~ * ~ * ~
С наступлением июля во дворце началась подготовка к балу. Одни утверждали, что так Король хотел отпраздновать чудесное спасение Дофина. Другие видели в этом смелую демонстрацию всем врагам Франции уверенности и силы ее монарха. Я же полагала, что в час смятения и на фоне последствий несостоявшегося заговора Людовик просто обратился к тому, что получалось у него наиболее легко и непринужденно: поддерживать образ Короля-Солнца, любителя пышных жестов и красочных эффектов. Накануне бала, пока во дворце вовсю кипела работа, многие спасались от шума и суеты на улице. Я последовала всеобщему примеру и присоединилась к обществу Катерины, Армана и неизвестно как оказавшейся в их компании принцессы Субизской. Мы расположились в самой тихой части парка, раскинув большое бархатное покрывало прямо на траве. Игра в карты была заброшена спустя час, и вскоре княгиня уже упражнялась на Нанетте в искусстве косметики, разложив вокруг принесенные с собой кисти и баночки. Арман наблюдал за ними, лениво покусывая яблоко, а я делилась со своими спутниками тем, что мне было известно о предстоящем событии: – А организовано все будет в стиле природы: растения и цветы в декорациях, приглашенные актеры в костюмах нимф и лесных существ… – Я могла бы нарисовать мушку, соответствующую теме праздника, – тут же предложила Катерина и потянулась за очередной тонкой кистью, а затем, не отрываясь от процесса, спросила. – Вы слышали последнюю новость? Людовик пожаловал Александру титул. Тема бала была мгновенно забыта. Внутри меня все сжалось от волнения, пульс невольно ускорился, и я с трудом заставила себя как ни в чем не бывало спросить: – Я думала, что это происходит несколько более… публично? Мне ответил Арман: – Предположу, что раз Король не желает оглашать причину такой щедрости, это как-то связано… – он резко замолчал, виновато посмотрев на Нанетту. Поджав губы, та сконфуженно отвернулась. Тема ареста Лу старательно избегалась, но время от времени она все равно всплывала в беседе, вызывая тягостную неловкость. “По крайней мере, не похоже, чтобы она была осведомлена о моем участии в его поимке”, – в очередной раз с облегчением подумала я. – Как вышло, что Вы ни о чем не знали, Рене? Разве не Александр покровительствует Вам при дворе? – поинтересовалась Катерина. Ее глаза светились искренним любопытством. На этот вопрос у меня не было подходящего ответа: “Можно ли считать, что теперь мне покровительствует сам Король?” Едва ли я могла сказать правду, поэтому предпочла отмахнуться, нарочито беспечно пожав плечами: – У нас с ним не так много поводов для разговора. Арман бросил на меня неожиданно сочувственный взгляд. Чуть наклонившись, он ободряющего похлопал меня по руке. Я настороженно посмотрела на него, но промолчала. – Странно, что этого не произошло раньше. Еще отец Александра был весьма приближен ко двору, – задумчиво протянул он. – Не удивлюсь, если прежде он попросту отказывался, – Катерина убрала кисть в сторону и удовлетворенно оглядывала получившийся результат: на щедро припудренной скуле Нанетты красовалась очаровательная мушка в форме маленького цветка. – Рене, дорогая, Вы уверены, что не хотите добавить своему образу немного флирта? – Уверена, но благодарю за предложение, – меня мало интересовала косметика, зато глубоко озадачили другие ее слова. – Разве можно отказаться от Королевской милости? – Можно, если Вы правая рука Короля, – усмехнулся Арман и откинулся назад, опираясь на локти. – В конце концов, Александр всегда сторонился придворной жизни, подчеркивая, что он не один из нас. Даже после своего назначения губернатором. Это действительно было так: принуждение к дворцовым церемониям едва ли обрадовало бы Александра. И все-таки на этот раз он согласился. Прежде подобная новость привела бы меня в восторг. Теперь же она оставляла лишь горькое послевкусие. "Почему он ничего мне не сказал?" – Что ж, если слухи правдивы, едва ли графу будет позволено игнорировать протокол, – спрятав последнюю кисть в гобеленовую сумочку для рукоделия, Катерина задорно хлопнула в ладоши. – Предлагаю продолжить игру! – Сестрица, играть на траве неудобно. Кому это вообще в голову пришло? – проворчал Арман, но все же выпрямился и потянулся к колоде. Ловко перемешав карты, он начал распределять их между нами. – А мне кажется, что это создает такую дружественную, расслабленную обстановку, – Нанетта с большой охотой подвинулась ближе, усаживаясь возле Армана и аккуратно расправляя подол платья вокруг себя. Похоже, она была только рада отвлечься от тяготивших ее мыслей. – Ничто не способствует расслабленной атмосфере так, как вино, – произнесла Катерина, задумчиво постукивая по губам указательным пальцем. – Вино – плохой способ для расслабления, – осторожно отметила я и, следуя примеру остальных, потянулась за своими картами. – Устаете Вы ежедневно, а пьянствовать каждый день нельзя. Катерина лишь рассмеялась в ответ, кокетливо прикрывая рот рукой: – Скажите это при случае шевалье. Да что уж там, я бы и сама с Вами поспорила! Улыбаясь ее ребячеству, я внезапно подумала, что мои слова были чистой воды лицемерием: если я и переживу предстоящий бал, то только с бокалом вина в руке.