Проклиная Версаль

Надеясь, что меня не заметили, я так быстро, как только позволял мне длинный подол платья, попятилась назад. С другой стороны изгороди больше не раздавалось ни звука, и эта внезапная подозрительная тишина давала понять: едва ли удача сегодня на моей стороне. И все же, скрывшись за поворотом, я медленно, выверяя каждый свой шаг, двинулась к выходу. – Рене-е-е-е! – Франсуза-Атенаис буквально пропела мое имя: ее голос догнал меня в спину, заставив подпрыгнуть от неожиданности. Налетел ветер, подхватывая случайные листья и мелкие соринки и закруживая их в воздухе вокруг меня. Подол платья вздулся как парус. Все еще стараясь двигаться как можно тише, я устремилась прочь из лабиринта, но на этот раз ее голос донесся оттуда, куда я как раз надеялась выйти. – Я видела Вас, Рене! Куда же Вы? Откуда ни возьмись, хрипло каркая, над головой пронеслась стая ворон. Некоторые из них, отстав от своих собратьев, тут и там пикировали вниз, опускаясь в разных частях лабиринта. С верхушки садовой ограды на меня уже взирали несколько пар настороженных черных глаз. Я невольно вспомнила птиц из моих недавних “видений”, и мне стало не по себе. “Лучше бы отправлялись грабить оранжерею!” Уже не беспокоясь о шуме, я бросилась обратно. Растревоженные суматохой вороны раскаркались. Голос Франсуазы-Атенаис раздавался отовсюду и ниоткуда одновременно. Кажется, она снова что-то напевала: “Одна – на беду, а две – на удачу, Три – к скорой свадьбе, Четыре – к поминальному плачу…” – Знаете эту считалочку, Рене? Уверена, что не знаете! Моя подруга перевела ее для меня: это английское поверье. Очередная попытка убежать не увенчалась успехом: стоило мне приблизиться к повороту, как в просветах живой изгороди мелькнуло красно-черное платье. Я метнулась в другую сторону. – Посчитайте всех ворон и узнаете свою судьбу. Правда прелестно? “Пять – к богатству, шесть – к темнице, Семь – для мерзавки, восемь – блуднице…” – Ну что, Рене, сколько Вы уже насчитали? Хватит ли там на богатство? Я слышала, что дела Вашей семьи были совсем уж плохи… до недавнего времени, – ее голос, обманчиво ровный и спокойный, был полон плохо скрываемого презрения. Шаг, еще шаг, поворот… Тупик! Прежде мне всегда казалось, что эти птицы на моей стороне, но сегодня их карканье отчего-то напоминало злорадный смех. “Девять – за Англию, за Францию – десять…” Я нервничала и путала направление. Слова песенки зазвучали совсем рядом. – Одиннадцать – секрет, за который повесят, – за очередным поворотом я встала как вкопанная, столкнувшись с ней лицом к лицу. – А вот и Вы, Рене. Зачем Вы от меня убегаете? – А зачем Вы за мной бегаете? – парировала я, скрещивая руки перед собой. Она расхохоталась, прикладывая ладонь к груди в театральном жесте. – Какая же Вы остроумная женщина! Ну, полно, – маркиза вдруг изменилась в лице, став пугающе серьезной. – Не разыгрывайте комедию. У Вас, должно быть, есть вопросы? Вы ведь это просто так не оставите? – Зависит от того, свидетелем чего я, по-вашему, стала. Франсуаза-Атенаис глубоко вздохнула и показательно закатила глаза. – Видите ли… Вашей ненаглядной Бонне удалось то, что не удалось Вам: распространить за пределы Версаля нежелательный слух обо мне. Поэтому теперь ее репутация и пребывание здесь находятся в моих руках. Прикажу – и ее вышвырнут со двора. С другой стороны, ее папенька скорее сам раньше заберет мерзавку домой. Или, считаете, наша Бонна больше блудница? – похоже, она находила такое совпадение с текстом песни забавным, потому как вновь рассмеялась. – Не забывайте, что Вы первая начали распускать слухи обо мне и Лу. Я лишь предложила исправить это недоразумение, дав всем понять, с кем он спит на самом деле. Что до Ваших намеков обо мне и Бонне… – Мне это неинтересно! – она перебила меня. – Спите хоть с Главным конюшим. Я хочу, чтобы Вы перестали совать свой нос не в свое дело. – Не думайте, что я не знаю о Вашей роли в заговоре, – мрачно ответила я, понизив голос. Тогда Франсуаза-Атенаис резко шагнула ко мне и рассерженно прошипела: – Да