10 видов поцелуев

      Кровь в ушах бурлит. Сердце стучит в висках так неистово и дико, что кажется и грудная клетка ему уже не преграда. А весь мир перед глазами будто муравейник, который не узнает покоя никогда.       Алисенте страшно. В Староместе никогда не бывало таких громких пиров и приемов, там даже стены наполнены благостным покоем и благовеянием из септы, не то, что здесь. Может и замок этот назвали Красным не из-за алого кирпича его стен, а обилия вин, которые льются ручьями.        Она изодрала пальцы до крови безжалостно цепляясь за заусенцы. А рядом не было септы, которая успеет укоризненно напомнить, что для леди это неприлично. Рядом не было никого. Точнее была толпа людей, что смеялась и танцевала вокруг, словно Алисента была не более чем соринка на их пути. Но отец же обещал, что при дворе она возвысит их дом своей кроткостью и благочестивым воспитанием. Только вот, кажется, благочестивости среди этого зала места не было совсем. И только дурманящий запах вина кружил вокруг, будто вязкий омут.       Чертог гудит от музыки и от плясок. После турнира у каждого, у всех лихорадочный блеск в глазах и стираются грани того, чему учили мейстеры и серые септы. Алисенте одиноко. У неё здесь никого, ни подруг, ни приятельниц. Отец представил её ко двору впервые и она испуганно, будто олененок в чаще следит за танцующей толпой большими, карими глазами лани. И со всех сил старается удержать безупречную осанку.       Она не успевает вскрикнуть, когда её подхватывает вихрь. Опомниться получается лишь тогда, когда она оказывается в самой гуще, в самом центре этой безумной пляски, где кавалеры сменяются один за другим, а ей не под силу даже запомнить их лица. Удары мысков туфелек чередуются с ударами каблучков. Через миг она улавливает темп, через мгновение и сама не осознает, как заливается смехом вместе с ними. Должно быть, это чары турнира и ночи. Алисенте боязно признаться, но она украдкой молит богов чтобы они не закончились никогда.       Раз-два-три. Мысок. Удар каблуков. Поворот. Хлопок в ладоши. Смена партнера. Молодого стюарта заменяет не многим старше рыцарь с синей лентой на бархатном рукаве, а после темноволосый сквайр лорда Пайпера, который глядел ей в глаза так пристально, а руку держал значительно дольше, чем следовало. Алисента почти хохочет вместе с безудержной толпой. Ей хочется кружиться значительно дольше рассвета.       Каблук. Мысок. Прыжок. Поворот. Хлопок в ладоши. А вокруг лишь безумие кружащихся юбок и кавалеров, которые подхватывают в пляс одну за другой. — Миледи, позвольте украсть Вас. Лишь на мгновение.       Алисента поворачивается и замирает от удивления. Глаза напротив черны, будто агаты и глядят в душу не отрываясь. Запрещают приличия. Запрещает септа. Будет в ярости отец. Но она лишь коротко кивает и цепляется в подставленный локоть изодранными в кровь пальцами.       Они молча идут вдоль аллеи сада. Она не решается нарушить тишину, а он и не пытается завести светскую беседу. Чувство чего-то неправильного и преступного наполняет её от макушки к кончикам пальцев, но возвращаться поздно. Влиться в русло танца будет уже никак. — Как Вам столица, миледи? — его приятный, низкий и мягкий, его хочется слушать, но он ожидает ответ. — Прекрасна. — от зубов отскакивают заученные учтивые фразы, неискренние. — В Староместе нет таких пышных пиров, сир.       В Староместе нет многого. В частности и молодого, высокого, хорошо сложенного сквайра, что сейчас многим ближе к ней, чем установлено законами учтивости. — Ох, миледи, я пока не сир. — Ответ звучит горько, с ноткой досады. — Но я надеюсь, что меня посвятят в рыцари к концу следующей луны. А если боги будут милостивы, то к концу этого года я намерен просить руки самой прекрасной леди этого замка.       Дыхание в груди Алисенты сбилось в комок, а к глазам подступила горечь досады. Обида будто удавка сдавила горло и она не могла выдавить и слова. — Пусть Семеро помогут Вам. — пробормотала словно в бреду сильнее цепляясь в подставленный локоть. — Надеюсь, Ваш лорд отец окажет мне подобную честь.       Теперь её подвели и ноги. Внезапно ослабли, а в глазах помутилось и видят боги, ей бы не удалось устоять на ногах, если бы не его сильные руки. Всё казалось призрачным и ненастоящим, но внутри разливалась медленная, опаляющая пожаром волна. И они стояли вот-так. Всего лишь две тени среди окутаного мраком сада.        А после случилось то, что она никак не могла описать словами. То ли он наклонился к ней слишком низко, то ли она вздернула голову слишком высоко. Но их губы соприкоснулись и Алисента ощутила сухой вкус вина. Сладкого, должно быть из земляники. А ещё стаю неугомонных мурашек, что бежали вверх по позвоночнику морозным инеем вгоняя иголки в кожу.       И будто душа её в этот миг была здесь, на краешке губ. Поцелуй, пробуждающий что-то спрятанное, скрытое, потаенное, то, что было под запретом, будто выворачивал наизнанку всё нутро. В ту ночь Алисента ощущала себя наивно, по-детски счастливой, пряча в веере темных ресниц ярко блестящие глаза.       После тот сад и та полночь ей только снились, и она уже не могло поручиться, взаправду ли было это, или привиделось в сладких грезах.