Перекресток миров. История вторая

Ей совсем недавно исполнилось семнадцать, она идёт через пробуждающийся от зимней спячки залитый солнцем лес. На душе так легко, как у неё всегда бывает, когда отступает зима, отдавая свои права весне, и ничто не испортит ей настроения, даже несмотря на то, что сегодня Драгобете, а она совсем одна. И пусть Драгобете — пережиток времен, когда язычество было на этих землях, местные его отмечают. Церковь не борется с этим, тем более, что поклонение древним богам и жертвоприношения им животных давно уже канули в прошлое. Теперь это как рождественская ёлка — отголосок языческих традиций в христианской культуре, местная традиция встречать весну и выказывать симпатию. Парни и девушки встречаются на площади у храма и идут в лес искать первые цветы. Ежели хочешь выказать девушке симпатию — подари ей цветы или поцелуй. Если хочешь недвусмысленно заявить о серьёзности намерений — преследуй её до города, и если в ответ в городе она при всех тебя поцелует — значит, осенью будет свадьба. Борис Валериус относится к этому строже, но детям не препятствует. Надеется, что его сын сегодня проявит симпатию хоть к кому. Парню скоро девятнадцатый год, уже взрослый, пора думать о семье. Отец бы не торопил, но чувствует, что время поджимает, ускользает сквозь пальцы. Он уже не так силен, как прежде, не так ловок, а род их не должен угаснуть, пока не будет выполнено обещание Валерия. Борис, по правде говоря, не знает, сколько правды в легенде о том, что ежели не изведут они Дракулу, окажутся навечно в Чистилище. Не может Бог быть так несправедлив: наказывать потомков за обещания, данные не ими. Но дело идёт о семейной чести, довольно это чудовище потешилось, мучая, убивая и держа в страхе, пора ему уже в ад, там его заждались. Но Велкана всё-таки надо бы женить. До того, как они перейдут к активным действиям. И если старый языческий праздник чем-то поможет — то Борис будет только рад. Дочь… За неё он не беспокоился. Его Анна — не из тех, кто позволит молодым людям лишнего. Да и вряд ли найдётся отчаянный её поцеловать, все же знают, младшая дочка правителя дерётся как дьявол. Что до неё, то ей никто не нравится. По правде говоря, слишком уж она одинокая, отрешенная, отчаянная. Борис втайне был бы рад, если бы вдруг она проявила интерес к парням не как к партнерам своих проделок, всё-таки взрослая девушка. Он чувствует свою вину перед ней. Марина умерла, взяла на душу страшный грех, но отчасти вина лежит и на нём, он был не лучшим мужем, женился рано на той, на кого показал его отец, по той же причине, что и хотел женить Велкана: боялся угасания рода. Не учёл только, что жена его и правда любила, терпела-терпела его переглядки с другой, а потом, когда третий ребёнок умер в младенчестве на её руках, видимо, терпеть устала, даже не подумала о том, что у неё остались сын и маленькая дочь. Дочь, на чей истошный вопль отец примчится, будет долго утешать, убеждать, что ей почудилось, а потом все последующие годы будет смотреть ей в глаза и думать, помнит или нет. И чувствовать себя трусом последним, потому что ответ узнать боится. Вампиров не боится, оборотней не боится, а услышать из её уст пару слов — худший его кошмар. Поэтому он и отстранился. Спихнул гувернантке, благо что девочка. А гувернантки не задерживались, и на пятой он просто махнул рукой, предоставив Анну самой себе и её пожилой няне, пока сам занимался сыном. Время показало, что он был не прав, в этой девочке жил дух воина и к тренировкам и дисциплине стоило приучать как раз её, потому что Велкан был спокойнее и рассудительнее. И это тоже была его, Бориса, вина, потому что если бы сам занялся дочкой с малых лет, не выросла бы она такой… жаждущей признания, до безрассудства храброй, опрометчивой. Но сожалеть уже поздно. Всему, чему Анна научилась, её научил Велкан, нежно любивший сестрёнку, и его друзья-мальчишки. Именно брат всегда воспринимал маленькую Анну всерьёз, мог отговорить от глупой затеи, уговорить поесть, уложить спать. Никто другой для неё авторитетом не был, хотя она и жаждала признания со стороны сурового родителя. Отца она даже сторонилась одно время, и Борис не знал, виной тому его непростительное поведение, приведшее к самоубийству её матери, или