неужели? А в каком таком заговоре, Рене? Дофин спасен, разве нет? Заговор провалился. – Катрин Монвуазен допросят… – по позвоночнику пробежал холодок, и я изо всех сил старалась, чтобы мой голос не дрожал. – Поверьте мне, ведьма Монвуазен будет молчать. А если и упомянет меня вскользь, так что же тут особенного? Подумаешь, дама решила развлечься и поучаствовала пару раз в безобидном гадании… – Говорят, интересуют Вас далеко не гадания. Она проигнорировала мои слова. – Я наслышана о Вашем маленьком приключении вчера под Парижем. Бонтан выполняет указания Его Величества, но Вас-то зачем туда понесло? Так сильно хотите выслужиться перед Королем? – она посмотрела на меня с притворным сочувствием, издевательски надув свои и без того полные губы. – Неужели нет других способов помочь папочке? Я открыла было рот, чтобы заставить ее замолчать, но она уже продолжала: – Вы никто, Рене. Вам меня не победить. Не лезьте в то, что Вас не касается. Не пытайтесь “спасти” Бонну, иначе “закопаете” ее еще глубже. И, если Вы будете хорошей девочкой, то, возможно, вся эта история закончится для Вас без потерь. Прежде чем уйти, она что-то сунула мне в руки. Глядя в ее удаляющуюся спину, я разжала ладонь и содрогнулась, едва удержавшись, чтобы не швырнуть предмет на землю. Раздалось громкое хлопанье крыльев: вороны заскучали и улетели. В моих руках лежала небольшая кукла из светлого воска. Вокруг ее шеи, подобно петлице, была обернута тоненькая прядь рыжих волос. “Одиннадцать – секрет, за который повесят”.

~ * ~ * ~

Когда я вернулась в свои покои, Макарун прошмыгнула мимо моих ног, выскочила в открытую дверь и, не торопясь, направилась вглубь коридора. Я с легкой тоской посмотрела ей вслед. – Иногда я завидую твоей беззаботной кошачьей жизни, малышка. Первым делом я открыла комод, практически швырнула внутрь восковую фигурку и с шумом захлопнула ящик. Несмотря на отвращение и страх, которые она во мне вызывала, я не решилась от нее избавиться. Впрочем, было не важно, верила ли я в это колдовство: главное, что в него верила Франсуаза-Атенаис, а значит, кукла была предупреждением, даже угрозой, которую она готова была претворить в жизнь. Встреча с маркизой меня не просто встревожила, но и не на шутку разозлила. На этот раз она даже не потрудилась изобразить свою обычную фальшивую благожелательность, а совершенно открыто старалась унизить каждым метко брошенным словом. У меня больше не было сомнений, почему при дворе говорили, что мадам де Монтеспан отличает не только красота, но также высокомерие и острый язык. И как бы мне ни хотелось сбить с нее эту спесь, я понимала, что должна быть осторожнее и хитрее. Очевидно, что несмотря на всю свою надменность, она боялась, иначе не решилась бы на открытую конфронтацию. “Это визит Бонны ко мне заставил ее так занервничать? Или слухи о том, что стали известны личности похитителей?” Так или иначе, прежде чем что-то предпринимать, следовало поговорить с Александром. “Я найду Вас позже”, – были его слова. С тех пор едва прошел час, но день клонился к вечеру, и я надеялась, что ждать осталось недолго. Когда он наконец появился на пороге моей комнаты, я только закончила ужинать и предусмотрительно отослала Розетт, предупредив, что при необходимости найду ее сама. Стоило ему переступить порог и закрыть за собой дверь, как я вместо приветствия выпалила: – Вам известно, что Бонна – кузина Франсуазы-Атенаис? – Разумеется, – коротко ответил Александр. Он совершенно не удивился, словно уже ждал этого вопроса. Во мне не было ни обиды, ни злости, но я не могла перестать чувствовать себя… обманутой. Если не им, то по крайней мере Бонной. – Это был… неприятный сюрприз. Вам следовало предупредить меня, – я вздохнула. – Хотя я понимаю, что чем сильнее Бонна уверена в моей искренности, тем выше шансы получить от нее признание. Просто знай я заранее… задавала бы ей правильные вопросы. “Знай я заранее, я не была бы столь откровенна с ней”. Александр кивнул, как бы соглашаясь с моими словами, а затем поинтересовался: – Как Вы