Любовь божественному противоестественна

Его снова нет. Его нет в библиотеке, нет в хранилище, нет в раскидистых садах, где деревья теряют листву так же быстро, как кончается очередное порывистое желание Амрита идти выяснять отношения. Похоже, Рэйтан снова занят своими божественными делами, далёкими от человеческого понимания. Дни летят быстро, оставляя за спиной сезонные праздники, где Амриту необходимо было присутствовать. Наступает долгожданный отдых, разряжаемый лишь рутинными обязанностями в Калигхате. Но Амриту неспокойно. Чем больше свободного времени, тем больше мыслей, царапающих черепную коробку до скрежета и головной боли. Он всё силится понять мотивы Рэйтана, его истинные желания и цели поступков – но, похоже, тот оказался прав в том, что Амриту не суждено понять и постичь божественного. И если эти эмоциональные качели и игры в кошки-мышки теперь зовутся так, то Амрит готов поспорить. Да только спорить не с кем. Рэйтана всё ещё нигде нет. Зато в памяти Амрита есть несдержанные горячие поцелуи под искрами фейерверков и блеском полной луны, жив в его памяти и тот закатный вечер, где сливались тела и ауры; тот вечер, ставший первым звеном в цепи, что теперь душит Амрита изо дня в день. Вопросы множатся, ответов по-прежнему никаких. Зато Амрит понял, что своим напором он вряд ли правды добьётся, лишь истерзает ещё больше и без того саднящий рассудок. Потому он не ищет новой встречи. Но подмечает из раза в раз пустующие места в пространствах комнат, излюбленные Рэйтаном. Тот широкий подоконник с видом на водную гладь пруда, то кресло под лампадой, и скамья в саду возле россыпи жасмина. Словно без присутствия Рэйтана всё опустело, пускай людей кругом хватает. Амрит, наверное, скучает. Себе признаться до конца не готов, но и отрицать больше не хочет, потому что понимает, что каждодневно возвращается мыслями в яркую ночь Махашиваратри. В конкретный момент, где Рэйтан, едва сбросивший свою холодную маску отчуждения, натянул её снова. Вслед за его губительно-горящими касаниями Амрит вновь столкнулся с контрастным холодом, и последнее, что он помнит – как высокий силуэт в ритуальных одеждах растворился в ночи, вновь бросая на произвол, в непонимании и растерянности. Амрит даже не помнит, как добрался до дома. Он прекрасно знает что их связь губительна, фактически невозможна. Или возможна, но с последствиями – и случившееся в тот вечер – лишь предупреждение. – Ох, Махадева... – бросает Амрит в пустоту и широко улыбается с долей странного отчаяния, устало потирая переносицу, – Как же это... Как же их угораздило? Как Амрита угораздило вскрыть этот ящик Пандоры, вытащить наружу запретное и опасное? Но и Рэйтану точно не всё равно. Теперь Амрит уверен в этом. Стоит ли за этим тяга к переплетению энергий или... нечто иное – вопрос совсем другой, и над ним Амриту пока не хочется размышлять. Слишком много он времени и сил на это в последнее время тратит, ловя на себе озабоченные взгляды членов семейства. Те вряд ли о чём-то догадываются, но если догадаются – Амрит уверен – никто доволен не останется. – Рита-Шива, ты если слышишь, то было бы неплохо снизойти. Амрит бросает это в пустоту, не питая надежд, лишь желая на этом пресечь поток гнетущих мыслей, и тут же горько усмехается, чувствуя себя идиотом. Принятие, тем временем, приходит к Рэйтану не сразу. По человеческим меркам, однако для божественной сущности уложить в сознании потерю не составляет большого труда, если сравнивать с тысячелетиями прожитого. Аватар порядка всегда был, есть и будет. Он соответствует балансу самим своим существованием и мастерски умеет изгонять из головы всё лишнее. Всё же, теперь Рита-Шиве положен отдых и бесконечные медитации в стенах Тамас-Виталы. Он гонит от себя мысль, что намеренно закрылся от людей, их просьб и призывов. В его пространстве всегда светло, растут прекрасные цветы, журчит вода и поют сладкоголосые птицы, и Махадева – Рэйтан Вайш – в абсолютном порядке, не покидая свою обитель. Ему сложно вспомнить, когда за всю историю на вверенном материке были времена полного порядка и баланса мироздания. Крупицы покоя крайне редки, потому стоит пользоваться. Ещё реже Махадева застаёт самого себя с утерянным спокойствием. Он давно устал поражаться людской природе, но уяснил, что близко подходить, пожалуй, и не стоит. Она его научила. Амала Кхан, Амала... Басу. Научила не прикасаться к человеческой душе. Тёмная богиня Кали же учит его не прикасаться к человеческому телу. И Шиве не