же он просто не пользовался её доверием. Пропасть между ними начала уменьшаться после того, как он начал заниматься сам и её обучением тоже, но было уже поздно, Анна, балансировавшая на грани между девочкой из хорошей семьи и беспризорником, выросла в сильную, храбрую, но очень непростую девушку себе на уме. Борис боится, очень боится, что когда-нибудь она попадёт в историю из-за своего горячего нрава. А вот страх большинства отцов дочерей ему неведом. Его девочка на парней даже не смотрит. Даже если посмотрит, едва ли дело зайдёт дальше переглядок — слишком уж она правильная. А если и зайдёт — в подоле не принесёт точно. Этого ей не дано. Что ни говори, а надо было сразу растить из девчонки воина, видел же, что ей интересно. Анна заходит в лес подальше — не хочет сталкиваться с парочками. Третий всегда лишний. Было бы здорово в такую погоду гулять с Велканом, но он ушёл за Мадалиной. Сестра немного ревнует, чувствует себя покинутой, но в целом рада: Мадалина хорошая. Пусть с ней и скучновато: ни фехтование, ни стрельба, ни катание верхом её не интересуют, но в целом она ничего, не смотрит на Анну свысока, несмотря на разницу в возрасте, не причитает с того, что та в рукоделии не смыслит. Принцесса помнила предыдущий интерес брата — Катажину. Та помешана была на вышивании и вязании, и Анну всё усадить за это пыталась, мол, не годится девушке даже вышивку на рубашке не уметь самой сделать. Хорошо, что с Катажиной у брата не сложилось. Мадалина говорила, на Драгобете нужно собирать оставшийся снег. Вода из него обладает целебными свойствами, не будешь болеть и будет сопутствовать удача. А ещё, что нужно обязательно поцеловаться или хотя бы прикоснуться к человеку противоположного пола, тогда весь следующий год, чтобы быть любимой. Анна хмыкает, делая вид, что уж её-то эти глупости не интересуют, но слушает внимательно, потому что ну кто же не желает любви и удачи, даже если прилюдно говорит, что ему не особо-то и хотелось. Особенно хорошо, если парень будет не из одного с тобой села или города, но кто ж в здравом уме поедет в Васерию, небольшой городок в трансильванской глуши. Если бы тут такой нашёлся, девушки бы сами зацеловали его на удачу. Целоваться ни с кем из местных парней Анне не хочется, прикоснуться — как-то пока не удалось, все быстро разошлись, но ещё не вечер, она просто бредет через лес и выходит к обрыву. И видит стоящую на краю знакомую фигуру в черном плаще. — Привет, — говорит она. Вампир слышит её шаги задолго до того, как она подойдёт, но оборачивается только после её приветствия. Окидывает взглядом, отмечая, как она изменилась за те пару месяцев, что он её не видел. — Ну привет, — говорит он. Анна чувствует себя неловко. Она помнит, что несла на их последней встрече и ей стыдно. Это надо было же так напиться. Хотела показать, какая она взрослая и сильная, а в итоге показала себя взбалмошной соплячкой без царя в голове. Ещё и его жизнь опасности подвергла, заставила торчать с собой, любуясь на грозу, до самой ночи. Ведь знает же, что к её семье у вампиров особое отношение, не надо ей впотьмах гулять, а всё равно ведёт себя как беспечная дурочка. Ещё и растрепала то, о чём нужно молчать. Анна мнётся, краснеет, а затем говорит: — В нашу прошлую встречу я выпила и несла всякую чепуху. — Правда? — хмыкает он. — Да, — признаёт она, — и я была бы очень признательна, если бы… Она запинается и теряет нить предложения, пытаясь сформулировать свою просьбу. — По правде говоря, я совершенно не помню, о чём был разговор, — он приходит ей на помощь, и у неё вырывается вздох облегчения, хотя едва ли сказанное — правда. — Спасибо, — говорит она, подходит и становится рядом. Внизу плещется река, вода искрится на пусть холодном, но уже достаточно ярком солнце. Владиславу не больно, но глазам слишком ярко, да и сил уходит достаточно. Его многократно увеличенное годами могущество позволяет месяцами обходиться без пищи, но это если ясными днями под солнцем не разгуливать. — Пойдём, прогуляемся по лесу, — кивает он принцессе и отступает в спасительную тень чащи. Некоторое время они идут через лес молча, но потом неловкость улетучивается, и она снова начинает болтать обо всём подряд. Теперь она разговорчивее, потому что он знает, кто