узнали? Я рассказала ему все, начиная с угроз Франсуазы-Атенаис в адрес Бонны и заканчивая ее напускной бравадой в общении со мной. – Она ведь в сущности призналась мне! Но почему мне кажется, что мы никак не сможем это использовать? – Потому что нам потребуется больше, чем просто Ваше слово против ее: боюсь, я недооценил, насколько Король все-таки благоволит к ее обществу. – Еще и Мария Терезия покинула дворец, пусть и временно… Неужели в конечном счете Франсуаза-Атенаис получила, что хотела? – я с досадой покачала головой. – А как же юный Дофин? Он ведь видел похитителей? – Он еще мал и смог запомнить только, – Александр невесело усмехнулся, – женщину с черной вуалью на лице. В груди похолодело, а от нахлынувших воспоминаний стало дурно. – А как же допрос? – с надеждой спросила я. – Мужчину, Лесажа, скорее всего, признают непричастным к похищению. А Катрин Монвуазен твердит, что мальчика привела ей некая подруга, выдав за своего сына. Имя подруги она, конечно, не называет. – Учитывая положение и связи мадам де Монтеспан, Монвуазен скорее предпочтет попасть на галеры, чем выдаст такую важную клиентку… – Возможно. Но если замешана мадемуазель де Понс Эдикур… – он многозначительно посмотрел на меня. – То она, очевидно, самое слабое звено в этой группе, – закончила я его фразу. – Но как Вы вообще поняли, что есть еще кто-то? И почему, например, не Нанетта? Она родственница Лу и за Франсуазой-Атенаис следует, словно тень… – Вы могли и не заметить, но в день покушения на Вас принцесса Субизская и мадам де Монтеспан были на той же мессе, что и Вы, в то время как мадемуазель де Понс Эдикур крайне удачно там отсутствовала. То же самое касается прогулки на гондолах: Нанетта задержалась до самого конца, а Бонна в какой-то момент загадочно исчезла. В любом случае заговорщикам нужен был помощник – вне свиты Марии Терезии, вне королевской охраны… – Вне подозрений, – предложила я. Александр согласно кивнул. Смысл сказанного им наконец дошел до меня, и я воскликнула: – Что Вы… Нет! Я не верю, что это Бонна пыталась убить меня! Его взгляд смягчился: в нем читалось сочувствие. – Возможно, это была и не она. Но я бы на Вашем месте ее не недооценивал. Бонна… не умеет прощать. Осознавать это было горько, но он был отчасти прав. “Я дважды обидела Бонну. Первый раз – скрыв свою роль при дворе. Второй – отвергнув ее чувства. Так ли невероятно предположение, что все это время она лелеяла в сердце желание отомстить?” И все же мне хотелось надеяться, что мы ошибались. Пока я молча обдумывала его слова, Александр наконец сдвинулся с места и медленно прошелся по комнате, скользя цепким, внимательным взглядом по обстановке. Остановившись напротив туалетного столика, он поднял с него серебряную баночку для косметики и рассеянно повертел в руках. – Уверен, скоро Вам представится возможность поговорить с ней. По крайней мере, я на это надеюсь. Вернув баночку на место, Александр повернулся ко мне и слегка облокотился на столик. Я отметила про себя, что, несмотря ни на что, сейчас он выглядел намного расслабленнее, чем во все предыдущие дни. Похоже, спасение Дофина сняло с его плеч огромный груз. День неумолимо клонился к закату. В окне отражалось заходящее солнце: его багряно-золотые отсветы причудливыми формами ложились на стены, преображая все вокруг и создавая почти мистическую атмосферу. Мы молча смотрели друг на друга: странная неловкость и недосказанность от наших недавних откровений была практически осязаема. Она ощущалась в пересохшем горле, в покалывании на кончиках пальцев, в легком головокружении. Я будто бы находилась на краю пропасти, готовая вот-вот сорваться вниз. Мы сдались почти одновременно: рванули навстречу друг к другу, и наше столкновение выбило воздух из моих легких. Его губы накрыли мои, язык ворвался внутрь, двигаясь жадно и требовательно. Я ответила со всей силой чувства, копируя его движения, втягивая его язык глубже, глотая каждый дрожащий стон, вырывавшийся из его груди. Наши руки беспорядочно двигались, сталкиваясь и переплетаясь