~ * ~ * ~
Большой зал Версаля и в обыкновенный день поражал воображение своим величием, но в честь бала он преобразился совершенно невероятным образом. Изысканные фрески и золотые узоры соседствовали с эффектными цветочными композициями. Объемные букеты из роз, лилий и астр не только размещались на столах и вдоль стен, но даже свисали с потолка. Все это великолепие купалось в свете тысяч свечей, и хрустальные подвески роскошных люстр отбрасывали на стены причудливые блики. Зал имел прямоугольную форму. Просторная центральная часть предназначалась для танцев и развлечений, а вот галереи вокруг отлично подходили для того, чтобы незаметно наблюдать за происходящим. В начале вечера я неспешно прогуливалась вдоль одной из таких галерей с бокалом “Бургундии" в руках. На мне было платье нежно-зеленого цвета, расшитое пионами, и в своем выборе орнамента я видела превосходный намек. Намек, который, впрочем, рисковал остаться незамеченным, ведь виновник моего взвинченного состояния по-прежнему меня избегал. На первых порах мне не составляло труда отыскать его взглядом среди первых гостей и заканчивающих финальные приготовления слуг. Но чем больше становилось вокруг придворных, тем реже я замечала мелькавший в пестром калейдоскопе нарядов черный с красными розами камзол. Одно было ясно: сам он не искал со мной встреч, и, в конце концов, осушив одним глотком остаток вина в бокале, я пообещала себе прекратить высматривать его в толпе. Душу жгла обида. Я была готова уйти с проклятого бала, если бы не мое участие в церемонии открытия. Зал оглашали легкие и непринужденные звуки скрипки. Не глядя сунув пустой бокал кому-то из слуг, я взяла новый и решительно направилась в один из самых укромных уголков галереи. На первый взгляд, там пока не было ни души, зато были растения, прямо в кадках принесенные из оранжереи, и я была готова поспорить, что среди пышной зелени несколько раз мелькнули крылья настоящих живых бабочек. – Вы, как всегда, восхитительно выглядите, Рене, – рядом со мной остановился Арман. Я еще издалека заметила его приближение, и поэтому совсем не удивилась. – Не так прекрасна, как бальный зал этим вечером. Вы только поглядите на это! Слуги и садовники просто превзошли себя, – я старательно изображала воодушевление, но голос мой все равно звучал кисло и безжизненно. Арман вежливо улыбнулся, и некоторое время мы просто молчали. Граф де Гиш не был нежеланной компанией, тем более нам предстояло вместе открывать бал. Но стремительно портящееся настроение не давало мне насладиться ни праздником, ни беседой. – Мы так редко оказываемся наедине, что я никак не выберу подходящий момент, чтобы поблагодарить Вас, – вдруг произнес он. – Поблагодарить? – я метнула на него короткий удивленный взгляд и пригубила вино. – За что же? – Когда после ареста Лу стало известно, что Генриетта, – он поморщился словно от боли, – причастна к похищению Дофина, меня проверяли. Изъяли несколько старых писем, но, естественно, не нашли в них ничего подозрительного. Однако этого оказалось бы недостаточно, если бы Вы за меня не поручились. Я повернулась и посмотрела на него более внимательно: его поза была расслабленной, взгляд, как обычно, открытым. Если однажды у меня и были опасения на его счет, то со временем они развеялись. Какими бы по-теплому дружескими не были их отношения, Арман и прежде не поддерживал интриги английском принцессы. Он вообще не делал ничего, что могло так или иначе навредить его сестре. – Я доверяю Вам, – за моим пустым бокалом к нам подошел слуга, и пришлось дождаться, пока он отойдет подальше, чтобы продолжить. – Но постарайтесь впредь осторожнее подходить к тому, что и кому Вы пишете. – Можете в этом не сомневаться. К слову, после Маленькой Венеции и разговора с Вами я и так не отправил ей ни одного письма, – в это время скрипки неожиданно стихли, и воздух