаясь сфокусироваться на любовнике.       Всё вокруг тонет в затопившем глаза мраке, и только Муан выделяется в нём ярким пятном. Его сияющие синие глаза, его белоснежные волосы, облепившие взмокший торс. Его приоткрытые губы, из которых с присвистом вырывается воздух. Заполошно бьющаяся жилка на шее.       А потом оборотень вдруг щурится как-то… опасно, отрывает одну руку от талии Шена, чтобы поднести ко рту, и прокусывает кожу. Не раздумывая, нисколько не боясь, он подносит запястье к губам вампира, предлагая самое изысканное угощение. Прикрывает глаза, когда Шен, не удержавшись — в таком состоянии контролировать себя решительно невозможно — впивается клыками в уже окрашенную кровью плоть, пьёт жадно.       И его наконец-то выбрасывает за грань реальности. Перед глазами чернеет, всё теряется и забывается. Остаётся только бесконечное удовольствие, ощущение вкуснейшего лакомства на языке, жар плоти, согревающей изнутри…       Шен не слышит своего надрывного крика. Не замечает, как обмякает в сильных руках. Не ощущает излившейся внутрь горячей спермы — в этот раз Гай, даже если и хотел, выскользнуть просто не успевает. Забывшись в оргазме, оба могут только отчаянно сжимать друг друга в объятиях, не осознавая своих действий до конца, действуя почти рефлекторно.       Муан приходит в себя раньше. Успевает полюбоваться искажённым сладостной мукой лицо любимого, смахнуть с него чёрные пряди. Стереть пальцем с груди каплю его перламутрово-красноватого семени и попробовать всё-таки на вкус, довольно щурясь. Прижаться к шее жадным поцелуем, укрыть согретое тело своим, защищая от холода пещеры.       Когда вампир распахивает глаза, Гай уже нависает над ним с такой самодовольной улыбкой, что хочется стукнуть.       — Только попробуй спросить, в порядке ли я, — цедит Шен, заметив чужой порыв открыть рот. Оборотень послушно молчит. — Ты меня так залюбил, что я теперь ещё долго буду отходить.       — Это плохо? — с улыбкой спрашивает Муан. Он утыкается носом в шею любовника, шумно дышит, и воздух, вырывающийся из его ноздрей, приятно щекочет бледную кожу.       — Это волшебно, — прикрыв глаза, выдыхает вампир. Ему немного досадно, что он не может привычно ответить колкостью, но в то же время ему слишком хорошо сейчас, чтобы пытаться как-то поддеть. — Знаешь что? В следующий раз я заставлю тебя кончить минимум трижды. Ты встать не сможешь потом пару дней, понял?       — В следующий раз? — игриво переспрашивает Муан. Шен пытается растянуть губы в дерзкой ухмылке.       — Ты не можешь оставить меня после такого. По всем законам ты обязан взять меня замуж.       В тоне его прячется почти незаметная нотка беспокойства. Но любые сомнения развеиваются, когда Гай придвигается ближе и накрывает потеплевшие, со следами засохшей крови губы своими. Этот поцелуй значит куда больше, чем любое из возможных обещаний.       — Кстати о замуж, — начинает Муан воодушевлённо, едва отстранившись, но быстро тушуется. Однако взгляда не отводит, следит за своим вампиром пристально. — Ты… решил, что будешь делать дальше? Мирная ночь уже, должно быть, закончилась. Ты не можешь вернуться в клан. Как минимум, я не отпущу тебя к тому психу.       — Не решил. Я, знаешь ли, был немного занят другими делами, — Шен огрызается лениво. — Ну вот зачем ты сейчас об этом, такой момент…       — Может, пойдёшь ко мне? — отведя взгляд, очень тихо спрашивает Муан. Вампир замирает, слегка ошарашенный. — У нас большой дом, хорошие угодья… И у мамы есть знакомый врач, который живёт среди людей, он мог бы помочь с…       — Стой. Ты сейчас серьёзно? — не зная, как правильно реагировать, Шен хмурится. — Уже забыл? Я вампир. Наши народы заключили перемирие, но это не значит, что мы теперь можем так запросто шастать друг к другу. Да что далеко ходить, ты вспомни, как отреагировал Шиан! Они же меня на порог не пустят! И тебя, если узнают, что….       — Они знают. Я рассказал им.       