она, и ей больше не нужно осторожничать, чтобы ненароком не сболтнуть чего про семью. Дракула слушает, что виконт Тенсори таинственно исчез (не новость), Борис собирается в Бухарест (а это — новость), дочь, возможно, возьмёт с собой (увидит хоть что-то, кроме своей Васерии), а брат, возможно, к осени женится на Мадалине (знать бы ещё, кто это). У Анны хорошее настроение, в этой жизнерадостной особе не узнать ту мрачную девушку, которая любовалась грозой и рассказывала, как нашла свою мать повесившейся, и Дракула задумчиво смотрит на неё, удивляясь, как столько света и тепла могут соседствовать с таким непроглядным мраком в одной душе. Она просто идёт рядом и болтает, и внезапно это совсем не раздражает, а заставляет улыбаться, хоть и мысленно. — Ты не из Васерии? — внезапно спрашивает она. — Я никогда тебя не видела в городе. Поздравляю, ваше высочество, пяти лет не прошло, как вы решили поинтересоваться личностью своего знакомого. — Нет. Просто иногда я бываю в окрестностях по делам, — после непродолжительной паузы отвечает он. — Значит, мне повезло, — хмыкает Анна. В её зеленых глазах пляшут черти, когда она вырывается на полшага вперед и преграждает ему дорогу, повернувшись к нему лицом, а затем быстро, будто опасаясь передумать, встаёт на цыпочки и целует его прямо в губы. Целомудренно, не разжимая своих, быстро, сразу же после этого делая шаг назад и поворачиваясь к нему спиной, чтобы скрыть смущение от своей смелости. — Стоять, — его голос за её спиной как-то неуловимо изменился, стал ниже, в нём появились властные нотки. Она почему-то на мгновение пугается, а её спутник ловит её за руку и снова разворачивает её лицом к себе. Сердце Анны пропускает один удар. Ну да, это было легкомысленно с её стороны. Но Драгобете же. Не обиделся же он? Он же сам говорил, что она красивая. Он осматривает её с ног до головы так, будто впервые видит, а затем наклоняется и возвращает ей поцелуй. Анна не знает почему, но её это пугает. Одно дело целовать кого-то самой, другое дело, когда целуют тебя. К тому же, целоваться она не умеет, и сейчас он это поймёт. Он отрывается от её губ и командует: — Открой рот. Она краснеет. Надо возмутиться. Надо отказаться. Что он вообще о себе возомнил? Вместо этого она слушается, разрешая его языку проскользнуть в её приоткрытый рот. Его руки скользят по её спине, прижимая девушку к себе перебирая пальцами пряди волос. Её руки дрожат, а колени становятся мягкими, она опасается, что упадёт, если он её отпустит. У него прохладные губы, и солнечным днём от него пахнет почему-то морозным воздухом с горных вершин. Это сводит с ума. Она осторожно кладёт ладони ему на плечи, одновременно запрокидывая голову, чтобы ему было удобнее. Владислав балансирует на грани спокойствия и безумия, одна часть его здорово веселится, глядя на всё происходящее будто со стороны, другая требует задрать её рубашку, провести ладонью по мягкой груди, скользнуть рукой вниз, между стройных бёдер, прикоснуться к ней там, где никто никогда ещё не касался. Сорвать с этих губ стон, сорвать с этого тела одежду, лечь с ней прямо здесь, в лесу, на постели из мха. Вампиры безумны не только в своей жажде, но и в своих страстях, но к тому, кого считают сыном Сатаны, это не относится. Он позволяет себе насладиться моментом, целомудренно держа руки на её талии поверх пальто, а затем мысленно хватает рвущегося наружу зверя за шкирку и швыряет в самый дальний чулан своего сознания, с грохотом захлопывая за ним массивную дверь, отрывается от её губ и смотрит ей в лицо: — Вот теперь всё. Довольна? Она стоит перед ним растрёпанная с полыхающими щеками и тяжело дышит, сердце бьётся с сумасшедшей скоростью. Сил ответить у неё нет, она просто кивает головой и вид у неё слегка испуганный и отрешённый. Напугана она, впрочем, не тем, что её чуть не взяли посреди леса, об этом она даже не подозревает, а тем, что в глубине души ей на одно мгновение захотелось… Захотелось недозволенного. В Васерию Анна возвращается задумчивой, на все вопросы, поцеловал ли её кто-нибудь, она слегка краснеет и пожимает плечами, что можно понимать как угодно, но Мадалина видит, как её высочество постоянно касается пальцами губ, будто бы что-то вспоминая. Она пихает Велкана