вокруг задрожал от тожественного звука ударных. – Похоже, нам пора. Он вывел меня в центр зала, где уже выстроились другие пары. Людовик открывал бал в паре с Марией Терезией. Впрочем, Франсуаза-Атенаис тоже была здесь: ее кавалером оказался незнакомый мне мужчина в ярко-синем камзоле. – Один из полководцев, – пояснил Арман, проследив направление моего взгляда. После короткой приветственной речи Короля заиграла музыка и танцующие задвигались в медленном ритме паваны. “Левая нога вперед, правая рука вниз”, – боясь сбиться, я повторяла танцевальные па в уме, едва успевая сопровождать их плавными поворотами головы. Арман выглядел куда увереннее меня. Когда мы дошли до конца зала и начали движение в обратную сторону, он вдруг чуть наклонился ко мне и прошептал: – Не знаю, что стряслось у Вас с Александром, но он глаз с нас не сводит. Мне стоит беспокоиться за свою жизнь? – его вопрос прозвучал раздражающе игриво, и я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от смущения. – Не представляю, о чем Вы, – я ответила с нарочитой беспечностью. Арман лишь выразительно посмотрел на меня и хитро усмехнулся. Остаток танца я не могла больше ни о чем думать, отчаянно пытаясь разглядеть Александра среди зрителей, – и не будь павана столь медленным и грациозным танцем, я бы непременно запуталась в собственных ногах и упала. Когда под куполом la Grande Galerie стихли последние звуки музыки, я была настолько взвинчена, что после финального реверанса, не раздумывая, бросилась в толпу. Я обошла зал по периметру, заглянула в каждую галерею, крутясь вокруг своей оси и озираясь, но Александра нигде не было. Злость в моей крови стала закипать, подстегиваемая вином и чувством несправедливости. “Как он смеет так поступать со мной? Во что он опять играет?” Музыканты тем временем снова взялись за свои инструменты, и я поспешно ретировалась, опасаясь, что в своем нынешнем состоянии попросту не выдержу еще один танец у всех на виду. Не глядя по сторонам и не разбирая дороги, я шла вперед, один за другим пересекая однообразные салоны и соединявшие их коридоры, пока на моем запястье вдруг не сомкнулась теплая ладонь. Через мгновение я обнаружила себя в скрытом за занавеской алькове лицом к лицу с Александром. – Что Вы себе позволяете? – недовольно воскликнула я, сбрасывая его руку. Он слегка поморщился, но все же сделал почтительный шаг назад, поднимая ладони в примирительном жесте. – Прошу меня извинить, мадемуазель. Я хотел поговорить с Вами. Беглый взгляд по сторонам подтвердил, что мы находились в небольшой нише между двумя колоннами. Прежде я думала, что здесь располагается очередное окно, но за шторой неожиданно скрывалась лишь узенькая скамья для сидения, на которой едва хватило бы места для двоих. Помещение было на удивление хорошо освещено: между полосками ткани снаружи проникал свет, а высоко на стене в золотом подсвечнике горела свеча. – Вы всех, с кем хотите поговорить, бесцеремонно затаскиваете в тайный альков? – уже тише спросила я. – Нет, лишь тех, кто меня избегает. Я едва не задохнулась от возмущения, глядя, как при этих словах уголок его рта чуть дернулся вверх. Мало того, что он смел столь беззастенчиво дразнить меня, так еще и эта ухмылка неожиданно отозвалась приятным трепетом внизу живота. Я слишком хорошо помнила чувственную гибкость его губ, и сохранять спокойствие, находясь рядом с ним в тесном пространстве, становилось все труднее. – Странно слышать это от человека, который сам почти неделю обходил меня стороной, – мой шепот был больше похож на шипение. – У Вас очень красивое платье, – когда я не ответила на его комплимент, он спросил. – Вы злитесь? – Конечно, я злюсь! Я полагала, что после того, как все прояснилось, мы по крайней мере сможем разговаривать как прежде, – меня саму поразило, сколь явной была обида в моем голосе, и мое лицо невольно вспыхнуло от смущения. – Разве нам было что обсудить? – Вы невыносимы! Вы все время так поступаете – что в ту ночь, что сейчас! Вам проще сбежать от трудностей, чем… – второй бокал вина определенно был лишним: не озвученные прежде эмоции изо всех сил рвались наружу, и я едва заставила себя замолчать. Увы, было слишком поздно: – Что Вы подразумеваете под “трудностями”? – подозрительно спокойно спросил он, прищуриваясь. Возможно, мне стоило промолчать, уйти от ответа или даже убежать. Но под его внимательным, испытывающим взглядом я почувствовала себя загнанной в ловушку. – Мой неудавшийся план, нашу ссору… – начала было я, но Александр почти сразу