Сердце в паутине

      Мальчик шёл по улице, держа двумя руками бумажный пакет с продуктами. Каждый шаг совершал очень осторожно — ему не хотелось подорвать доверие хозяина, который впервые отпустил его одного в магазин.       Он всё ближе подходил к переулку, заставленному мусорными баками. Мальчик крепче прижал к себе пакет, боясь, что уронит его или вся еда пропитается вонью. Задержав дыхание, ребёнок ускорил шаг. Однако тот момент, когда он прошел треть неприятного места, мусорные мешки перед ним зашевелись и оттуда раздался хриплый слабый голос: — Спасите… Я неделю не ел ничего съедобного. Так и умру молодым и несчастным…       Среди металлических контейнеров показалась голова. Мальчик отступил на полшага, словно отталкиваемый смрадом и внешностью человека. Мужчина очень смахивал на огромную крысу из-за своих торчащих кривых резцов и длинных растопыренных мышиных усов. Встретившись взглядом с мальчиком, он вдруг оживился. — Поделитесь хлебушком, юный господин, — жалобно протянул он, не сводя глаз с пакета в руках мальчика.       Китаро колебался. Ему было жалко бездомного, он прекрасно понимал, что значит сильный голод, но на другой чаше весов был строгий хозяин, который непременно накажет его, если мальчик принесёт поломанный или надкусанный хлеб. Запретит выходить за пределы особняка, не будет брать с собой в командировки или, самое ужасное, снова запрёт в комнате с удушающим дымом.       Наступившую тишину прервало протяжное урчание живота и хныканье человека. Мужчина, смирившись, что ничего от ребёнка не получит, уже стал искать объедки в мусоре, как что-то упёрлось ему в плечо. Мальчик протягивал целый хлеб. — Берите весь.       Долго уговариватьне пришлось. Он чуть ли не с руками вырвал у мальчика еду. — Ваше милосердие не знает границ, юный господин!       Мальчик в неком оцепенении наблюдал как человек жадно вгрызается в хлеб и глотает большие куски и стонет от наслаждения: — Вкуснятина! Свежий, с хрустящей коркой и теплым тающим во рту мякишем! Я в раю? Ну конечно в раю, а передо мной ангел в синем хаори! — облизав пальцы, мужчина вылез из мусора и кинулся обнимать мальчика. Тот же не успел задержать дыхания, и от тошнотворного запаха помоев тело парализовало. Мальчик не мог пошевелиться всё время, пока его тискали, называя то «господином» то «очаровательным маленьким чудом». — Я… Мне надо бежать. Извините, до свидания, — наконец, Китаро сорвался с места и убежал, слыша за собой веселый голос, а после гадкий смех.       По бамбуковой роще мальчик уже шёл пешком. В носу всё ещё стоял неприятный запах, и Китаро боялся, что вся одежда, волосы и покупки от объятий бездомного пропахли гнилой едой и отходами. Оставалось надеяться, что от неспешной прогулки одежда проветриться и хозяин ничего не заметит. Внезапно ему стало очень тревожно и плохо. Радости от хорошего поступка не было. Чем ближе был дом, тем тяжелее становилось идти. Но выбора не было.       Иккокудо сидел на крыльце, и, к несчастью для мальчика, видел, как тот проходит за ворота. Даже книги свои отложил, чтобы посмотреть на него. — Отнеси продукты на кухню, — мужчина не смотрел на пакет. — Ты справился с поручением. Хороший мальчик, можешь отдыхать. Позже выберешь себе награду.       От этих слов Китаро стало плохо. Это было гораздо хуже, чем если бы мужчина стал его ругать. Мальчик прошёл в дом, держась как можно дальше от Иккокудо. Страх, что тот почувствует помойный запах никуда не делся.       На кухне он разложил продукты, и поспешил в свою комнату, где открыл окно настежь и повесил на него одежду. На смену Китаро надел синие шорты и рубашку. Хозяин называл этот костюм школьной формой, что казалось мальчику странным, ведь в школу он никогда не ходил. Но почему-то форма у него была.       