острым локтём и хихикая, говорит: — У твоей сестры явно появился поклонник. — Голову оторву, — отзывается тот, задумчиво рассматривая кучку парней на площади и прикидывая, кто бы мог быть таким отважным, да ещё и остаться после своей отваги без разбитого лица. — Брось, ей только на пользу. Ты же не хочешь, чтобы она оставалась такой нелюдимой? — смеётся Мадалина, а затем внезапно спрашивает: — Почему ты не шёл за мной до города? Я думала, я нравлюсь тебе. — Нравишься, — тихо отвечает Велкан. — Даже больше, чем нравишься. — Так в чём дело? — Ты знаешь в чём. Моя семья проклята. Мы — главная мишень для вампиров. Я тебе такой доли не желаю. — И что, проживёшь затворником до конца дней своих? Или возьмёшь в жёны ту, что тебе не по душе, потому что её будет не жаль? — голос Мадалины странно звенит, намекая на то, что его хозяйка в шаге от того, чтобы расплакаться. — Послушай, — говорит Велкан и берёт её руки в свои, — послушай меня. Впервые в жизни мы так близко к достижению цели. У отца есть план. У нас действительно есть шанс с ними покончить в ближайшее время. И если это произойдёт, если всё это закончится, я обещаю, я женюсь на тебе. — Если, — горько шепчет девушка. — А если нет? — Если нет — то тебе повезёт, что я на тебе не женюсь, — тихо отвечает он. Дома от лучезарного настроения Анны не остаётся и следа. Отец с братом поругались, так и не сказали из-за чего. Оба ходят мрачнее тучи. Мадалина не появляется, принцесса видела её мельком в городе, и выглядела та безрадостно. Значит, Велкан не пошёл за ней в город. Анна догадывается, почему, и догадывается, что случилось. Она знает своего брата лучше всех, даже лучше, чем отец. Может, он и считает сестру ребёнком и многого ей не говорит, но она в состоянии догадаться сама. По его оговоркам. По обрывкам чужого разговора. По складке, залегающей между его бровей. Велкан считает несправедливым обрекать кого-то заранее на жизнь, полную опасностей. Не хочет плодить проклятые души. Анна не знает, правильно это или нет, но братом всё равно горда. Ей нет смысла размышлять над этой дилеммой, она всё равно не может иметь детей. Ночью она долго не может заснуть, прокручивая в голове все события сегодняшнего дня, а когда проваливается наконец в царство Морфея, и там ей нет покоя. Ей снится ОН. Снится так достоверно, что сон кажется явью. Он с ней в одной комнате, его губы накрывают её губы, его руки стаскивают с неё ночную рубашку. Прохладные ладони скользят по обнажённой коже спины, пальцы зарываются в волосы, а затем их хозяин поднимает её, кладёт на постель, и сам осторожно ложится рядом. Чуткими пальцами водит по обнажённой коже живота, скользит по шее, гладит грудь, а затем его рука спускается ниже, между бёдер, и начинает неспешно её ласкать. Она выгибается, цепляясь за покрывало, подаётся навстречу его пальцам, хрипло стонет, когда чувствует, как один из них проникает внутрь. Он крадёт её стон поцелуем, и его рука между её ног начинает двигаться быстрее, а затем он прижимает её к кровати своим телом. Она покорно раздвигает ноги шире, частично со страхом, частично с ожиданием. Ожиданием удовольствия, ожиданием того, что сейчас она станет женщиной, что сейчас она узнает всю сладость первородного греха, но этого не происходит, потому что она просыпается. Взмокшая, с бешено колотящимся сердцем и в ужасе от приснившегося. Некоторое время Анна просто сидит на кровати, осматривает взглядом комнату, дабы убедиться, что в ней никого нет, и пытается унять рвущееся из груди сердце. Затем, спотыкаясь и с подкашивающимися ногами, бредет в ванную комнату, зачерпывает ледяную воду ковшом, выливает аккурат себе на темечко и смотрит в зеркало, как водяные дорожки бегут по её лицу и волосам и стекают по шее на грудь и спину… Одного ковша мало, и она выворачивает себе на голову ещё один, а затем ещё один, и только после этого окончательно вырывается из цепких лап наваждения. Господи, стыдно-то как. Как идти завтра на исповедь после таких снов? Как о таком сказать? Пожилого священника удар хватит от таких откровений. Оставить снова между собой и Богом? А не многовато ли накапливается у них секретов? А самое главное, как ЕМУ в глаза при следующей встрече смотреть? Предположим, выражение лица она худо-бедно