Ядовитый

      — Кто бы мог подумать, — наполовину раздраженный, наполовину равнодушный вздох напарника встретил Дазая сразу, как тот показался в офисе. Мозг Осаму принялся обрабатывать информацию в поисках причины этих слов. Кто бы мог подумать, что явится? Нет, что-то не то. — Пахнешь как человек.       Верно. Вот, что удивило напарника — Дазай постоянно тратил свои «больничные» на поглощение саке бутылку за бутылкой, даже когда болезнь была настоящей. Один лишний день больничного — когда температуры и насморка уже нет, — запой. Навязчивые эротические мысли помогли Осаму хоть в чем-то, отвлекли от безнадёжного желания залить себя алкоголем до беспамятства.       — Это так грубо, Куникида! Разве ты не должен бы поздравить меня с выздоровлением? — рассмеялся он. Пахнуть «как человек» действительно приятно, не содрогаться от головной боли, не чувствовать сухости во рту и не видеть в отражениях красные глаза с лопнувшими капиллярами, совсем как у бездомных алкашей.       — Я поздравлю тебя, если ты наконец разберешься с делами, которые накопились не за время твоего отсутствия, кстати. — Куникида потер лоб — Дазай мог прочитать в его жестах размышление о том, стоит ли дальше тратить время на напарника. Но, видимо, дежурное приветствие кончилось. Куникида продолжал говорить что-то, перечислять рабочие задачи и сетовать на опоздание, а Дазай кивал болванчиком, прежде чем лучезарно улыбнуться.       — А я сегодня поработаю с Рампо, — он успел вставить предложение между словами Куникиды. Тот проморгался, но пожал плечами — удивление было секундным.       — Если так хочешь. Документы на столе, я их не разбирал, — принципиально потому, что эти документы были обязанностями Дазая, иначе бы напарник ни за что не удержался. Тон его стал ощутимо спокойнее, едва ли не одобрительным.       Осаму добивался не этого, но бонус приятный. Расправив плечи, словно бы готовый активно работать, он взял папки со своего стола и потащил к столу Рампо, который с бурчанием отодвинул коробку с выпечкой. Документы шумно ударились о стол, и тогда Дазай уселся неподалеку от Великого Детектива.       — Рампо-сан, готовы работать над новыми делами? — голос был преувеличенно бодрым, как и улыбка. Рампо вытирал руки салфеткой от липких следов крема.       — Если будет что-то интересное, то я только рад. А пока займусь запасами, ты знаешь, что делать, — скучающе сказал он, переходя от булочки к круассану — похоже, подарку от его нового друга из Гильдии. Удобно.       Кто-то мог бы посчитать, что работа с Эдогавой Рампо будет сплошным бездельем, но тогда этот «кто-то» совершенно не понимает работу в ВДА. Великому Детективу и правда нужно не больше минуты на разгадку любого дела, так что задач могло бы не остаться. И помощь ему в этом не нужна, а ситуация не настолько серьезна, чтобы они вместе продумывали план. Однако, как ни странно, работа с Великим Рампо в самый обычный день, когда организация не ввязывается в конфликты и не берется за расследование всем штабом, означает, что ты сам будешь вести дело, комментируя всё вслух, пока эта задача наконец не заинтересует Эдогаву.       И, скорее всего, она его не заинтересует. Дазай поработает под минимальным присмотром и принесет пользу обществу (на радость Куникиде).       Это будет спокойный и очень продуктивный день — занимаясь простыми расследованиями, мыслями Дазай будет блуждать в вопросе своей одержимости. За всё пребывание в офисе Осаму пока и не взглянул на Ацуши, хотя знал, что подопечный здесь. Это не грубо — юноша может поздороваться с Дазаем сам, если захочет, просто пока не захотел. Вопрос стал слишком острым, чтобы его игнорировать, так что Осаму просто необходимо поразмыслить и всё решить. В этом плане провести день рядом с кем-то не заинтересованным — не таким, как Куникида, — идеальный вариант.       Рампо не станет лезть в душу. Он не из тех, кто копается в грязном белье коллег, он не испытывает никакого желания разбираться с чужими душевными монстрами, пока не заметит их. А если не захочет, то и не заметит. Забивать голову той грязью, что носит в себе Осаму, было бы очень неприятно. Способность закрыть глаза — вот, что Дазай уважал в коллеге, помимо его других выдающихся качеств.       Вот и сейчас Рампо не приглядывался к нему, не косил и никак не выражал, что знает о всяких мерзостях, посещающих голову коллеги.       