нравится, когда его пытается учить хоть кто на этом свете. Однако, закон миропорядка един для людей и богов. Рэйтану положено охранять заблудшие души и растворяться в энергиях земного потока, следя за балансом до тех пор, пока люди вновь не призовут Шиву обратить на их ничтожные проблемы свой божественный взор. Он слышит эти молитвы ежедневно. Кому это рутинный ритуал, а кто в отчаянии не может справиться с превратностями судьбы и цепляется за любые нити. А кто-то, вроде прорывающегося сквозь сомн голосов Амрита Дубея, и вовсе намеревается поставить себя в один ряд с богами. Рэйтан слышит их всех, но прекрасно знает, что нет необходимости откликаться даже на самый красноречивый зов, если человек способен справиться сам. Не нужно их развращать и баловать, когда человечество должно само стремиться открыть частичку божественного в своих многочисленных душах и обрести покой. К тому же стремится и Махадева Рита-Шива, очищаясь в медитации и теряя счёт времени. Счёт времени теряет и Амрит, слоняясь по дому как неприкаянный. Возможно, ему стоит просто прогуляться, проветрить голову на свежем воздухе – но и тот пронизан жасмином. Да и опыт ему показал, что чем больше прохлаждаешься, тем больше нерешаемых проблем. Так что стоит отвлечься на чуть более решаемые проблемы, так кажется Амриту, когда ноги сами ведут его к кабинету отца. В который входит он, по обыкновению, без стука. – Ты документы последние заполнил? Тяжёлый взгляд Девдаса скользит по Амриту медленно, на краткий миг напоминая тому о далёком детстве. – В чём дело, Амрит? – Всего лишь не хочу потом доделывать это за тобой. Как и всегда. Амрит упирается плечом в косяк и ухмыляется, вздёрнув подбородок. Далёкое детство в далёком прошлом. Сейчас отец не кажется ему таким грозным, как во времена, когда пугала даже одна его тень. Амрит вырос, выросли и его амбиции. – Отец, ты многое стал забывать. А последние пуджи... – Это твоя обязанность. Тон Девдаса леденеет, но Амрит, лишь хмыкнув, приближается к отцовскому столу, теперь глядя на мужчину сверху вниз. – Я знаю о своих обязанностях. А ты, повторяю, стал о них забывать. – Ты заигрываешься, – отец поднимается из-за стола, принимая негласный вызов. ...и ничем хорошим этот диалог не заканчивается. Теперь, злой пуще прежнего, Амрит резким движением руки сметает со стола красочную вазу – всё равно давно глаза мозолила, стоит ему только зайти, почти влететь в свою комнату. – Вон отсюда, – рычит он, недобро сверкнув глазами, как только испуганная Мадху выныривает из-за угла на звук битого стекла. Без промедлений служанка испаряется, и Амрит, захлопнув за ней дверь, устало падает на кровать, прикрывая глаза. Девдас стар и слаб, и будто бы не готов до конца признать Амрита, считая того, видимо, по-прежнему несмышлённым буйным подростком. Недооценивать Амрита – наиглупейший из всех поступков, но в последнее время этим, кажется, спешат заняться многие, даже... Даже он. Ухмылка сама собой лезет на губы Амрита. Ровно как и Махадева, мысли о котором лезут в голову неизбежно, вытекая из любой возможной ситуации. Казалось бы, стоит подумать о борьбе за власть в брахманской семье, выстроить стратегию, выждать момент, и... И Амрит думает лишь о длинных изящных пальцах, о волосах, цвета вороньего крыла, о колком льду в глазах и дьявольском пламени на умелых устах. Пламя полыхает внутри самого Амрита – придавленная глупая обида, задушенная злость, и всё вкупе с желанием... нечеловеческим желанием. С толикой ужаса, но без особого удивления, Амрит чувствует, как внизу живота стягивается тугой узел возбуждения. В шелесте листвы из приоткрытого окна ему чудится тихий проникновенный шёпот, и Амрит спешно пробегает языком по пересохшим вдруг губам. – Чтоб тебя, Рэйтан Вайш, – тихо рычит он сквозь сжатые зубы. И ощущает медленно растекающийся по венам жар, так, что становится душно; так, что иные мысли теснятся под гнётом ярких воспоминаний. Амрит делает глубокий вдох. Он злится? Или скучает? Смирился ли? Или желает. Желает так, что кожу вновь покалывает фантомными прикосновениями. На резком выдохе Амрит распахивает в стороны ставшее слишком тяжёлым одеяние. – Будь ты проклят, Рита-Шива... Слова не сквозят искренней ненавистью, но звучат так проникновенно, что Амрит и сам в моменте готов поверить, что способен проклясть божество. В следующем моменте он скользит рукой по бедру, дёргает молнию ширинки вниз. Горячая плоть тут же напрягается ещё сильнее под пальцами, что крепко смыкаются вокруг неё