Выходить из комнаты и попадаться на глаза хозяину не хотелось. Пусть он ничего ему толком не сказал, но чувство вины за обман съедало мальчика. Однако Иккокудо пришёл сам. — Китаро, — он спокойно смотрел на испуганного ребёнка, — где ты положил хлеб? — Хлеб… — Китаро хотел сделать вид, что переспрашивает, но растерялся под взглядом хозяина. — Кажется, я забыл его купить… — Забыл, — сухо повторил мужчина. Трудно было сказать наверняка, поверил он или нет. — Что же, такое случается. Кошелёк всё ещё у тебя? Стоит его вернуть. — Да, сейчас.       Китаро поспешил исполнить просьбу. Однако, ощупав всю одежду, он с ужасом обнаружил, что кошелька нет. Его не было и в комнате и даже в траве под окном. Холодный и липкий страх пополз от груди вниз по животу, а Китаро на несколько секунд словно забыл человеческую речь. — Я его по… — когда, наконец, у него получилось заговорить, мальчик снова осёкся. Теперь он вспомнил, как сильно обнимал его тот человек из помойки, его гадкий и хитрый смех позади. Неужели… — Потерял…       Китаро встал на колени перед Иккокудо, искренне раскаиваясь. Пусть хозяину это казалось извинением за рассеянность мальчика, но на самом деле ему было стыдно за ложь. — Вот как, — мужчина присел перед ним и погладил по волосам. — Тогда завтра пойдёшь тем же путём и отыщешь его. Ты помнишь дорогу? Вставай. Ничего страшного, что ты забыл про хлеб и потерял деньги. Завтра ты всё исправишь. Это был твой первый самостоятельный поход. Ты хорошо справился. Не плачь, Китаро, я тебя наказывать не стану.       Однако легче от этих слов мальчику не стало. Стало ещё хуже, и потому он решил наказать сам себя.       Это оказалось труднее, чем он думал. Почему? Почему именно в этот день Иккокудо решил быть с ним добрым и ласковым, каким прежде никогда не был? — Почему ты не ешь? Не голоден? — впервые Китаро слышал столько заботы в голосе хозяина. — Не доверяешь мне? Еда не отравлена, и готовлю я не хуже экономки.       Китаро не смел поднять глаз на Иккокудо. Внутри противно копошились неприятные чувства. Они были до того ощутимы, что могло показаться, словно это тараканы с помойки забрались в него через уши и нос, а теперь ползают внутри, вызывая тошноту.       Мальчик ел через силу. В любой другой день он посчитал бы это самым вкусным и лучшим ужином в своей жизни, но не сегодня. — Не давись, — для Китаро было облегчением вновь услышать родной суровый и холодный тон хозяина. — Не хочешь — не ешь. Я не заставляю. — Простите… Спасибо за еду, она очень вкусная правда. Просто я… — Тебя не отпускает чувство вины, — договорил за него мужчина, когда пауза затянулась. — Это хорошо. Значит, в следующий раз будешь осторожнее. Можешь идти.       Он поспешил удалиться из столовой. Ему казалось, что Иккокудо обо всём знает и теперь наказывает таким образом. Хорошее отношение — идеально жестокое наказание для мальчика, которого угрызения совести пожирают заживо.       Китаро остановился у окна в дальнем конце коридора. В темноте едва можно было различить очертания деревьев в саду. Сегодня хозяин его точно не отпустит. Столько времени потеряно зря. Надо было сразу заметить пропажу. Где теперь этот человек? Как его отыскать завтра? Мальчик печально вздохнул. — Что случилось?       Китаро вернулся из раздумья и взглядом поискал обладателя писклявого голоса. На стекле сидела жирная муха. Мальчик рассказал ей о встрече с человеком в мусорной куче и пропаже кошелька. — Знаю, о ком ты говоришь. Это Незуми Отоко, и он вполне мог украсть твои деньги. Выпусти меня на улицу, я разыщу его и помогу тебе. — Спасибо большое, — мальчик подставил раскрытую ладошку. — Иди сюда. — С кем ты разговариваешь?       