Конечно, Осаму немного беспокоился. Совсем чуть-чуть беспокоился, что выдаст себя, совершит странное действие, и тогда он предстанет перед Эдогавой в своем истинном обличье. Даже если Рампо ничего не скажет — это будет позором.       Потому они и должны сегодня работать вместе. Осаму нужно контролировать себя — коллега станет сдерживающим фактором. С этой мыслью Дазай наконец стал изучать материалы дел. Как он и предполагал, Рампо даже не реагировал на его рассуждения — Дазаю не нужны подсказки, а другому не нужны скучные простые дела. Утро прошло так эффективно, что Осаму сделал себе пометку притормозить во второй половине дня. Делать всё и за всех он не испытывал желания, а если Куникида заметит его работоспособность — пиши пропало.       Офис, как и обычно, следовал ежедневному плану. Ответы на звонки и обработка заявок через интернет — в соседнем помещении было немного шумно. Или же шум происходил в их офисе — Дазай старался не поднимать головы от бумаг.       — Доброе утро, Дазай-сан, — взгляд Осаму застыл. Небольшая неловкость мелькнула в его разуме вспышкой — после вчерашнего-то. Но, если подумать, с позиции Ацуши ничего смущающего не произошло, и он не мог ничего знать о действиях Дазая вечером.       Осаму поднял голову, здороваясь в ответ. Взгляд мазнул по аккуратным бедрам протеже в этом случайном движении. К своему стыду, Дазай хотел посмотреть снова, просто смотреть, но уж точно нельзя было давать волю этому желанию.       — Доброе, Ацуши-кун, — его губы расплылись в ответной медовой улыбке. Мужчина подпер рукой подбородок. — Хм, хотел убедиться, что я здоров? Это так мило, — слегка нахально добавил, сгорая от нужды бросить взгляд вниз. Просто на секунду, даже не понимая, зачем! Это сложно было контролировать, как и всегда рядом с Накаджимой — будто Дазай разом обретал некоторые признаки социофобии и должен был смотреть куда угодно, но не в глаза. Тяжело слишком. Почти не осознавая этого, Осаму водит взглядом по плечам Ацуши, по его макушке, что со стороны наверняка выглядит странно.       Может, он просто себя накручивает. Ацуши ведь не знает.       — На самом деле, да, — Накаджима смущенно потер затылок — но то было хорошее смущение, немного польщенное. Ацуши не чувствовал себя плохо из-за Осаму. — И вам доброго утра, Рампо-сан. — дождавшись кивка, Ацуши вдруг наклонился над их столом и оперся руками. Определенно, для того, чтобы оказаться на одном уровне с Дазаем и разговаривать с большим удобством.       И определенно не для того, чтобы заполнить собой его поле зрения, заменить весь мир и расплавить мозг. Глаза Ацуши, такие сияющие и необыкновенные, смотрели прямо в его, а ладонь Осаму сжалась на каком-то карандаше. Его мозг должен заработать! Срочно!       — Я рад, что вам стало лучше. У вас были кое-какие документы по делу, что я расследую, должно быть, случайно попали. Могу я их…       Рампо молча встал из-за стола и пошел в коридор (кажется, ничего критичного, просто по своим личным нуждам). Дазай убедил себя, что это совпадение.       — …забрать?       — Конечно можешь, если они где-то здесь. Должно быть, Куникида-кун подсунул мне лишней работы, чтобы не расслаблялся, — при таком внимании к своей персоне, безраздельном и полном, Дазай самолично начинал плавиться.       — Спасибо! — с яркой улыбкой Ацуши наблюдал, как мужчина ищет лишний документ неслушающимися пальцами, но Дазай нашел папку быстро.       Нельзя увеличивать время контакта ни на секунду. Дазай поймал себя на том, что смотрел на бедра Ацуши, когда тот уходил. Беззастенчиво, он не отводил взгляд и рассматривал, любуясь формой и изгибом, которые было видно даже в бриджах Накаджимы, достаточно свободных. У Ацуши имелись в запасе разные — широкие, что иногда были неудобными, и вот эти, достаточно узкие, но точно так же обрывающиеся чуть ниже колена.       «Ты красив, слишком красив», — Дазай заставил себя поднять взгляд. Слишком уж часто ему приходитя заставлять себя не заглядываться, не задерживаться и не завираться рядом с подопечным. Зуд в нижней части живота (именно там, без каких-либо эвфемизмов) вынудил Осаму сжать бедра. Это напряжение скрутилось внизу так быстро, что детектив и не заметил, только сглотнув. Это странно — еще не возбуждение, но уже близкое к нему чувство. Оно подчиняет его волю, заставляет думать только об одном — как бы скорее снять это напряжение, чтобы избавиться от него. От жара Дазай не мог развести колени. Он искренне боялся ощутить стояк.       