в попытке избавиться от одежды. Дрожащими пальцами я сорвала с его шеи кружевной воротник, стянула с плеч камзол – Александр небрежно стряхнул его на пол, без промедления возвращаясь к шнуровке на моем платье. Быстро дергая за завязки, он распускал ее с удивительной ловкостью. Платье, а за ним и нижняя юбка, тихо шурша, скользнули к моим ногам, обнажая корсет и сатиновую сорочку. Он притянул меня к себе, опуская губы на мою шею, целуя и прикусывая покрывшуюся мурашками кожу. Я запустила пальцы в его мягкие пряди и невольно потянула, вызывая стон боли и удовольствия. От этого звука в животе скрутился тугой узел возбуждения, и я совершенно распутно застонала в ответ. Наши действия становились хаотичнее. Тела, все еще скрытые одеждой, неистово искали близости, и я чувствовала, как он пытается сдержать инстинктивные движения бедер, но все равно то и дело в нетерпении вжимается в меня. Мне хотелось, чтобы этот момент длился вечно, но возбуждение грозило превратиться в пытку, и я стала осторожно продвигаться в направлении кровати, мягко утягивая его за собой. Между нашими сбивчивыми шагами и судорожными поцелуями что-то внезапно пошло не так. Что-то сломалось. Александр резко остановился и отодвинулся назад, все еще придерживая меня за талию на расстоянии вытянутых рук. Его лицо выражало испуг и крайнюю растерянность, будто он искренне недоумевал, как вообще оказался в этом положении. – Рене… Мы не можем… – я с трудом расслышала эти слова: он произнес их непривычно тихо, едва ли громче шепота. Разжав руки, он попятился, сделал несколько стремительных шагов в сторону двери, но на полпути вновь замер, так и оставшись ко мне вполоборота. Чуть запрокинув голову вверх, в нервном жесте запустил руку себе в волосы и прикрыл глаза. Я наблюдала за ним со смесью паники и нетерпения, жадно поглощая взглядом каждую деталь: покрасневшие припухшие губы, лихорадочный румянец на скулах, растрепавшиеся волны темных волос… Мое тело ныло от нерастраченного желания. Его грудь тяжело вздымалась. Казалось, даже воздух между нами дрожал от напряжения. – Еще как можем, – я наконец шагнула ему навстречу, сокращая расстояние между нами. Он вдруг поник в плечах, опустил глаза в пол и сокрушенно покачал головой. – Вы будете жалеть об этом. – Я буду жалеть, если Вы сейчас уйдете! Он наконец повернулся ко мне, поднимая полный отчаяния взгляд: – Почему? Разве у этого есть будущее?.. – Вам нужно будущее? – в уголках глаз предательски защипало, но я мысленно приказала себе быть сильной. – Я не знаю. – Тогда к чему эти вопросы, – еще одно упражнение в смелости, еще один шаг, – когда есть здесь и сейчас? – Вы достойны большего, чем слуга Короля. Я наконец преодолела разделявшее нас пространство. Звук каблуков утонул в биении сердца и в шуме крови в моей голове. Мы вновь оказались так близко, что наши тела почти соприкасались, а я смотрела на него снизу вверх, подрагивая от волнения. – Большего? – я говорила негромко, но в полной тишине мой голос звучал отчетливо и ясно. – А слышали ли Вы, что о Вас говорят? Что Вы – второй по значимости человек во всей Франции. Я увидела, как дрогнул его кадык, когда он сглотнул. – Рене, пожалуйста… – и снова это была практически мольба, но я не желала останавливаться. Медленно покачав головой, я продолжила: – Говорят, выше Вас только Король. Но знаете, что? Я не хочу Короля. Я хочу Вас. Из его горла вырвался судорожный вздох. – Вы в своем уме? – Вы – его правая рука. Губернатор и интендант Версаля. По крепко сжатым кулакам было несложно догадаться, чего ему стоили эти остатки самообладания. Я медленно провела руками по его предплечьям, скользнула на плечи, потом вниз – и обратно. – При этом своего положения Вы добились сами. И это меня восхищает. Кулаки разжались: он схватил меня чуть выше локтей и дернул на себя, вынуждая прекратить ласки. Мне пришлось привстать на носочки, и я невольно уперлась в него грудью, чувствуя, как она предательски наливается тяжестью, как болезненно твердеют соски. С каждым вдохом она колыхалась, и