под рваный выдох Амрита. Он так и не открывает глаза, отрывисто, с наслаждением, скользнув по члену ладонью. Сознание услужливо вырисовывает лицо, чьи черты Амрит запомнил до каждой детали; чёрные волосы, мягко соскользнувшие на обнаженную грудь при проникающем глубоком движении. Амрит судорожно выдыхает, едва закусив губу, и пальцы его сами подбирают ритм, скользя по тонкой коже, лаская головку, пачкаясь в быстро сочащемся предэякуляте. А в сознании его только крепкая хватка на собственном горле, лишь горячий язык в собственном рту, ловкий и умелый – и лучше него, на самом деле, никто Амрита не целовал. В сознании больше и нет никого, только он в своём единстве. – Рэйтан... Тихий шёпот Амрита мешается с его шумным дыханием, перемежаясь с участившимся сердцебиением, и он не сдерживает движений, зажимает член у основания на миг, закусывает губу сильнее, и ведёт вверх вновь, резко, почти грубо. И ему сейчас совсем не стыдно надрачивать с чужим именем на губах – в людях и без того хватает греха, и это – меньший из них. Осуждающий взгляд Махадевы, в любом случае, никак не представляется, а вот его взгляд, полный властного желания, подавляющий волю, заставляющий подчиниться... – Рэй... И его губы, шепчущие «мой». Амрит почти рычит, свободной рукой сжимая простынь, и выбивается из ритма движений, переходя на быстрый отрывистый темп, сбивается и его дыхание окончательно. Ему откровенно хорошо сейчас, и ему чертовски плохо в едином моменте. Так неизмеримо желать недостижимое – самая терпкая горечь, что теперь лишь чужим именем оседает на губах. Амрит вторит его вновь и вновь – он готов перечислить все имена Шивы, если бы тот этого сейчас пожелал. Если бы тот только оказался рядом. Собственная ладонь не приносит Амриту столько удовольствия, но на пару с сознанием создаёт такую синергию, что он чувствует, как готов кончить. Без всякого стыда и сожаления, и с чужим именем на выдохе. У Шивы много имён. Окунаясь в божественный поток с головой, Рэйтан воспринимает голоса как белый шум. Как данность, с которой привык идти рука об руку. Он бы с превеликой радостью, свойственной индийским сущностям, дал человечеству всё, чего они хотят. Однако, если все получат всё, то и порядка никакого не будет. Распределение ресурсов, прав и обязанностей не чуждо даже пантеону. Хаос голосов в голове – это вынужденный порядок, с которым Рита-Шива смирился. И всё же, одному из сомна удаётся выделяться раз за разом. Как только не зовут Шиву, но мало кто зовёт его... Рэйтан. Амрит Дубей додумался пытаться проклинать Махадеву? Хорошо, что доступа в Тамас-Виталу ни у кого из одиозной брахманской семьи не имеется, и Рита-Шива может сосредоточиться в одиночестве. Не может. Серебристая нить сознания тянется на голос, становящийся совсем иным. До странности сбивчивым. Что же там происходит? Рэйтан открывает глаза. Прищуривается, рассматривая привычные пейзажи белого мрамора и вьющейся зелени. Его губы горят по неизвестной причине, как от сорванного поцелуя. Знакомо. Человеческая оболочка вполне по-людски отзывается на невесомые прикосновения. Как только Шиву не называют, но теперь контекст его имени принимает какие-то совсем непривычные обороты. В очередной раз проходя сквозь тонкие границы миров, Рэйтан без труда отыскивает Амрита Дубея. А тот... Из груди Рэйтана вырывается короткий выдох. Оказавшись в полуосвещённых покоях юного жреца, он неотрывно смотрит на постель. Даже с чрезвычайными способностями к улавливанию энергий, Амрит пока не может его видеть. Зато сам предстаёт в столь разнузданном виде, что мурашки своевольно бегут по человеческому телу тысячелетнего божества. Бесшумно ступая на дорогой ковёр, Рэйтан хочет увидеть больше. Распластанный на подушках, распоясанный и расстёгнутый, Амрит забывается в ласках. А Рита-Шива забывает, как дышать, подходя к самому краю роскошной кровати. От собственного имени на чужих устах пробуждаются и тянут ближе к земле простые людские потребности. Тело тяжелеет, а из головы исчезают все лишние мысли. «Прочь, – мысленно приказывает Рэйтан многочисленным голосам, – Подите прочь» Остаётся лишь один шёпот, что звучит прямо здесь, рассеиваясь по затемнённым углам спальни. Витые кудри Амрита спали на его взмокший лоб, голая грудь цвета молочного шоколада вздымается, рука двигается всё быстрее... Нет. Рэйтан подаётся вперёд, обретаясь в человеческом пространстве, но не утруждая себя обыденной маскировкой. Он является Амриту в полубожественном виде, опускаясь на кровать перед ним, и подхватывает расставленные ноги под колени. Амрит в неожиданности распахивает глаза. Пик наслаждения, ощутимый им так близко, ежесекундно оказывается вдали. А Рита-Шиву в единый момент охватывает простой человеческой страстью, он наслаждается увиденным. И без труда устраивается, расположив разведённые крепкие бёдра лежать на своих согнутых ногах, и хватаясь за запястье Амрита. Дёргает выше, заставляя выпустить изласканный член, и отводит в сторону. Из груди Амрита вырывается хриплый вздох удивления, но губы его рефлекторно, пусть и в совсем иной интонации, выдают: – ...