может контролировать, но никак не его цвет. А она свято уверена, что как только в следующий раз увидит нового знакомого, по цвету сравнится со своей красной курткой. Она смотрит на себя в зеркало: волосы спутанные, глаза безумные, зрачки заполонили почти всю радужку. Дышит, как учил брат, глубоко, пять счётов вдох, пять счётов выдох. Трясёт головой, отгоняя остатки сна. Несколько раз подпрыгивает, просто, чтобы сбросить напряжение. Она просто скажет священнику, что видела непотребный сон. А в чем он заключается, рассказывать не будет. В конце концов, не будет же он выяснять у неё детали… Анна возвращается в комнату, стаскивает с себя мокрую одежду, переодевается в сухое и забирается под одеяло. Интересно, а её знакомый видит ТАКИЕ сны? Вряд ли. Вряд ли на него произвёл такое впечатление поцелуй в лесу с соплячкой, которая даже не в состоянии открыть рот, пока ей об этом не скажут. Но, может быть, он хотя бы о ней думает? Владислав о ней не думает. Ему просто нужна разрядка, и Алира первая попадается ему под руку. Обычно он выбирает, с кем хочет разделить ложе. Все его три невесты такие разные. Он зовёт Маришку, когда у него игривое настроение, когда хочется подурачиться, повеселиться, поэкспериментировать. Все его невесты далеко не образчик целомудрия, но для Маришки вообще запретов нет. Верона — другая. Спокойная, уравновешенная, она как глоток холодной воды в жаркий полдень или теплой крови в холодной ночи. С ней можно говорить. Говорить о чем думаешь, чего хочешь. Она умеет слушать. И несмотря на внешнюю холодность, в ней удивительно много нежности. Алира — это воплощенная страсть. Ураган эмоций, дикое желание, объятия, от которых круги перед глазами, крики, от которых дрожат стёкла, они сплетаются в обнажённых объятиях как дикие звери, в этот момент они дышат только друг другом. В этот раз ему совершенно наплевать, с кем из них, он выбирает Алиру просто потому, что она первая попалась ему на глаза в коридоре. Затыкает рот поцелуем, подхватывает на руки, несёт в спальню и бросает на кровать. От одежды они избавляются мгновенно. Он ласкает её, так, как умеет только он, так, как ей нравится, но механически, потому что хочет побыстрее взять, но считает это невежливым по отношению к ней, всё-таки невеста, а не девица из дома терпимости. Алира чувствует, что что-то не так. Её хозяин думает не о ней. И не о её сёстрах в ночи, иначе бы одна из них была сейчас вместо неё. А может и вместе с ней. Верона такого не любит, а вот они с Маришкой и хозяином пару раз славно развлекались все вместе. Нет, не о своих невестах он сейчас думает. Это обижает, это беспокоит. Это заставляет гадать, о ком же тогда? Владислав не думает ни о ком и ни о чем. Потому что не хочет. Хочет просто утонуть в ощущениях и получить долгожданную разрядку. Ему даже об Алире думать не хочется, поэтому, доставив ей удовольствие, он разворачивает её к себе спиной и берёт сзади. Чтобы не встречаться глазами, чтобы не смотреть в лицо, чтобы не целовать. Он просто закрывает глаза и сосредотачивается на ощущениях, пока наконец его самого не накрывает тяжёлая волна наслаждения, и он не падает на невесту, придавливая её телом к кровати, зарываясь лицом в её волосы и вдыхая их аромат. Аромат насыщенный, сладкий, пудровый: роза, пачули, ваниль и что-то ещё… Обычно он не против, но сегодня запах кажется ему слишком тяжёлым, прямо-таки удушающим, он даже думает, что был бы он живым, мог бы задохнуться. Против воли вспоминается терпкий запах диких трав... С этим воспоминанием приходит ещё одно. Мало кто помнит, но раньше на Драгобете был ещё один обычай. Обычай становиться побратимами в этот день, клясться друг другу в вечной дружбе и верности, вырезав кровавые кресты на своих руках и соединив их. И этот день четыре сотни лет ассоциируется у Владислава только с одним человеком. Впрочем, возможно, после сегодняшнего дня будет ассоциироваться с другим. Он перекатывается на спину, увлекая невесту за собой, механически целует в огненно-рыжую макушку, встаёт и начинает одеваться. Алира сидит на постели и отрешенно смотрит на своего хозяина. Тот застёгивает рубашку и между делом, будто о какой-то безделице, говорит ей: — Родная? — Да. — Поменяй духи. Он не помнит, как выбирал ей их сам.