казалось, вот-вот вывалится из корсета. Александр, похоже, тоже обратил на это внимание. Его взгляд опустился на мое декольте. – Если Вы будете продолжать вот так пользоваться моей маленькой слабостью, – он отпустил меня, а затем осторожно провел пальцем вдоль моей шеи к ямке между ключиц и ниже, намеренно еле ощутимо задевая грудь, – боюсь, что я просто не смогу сдержаться. Мне придется ответить Вам тем же. Придется немного помучить Вас… Меня поразило, как быстро все переменилось: происходящее между нами вновь напоминало игру. – О, я на это рассчитываю… – я непроизвольно выгнулась ему навстречу и горячо зашептала. – Ну же, отпустите контроль. Подарите мне это удовольствие: видеть, как один из самых могущественных мужчин Франции отдается во власть своего вожделения ко мне… Его серые глаза, казалось, потемнели от желания. Не успела я договорить, как он притянул меня еще ближе, обхватывая за талию и зарываясь лицом в мои волосы. Шумно втянув носом воздух, он – едва ли осознанно – потерся об меня бедрами. – Что же Вы делаете со мной… – в его бархатном голосе проскользнула легкая хрипотца. – Как я могу Вам отказать? Чуть отстранившись, Александр медленно провел рукой вдоль выреза моей сорочки. Движение было почти невесомым, дразнящим, и он повторил его несколько раз, прежде чем его палец вдруг скользнул в ложбинку между плотно сдавленных корсетом грудей. Это действие тут же отозвалось сладким спазмом у меня между ног: колени дрогнули, и я положила руки ему на живот, чувствуя, как под рубашкой напряглись мышцы. – Так стараетесь убедить меня в своем желании, что попросту не оставляете мне аргументов… Мое тело было чуть влажное от испарины, и его палец легко скользил туда и обратно, щекоча нежную кожу. – Отлично, – ответила я с придыханием, – к черту Ваши аргументы. Мои соски, казалось, уже стояли колом. От возбуждения кружилась голова. Хотелось немедленно избавиться от ненавистного корсета и уткнуть его лицом в мою обнаженную грудь. Словно прочитав эти мысли, Александр сжал ее с двух сторон руками и слегка наклонился. Там, где только что были его пальцы, я почувствовала движения языка и с силой закусила нижнюю губу, пытаясь сдержать стон. Довольный произведенным эффектом, он выпрямился и, сделав шаг назад, внимательно посмотрел на меня. Вся его нерешительность бесследно исчезла: теперь он больше походил на хищного зверя, который почуял запах добычи и просто так от нее уже не откажется. Время тянулось непозволительно долго. Наконец он коротко – едва ли на несколько секунд – прикрыл глаза и чуть слышно прошептал: – Вы правы, к черту все… В следующее мгновение он был у меня за спиной, уверенно дергая за ленты и распуская шнуровку. Давление корсета начало ослабевать, и я стащила его через голову. Повернувшись, прильнула к Александру, подставляя шею поцелуям и одновременно расстегивая пуговицы на его жилете. Вскоре оставшаяся одежда полетела нам под ноги. Прогремели каблуками по полу небрежно скинутые туфли. Скользнули вниз стянутые впопыхах чулки. Полностью обнаженные, мы какое-то время просто смотрели друг на друга, пытаясь свыкнуться с этой непривычной близостью. Мой взгляд блуждал по его телу, перепрыгивая с широких плеч на сильные руки со слегка проступающими венами и с колечек темных волос на груди – вниз по уходящей к паху тонкой “дорожке”. Его мужской орган, контрастным пятном выделявшийся на фоне оливковой кожи и темного пятна волос, показался мне непривычно большим. Внезапно смутившись, я отвела взгляд и обхватила себя рукам в попытке стыдливо прикрыть свою наготу. Он спешно перехватил мои руки и, приобнимая меня сзади, развернул прямо к зеркалу. Его твердая горячая плоть уперлась мне в ягодицы. – Ну что же Вы… Не прячьтесь. Вы такая красивая. Александр смотрел на меня жадно, с нескрываемым желанием, и от такого внимания сладкое щекочущее возбуждение захватывало меня целиком. Поймав мой взгляд, он уверенно накрыл мою левую грудь одной рукой, второй скользнул ко мне между ног, и я ахнула от неожиданности, когда его палец проник между