Рэйтан? Определённо это он. Во взгляде Рэйтана плещется неприкрытое удовольствие. – Красив, как виноградная лоза... – шепчет он в ответ, будто стремясь сохранить божественное таинство в пределах этих покоев, – Нет... Как сбросившая девственный цвет вишня, что наливается соком земли и вот-вот поспеет. Пусть Амрит решит, что это сон. Так будет проще, и беснующаяся энергия внутри юноши всё равно не позволит тому мыслить трезво. Рэйтану хочется завладеть всем этим вновь. Захватить тело, душу, разум, слиться воедино. Его тянет всё ближе, но настойчиво крепкая хватка всё так же не позволяет Амриту лишний раз пошевелиться. Пускай Рэйтан и в своей непривычной для глаза Амрита белой одежде – божественной, едва ли прикрывающей тело, но это точно его волосы, украшенные золотом, плавно струящиеся по плечам. И его взгляд... в этот раз другой. И губы его в этот раз говорят совсем иные вещи. Амрит всё так же рефлекторно растягивает губы в ухмылке – скорее в виде защитной реакции на ситуацию, вероятность происшествия которой была равна нулю. – Весьма... поэтично... для такого расклада дел. Учащённое сердцебиение неизбежно вздымает его грудь, инстинктивная паника внутри Амрита медленно подбирается, и абсолютно точно глушится возбуждением, не сбавляющим свои обороты. Его член крепко стоит по-прежнему, пульсируя, истекая смазкой, а при взгляде на Рэйтана, ещё и с этого ракурса, прямо как в самых потаённых воспоминаниях Амрита, жаждет прикосновений лишь сильнее. Лишь мучительнее. – Не спеши же так, дай мне полюбоваться, – усмехается Рэйтан и склоняется над распластанным под собой телом. Амрит нервно ёрзает в столь открытой позе, пробегается языком по губам, но ему... интересно. Интересно что предпримет Рэйтан дальше, раз решил собственнолично снизойти – ведь явно не просто так. И Амрит дожидается. Притяжение не щадит человеческую оболочку, откликающуюся на неистовый жар, Махадева коротко касается мягких губ своими. Амрит с готовностью, с желанием отвечает на аккуратный, словно дразнящий поцелуй, неспешный, и оттого лишь сильнее распаляющий рассудок. Сопротивления энергий нет, чем Рэйтан тут же пользуется, отстраняясь на миг, но приникая к полуоткрытому рту вновь. На этот раз поцелуй длится немного дольше, и отрывается Рэйтан лишь для того, чтобы запустить ладонь под край распахнутого шервани и снять ткань с плеча. Амрит судорожно выдыхает в губы, о которых лишь несколько минут назад мог только мечтать. Его тело, даже будь воля иной, всё равно стремится навстречу. Словно так надо. – Я дам тебе намного больше, чем эта... молитва. Шёпот Рита-Шивы стремится проникнуть прямо под шоколадную кожу и растворяет в воздухе распахнутую одежду. – ...так вот какие "ритуалы" по душе грозному Шиве? Амрит ухмыляется, абсолютно не обращая внимания на вновь развоплощённые в материи пространства собственные одеяния. Возбуждение начинает дёргать за нити нервов, сознание знакомо сбоит, но Амрит не двигается, только неотрывно тонет в чёрных глазах. Будто проверяет себя на прочность, медленно сходя с ума. – Я видел разные ритуалы, но подобных подношений там не было. Рэйтан усмехается в ответ одними глазами, рассматривая вздымающуюся широкую грудь и проводя по ней свободной ладонью. Тёмная кожа горяча и бархатна на ощупь. Её невероятно приятно касаться, стирая выступившие от истомы капельки влаги. Амрит горит весь, полыхает от желания, тянется душой и телом, невзирая на привычную дерзкую ухмылку. Рэйтану хочется касаться снова и снова, руками, губами, всем своим телом, чья бледность контрастирует в полумраке. – ...