перебил меня: – Это Вы называете “трудностями”? Вы едва не погубили весь мой замысел. Я пребывал в полной уверенности, что Вы использовали меня. Разве это не объясняет мое поведение в тот момент? – Но мы ведь уже говорили об этом! – в его словах я видела упрямое нежелание простить меня, и это разбивало мне сердце. – Я надеялась успеть… – Если бы Вы сразу пошли ко мне – успевать бы не пришлось! Если бы мы согласовали наши действия… С каждой секундой наши голоса звучали все громче, и оживленная перепалка грозилась вот-вот перерасти в настоящий скандал, свидетелями которого оказался бы весь королевский двор. Мне было страшно даже вообразить, чем это могло обернуться. – Вы затащили меня сюда, чтобы отчитывать? – намереваясь уйти, я потянулась к шторе, но он перехватил мою ладонь. – Отпустите. Противоречивые чувства разрывали меня на части: я была невероятно сердита на Александра и вместе с тем именно сейчас это проклятое притяжение между нами вернулось с новой силой. Место, где его пальцы касались моей кожи, как будто горело. Я торопливо отдернула руку. – Спешите к своему кавалеру? – этот вопрос застал меня врасплох. К моему удивлению, он даже не пытался скрыть ревность в голосе. – К кому? К Арману? Он не мой кавалер, – я бросила на него рассерженный взгляд. – А вот Вам и правда незачем терять со мной время. Вы же теперь завидный холостяк, а там полный зал дам – можете пойти и выбрать себе любую! – Мне не нужно любую, – процедил он сквозь зубы. – И если Вы о титуле, который пожаловал мне Король, я бы нашел возможность отказаться, если бы не… – Если бы не что? – Дьявол, Рене! Вы думаете, мне было легко? – теперь он стоял почти вплотную и буквально нависал надо мной. Я собиралась было отпустить в его адрес очередную колкость. Сказать что-то вроде: “Как по мне – да, ведь Вы с удивительной легкостью надо мной насмехались, а потом и вовсе игнорировали”. Но я вдруг вспомнила его болезненную бледность, круги под глазами и едва заметный запах алкоголя в комнате. Охрану у моих покоев. Как он скрыл мой проступок от Короля. Как ждал моего возвращения из Бастилии… – Нет, – я медленно покачала головой. – Нет, конечно, не было… И тогда, подчинившись душевному порыву, я несмело протянула руки в попытке обнять его. Вопреки моим опасениям, Александр не только не оттолкнул меня, но, напротив, обхватил за талию и одним быстрым движением притянул к себе. Знакомый аромат чая и специй наполнил легкие. Мое тело расслабилось, и, опьяненная этим чувством, я прижалась к нему еще сильнее. Теперь я ощущала, как бьется его сердце, ускоряясь с каждым ударом. – Если бы Вы знали… – чуть слышно произнес он. – Я никогда больше не хочу так себя чувствовать. Искренность его слов придала мне смелости, и я горячо зашептала в ответ: – Как Вы вообще могли подумать, что я способна на такую подлость? Я поступила опрометчиво. Подвела Вас. Но использовать? Намеренно причинить Вам боль? Никогда. – Я уже говорил однажды, что причины моего недоверия – в моей жизни, а не в Ваших действиях. Мне не следовало так разговаривать с Вами, – он глубоко вздохнул, и его дыхание защекотало мне шею. – И у меня не было намерений Вас избегать: я лишь уважал Вашу неготовность простить мне эту ошибку. – Простить Вас? Я думала, что это Вы не можете простить меня – потому и избегаете… – я слегка отстранилась и удивленно уставилась на него. Александр напряженно сдвинул брови. – “Что сделано, то сделано”. “Двигаться дальше”. Разве это не Ваши слова? – Я имела в виду свой поступок. Не Ваш. – Нет? – озадаченно переспросил он. – Нет. Он ничего не ответил: просто смотрел на меня еще несколько секунд, прежде чем снова прижать к себе, уткнувшись лицом в мои волосы. Я жадно впитывала исходившее от него тепло, наслаждаясь блаженным восторгом, внезапно охватившим все мое тело. – Так мы простили друг друга? – прошептала я. – Выходит, что так. Это открытие должно было принести долгожданное облечение, но меня по-прежнему не покидало некое смутное беспокойство. – Но Вы ведь не об этом планировали поговорить, – произнесла я, с неохотой отодвигаясь от него. Размыкая объятья, Александр нахмурился. – Вы правы, не об этом, – после небольшой паузы он прочистил горло и осторожно заговорил. – Не хотелось бы ставить Вас в неловкое положение, но долг обязывает меня задать Вам один вопрос. Его голос приобрел официальный тон, и эта неожиданная смена настроения встревожила меня не на шутку. Стараясь скрыть волнение, я с напускной веселостью затараторила: – Что же это? Неужели все-таки очередное