Сдается

Саурону сдается, что что-то здесь не так, когда взмах узкой изящной ладони вышибает ворота крепости, и дочь Тингола вступает во двор. Высокая гибкая, с разметавшимися крупными темными кудрями и горящими глазами. Девчонка, дочь майэ и эльда – она должна была пасть от одной его небрежной Песни. Принцесса, выросшая в безопасности под сенью лесов Дориата – что она могла против него? Если даже искушенный в Песнях Силы Фелагунд рухнул на колени и заслонился ладонями, не в силах выдержать мощь наместника Мелькора. У принцессы был голос истинной майэ – высокий звонкий и чистый, почти как в тот миг, когда Музыка создавала из ничего – все. Саурон помнит, он сам пел в том хоре айнур. Как и Мелиан. Хорошо же мерзавка обучила дочь. Но все же… Сила окутывает ее – яростная и необузданная, как ураган. Этой силы должно быть слишком много для хроа Воплощенной. Но оказывается много для Саурона. Ее Сила сбивает ему дыхание. Или может, она сама? Такая – с раскрасневшимся решительным лицом, с развевающимися волосами и горящими, как Сильмариллы, серыми глазами. Она вся – эта Сила. Буря и ярость, натиск и напор. Саурон сам не замечает, как отступает на шаг, закрываясь от этого вихря. Всего на один шаг. Потом на другой. Крепость трясется от основания до башен. Кажется, даже Сирион ярится, отзываясь на Песнь прицессы-полумайэ. И Саурон чувствует себя не вечным пламенем Ангамандо, а свечей, которую небрежно задувает влетевший в окно порыв ветра. Он сдается, когда падает перед ней на колени. Вглядывается снизу вверх в точеное, горящее гневом и яростью лицо. И судорожно хватает губами воздух, когда серые глаза на долю мгновения раскалывает вертикальный зрачок. Тонкие цепкие пальцы обхватывают его за подбородок, запрокидывая голову. Смотреть ей в глаза тяжело. Как и дышать рядом с ней, будто он какой-нибудь Воплощенный, который пытается идти против ветра и не может сделать вдох полной грудью. Прохладные пальцы выпускают подбородок и сползают на горло. Ногти оставляют кровоточащие царапины. −Отдавай мне свою крепость, если не хочешь скитаться бессильной тенью. Саурон сдается ей, отводя глаза. −Я согласен. Бери мой остров и все, что пожелаешь. Странно-сильная рука тянет его за вышитый ворот туники так, что трещит добротная ткань. Нежные мягкие черты лица заостряются. Что-то хищное проступает в разлете бровей, линии носа и в жесткой усмешке. −Ты сказал, а я услышала. Саурон сдается ей, когда принцессе хочется поиграть. У принцессы острые коготки и такие же острые зубы. Она впивается ими в шею под челюстью, прокусывая до крови. Когти скользят по плечам, разрывая ткань рубахи, рисуя кровавый узор глубоких царапин. Принцесса прижимается ближе, всем хроа. Трется высокой полной грудью, задевает упругим бедром пах. Негромко шипит, когда Саурон обхватывает ее за тонкую талию, сжимает крепче, а потом опускает ладони ниже. Принцесса смеется и встряхивает головой – волосы рассыпаются темными змеями. Узкие ладони упираются Саурону в грудь, и ткань под ними начинает расползаться. Когти впиваются в кожу, ведут полосы ниже, через соски к животу. Не будь бывший ученик Аулэ майа – это было бы слишком больно. Но он сдается этой боли и улыбается, когда ловкие пальцы справляются со шнуровкой штанов. Принцесса толкает его с такой силой, что Саурон валится на кровать и широко распахнутыми глазами смотрит, как она одним движением точеных плеч сбрасывает платье. Кожа у нее светится в полумраке. Молочно-белая, нежная. Саурон сдается, позволяя принцессе опустится сверху, обхватить его запястья, прижимая руки к подушке над головой. Он сдается, позволяя ей двигаться так, как она сама захочет. Стонет глухо, почти скулит, когда она выгибается, сжимая его в себе так крепко, что у него чернеет перед глазами. Подается вперед, а потом опускается, трется упругой прохладной грудью с крупными темными сосками о его раскаленную кожу. Горящие серые глаза оказываются совсем рядом. Полные яркие губы приоткрываются. Он целует ее сам, чувствуя, как впиваются в запястья когти, сжимают крепче, как кандалы. Он майа, но вырываться из этого плена не может. Только целовать ее теплые, отдающие горечью губы, и, слегка отстранившись, тяжело, загнанно дышать ей в рот. Принцесса поводит бедрами, выпрямляется, отпуская его руки, запрокидывает голову. Луч Итиль, робко скользнувший в открытое окно, гладит ее плечи. Она не кричит и не стонет. Только долго протяжно выдыхает и замирает перетянутой струной. Сила в ней, вокруг нее свивается смерчем. Саурон следует за ней, мучительно жмурясь и закусывая губу в попытке удержать крик. −Кто ты? – все-таки спрашивает он, подняв веки. Она все еще сжимает его собой, опускает руки на грудь, проходится когтями по успевшим затянуться царапинам. −Такхизис. Имя скользит по коже с вкрадчивостью змеи, окутывает шипением голову. Саурон вновь заглядывает ей в глаза. Бушующее пламя встречается с яростным вихрем. Как от крыльев летящего дракона. −Я заберу этот мир себе. – шепчет она, склоняя голову к плечу. Саурон осторожно убирает с ее лба кудрявую темную прядь. Улыбается, сверкая острыми звериными клыками. −Я тебе в этом помогу. Такхизис растягивает губы в змеиной усмешке и наклоняется за поцелуем. Саурон подается к ней навстречу. Поцелуй отдает кровавой солью и горечью.