в таком случае, как милостивое божество, не мучай меня. Ты прекрасно видишь, чего я желаю больше всего. Свободная ладонь Амрита ложится на щёку Рэйтана, он жадно смотрит на его губы, всё ещё не до конца осознавая реальность происходящего. Но сейчас всё иное теряет смысл. Больше нет ничего и никого – только они вдвоём – и Амрит готов поклясться силами Тёмной Матери, что видит сейчас в этих глазах ответное желание. Пускай куда более терпеливое и сдержанное. Самого же Амрита едва ли хватит ждать хоть ещё немного. Рэйтан поднимает взгляд. Встречается с мерцающими сапфирами глаз Амрита, где радужка теряется от расширяющейся черноты зрачков. Голос несдержанного юноши проникает в сознание, его откровенность очаровывает, а от мягких касаний ладони на лице что-то отчётливо плавится в божественном разуме Рита-Шивы. Настолько, что в этих глазах он видит морские пучины, горные высоты, вечные льды и собственный образ, возведённый в абсолют. Амрит Дубей полностью открыт, он не стесняется своих желаний, равно как и Шива, окутанный плотным запахом вишни и шоколада, исходящим от запястья близ лица. Он вновь хочет это тело. Жадно и нестерпимо, отчего собственный член неизбежно наливается жаром, твердеет и поднимается под невесомыми одеяниями. Чужие бёдра так плотно лежат поверх собственных, что даже Амрит может почувствовать это желание. – ...ну же. Амрит дёргает зажатой кистью, желая продолжить начатое, но хватка Рэйтана оказывается неожиданно крепкой. – Ты же не надеешься, что я примусь умолять тебя? Так чего же ты ждёшь, Рэйтан Вайш? Рэйтан приподнимает бровь в ответ на дерзкие заявления, и сильнее сжимает отведённое запястье. – Не умоляй меня, юный жрец, – властно шепчет Шива, отчего ярче шумят листья деревьев за открытым окном, – Подчиняйся. Он берётся и за второе запястье, плавно заводит голые руки вверх вдоль постели и прижимает у изголовья кровати. Склонившись ещё ниже, Рэйтан позволяет ткани божественных одеяний, холодным золотым украшениям и чёрным змеям волос щекотать разгорячённое тело. Он прижимается в жарком поцелуе к впадине между шеей и плечом, жадно вдыхая сладковато-тёрпкий запах. Амрит на выдохе запрокидывает голову, выгибаясь в пояснице, лишь бы быть ближе к этим губам, что сегодня решили быть благосклонны. – "Подчиняйся"... – шёпотом вторит он, чувствуя откликающуюся нетерпеливую дрожь всем телом, – Ты в своём репертуаре, Рита-Шива... Влажные поцелуи дразнят лишь сильнее, разгоняют по венам знакомое ощущение искристой энергии. Выпуская его запястья, Рэйтан покрывает взмокшую подставленную шею тягучими жаркими поцелуями, спускаясь ладонями вниз вдоль плеч и мягко сжимая между пальцев полюбившиеся выступающие тёмные бугорки сосков. Под Рэйтаном сам Амрит сейчас весь как оголённый искрящийся провод, он судорожно выдыхает, и ощутив свободу рук, спешит зарыться пальцами в длинные волосы. Сколько же дней он мечтал это сделать – и все ожидания оправдываются, награждаются вереницей поцелуев, выверенными касаниями к чувствительной коже. Дёрнувшись от переизбытка ощущений, Амрит недовольно рычит, потираясь своими бёдрами о чужие. У Рэйтана стоит так же крепко, как у самого Амрита, но он всё чего-то ждёт. Дразнит. Или издевается. Вишня, шоколад и острое возбуждение. Рэйтан хочет взять это тело вновь. Шива хочет им обладать. Из груди его вырывается несдержанный выдох, пока собственное тело подаётся вперёд само по себе, вжимаясь сильнее в бёдра Амрита. Нельзя. Скрипнув зубами, Рэйтан на секунду прикрывает глаза. Она не позволит. Она дала понять, что ещё один такой случай если не убьёт, то искалечит хрупкое человеческое тело. Но желание сильнее всего на свете, пока живой, открытый, искренний в своих порывах Амрит едва дышит под ним и рвётся навстречу. Не смея отказывать себе в удовольствии, Рита-Шива продолжает вполголоса. – Ты можешь касаться меня, если захочешь. Но себя больше не смей. Он плавно отстраняется, решая на этот раз растянуть удовольствие, и выпрямляется. С лёгкостью задирает ноги Амрита выше, снимая расстёгнутые штаны, стягивая цепкими пальцами приспущенное нижнее бельё. Шива беззастенчиво любуется дарами в свою честь и разводит ничем больше не стеснённые колени шире. Дыхание ужасным образом утяжеляется и становится шумным, когда одна из рук проводит по обнажённому бедру. Рэйтан жадно хватается за него через мгновение, впиваясь пальцами в нежную кожу. Ужасно хочется войти вновь. Оказаться внутри горячего, влажного и до тесноты узкого нутра, готового безропотно принять его полностью. Вместо этого Рэйтан поднимает потемневший взгляд на Дубея и облизывает два пальца. Амрит наблюдает за ним в полумраке, сверкнув нетерпением во взгляде, и отбрасывает попытки восстановить дыхание. Один вид пальцев Рэйтана заставляет его вновь нетерпеливо дёрнуться навстречу, он пробегает языком