задание? Уж если Вы вспомнили о долге – добра не жди! – Пожалуйста, дайте мне закончить мысль, – он покачал головой. – Потом Вы просто откажетесь – и покончим с этим. “О чем он хочет попросить, если уже ожидает отказ?” Я взглядом пригласила его продолжить, но Александр медлил, словно набирался смелости. На миг мне даже представилось, что он и вовсе передумает. Наконец, он заговорил: – Дело в том, что я должен был… – он опять запнулся посреди фразы, потом глубоко вздохнул, и его глаза вдруг наполнились какой-то обреченной решимостью. – Я собирался официально просить у Вас позволения ухаживать за Вами. Мне показалось, что после его слов вокруг повисла звенящая тишина, хоть это и было совершенно невозможно, учитывая гремевший поблизости бал. При этом на моем лице очевидно застыла такая необыкновенная смесь из лёгкого испуга и растерянности, что он посчитал нужным пояснить: – Говоря иными словами, оказывать Вам публичные знаки внимания. – Да-да, я понимаю… – рассеянно пробормотала я. – Разве об этом не полагается спрашивать отца девушки? Он заметно смутился и ответил несколько уклончиво: – Полагаю, в этом не будет необходимости. Я застыла на месте, пытаясь осмыслить услышанное. В отличие от тайных связей, коих при дворе было немало, публичные знаки внимания предполагали строго определенные намерения. Подобное предложение еще не означало помолвку, но являлось серьезным шагом в этом направлении. Александр не мог не понимать этого. Прежде чем я успела сказать что-либо еще, до меня внезапно дошел смысл его предыдущих слов. Я невольно прищурилась, внимательно всматриваясь в его лицо. – Из чувства долга? Обычно долг для Вас подразумевает Короля. Надеюсь, Вы делаете это не по его приказу? – Не говорите глупостей, Рене. Просто ответьте и все, – он по-прежнему был необычайно серьезен. – Только из чувства долга? – не унималась я. – Разумеется не только! – его глаза опасно сверкнули, но уже через мгновение он внезапно поник. – Но я бы не осмелился просить для себя. Вам куда больше подойдет кто-то более близкий по возрасту и положению. – Вам же тридцать восемь, а не пятьдесят. И о какой разнице в положении Вы говорите? Король даровал Вам титул. – Титул по личному пожалованию Короля и по рождению – не одно и то же, – упрямо парировал он, и я едва сдержала вздох раздражения. – Тогда зачем Вы спрашиваете, если не для себя? – Учитывая, как далеко все зашло между нами, было бы бесчестным этого не сделать. Я не мог бы так поступить с Вами. Ни один мужчина не должен так поступать с Вами. Постепенно, подобно кусочкам мозаики, события последних дней стали складываться в единое целое, и я начала понимать, что же на самом деле произошло. Александр никогда и не рассчитывал на мое согласие: будучи уверенным, что между нами все кончено, он затеял этот “спектакль” лишь для того, чтобы позволить мне сохранить чувство собственного достоинства. Он разменивал свою гордость на мою, тем самым наказывая себя за наш разрыв. Было нетрудно представить себе, как он мучился угрызениями совести за то, что, насладившись вниманием дамы, сам же инициировал расставание. И как все последние дни пытался найти способ загладить свою вину. Это было невероятное благородство и одновременно очень большая глупость, которую я никак не могла позволить ему совершить. – Печетесь о моей чести? – спросила я, скрестив руки на груди. – А как же Вы? Чего бы хотели Вы? – Чего хочу я – не важно, – его ответ только подтвердил мои догадки. – Позволю себе не согласиться. Мне претят подобные предложения из позиций пристойности, в то время как я сама по себе как будто ничего не значу. – Мадемуазель… – его голос опустился до шепота. – Зачем Вы мучаете меня? Мое признание Вам ничего не даст. – Вы и так уже пришли сюда получить отказ. Что Вы теряете? Неужели я не достойна правды? Секунды тянулись умопомрачительно медленно. Александр смотрел на меня испытующе, слегка прищурившись, словно пытался понять, что у меня на уме. Наконец он сдался и отвел глаза в сторону. Его скулы порозовели, и я заметила, что он сцепил руки перед собой в попытке унять нервную дрожь. Он не преувеличивал, сказав, что я мучаю его. – Правда в том, Рене, что я… Глубокий вдох. Обреченный кивок головы. – Если бы только это было возможно, я бы хотел, чтобы Вы были моей, – он вновь быстро перевел на меня взгляд – абсолютно сокрушенный, как будто его уже отвергли. – Потому что я невыносимо, страстно, неизлечимо люблю Вас. Это Вы хотели услышать? Меня словно окатили холодной водой. Я почувствовала, что