Китаро боязливо обернулся к Иккокудо. Что ему сказать? Как долго он тут стоит и как много слышал? Неужели всё? — С мухой. Хочу выпустить её, — мальчик показал свою собеседницу. На сегодня было достаточно лжи. — Китаро, — в холодном голосе слышалось раздражение, — насекомые не разговаривают и не понимают человеческую речь. Запомни это раз и навсегда. — Хорошо.       Мальчик попятился, но не успел развернуться и убежать к дверям, как мужчина мгновенно схватил его за руку и махнул рукавом кимоно. Китаро почувствовал лишь ветер, но увидел чёрную точку, отлетевшую к стене прямо в паутину. Ладонь была пуста. Муха жужжала, истошно моля о помощи, и вертелась, лишь сильнее застревая в ловушке. Паук стремительно подбирался к добыче, а мальчик не мог пошевелиться, сдерживаемый хозяином. — Иккокудо-сан, почему?! Я ведь мог её выпустить! Спасти ей жизнь! — А так мы покормили паука. Мухи — грязные кровососы, — мужчина не отпускал запястья ребёнка и дотронулся большим пальцем до красного уплотнения на предплечье. — Она тебя укусила, а ты пытаешься сохранить ей жизнь? Знай, Китаро, есть тонкая грань между добротой и откровенной глупостью. Спасти деревенщин от беды, которую они сами по незнанию навлекли на себя, это доброта. Отпустить муху, которая выпила твою кровь и оставила на ладонях грязь и заразу — глупость.       Каждое слово было услышано мальчиком, пусть всё это время он не сводил взгляда со стены. Смотрел на то, как быстро паук подполз к мухе, потрогал её передними лапками, словно поглаживая дрожащее тельце, умоляющее его сохранить жизнь. Просьба была принята пауком по-своему, раз он злорадствовал над своим обедом, поедая его живым и наслаждаясь писком отчаяния.       Пока его вели мыть руки, Китаро понял, что чувствует себя такой же мухой перед Иккокудо. Нет ни спасения, ни пощады в паутине, которой онмёдзи опутал его сердце.       Разрешение почитать любую книгу перед сном окончательно добило настроение. Голова болела так, словно у совести действительно есть зубы, и она в прямом смысле кусается и грызёт его за виски. Ночь он провёл без сна, всё время думая, что ему делать. Где теперь искать этого Незуми Отоко, если единственного возможного проводника съели?       Китаро вертелся на циновке и всё поглядывал в окно в ожидании рассвета. Он не раскладывал футон, таким образом наказывая себя. Едва небо посветлело, Китаро вскочил на ноги и тихо выбрался из дома, стараясь не потревожить сон хозяина. Несмотря на бессонную ночь и пустой желудок, энергия в маленьком теле била ключом. Наконец-то, спустя вечность, он может вернуться в город, чтобы избавиться от угрызений совести и тяжелого камня на сердце.       Китаро мгновенно добрался по сонным улицам до злополучного переулка. Пусто. Он огляделся, но даже мухи и тараканы ещё спали вместе с городом. Где-то за несколько домов открылась дверь ночного клуба, и охранник вежливо просил засидевшихся посетителей удалиться. Китаро бы не обратил на это внимания, если бы не услышал знакомое мерзкое хихиканье. Незуми Отоко в фиолетовом пиджаке и брюках еле перебирал ногами, опираясь на двух ярко накрашенных женщин. Все трое смеялись и махали рукой приближающемуся такси. Китаро бросился со всех ног к ним. — Незуми Отоко! — закричал он, когда мужчина посадил своих спутниц в машину. — А? Мы знакомы? — тот уставился на мальчика с фальшивым удивлением. — Верни кошелёк! Я знаю, что это ты его украл! Отдавал я тебе лишь хлеб! — на эмоциях мальчик громко кричал, и пустая улица возвращала его слова эхом. — О чём говорит эта мелочь? — женщины выглянули из машины. — Ещё и одет так странно. — Понятия не имею, — Незуми Отоко подмигнул дамам. — Ты вор! — Китаро разозлился и ударил его поддых.       