по губам, и словно ощущает на них привкус жасмина. Через мгновение Махадева подныривает рукой меж разведённых ног, прижимая оба к сжавшимся круглым мышцам. – Спокойнее. Расслабься. Амрит не может ослушаться, не сейчас, когда нетерпеливое желание подстёгивает делать всё, что угодно, лишь бы получить желаемое. Он расслабляется старательно, как может, как умеет, но нетерпеливая дрожь всё равно мешает, и она лишь усиливается, стоит длинным пальцам Рэйтана толкнуться в узкий задний проход. Рита-Шива настойчиво проталкивает пальцы внутрь манящего нутра. С каждым мигом, вытаскивая не до конца, он проникает внутрь на одну фалангу больше, не прекращая движения. Амрит шипит несдержанно, вновь вздрагивая, но моментально широко ухмыляясь. Рэйтан вводит пальцы до упора и вновь почти вытаскивает, чтобы заново вторгнуться глубоко внутрь. Воображение рисует ему совсем иные расклады, но и от таких действий собственный низ живота выкручивает, отсылая волны удовольствия по всему телу. Амриту не больно, учитывая предыдущий их опыт, но непривычно. Однако, исступлённое желание давит всё сильнее, заставляя его двинуть бёдрами в ритм нарастающим движениям пальцев. – Боги... – шепчет он, вновь откидывая голову назад, пока кожа его покрывается мурашками, а пальцы Рэйтана внутри движутся всё быстрее и чётче. Амрит чувствует бедром его твёрдый член, и чувствует предел собственного терпения. Он хочет чтобы Рэйтану было хорошо, чтобы и Рэйтан забылся и потерял голову в наслаждении. И сейчас вновь плевать на последствия. Пока его кроет наваждением вкупе с тёмной энергией, пока дыхание его плавно переходит в стон наслаждения – он хочет больше. Рэйтан поднимает затуманенный взгляд, свободной рукой проводя по впавшему животу Амрита, нарочито не доходя до головки его стоящего члена. Он забрал бы его как дар в вечное рабство, если бы только мог. Приподнимаясь на локтях, Амрит неотрывно смотрит в глаза Рэйтану, прежде чем схватить того за волосы, несдержанно, грубо, возможно – но лишь бы притянуть к себе ближе. Лишь бы касаться его больше. И падает обратно, утягивая за собой Рэйтана, обвивает руками его шею и глуша тихий стон, шепчет ему на ухо: – Я справлялся с кое-чем покрупнее, чем твои пальцы. Я же вижу как ты хочешь меня... Наглости Амриту не занимать, отчего Рэйтан в моменте хмурится, но тут же порывисто выдыхает, ощущая мурашки по спине. Пальцы Амрита излюбленно путаются в его волосах, пока он несдержанно прикусывает Рэйтана за мочку уха, и тело его пробирает новая дрожь. Он мечется под Махадевой на постели, не находя спасения в этом наваждении, не понимая, хочет ли он долгожданного оргазма, или хочет продлить момент как можно дольше. Ему нужно всё и сразу. – Давай, Рэйтан... Сдавленный стон и сладострастный шёпот Амрита изгоняют из головы Рэйтана лишнее. От давления сверху ноги Амрита раздвигаются ещё шире, а пальцы Рэйтана движутся всё резче. Амрит так прав. Его стоит связать или пригвоздить к этой кровати, но и таким образом пылающую энергию наваждения не удастся остановить. Переплетения ярких человеческих чувств окутывают Рэйтана, охотно вжимающего беснующееся тело Амрита грудью в кровать. Он хочет нестерпимо, потираясь членом о внутреннюю сторону чужого бедра. Самому Амриту хватит и одних пальцев Рэйтана, чтобы кончить, но так он не хочет. Но с собственным стоном, громче предыдущих, из головы выбиваются все мысли. Амрит ходит по грани наслаждения, вот-вот готовый сорваться в его пучину; он затягивает Рэйтана в глубокий поцелуй, с тихим шипением кусает его губу, теперь чувствуя на языке жасмин с привкусом металла. Амрит дразнит Рэйтана громкими стонами. Амрит способен произносить его имя так, как не выходит у самых фанатичных поклонников Махадевы. И Амриту в этот вечер за смелость позволено многое. Даже поцелуй с привкусом боли и крови, от которого всё тело Рэйтана пробирает чудовищное нетерпение. Он жмётся в ответ с жадностью пустынного странника, набредшего на оазис, а собственные пальцы всё грубее вонзаются в пылающее и отдающееся тело Амрита. Рука того сама рефлекторно тянется к собственному члену, пока вторая давит на затылок Рэйтана, не позволяя отрывать взгляда от собственных глаз, в которых есть всё – долгожданное наслаждение, сладострастное мучение и жгучее нетерпение. По смешениям красок ауры видно, как Амрит балансирует на грани, а от безумия столь поплавившегося взгляда из-под полуприкрытых век могут сходить с ума даже боги. Но Амрит ослушался. В своей вседозволенности он