складок. Каждое движение там сопровождалось влажными, скользкими звуками, и он удовлетворенно ухмыльнулся мне в зеркале. Возможность наблюдать за собой в такой момент не имела ничего общего со всем моим прошлым опытом. Я вся дрожала от растущего напряжения, и ноющее, давящее чувство внизу живота заставляло меня все настойчивее вжиматься в его руку. – Александр, пожалуйста… – мой голос срывался. – Я больше не могу… – Не спешите, – тихо проговорил он и переключил свое внимание на мою вторую грудь, осторожно перекатывая сосок между большим и указательным пальцами. – Поговорите со мной. Расскажите, что Вы чувствуете. Было видно, что Александр наслаждался каждым мгновением, каждым извлеченным из меня стоном. Мое дыхание становилось сбивчивым и громким, и я кое-как сумела проговорить между вздохами: – Голод… Я чувствую голод и не могу насытиться. Дайте мне насытиться Вами, – в ответ на мои слова по его телу прошла волна дрожи. Когда его палец внезапно вошел в меня и замер, я бесстыдно застонала, а он продолжил дразнить меня, то плавно извлекая его, то вводя обратно. То, как ему до сих пор удавалось держать все под контролем, в то время как я уже буквально извивалась в его руках, казалось невероятным. Это раздражало меня своей несправедливостью, и я понимала, что хочу сделать. Воспользовавшись короткой паузой и призвав остатки самообладания, я выкрутилась из тесных объятий и повернулась к нему лицом. Он не препятствовал: лишь обнял меня за талию и склонился так, что его лоб касался моего. – Слова поощрения всегда так… действуют на Вас? – прошептала я и несколько раз нежно провела ладонями вдоль его спины, с удовольствием отмечая, что его дыхание учащается. – Обычно это просто приятное волнение, эмоциональный подъем... Другое дело, когда это связано с… объектом вожделения. – А когда в начале лета Король объявлял во всеуслышание о Вашей новой должности… – Я был абсолютно неподобающе возбужден: смотрел на Вас и представлял, что бы Вы сказали, окажись мы в этот момент наедине, – Александр отвел взгляд, словно смутившись собственного признания. Я почувствовала, как он весь напрягся, а твердый орган, зажатый между нашими телами, непроизвольно дернулся. – Я бы сказала, что нет никого более подходящего на эту должность, чем Вы, губернатор. Что Вы это заслужили, – его руки на моей талии сжались, и я понизила голос, продолжая говорить с заметным придыханием. – Что я хочу быть Вашей… Не успела я закончить, как из его груди вырвалось глухое рычание. – Дьявол, Рене!.. Не говоря больше ни слова, Александр одним движением подхватил меня под бедра и прижал к себе. Я обвила его шею руками, губы прильнули к губам, и вскоре мы оба упали на кровать, продолжая в исступлении целовать и ласкать друг друга. Он вошел в меня сразу и до конца, и мы тут же начали двигаться – сбивчиво, рвано, с такой отчаянной срочностью, будто любое промедление могло означать, что этот заветный мираж сейчас же исчезнет. Он был ко мне так близко, что биение его сердца смешалось с моим, и я окончательно растворилась в собственных ощущениях. Каждый толчок неумолимо приближал возбужденное до предела тело к разрядке. Его длинные волосы падали на лицо и щекотали мне щеки. Пальцы скользили по влажной коже, а я все шептала и шептала тихие слова нежности, пока наконец не выгнулась под ним дугой, издав то ли всхлип, то ли стон и позволив сладостной пульсации захватить меня. Сквозь туман удовольствия я почувствовала, как он задрожал. На миг его объятия стали до боли крепкими, и он излился в меня, простонав мое имя сквозь стиснутые зубы. Когда солнце окончательно скрылось за горизонтом, а комната начала погружаться в темноту, мы все еще лежали в постели, не смея произнести ни слова. Александр обнимал меня со спины, уткнувшись носом мне в плечо, и его дыхание еще долго оставалось неровным и частым. А потом он заснул, и я могла поклясться, что в этот момент ощутила бы абсолютное счастье... если бы не его недавний вопрос, вновь и вновь звучавший в моей голове: “Разве у этого есть будущее?”