Незуми Отоко согнулся пополам, не ожидая такой силы от ребёнка. Восстановив дыхание, он схватил мальчика за воротник и влепил пощёчину, от которой тот отлетел в мешки с выставленным мусором. Китаро почувствовал, как один из мешков под ним лопнул и по хаори стала стремительно расползаться вонючая и липкая жидкость, проникающая через ткань на тело. — Знаешь что, я за свои четыреста лет жизни ни разу не опускался до воровства денег таким примитивным способом. Уясни это перед тем как орать, — Незуми Отоко самодовольно смотрел на него сверху вниз. Его забавляли безуспешные попытки ребёнка встать. Мальчик то и дело спотыкался или поскальзывался. — Ты сам его уронил вчера. А что упало, то пропало. Благодаря той мелочи, что там была, я сорвал джек-пот в казино. Видишь? Не прошло и суток, как я вылез из этой мусорной кучи и оказался в сливках общества. Твоя вещь мне больше не нужна.       Мужчина достал из внутреннего кармана чёрный мешочек с орнаментом в виде белой пятиконечной звезды. Китаро, готовый извиниться и поблагодарить нового знакомого, протянул руку, но Незуми Отоко резко взмахнул рукой и перебросил кошелёк через себя. Тот сделал дугу в воздухе и попал прямо на крышу мусоровоза. — Трёхочковый! — засмеялся Незуми Отоко и дал пять по раскрытой ладони мальчика.       Такси с весёлой компанией уехало, и Китаро, придя в себя, помчался за мусоровозом. Он надеялся, что машина скоро остановится, но, увы, в этот день весь мир был против ребёнка. Китаро бежал до противоположного выезда из города практически без остановки. По мере движения автомобиля город оживал, мальчик врезался в прохожих и перебегал перекрёстки по диагонали под визг колес и сигнальных гудков вперемешку с криками водителей. На одном из перекрёстков машина, не успевшая затормозить, ударила его в бок, откинув в сторону. Однако Китаро даже не осознал это. Он быстро поднялся и побежал дальше быстрее прежнего, стараясь догнать мусоровоз.       Преследование продолжалось и за городом, пока автомобиль не свернул на свалку. Китаро, лишь сейчас начавший чувствовать усталость и изнеможение, обрадовался замедлению машины. Это придало ему сил, он забежал на свалку, но был схвачен за шиворот сторожем, когда перелезал через шлагбаум. — Здесь запретная зона, — резко заявил он. — Иди отсюда, хулиган, а то уши надеру. — Отпустите, пожалуйста. На той машине очень важная вещь. Я лишь хочу её забрать, иначе…       Он недоговорил. Мусоровоз наклонил контейнер и высыпал отходы ровной горкой. И на самом дне этой кучи лежал кошелёк — он упал на землю самым первым. — И ты собрался копаться в мусоре? В таком наряде? Не смотри на меня так, проваливай.       Но Китаро ослушался, вывернулся из рук сторожа и тотчас оказался возле горки высотой в два раза выше него. К поискам мешочка он приступил незамедлительно. Запах и происхождение мусора не имели никакого значения. Китаро перебирал всё грязное, липкое и мокрое, стараясь добраться до дна. Сторож оставил попытки прогнать его, возможно проникнувшись отчаянием ребёнка.       Китаро не следил за временем, и к тому моменту, когда заветный чёрный мешочек с вышитой звездой был найден, тени стали в два раза длиннее. Вид мальчика оставлял желать лучшего: чёрные ногти, грязные ладони, коленки, порезы до крови от осколков стекла. Один раз во время поисков он упал лицом в мусор, и теперь к длинной чёлке прилипла жвачка. Китаро запачкал и порвал в некоторых местах кимоно и хаори, а гета и вовсе сломались пополам. Но оно того стоило. — Ради кошелька ты так измарался? — сторож косо посмотрел на покидающего свалку мальчика. — Там все твои деньги? — Нет. Он пустой. — Тогда зачем он тебе сдался? Пацан, да ты явно с головой не дружишь. — До свидания. Спасибо, что пустили, — Китаро не услышал обидного замечания. Он, наконец, обрёл душевное спокойствие, ему впервые за весь день стало хорошо. — Эй, подожди! Ты так по улицам пойдёшь? У тебя есть кто-нибудь… Эй! — этих слов Китаро тоже не слышал.       