Великая сила искусства

      За время расследования Юй Ди осунулся еще больше, но спину держал всё так же ровно, как в день, когда пришёл в отделение бюро давать показания. Лора Шан с помощью Чонгука нашла действительно хорошего адвоката по уголовным делам, который смог согласовать показания всех участников и выстроить из них ровную историю. Ту, что не имела ничего общего с реальностью, но в которую должны были поверить присяжные и судья. Она же и выбила себе право присутствовать на этом суде, в конце концов, не как свидетель, а как потерпевшая сторона — ведь всё сводилось к ней, весь шантаж и вымогательство. У Ма Цзя не было возможности поговорить с Гао Тяньхэ за всё это время, их держали в разных местах. Он сказал адвокату всё, что мог, а сегодня только смотрел на всех с нечитаемым выражением лица, пока слова не давали. Федеральный прокурор Кейт Тиммонс озвучил обстоятельства дела, и в его речи обвиняемые были злодеями, места которым не было среди приличного общества. Злодеями, которые обманом и вымогательствами издевались над молодой женщиной, предавали её доверие и родственные чувства. — Ваша честь, — обратился к судье адвокат, нанятый госпожой Шан, мистер Гудман, мужчина с выразительной мимикой, но успешный в своей отрасли в том числе благодаря ей. — Прошу отметить, что госпожа Шан вовсе не заявляла об издевательствах. — Перенесённые ею страдания можно классифицировать именно таким образом, — возразил Тиммонс. — Возможно, нам стоит выслушать её саму, господин прокурор? — Гудман смотрел на него прямо, а потом повернулся к судье. — Ваша честь, вы дадите слово госпоже Шан? Судья махнул рукой. — Приведите Лору Шан к присяге. Женщина прошла к трибуне, подняла руку, поклялась говорить только правду и ничего, кроме правды, поприветствовала суд, бросила короткий взгляд на Гао Тяньхэ, Ма Цзя и Юй Ди, а потом сказала своим ровным голосом: — Я не имею к этим мужчинам вообще никаких претензий. Ни к кому из них. Кажется, кто-то ахнул, и, может быть, в их числе был и Ма Цзя. — Всё, что они сделали, — продолжала госпожа Шан, — было вызвано нашими личными проблемами, но никого из них я не могу обвинить, потому что сама перед ними виновата. — На вас оказывают давление, госпожа Шан? — уточнил прокурор. — Напомню, что эти люди инсценировали похищение и удержание одного из участников этой преступной компании. Чтобы получить от вас значительный выкуп. — Господин прокурор, — она смотрела на него ещё более пристально, чем адвокат. Прямо и твёрдо. — Вы правда считаете, что на меня можно оказать какое-то давление? Особенно сейчас? Один из этих людей на скамье подсудимых — мой жених. Второй — брат. Третий — деловой партнёр. Но ни к кому из них у меня нет претензий. Если они и хотели что-то получить от меня, то имели на это полное право. И прошу вас не измерять мои страдания. Могу только сказать, что их выходки принесли мне в каком-то смысле удовольствие. Мы наконец встретились, спустя много лет. Присяжные зашептались, а прокурор криво ухмыльнулся. — Ваше удовольствие дорого обходится нашему правосудию. Хотелось бы напомнить уважаемому суду, что с этим делом не один день работали сотрудники ФБР из Сан-Франциско и Лос-Анджелеса. — Если необходимо, я возмещу все расходы бюро, — спокойно ответила Лора. — Ваша честь, у вас есть ко мне какие-то вопросы? — Пока нет, — спокойно ответил судья. — Можете вернуться на свое место в зале. — Благодарю вас, — Лора ровным шагом прошла на место и уже оттуда смотрела в затылок Гао Тяньхэ. Судебное заседание продолжилось своим чередом. Вызывали обвиняемых, прокурор приводил доказательства их вины, адвокат парировал… В конце концов, уже вечером суд удалился на перерыв — до следующего дня. Эта ночь для Лоры Шан была