А всё только потому, что Ацуши подошел к нему посреди дня и наклонился к столу. Ворот его рубашки чуть открывал ключицы и позволял взглянуть вглубь, за рубашку, на что-то запретное, даже если они оба — мужчины. Неприлично пялиться в чужие воротники и на бедра. И если первого Осаму избежал, то второму поддался один раз и снова. Он положил голову на локоть, словно бы принял свою обычную для безделья позу, но его взгляд цепко следил за фигурой в темных бриджах, блуждающей по офису.       Он хотел сжать руками, он хотел покусать. Больше всего на свете, прямо сейчас Дазай всё бы отдал, если бы Ацуши позволил ему коснуться хоть на миг. Складки ткани собирались чуть ниже паха Накаджимы, и мужчина изучал форму по ним, в полной мере осознавая, что поступает ужасно.       Его щеки горели, но на лице не появилось румянца. Дазай смотрел на пах и бедра Ацуши так долго, как только мог, с желанием и жаждой, пока наконец не пришлось отвернуться и закрыть глаза — Рампо открыл дверь офиса. Вернулся.       Противный зуд заставил Дазая сжать ноги плотно и выдохнуть. Этот зуд был жарким, раздражающим и покалывающим. Не возбуждение, просто нереализованность. Осаму снова поднял взгляд — как нормальный человек, он смотрел на туловище Ацуши, в которое и упирался взгляд. Его разум стал безразлично пустым, после того как переполнился эмоциями. Осаму даже было себя немного жаль.       Но Накаджиму жаль было больше. Такая помеха, эти странные, несдержанные эмоции, из ниоткуда взявшиеся, не должны выйти дальше головы Дазая. Он прекрасно понимает. В конце концов, они одаренные. Они занимаются важными вещами, и что-то такое тривиальное, как желание, звучит слишком смешно. Дазай оскорбляет Ацуши хотя бы тем, что связывает его с грязными мыслями, не говоря уже о том, что мужчина делал ночью.       «Я — ошибка мироздания», — Осаму улыбается привычной мысли. Накаджима Ацуши — надежда всего мира и его, Дазая Осаму, надежда. Его надежда слишком беззаботно разговаривает с Кёкой Изуми — с такого расстояния по жестикуляции можно понять, что Ацуши спрашивает, успела ли она позавтракать. Дазай руки перекрестил, лицо закрыв, и зажмурился, лишь бы этой заботы к другому не видеть — слишком уж очаровательно.       С того момента, как Осаму вступил в агентство, он даже считал, что становится лучше, и это вселяло в него уверенность и радость — приятно наблюдать за собственными успехами ведь. Но стоило ему увидеть в деле Ацуши, просто на вступительном экзамене, как он понял, что никогда не станет таким же.       Его новый подопечный превосходит Акутагаву в несколько раз. Точно так же он превосходит и Дазая. Такой решимости помочь незнакомцу — любому, всё больше и больше по мере того, как Ацуши обучается, — Осаму не видел с детства. Только там эти невинные вещи и остались. И Ацуши, как человек, станет еще лучше.       Возможно, Дазай хотел бы быть с ним, но им он желал стать куда сильнее.       «Быть может, я просто извращенец?» — Осаму задал себе вопрос, взглянув на документы на столе. Разумеется, так оно и есть, но вопрос касался другого — может, даже не в присутствии Ацуши дело. Вполне возможно такое, что Дазай перенес всё свое желание близости, понимания и привязанности на Ацуши, а извращенные наклонности являлись частью его натуры. Точно так же он мог бы желать кого-нибудь другого, потому что был по своей сути грязным и…       Определенно, дело в этом. Если переводить фокус возбуждения на кого-то другого, на выдуманного человека, которого невозможно оскорбить, то Дазай даже сможет взаимодействовать с Накаджимой нормально. Да и на кого-то в агентстве хотя бы — не так стыдно, как желать Накаджиму Ацуши!       Ацуши получает сейчас тот социальный опыт, который задолжал ему мир ранее. Он был лишён всего, когда столкнулся с Дазаем впервые — идеальная среда для создания привязанности, зависимости. И всё же, этого не произошло — не только потому, что юноша оказался стойким, но и потому, что Дазай себя сдерживал. Он мог сделать так, чтобы они жили вместе. Мог бы проводить с Ацуши куда больше времени, стать его самым близким другом, нашептывать ему на ухо решение каждой жизненной проблемы и сделать так, чтобы Ацуши не мыслил себя без него.       