Но день не собирался становиться лучше. Счастье улетучилось, едва он дошёл до знака с названием города. Китаро не знал дороги домой. Грязный и босой он лихорадочно пытался вспомнить весь свой путь преследования мусоровоза. Реальность жестоко ударила по затылку. Мальчик почувствовал ужасную вонь, боль в боку от удара с машиной и голод — только сейчас он понял, что последний раз ел вчера утром. Пусть рекордом были три месяца, когда ребёнок был наказан, но тогда он почти не шевелился, а сегодня весь день бегал и был в движении. Он истратил всю энергию.       Китаро сел на обочине, чувствуя дрожь в ногах. Тщетно пытался вспомнить хоть какие-то ориентиры или хотя бы повороты машины. Что теперь делать? У кого спросить дороги? Достаточно ли он разгневал хозяина, чтобы тот превратил мальчика в муху и скормил пауку? Ложь, порванные вещи, отсутствие дома, отданный хлеб…ещё одна ложь… А может, его самого превратят в хлеб и съедят?       Китаро удивился, когда понял, что размышляет об этом с улыбкой. Да, верно. Каким бы наказание не было, оно будет заслуженно, и Китаро примет его. Очень хотелось домой.       Мальчик встал и поплёлся в город, бродя по широким и узким улицам в поисках знакомых зданий. Прохожие быстро переходили через дорогу или старались другими способами держаться подальше от него. Китаро на них не обижался, понимая, что выглядит отталкивающе. У тех же, кто не избегал его, мальчик спрашивал дорогу к бамбуковой роще, но никто из людей ничем не мог помочь. Из людей… — Мистер Ворон, — Китаро поднял голову и посмотрел на дерево. — Помогите мне, пожалуйста, попасть домой. Вы знаете дорогу к особняку за бамбуковой рощей? Очень прошу Вас. — Следуй за мной, Китаро, — каркнул ворон и слетел с ветки.       Мальчик почувствовал себя намного лучше и поспешил за птицей так быстро, как только мог. Он уже сбился со счёта, какое по счёту дыхание открылось за сегодняшний день. Ворон остановился тогда, когда Китаро уже начал замечать знакомые вывески и названия улиц. — Извини, уже поздно. Мне нужно возвращаться в гнездо. — Ничего страшного. Я Вам очень благодарен за помощь. Отсюда я найду дорогу домой.       До бамбуковой рощи мальчик дошёл лишь к позднему вечеру. Света луны и звёзд было недостаточно, чтобы увидеть землю под ногами. Китаро прихрамывал — он наступил на острую ветку. Казалось, на ногах его держит лишь мысль о том, что дом всё ближе и ближе. В один момент впереди засиял оранжевый свет от бумажного фонарика. Не было сил поднять головы, но мальчик увидел на земле перед собой белые носки — наверное, единственный светлый элемент одежды Иккокудо. Китаро улыбнулся, а тело вмиг ослабло. Иккокудо подхватил его и взял на руки. — П…прос…тите, — мальчику было стыдно, что теперь он запачкает хозяина.       В ванной, пока Иккокудо раздевал его, намыливал тело, вычищал грязь из-под ногтей, отстригал чёлку и укладывал в тёплую воду, Китаро говорил. Рассказывал правду, начиная с похода по магазинам, встречи с Незуми Отоко и заканчивая вороном, который привёл его к знакомым местам. Иккокудо не перебивал. Вымыв, мальчика, он обработал его раны, одел в пижаму и уложил на свой футон. Китаро, закончивший рассказ о своих приключениях, молча смотрел на хозяина, в ожидании гневной тирады и приговора к пожизненному заточению в комнате с белым дымом. — Китаро, — наконец заговорил Иккокудо. — Я спрошу то же, что и тот сторож: что такого важного в этом куске ткани, раз ты себя так замучил?       Мальчик, ожидавший чего угодно, но не подобного вопроса, смутился. — Потому что… не хотел, чтобы Вы солгали. — Солгал? — Да… Иккокудо-сан, Вы сами говорили, что таков Ваш путь. Всё, что Вы говорите –правда или должно стать правдой, открыв свою настоящую форму. И вчера Вы сказали, что я найду кошелёк. И я его нашёл. Если бы я сдался, получилось бы, что Вы солгали… — Только поэтому?       