почти бесконечной. А утром, после совещания, присяжные вынесли вердикт — в похищении и удержании против воли — невиновны. В похищении музейной статуэтки Юй Ди был признан виновным, а вместе со всеми остальными — и в попытке вымогательства. Но, как и предполагал Юй Ди, наказанием за это стал только денежный штраф и условный срок. Реальное тюремное заключение ждало только его. Кейт Тиммонс вцепился в него как бультерьер и добился максимального наказания — семи лет тюремного заключения. Гао Тяньхэ беззвучно ахнул и дёрнулся было, но адвокат прижал его за руку к месту. Остальных обвиняемых освободили из-под стражи прямо в зале суда. Когда Юй Ди увели, Лора продолжала сидеть на своём месте, словно её чем-то придавило. Гао Тяньхэ подошёл к ней и буквально поднял на ноги. — Вэньцзе, прошу, пойдём… — приговаривал он, мягко, за плечи, выводя женщину из зала суда. — Какой ужас, — только и произнесла она, даже не видела, куда идёт, перед глазами так потемнело, что далеко не сразу эта тьма рассеялась. — Тяньхэ! — наконец вывернулась она из его рук. — Что мы натворили?! Ма Цзя шёл за ними с тяжёлой поступью и ещё более тяжёлым взглядом. А когда пара перед ним остановилась — остановился и сам, в нескольких шагах. — Мы не можем отыграть всё обратно, — в отчаянии проговорил Тяньхэ. — Мистер Гудман настаивал на этой линии защиты. Вэньцзе, мы не можем… Как же несправедливо! — Он такой хороший человек! — её голос звучал на грани, потому что следующие слова она произносила уже в грудь Тяньхэ, прижавшись к нему уже за пределами здания суда. — Почему я люблю тебя? — обвинительно, искренне, зло и честно. Ма Цзя снова стоял за их спинами, с силой сжав челюсть. Тяньхэ обнял Лору обеими руками, прижал к себе, зашептал в волосы что-то успокоительное, хотя что здесь можно было сказать? Что можно сказать, когда за твою свободу расплачивается невиновный? Он протянул руку к Ма Цзя, беззвучно, одними глазами, своими выразительными красивыми глазами, умоляя: «Поддержи её, она же твоя сестра!». Тот подошёл ближе, но обращался не к сестре, а к ним обоим. — Это моя вина, — как можно ровнее сказал он, держал голос и осанку. — Я не должен был вас разлучать. Или отговорить тебя, Тяньхэ, от этих… идей. Но что теперь поделать? Пожалуйста, попробуйте быть счастливыми, может, без меня у вас это получится. Лора подняла голову и даже отступила на полшага от возлюбленного. — Теперь ты сам решил сбежать поджав хвост? — ну не удержалась. — Цзя-гэ, — буквально зашипел Тяньхэ. — Что было, то было. Но не думай, что это перечеркнёт нашу дружбу. — Я не смогу смотреть на то, как вы… Будете вместе, — сказал фокусник всё тем же тоном, хотя и ощущал, что снова начинает злиться. — Никогда не мог. — Почему? — спросили они одновременно, но голос Тяньхэ упал почти до шёпота. — Разве ты сомневаешься во мне? Разве я не смогу позаботиться о Вэньцзе? Почему ты?.. — Потому что я люблю тебя, Тяньхэ, — сказал он на родном китайском, и такого ошеломительного эффекта не производил ни в одном зале даже самым невероятным трюком. Тяньхэ шатнулся в сторону, округлив глаза. И смертельно побледнел. — Ох, Цзя-гэ… — прошептал он. — Прости… — Ты не должен был этого узнать, — проговорил тот, отводя взгляд. — Да что ты несёшь? — взвилась Лора на брата. — Как это вообще может быть? Вы же всю жизнь были неразлучны как друзья и коллеги! — Вот именно, — почти рыкнул на неё Ма Цзя. — Так что теперь мне стоит уйти. Может, однажды мы встретимся снова, и обстоятельства этой встречи не приведут нас к зданию суда. Гао Тяньхэ шагнул к нему, порывисто обхватил за плечи и обнял. — Прости… — повторил он ещё раз. — Прости меня. Я люблю твою сестру. Прости, что оказался так слеп и не смог разглядеть твои чувства. Я никогда