Муан отворачивается, глядя куда-то в сторону, только уши его розовеют. Вампир смотрит на него потерянно. Он не уверен, что услышал и понял правильно. То есть как это, стая Муана знает об их встречах? И позволяет ему?       — И они что, действительно не против?!       — Ну… это было бы слишком громко сказано. Эра вообще ругалась так, что я удивлён, как она не начала ядом плеваться. Но родители хотят с тобой познакомиться. Они дали слово, что не навредят тебе. Мы всегда держим слово.       Осенённый догадкой, Шен кладёт ладонь на щёку Гая, вынуждая повернуть голову к нему. Их взгляды встречаются, и на щеках оборотня цветёт румянец, такой милый вампирскому сердцу.       — Как давно они знают? Ты давно уже хотел предложить, да?       — Несколько затмений, — признаётся Муан. В этот раз отвести взгляд он не смеет. — Когда окончательно понял, что без тебя мне не выжить. Даже думал просить отца навестить вас и предложить союз и… брак. Но я не хотел разрушать твои отношения с семьёй, а из того, что ты рассказывал, я понял, что они не одобрят наши отношения.       — Ты так сильно хотел, чтобы я был рядом?       — Конечно. А ты разве нет?       Во взгляде его зарождается нечто… чего Шен видеть в его глазах не желает. Прежде чем его оборотень успевает надумать себе ерунды, вампир обхватывает его лицо ладонями и оставляет нежный поцелуй на кончике носа. Нужного эффекта эта выходка достигает: Гай смотрит теперь уже удивлённо, но той… подавленности? в его взгляде больше нет.       — Безумно хотел. Только… я скорее думал о варианте, в котором нам обоим придётся бежать от своих. Думал, в крайнем случае мы могли бы скрыться на территории людей, — тихо говорит Шен, не выпуская из рук лицо любимого существа.       — Если ты хочешь… — неуверенно начинает тот, но замолкает, когда вампир резко мотает головой:       — Нет! Я… я же не думал, что ты расскажешь своим, и они не станут отрывать кому-то из нас голову за это! Ха-ха… Твой вариант кажется куда лучшим.       Муан обхватывает своими ладонями ладони Шена и опускает их со своего лица. В глазах его теперь читается беспокойство, и это вызывает у вампира досаду. Он не хотел, чтобы Гай что-то заметил, но рассчитывать на это с самого начала было глупо.       — Ты… боишься людей больше, чем оборотней? — осторожно спрашивает Муан.       Атмосфера романтики и страсти окончательно разрушается. Чувствуя себя слишком обнажённым для этого разговора, Шен выпутывается из его объятий, почти вслепую нашаривает отброшенную в сторону рубашку и накидывает её себе на плечи. Так себе защита, конечно — было бы не в пример лучше закутаться в мантию или что-то подобное, — но даже эта небольшая преграда немного успокаивает. Только стекающая по ногам сперма смущает, но сделать с этим сейчас что-то нельзя.       Сначала вампир хочет отшутиться. Увести разговор в сторону, сменить тему, избежать ответа — потому что за ним обязательно потянется и причина.       Но врать Гаю он не может. Не после того, как они… оказались столь близки — это было бы ужасно нечестно.       — Люди убили мою сестру, — тихо бормочет Шен, пряча взгляд. — Она сунулась на их территорию. Это было глупо, она полезла к ним из любопытства и не задумывала ничего дурного. Но она выдала себя, и они просто… убили её. Уничтожили, даже не пытаясь разобраться. Шиан поэтому так враждебен ко всем. На самом деле, не только к людям и оборотням, он и других вампиров не особо жалует, но хоть терпеть готов. Её смерть по всем нам ударила сильно. Я видеть никого, кроме братьев, не хотел, сидел безвылазно в поместье и носа наружу не высовывал много лет, пока не выбрался тогда и не встретил тебя.       — Шен, — в тоне Муана отчётливо звенит напряжение. — В нашу первую встречу ты ведь… совсем не сопротивлялся мне. Хотя точно мог. Ты… ты ведь не хотел, чтобы я убил тебя?       — Не… — начинает вампир, но тут же замолкает. Кутается в тонкую ткань рубашки, будто та способна его согреть. — Я не знаю, правда. Знаю я, что совершенно точно не хочу умирать сейчас. Ни за что, пока ты со мной, я не умру. Ни Шиан, ни оборотни, ни люди мою жизнь забрать не смогут. Во всяком случае, я буду бороться за неё до последнего.       