мое лицо горит от смущения, и невольно опустила глаза в пол. Откровенно говоря, я ожидала уклончивый ответ или даже очередное “Я не влюбляюсь” и теперь совершенно не представляла, что мне делать с этой обезоруживающей прямотой. “Что я вообще могу этому противопоставить, когда любое “я тоже”, несомненно, меркнет в сравнении?” Воцарилась тяжелая, мучительная тишина – лишь из бального зала доносилась нежная мелодия менуэта, сотканная из звуков флейты и пения скрипок. Александр молчал, но я слышала, как тяжело и прерывисто он дышит, очевидно будучи не в силах больше сдерживать себя. Я запустила пальцы в потайной карман юбки, отчаянно надеясь, что мой странный талисман на этот раз окажется при мне. Нащупав уже порядком потрепанный клочок бумаги, я чуть не вскрикнула от радости. Вместо ответа и прежде чем смогу передумать, я протянула записку Александру. Он взял ее, едва коснувшись моей руки, и аккуратно развернул. Некоторое время, почти не моргая, он смотрел на запечатленные на бумаге слова, прежде чем перевести на меня настороженный взгляд. – Что это? “Пусть он будет моим”. – Одно из посланий к “силам тьмы”, написанное мной в тот вечер, когда был спасен Дофин, – он все еще взирал на меня с непониманием, и, грустно улыбнувшись, я продолжила. – Поначалу Катрин Монвуазен думала, что я обыкновенная клиентка, и старалась вытянуть из меня как можно больше самых сокровенных желаний. За этими воспоминаниями неотрывно следовала уже знакомая мне едкая горечь, и мне пришлось сделать над собой серьезное усилие, чтобы не отвернуться. – Я уже рассказывала Вам, как тогда поняла, что отнюдь не бескорыстна: что мне нравится жизнь при дворе и мне нравится жизнь в достатке. Я служу Королю и хочу, чтобы это приносило свои плоды. Хочу чего-то добиться сама и отчаянно боюсь так ни в чем и не преуспеть. Поэтому среди желаний были и деньги, и репутация, и влияние… От избытка эмоций я все-таки сомкнула веки, погружаясь в спасительную темноту. – Но все те дни после нашей ссоры я оплакивала не свои амбиции – их мне под силу восстановить. Я оплакивала нас. А записка… Она сохранилась случайно. Просто после всего, что произошло, я ношу ее с собой как напоминание. Вдруг почувствую соблазн пуститься в очередную авантюру, позабыв о тех, кто мне дорог? Так и не дождавшись от него никакой реакции, я открыла глаза. Александр смотрел на меня с легким недоверием и хмурился. Я не сомневалась, что он слышал каждое сказанное мною слово, однако их смысл, казалось, упорно продолжал ускользать от него. Тогда я осторожно взяла записку из его рук, бережно разглаживая ее пальцами. – Я имела в виду Вас. Вас, Александр. Больше всего на свете мне нужны были Вы. – Я? – с неподдельным изумлением переспросил он. Вне всяких сомнений, в его тщательно спланированном разговоре со мной не было места сценарию, где я признавалась ему во взаимном чувстве. Он выглядел по-настоящему растерянным и даже немного напуганным. И я хотела бы приблизиться к нему, обнять, заверить в искренности моих слов, но не могла пошевелиться от охватившего меня волнения. – Значит мне не показалось, – тем временем произнес он – скорее себе, чем мне. Складка между его бровей немного разгладилась. “Я знаю… Я тоже...” “Я могу лишь надеяться, что правильно Вас понял”. – Вы абсолютно верно все поняли, – я поспешила заверить его. – Мне давно следовало Вам признаться. – Насколько давно, Рене? – он заметно напрягся, и его голос вновь упал почти до шепота. – Помните, как в прошлом году Вы хотели знать, не возникла ли между нами “неуместная симпатия”? – от его пристального взгляда по моему телу пробежала дрожь. – Я солгала Вам тогда. – Все это время Вы?.. Я кивнула в знак согласия. Александр с шумом втянул в себя воздух. На его лице стремительно сменяли друг друга эмоции: недоумение, удивление, узнавание. Мое собственное сердце в это мгновение уже готово было выскочить из груди. – Отчего-то мне кажется, что не будь Вы уверены в отказе – ни за что бы не сделали мне это предложение. Но если после моих слов оно все еще в силе, мой ответ – да. Я согласна. – Вы… согласны? – Ну, конечно, согласна! На Ваши ухаживания и на все, что за ними может последовать, – неожиданно для себя я ощутила болезненное стеснение в горле и с трудом произнесла следующие слова. – Потому что я тоже горячо Вас люблю. И эти дни без Вас были совершенно невыносимыми. Стоило мне только договорить, как из груди невольно вырвался жалобный всхлип. От переизбытка чувств закружилась голова, странно задрожали колени. Я успела