не хотел причинять тебе боли, Цзя-гэ. Но я люблю её больше жизни. Он разжал объятья и отступил, взяв Лору за руку. — Я знаю, — отозвался Ма Цзя. — Думал, что ты встретишься с ней, убедишься, что больше ей не нужен, а потом мы просто поедем дальше. Надеялся на это. Оставайся с ней, Тяньхэ. Раз так — оставайся. Я не буду больше тебя держать. — А куда ты поедешь? — вдруг негромко спросила Лора, ощущая давно и глубоко закопанное волнение за брата, но сейчас восставшее из могилы. С Ма Цзя всегда были какие-то проблемы. Но всё-таки он был ей почти родным. — Пока не придумал, — тот пожал плечами. — В конце концов, я отличный мастер своего дела, найду себе какое-нибудь хорошее место, здесь, в Америке, ну, или ещё где-нибудь. Ещё с утра я думал, что у меня больше не будет каких-то планов на жизнь, а за полчаса построить их проблематично. — У тебя остаётся наш цирк, — напомнил Тяньхэ. — Это наше общее детище, ты столько вложил в него. Он твой. — Там всё напоминает о тебе, — отозвался фокусник. — Но я подумаю, что с этим делать. Лора Шан попросила Тяньхэ подержать её сумочку, достала оттуда свою визитку и протянула брату. — Если захочешь встретиться, просто позвони, — сказала она. — По-человечески. — Ладно, — хмыкнул Ма Цзя. — Попробую. На прощанье он сам обнял Тяньхэ, правда, очень коротко и вздохнув в сторону, а сестре лишь поклонился. — Знаешь, — сказала Лора, провожая взглядом его спину. — Мне срочно нужно позвонить господину Мину… — Твоему помощнику? — уточнил Тяньхэ. — Конечно. — Никакой он мне не помощник, — выдохнула Лора, подзывая такси. — Но тебе ещё очень много предстоит обо мне узнать, только если ты решишь сбежать от меня следом за моим братом, я тебя сама найду и убью. Так вот, я заказывала у него картину с двумя лебедями в пятицветном пруду… И только сейчас поняла, что птиц должно быть три. Адвокат Гудман строго-настрого запретил Цайцаю появляться в зале суда. Хорошо уже то, что он не пошёл обвиняемым по тому же делу, заботами Юй Ди. Но запретить ждать и надеяться не мог. Он высматривал фигуру Юй Ди, у которого учился музыке в детстве, но его не было. Был директор Гао, держащий за руку Шан Вэньцзе, как величайшее сокровище, и заместитель директора Ма Цзя, который пересекал площадь перед судом так, словно его не выпустили на свободу, а под конвоем отправляли в самую страшную тюрьму Америки. Цай Чэнъю был почтительным юношей, чтил традиции и правила. Наверное, это было влияние американского воздуха, воздуха свободы и вседозволенности. Никогда в родном Китае Цай Чэнъю не позволил бы себе бегом пролететь оставшееся расстояние через площадь и порывисто и крепко обнять своего начальника. — Господин Ма, вас отпустили! — счастливо выдохнул он. — Нам всем вас так не хватало… Пойдёмте домой? — Ты меня напугал, — удивлённо отозвался фокусник. — Кто же так напрыгивает на людей, а? Да… Нас отпустили. Может быть, его сердце и разрывалось от боли — разлука с человеком, с которым так тесно переплела их жизнь и профессия, ощущение собственной вины за всё происходящее, желание закрыться на ближайшие пару лет в одиночестве (устроить себе заточение на добровольном начале) — но эти ребята, с которыми они работали, вся его команда, как же они? У многих из них не было никакого опыта руководства цирком, разбредутся, кто куда, что с ними будет? Не стоило их бросать. — Пойдём, — сказал он, хорошо подумав. — Пойдём домой, Цайцай. И тот крепко взял его за руку — ещё одна непозволительная вольность. Но так было надёжнее. Потом настанет время для расспросов. Возможно, настанет время для слёз и сожалений. Но сначала нужно было отвести Ма Цзя к его труппе. И хорошенько накормить. Всё же что-то из вбитых с детства установок в этом мальчике ещё осталось.