Ткань покрывала шелестит, заглушая шаги подошедшего ближе Муана. Шен не поворачивается. Тогда Гай опускается на землю рядом с ним и протягивает руку. Вкладывая свою ладонь в его, такую горячую, позволяя переплести их пальцы, вампир не может не почувствовать благодарность. За поддержку, за тактичность. Он сам, добровольно льнёт к горячему телу любимого, позволяет окутать себя теплом. И в этом нет выжигающей все мысли страсти, как считанные минуты назад, но есть безграничное доверие.       — Но ты всё равно рассматривал вариант уйти на их территорию, — роняет оборотень тихо, и Шен вздрагивает в его объятиях. — Почему?       — Потому что… это было давно. Многое с тех пор изменилось, люди же теперь даже в наше существование не верят. Обмануть их не должно быть слишком сложно. Явно проще, чем идти против вампиров и оборотней.       — Ты… так сильно хотел быть со мной? — Муан спрашивает тихо, и Шен против воли слабо улыбается. Конечно, он хотел. Так сильно. — Моя семья примет тебя, и нам не придётся уходить к людям. Клянусь, я сделаю всё для этого.       Решимости в его тоне хватило бы на троих. Не поверить такому обещанию кажется просто кощунством. И Шен решает довериться. Давно решил, и мнения не изменит. Он ведь уже вверил в руки Гая свою жизнь и любовь. До сих пор ему ни разу не приходилось об этом жалеть, и вампир уверен, что жалеть и не придётся. В своём выборе он уверен, а выбору своего любимого существа он верит.       — Не ожидал, что меня ждёт знакомство с родителями, — повеселев, Шен поднимает голову, заглядывая в лицо Муану. Тот смотрит на него с такой нежной улыбкой, что все тревоги рассеиваются, пасуя перед столь прекрасным зрелищем. — Ты очень красивый, братец Гай, ты в курсе? Когда ты так улыбаешься мне…       Оборотень прерывает его быстрым поцелуем. Это не страстный напористый поцелуй, от которого хочется утонуть в объятиях друг друга и любить, любить неутомимо. Просто… озорной чмок. Он призван окончательно разогнать мрачность разговора, и со своей задачей справляется на ура. Не желая цепляться за застарелые раны, Шен позволяет себе сосредоточиться на том, что есть у него сейчас.       — А ещё братец Гай такой сильный… а мне нужно помыться после всего, что ты со мной сотворил, — вампир напускает на себя невинный вид. Вкупе с его расхристанным видом эффект получается прямо противоположным. Судя по взгляду, Муану с трудом удаётся удержать руки на месте. — А так тяжело вставать… поясница, знаешь ли, болит.       — Кто сказал, что тебе нужно вставать, — смешливо фыркает оборотень.       Он легко поднимается на ноги (будто не трудился всю ночь, доставляя любовнику удовольствие!) и точно так же легко поднимает Шена на руки. Тот вскрикивает от неожиданности, потому как не ожидал, что его шутку воспримут настолько серьёзно. На самом деле, поясницу лишь слегка тянет от непривычных ощущений, но боли нет. Впрочем, на руках Гая ему хорошо и уютно. Даже не хочется ворчать на то, что держат его, будто невесту. Муан ведь сказал, что хотел свататься.       С тихим смешком от представленной картины (Шиан бы, очевидно, взбесился, а у Шуэра челюсть бы отпала до самого пола!) вампир уже сам оставляет звонкий поцелуй на чужой щеке. Оборотень его выходкой оказывается вполне доволен, только с шага слегка сбивается, но всё-таки заходит в воду, даже не думая выпускать свою ношу.       — Ты не сможешь нормально помыться, если не отпустишь меня, — лукаво улыбаясь, отмечает «ноша», когда они оказываются на глубине достаточной, чтобы вода доставала оборотню до груди. — Руки-то заняты.       — Думаю, мой любимый мне поможет, — в тон ему отзывается Муан и смотрит хитро. — А даже если нет, я не стану тебя отпускать.       — Никогда не отпустишь?       — Никогда.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.