заметить, как расширились его зрачки, когда он вдруг стремительно подался вперед и подхватил меня под руки – едва ли за секунду до того, как мои ноги подкосились, и я буквально повисла на нем. – Я был уверен, что ошибся. Что принял желаемое за действительное, – его голос тихо прошелестел у меня над ухом. – Моя милая Рене… Как же я виноват перед Вами. Одной рукой он крепко придерживал меня за талию, а второй гладил по спине, по волосам – нежно, бережно, словно я была чем-то хрупким и невероятно ценным. – Естественно, мое предложение в силе. Вы оказали мне огромную честь, приняв его. Вдалеке раздавались торжественные аккорды сарабанды. Мне по-прежнему казалось, что я дрожу, но ноги перестали подгибаться, и я вновь ощущала под ними опору. Обхватив его шею руками, я приподняла голову, заглянула ему прямо в глаза и почти беззвучно, одними губами произнесла: – Поцелуйте же меня наконец. Александр наклонился и поймал мои губы своими. Поначалу нежные и чувственные, поцелуи быстро становились все более страстными, рваными и беспокойными. Когда он втянул мой язык себе в рот и начал жадно посасывать, углубляя поцелуй, из моей груди вырвался сладостный вздох, и я еще теснее прильнула к нему, чувствуя, как стремительно наливается его возбужденная плоть. Простых объятий становилось недостаточно. Где-то по ту сторону маленького тесного алькова взвились томные звуки виолы, зажужжали скрипки. Мои руки нетерпеливо скользнули под камзол и сорочку, нащупывая его затвердевшие соски и зажимая их между пальцев. Александр резко запрокинул голову назад, отрываясь от меня и приоткрывая губы в беззвучном стоне. – Можете выбросить свою записку, – он зашептал с придыханием, набрасываясь с поцелуями на мою шею. – Я уже Ваш, Рене. Совершенно точно Ваш. Ослепленная желанием, я плохо понимала, что делаю, когда закинула ногу ему на бедро. В сознании запоздало мелькнуло опасение: – Что если нас обнаружат?.. – Не обнаружат. Я распорядился никого не пускать в эту часть дворца. – “Распорядился никого не пускать”? И Вы еще что-то говорите о своем положе… – окончание фразы утонуло в испуганном вздохе, когда Александр подхватил меня под ягодицы, приподнял над полом и резко развернул, прижимая спиной к одной из колонн. Цепляясь ногтями за плечи для равновесия, я обхватила его бедра обеими ногами. Подол задрался, обнажая ноги до самого паха. Александр целовал мою шею, а я все сильнее вжималась в него, терлась о его возбуждение, пока он наконец не начал непроизвольно двигаться мне навстречу. Жадно ловя ртом воздух, я запустила одну руку между нами и попыталась нащупать застежку его брюк... Внезапно звуки музыки, все это время доносившиеся из бального зала, оборвались. Загудели взволнованные голоса, застучали глухие шаги. Александр молниеносно опустил меня вниз, а затем быстро и бережно расправил мою юбку. И пока я, тяжело дыша, заправляла в прическу выбившийся локон, он уже отодвинул край занавески и осторожно выглядывал наружу, попутно поправляя свою сорочку. Cлух пронзил истошный крик. – Идемте, – кивком головы Александр дал понять, чтобы я следовала за ним, и выскользнул в коридор. Недолго думая, я подхватила подол платья и припустила следом. На мгновение меня охватило странное чувство узнавания: как будто этот самый момент я переживала уже не единожды. И в самом деле: история с похищением Дофина началась с того, что я бежала через темный садовый лабиринт, содрогаясь от леденящего душу плача. И вот я вновь неслась куда-то, спотыкаясь и путаясь в юбках, но на этот раз путь мой лежал через ярко освещенную анфиладу комнат – туда, где кричал человек, но уже не ребенок, а женщина. Влетев в la Grande Galerie, я сразу же потеряла Александра из виду. Однако долго беспокоиться об этом мне не пришлось: сцена, которую я застала, с трудом пробившись сквозь толпу придворных, заставила на время забыть обо всем. По своей напряженности происходящее могло соперничать с античной трагедией. В центре зала с непривычно ошеломленным выражением лица застыл Король. Его рука была вытянута вперед, будто он пытался поймать воздух, ускользавший сквозь пальцы. В нескольких шагах от него двое мужчин в темных куртках и шляпах с кокардами удерживали даму. Ее черные волосы выбились из прически, платье оголило одно плечо, но не узнать ее было невозможно. – Франсуаза-Атенаис, – тихо прошептала я, прикрывая рот ладонью. Маркиза тихо всхлипывала и пыталась извернуться, но стоявшие по бокам от нее полицейские лишь крепче сжимали ее локти. – Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? – требовательный