никогда не может вовремя остановиться, и именно для этого у него есть Рэйтан Вайш. С лёгким рывком головы Махадева разрывает очередной глубокий поцелуй и распахивает глаза, в которых сквозь тёмное желание прорезается сталь недовольства. Рэйтан резко вытаскивает пальцы, вынуждая истерзанное тело Амрита, обречённо выдохнувшего от ощущения моментальной пустоты в себе, ощутимо дёрнуться, и вновь хватает того за руку. Отбрасывает в сторону, тут же размахиваясь и отвешивая хлёсткий удар по оголённому бедру. Амрит лишь дёргается от звонкого шлепка, моментально бросая на Рэйтана вопрошающий взгляд. Ну конечно – властному полубогу не понравилось малейшее неповиновение – Амрит завидует его сдержанному желанию. Амрит мечтает довести Рэйтана до такого же исступления. Он ухмыляется. – Махадева, ты... – Раскроешь свой рот, когда он мне понадобится. Никуда не девшееся наваждение подсказывает Рэйтану, что этого мало. Мальчишку нужно наказать, и он безжалостно отстраняется, вновь выпрямляясь. Лишь для того, чтобы как следует размахнуться и наотмашь ударить Амрита по щеке. Звучат два звонких шлепка – внутренней стороной ладони и тыльной – отчего голова Амрита с разметавшимися кудрями дёргается из стороны в сторону. Жгучая боль опаляет его щёку, секундой позже и вторую, заставляя замолчать и лишь судорожно выдохнуть. Разметавшиеся волосы лезут в глаза, кожа лица горит, но желания это не умаляет. Амриту нравится и такая сторона Рэйтана, так он куда больше похож на гордое божество. А это неизбежно заводит, заставляя вместо слов промычать нечто нечленораздельное. Рэйтан едва заметно прикусывает нижнюю губу, прерывисто выдыхая через нос и сверкая неумолимо светлеющими глазами. Ему нравится. Но всё ещё мало, потому пальцы его смазано путаются в кудрявой чёлке, пока не сжимаются в крепкой хватке, и Амрит шипит от боли, но Рэйтан с силой дёргает его за волосы наверх, заставляя запрокинуть голову, тут же вдавливая в подушку второй ладонью, сжимая пальцы на смуглой шее. Словно вытесняя из Амрита остатки рассудка и желания поступать против собственной воли. Рэйтан склоняется над его лицом, не замечая ни как поднявшийся от окна ветер треплет волосы, ни как собственные глаза начинают светиться. – Делай, как велено, юный Дубей. Я сказал не трогай себя. Махадева не повышает тон, но лично следит за тем, чтобы угнетающая энергия этих слов силовым разрядом прошибла дрожащее тело Амрита от макушки до пят. Ему нравится власть над этой непокорной душой, и не меньше он любит чередовать удовольствие с болью. Амрит задыхается, до темноты в глазах, до хриплого стона, сорвавшегося с губ. Но кивает едва заметно на слова Рэйтана, больше похожие на приказ, лишь бы тот продолжил начатое, лишь бы перестал мучить. – Не лишай меня удовольствия от своего подношения, – добавляет Рэйтан чуть мягче, успокаивая бушующую разрушительную энергию внутри собственной груди. Он скоро задушит несчастного мальчишку, оттого и спешит выпустить, сразу же отстраняясь, и Амрит с наслаждением глубоко вдыхает позволенный кислород. Но заставлять нервничать и без того истерзанное тело Рэйтану не хочется. Потому Махадева благосклонно прикрывает глаза, отодвигаясь на кровати ещё немного дальше. Он всё равно заберёт себе всё, что может. Каждую частичку энергии человеческого вожделения. И его не остановит даже негласный запрет Тёмной богини. Амрит теперь молчит, лишь тихо поскуливая не то в предвкушении, не то в боязни лишиться чудом обретённого, и морщится, потирая саднящую кожу шеи. Но почти моментально зажимает рот ладонью, потому что Рэйтан опускается ниже, позволяя длинным волосам сползать по своим плечам на богатое покрывало, и берётся за изнемогающий член Амрита. Обхватывает пальцами, двинув ладонью снизу вверх, размазывает щедро натёкший тёплый предэякулят. Всё же, фаллос – это символ Шивы. И этот, источающий молодость и едва сдерживаемую силу, – лучшее подношение. У слуг явно возникнут вопросы о том, почему из комнаты юного господина, в которой тот в одиночестве, доносятся столь громкие стоны. Один из которых Амрит сдерживает, но он не сдерживает своего взгляда, полного вожделения и благодарности. Картина перед его глазами затмевает всё мировое искусство. Пальцы Рэйтана ловкие, его язык им не уступает, и Амрит задыхается лишь от самого осознания происходящего. Горячее тепло рта щекочет истончившиеся нервы. Рэйтан охотно проводит языком по головке, слизывая терпкие капли, и несдержанно обхватывает ту губами. Ласкает языком уже внутри