Китаро смутился сильнее. Хозяин видел его насквозь. — И… ещё потому что я был перед Вами ужасно виноват. Отдал хлеб, купленный за Ваши деньги, потерял кошелёк и ничего Вам не сказал. Мне очень… — Малыш, не извиняйся, — Иккокудо погладил ребёнка по голове. — Я знал, что ты всё купил. Не смотри на меня так, в пакете лежали чеки. Из-за твоего странного поведения и недомолвок, я решил, что поиск пропажи будет хорошим уроком или заставит сознаться. Не думал, что всё обернётся так. Не засыпай, ты голоден. Я принесу ужин, а ты его не спеша съешь.       Прежде, чем хозяин успел встать, Китаро схватил его за рукав. — Иккокудо-сан, как Вы меня назвали? — «Малышом». Тебе не нравится? — Не знаю, — мальчик приложил руку к груди. — Но, когда Вы его произнесли, вот тут начало жечь. — Значит нравится, — Иккокудо вышел из комнаты.       Китаро остался один и смотрел в потолок. Футон хозяина был очень тёплым, ткань ещё никогда не была настолько приятна телу. Он впервые почувствовал запах дома. Час, который предполагался как беспощадная казнь, оказался самым лучшим временем за весь день. Потолок стал размываться, и Китаро понял, что впервые, после возвращения домой, плачет. — Каким будет моё наказание? — спросил он, когда хозяин вернулся с ужином. — За что? Ты сам себя наказал, я не считаю нужным что-либо добавлять. — Почему? Это странно. Когда я на минуту вышел за забор, чтобы поднять гнездо с птенцами, то был наказан, а в этот раз за ужасные проступки Вы даже не поругаете меня? — Тогда у тебя был чёткий запрет, и ты его нарушил. В этот раз я не запрещал тебе терять кошелёк и отдавать хлеб нуждающимся. А раз ты ничего не нарушил, то и наказывать тебя не за что. — А… а вчера? — Что вчера? — Вчера… это ведь было наказание, да? То, что Вы были со мной добры и ласковы?       Иккокудо хмыкнул и отвернулся. — Ешь, пока не остыло. Ты ведь так и не попробовал моей готовки. Не понравится — можешь считать наказанием требование съесть всё до последней крошки. — Спасибо. Приятного аппетита, — Китаро улыбнулся, сложив руки в молитвенном жесте.       Воцарившуюся тишину в комнате разбавлял стук палочек и пение сверчков за окном. Это была самая счастливая тишина.

***

      Мальчик возвращался из магазина, держа двумя руками бумажный пакет с продуктами. Буквально за одну ночь зажили все порезы, исчез большой синяк на теле, чёлка отросла до прежней длины. Ничего нигде не болело, настроение было замечательным. Единственное, Китаро всё ещё было непривычно щекотливое чувство в груди, возникающее вместе с воспоминаниями о вкусном ужине и тёплом мягком футоне, на котором он спал под боком Иккокудо. — Смилуйтесь… кто-нибудь…       Мальчик остановился. Знакомый переулок. Казалось, совсем недавно здесь убирали мусор, но место снова было завалено мешками. Среди них виднелось такое же знакомое яйцевидное лицо с крысиными усами. — А, это ты, — Незуми Отоко вздохнул. — Ну давай, смейся. Вижу, ты снова чистенький и с едой, а я вновь на дне. Иди отсюда, не трави душу.       Он отвернулся, но что-то уткнулось ему в плечо, а в нос ударил запах свежей выпечки. — Ты дурак или издеваешься? — Незуми Отоко прищурился, подозревая, что мальчик просто его дразнит и мстит за вчерашнее. — Сегодня в булочной акция: два по цене одного. Забирай.       Хлеб тут же взяли и с веселой улыбкой полезли обниматься. — О! Как я рад иметь такого друга! Как тебя зовут? — Китаро, — мальчик ловко увернулся от объятий и ускорил шаг, догоняя невысокого мужчину в чёрном кимоно. Тот забрал ношу мальчика, а свободной рукой взял его за руку. Две пары гета стучали по тротуару. — Ты помнишь, что я тебе говорил о глупости и добродетели? — Помню. Но мне кажется, что здесь лишь время покажет: дурак ли я или с ним ещё не всё потеряно.