и властный голос Людовика прогремел сквозь ропот придворных. Ему ответил незнакомый мне господин, стоявший чуть поодаль и оттого прежде остававшийся незамеченным. Судя по золотым пуговицам и эполетам, это был начальник парижской полиции. – Ваше Величество, Габриэль Николя де Ла-Рени к Вашим услугам, – он почтительно поклонился и, сделав несколько размашистых шагов, остановился напротив Короля. – Узница Бастилии Катрин Монвуазен наконец заговорила. Нам стало известно, что Дофина Франции к ней доставила мадам де Монтеспан. – Эта ведьма готова назвать любое имя, только бы спасти свою шею из петли! – вскричала Франсуаза-Атенаис. Ее лицо исказили отчаяние и злоба, а обезумевший взгляд заметался по толпе. У меня не было ни капли сомнения в том, кого она так старательно ищет. Внезапно захотелось ринуться прочь и бежать – бежать, не разбирая дороги, до тех пор, пока ноги не предадут. Но стоило мне подумать об этом, как на мое предплечье уверенно легла чья-то рука. Повернув голову, я увидела Александра: он слегка приобнял меня сзади, и я тут же невольно прильнула к нему спиной, позволив вздоху облегчения вырваться из груди. Когда я перевела взгляд обратно на разворачивающуюся перед нами сцену, месье де Ла-Рени смотрел на маркизу, не скрывая своего презрения. – Катрин Монвуазен также подтвердила, что интересы мадам де Монтеспан выходят далеко за пределы хиромантии и общения с духами. Она неоднократно пыталась выяснить у подсудимой, где ей достать приворотные средства и яды. Как она хотела их использовать – одному Богу известно! Так что настоящая ведьма перед Вами, Ваше Величество, – его пальцы нырнули в карман камзола. – А в ее покоях мы с моими людьми нашли это. Лицо мужчины осветилось мрачным триумфом, а в высоко поднятой руке он сжимал до боли знакомую мне восковую фигурку. По толпе прокатился вздох изумления. Я резко обернулась: Александр молча смотрел на меня, и в углах его губ играла чуть заметная самодовольная ухмылка. – Вы?! – страстно зашептала я. – Где Вы ее взяли? – Ваша служанка, – еле слышно ответил он. Я хотела было возмутиться, как вдруг едва не подпрыгнула на месте от разъяренного вопля: – Мой Король, это все она! Это все она подстроила! – улучив момент, Франсуаза-Атенаис освободила одну руку, и ее дрожащий палец теперь указывал прямо на меня. Среди гостей побежали неуверенные шепотки и редкие восклицания. Я непроизвольно сделала шаг назад, теперь уже вплотную упираясь в Александра. Он при этом не сдвинулся с места, а лишь крепче сжал мое плечо. – Гнусная девчонка! Лживая дрянь! – продолжала кричать маркиза. Черные густые волосы растрепались еще сильнее, делая ее похожей на древнегреческую Медузу. – Довольно! – в ту же секунду воскликнул Людовик, отворачиваясь. – Уведите ее. Один из констеблей перехватил руку Франсуазы-Атенаис, грубо потянув ее на себя. Схватив под локти, полицейские буквально поволокли ее к выходу из зала. Де Ла-Рени еще раз склонился в поклоне и, стремительно развернувшись на каблуках, поспешил следом. Маркиза изо всех сил сопротивлялась, брыкалась и упиралась ногами. Ее пятки неистово колотили по паркету, пока одна из туфель и вовсе не слетела с ноги, с грохотом покатившись по полу. – Будь ты проклята, Рене де Ноай! – взвыла она. – Будь ты проклята! Когда вся процессия скрылась из виду, ее крики и стенания еще долго отдавались в коридоре гулким эхом, прежде чем наконец воцарилась невероятная, страшная, звенящая тишина. Я невольно принялась мысленно отсчитывать секунды: “Один, два, три, четыре…” На “десяти” пространство вокруг вновь ожило и начало наполняться звуками: раздался звон разбитого стекла, кто-то испуганно охнул, загудели голоса, зашуршали тяжелые ткани. Проклятья Франсуазы-Атенаис все еще звучали в моих ушах – звонко и отчетливо, как грозное предупреждение или зловещий намек. Я не могла объяснить это ничем, кроме как предчувствием, но отчего-то мне казалось, что это еще не конец. Между тем, Александр медленно развернул меня за плечи и осторожно привлек к себе. Я чуть вздрогнула от неожиданности, но тут же благодарно прижалась к его груди и уткнулась носом в лацкан камзола. Вокруг двигались и толкались люди: их поток неуклюже огибал нас, и я ощущала на себе любопытные, внимательные взгляды. Однако мне было все равно. Я была готова провести так целую вечность: просто стоять рядом и дышать друг другом. Наслаждаться этой маленькой победой, не думая о том, что еще может подстерегать нас в будущем. Не сегодня. Не здесь. Не в этот раз.