рта, продолжая двигать ладонью, пока вторая уже бесцеремонно проскальзывает между ягодиц Амрита и проталкивает пальцы обратно в узкий проход. Амрит не посмеет ему мешать, и в доказательство Рэйтан поднимает из-под густых тёмных ресниц тяжёлый взгляд, полный угрозы и не менее тёмного желания. Амрит хочет видеть всё. До каждой детали, досконально, чтобы отпечаталось в памяти. Он не хочет ничего упустить, но стоит пальцам Рэйтана, так желанно вновь заполнившим изнутри, с неимоверной точностью пройтись по каждому чувствительному миллиметру, задевая особо нежные точки, как Амрит понимает, что его не хватит. Он плавится под взглядом Рэйтана, пока перед его собственными глазами не начинает плыть туман, а дыхание учащается до стука в висках. Он вновь откидывает голову на подушки, сжимает в ладони простыню, второй зарываясь в волосы Рэйтана. – Махадева... – сквозь дрожь в голосе, на полустоне тянет Амрит, – Рэйтан, я... Его приглушённые стоны растворяются в искрящемся тумане, окутывающем мысли Рэйтана и отнимающем здравый смысл. Он лишь мельком видит вновь тот самый религиозный экстаз в этих ярких глазах, во взгляде, полном восторга, прежде чем проваливается в увлечённость распалённым телом под собой, опуская веки. Испытывать подобную страсть к ласкам для Махадевы нонсенс, пусть даже на секунды. Он движет головой вниз, вбирая глубже, облизывая пульсирующий член внутри горячего рта, а пальцы сами ускоряются. Движения всё настойчивее и грубее, когда Рита-Шива забирает всё. Он дёргает пальцами внутри давящего нутра, упираясь в точку наибольшего наслаждения. Невероятной силы, неясной природы эмоция накрывает вместе с оргазмом, Амрит коротко вскрикивает, с силой потянув длинные волосы на себя, его пробивает крупная дрожь, и он выгибается в спине от внезапной судороги, кончая в тепло чужого рта. И шумно выдыхает до звёздочек перед глазами, стараясь прийти в себя, пока приятная слабость почти моментально сковывает тело, мурашками оседая на коже. Махадева забирает себе и громкий голос, полный удовольствия, и несдержанную дрожь, и собственное имя с губ Амрита. От перегруза чужой энергией, которая гималайской лавиной наваливается на Рэйтана в желании высказать благодарность, он несколько секунд лишь только приходит в себя. Пока не слышит очередные комментарии, позволяя себе ответную усмешку. Как же Амрит Дубей искренен. – ...похоже, мне есть чем гордиться, – слабо ухмыляется он, выпуская волосы Рэйтана из захвата, – Ты невероятен. И Амрит не врёт. Рэйтан плавно поднимается и с интересом ценителя на выставке картин рассматривает раскинувшееся впереди обнажённое тело Амрита. По его собственной щеке стекает нечто, чего Махадева безо всякого смущения касается и глядит на остатки на пальцах. Амрит оставил свой след везде – и на лице, и на более коротких передних прядях волос. Махадева же отчётливо отпечатался присутствием на чужой искрящейся ауре. Если юный Дубей ещё способен разговаривать, значит Кали удалось обмануть? Рита-Шиве противна мысль, что он вынужден считаться с чьим-то мнением. С другой стороны... спорить с Тёмной богиней из-за мальчишки-жреца? – Вы, человечество, что звёздный небосвод, – тихо говорит Рэйтан, проводя ладонью вдоль своего лица, отчего следы чужого семени единомоментно исчезают, – И ты, Амрит Дубей, светишь ярче всех. Мягко кладя ладони по бокам от взбудораженно-ослабшего тела, он вновь нависает и настойчиво подавляет собственное желание грубо взять Амрита здесь и сейчас. Какая разница? Разница образовалась где-то внутри, засела под рёбрами тонкой колющей иглой. – Смотри, не упади с таких высот, – шепчет Рэйтан в приоткрытые губы. Амрит осторожно тянется к губам Рэйтана, желая оставить короткий благодарный поцелуй, но его встречает лишь пустой воздух, в котором скоротечно растворяются нотки жасмина и ладана. А тяжёлый сладкий запах Амрита размывается для Рэйтана ветрами, потоками и шумом листвы, пока он исчезает, стараясь поскорее позабыть провожающий его отчаянный взгляд. Произошедшее не было сном, но ощущения Амрита в эту секунду точно под стать скверному пробуждению. Только у него нет сил ни пошевелиться, ни возмутиться, ни даже в мыслях осудить полубога за такой уход по-английски. Всё-таки, тот услышал, пришёл, и даже соизволил дать желаемое. Что же ещё нужно Амриту? Но скверное чувство, царапающее под лёгкими, перемежается с общей тяжёлой усталостью, заставляя веки закрыться, отпустив сознание в обессиленный сон. Амрит хочет больше. Амрит хочет большего.