Но пообещал спасать сирот, а не губить им жизнь.       От ужасающих мыслей возбуждение уступило место презрению. Дазай отложил последний документ, над которым работал, и быстро встал, чтобы сбежать. А то Куникида ещё придёт глянуть, чем он так трудолюбиво занимается. Воскликнув громко: «перерыв!», Дазай резко встал из-за стола, собрал на себе все взгляды в офисе и, присвистывая, вышел. В одиночестве.       «Рампо наверняка уловил мою реакцию на Ацуши, вот и вышел из-за стола», — не мог прекратить думать Осаму. Быть раскрытым перед ним оказалось не так страшно. Главное больше не давать повода для отвращения — в самом деле, не хотелось бы лишиться дружбы с Эдогавой.       Он хотя бы ничего не скажет.       Взаимодействие с Ацуши противопоказано — Дазай реагирует всё хуже; если так пойдёт, то совсем не сумеет контролировать себя и будет позорно возбуждён каждый раз, когда Накаджима говорит с ним.       Осаму остановился перед входом в кафе. Не потому, что его волновал давний долг — вот ещё. Просто, учитывая произошедшее, он решил наказать предавшее его тело и лишить его обеда. Столько лет тренировал самоконтроль — и на тебе! Думается, если не поесть лишний раз, то из-за голода его мозг столкнётся с проблемой более серьёзной и не будет донимать ненужными чувствами.       Поэтому Дазай не зашёл в кафе и свернул к питьевым фонтанчикам. Он лишь утолил жажду, прежде чем вернуться в офис и лечь на диван с чувством выполненного долга. До самого конца рабочего дня его эффективность сведётся к нулю — с этими мыслями Осаму и задремал.       Сон наградил его странной фантазией. Осаму брёл по коридору, серому и блёклому, пока не дошёл до двери — напоминало вход в его комнату в общежитии. Несмотря на то, что происходящие было нереальным, Дазай не мог противиться ходу сна — он был наблюдателем, осознающим, что уснул, но не мог никак влиять на происходящее. Даже если бы очень напрягся. Так что его рука потянулась к двери и толкнула её.       Волна стыда захлестнула его прежде, чем он вошёл в комнату. В полумраке звучали громкие и частые вздохи, несомненно, принадлежащие паре на постели. Разве в его комнате была кровать? Нет, только футон, и Дазай бы дальше продолжил равнодушно размышлять в этом направлении, если бы его взгляду не предстала шокирующая картина.       Он распахнул глаза — его плечо кто-то тряс, на что Осаму раздраженно сбросил чужую руку. Мысли ещё путались, кружили голову, и Дазай со стоном потёр висок. Он отлежал себе щёку. Его рука затекла, а Куникида продолжал бубнить что-то над ухом.       — Займись работой, я тебе оставил на столе! — взмолился Дазай.       Изображение снова проступило перед глазами — когда Осаму смог разложить всё по полочкам, успокоиться и вспомнить сон. Короткий обрывок, но его финал растянулся на часы, пока Куникида несколько секунд тряс Дазая за плечо. На постели Осаму были два человека. Одним из них оказался именно он, а вторым — Ацуши, но шокировал не тот факт, что Дазай имел наглость желать его на работе и во сне. В обрывке расплывчатой и туманной фантазии Ацуши вдавливал его в матрас в такой позе, которую Осаму бы в жизни не исполнил, и трахал, трахал, т р а х а л. Образ был слишком ярким, чтобы так просто выбросить его из головы.       Это не было похоже на эротические фантазии Осаму — он никогда не представлял ничего подобного, чаще всего он просто старался заменить образ Ацуши на персонажа хентай-манги, на нарисованную девушку. Как минимум потому, что мир яой-манги далеко не так разнообразен, как обычный хентай — слишком уж непопулярное направление для рядового потребителя. И всё же, причина была в том, что Ацуши был для Осаму не обычным влечением.       Это что-то другое. Что-то пугающее — и далеко не из-за его зашоренных взглядов. У Осаму были симпатии к мужчинам, которые он игнорировал. Были симпатии и к женщинам, которые он показывал.       Ацуши не был симпатией — он был всем. Рядом с ним Дазай тоже чувствовал себя «всем» — постоянно, если не всегда. Сила неясных чувств, что Ацуши будит в груди и душе Осаму, могла нарастать или уменьшаться, но никогда не было никого, кого он желал бы так сильно: осчастливить, целовать или вовсе любить.       Позволить растоптать Дазая, если Ацуши бы захотел.       Образ, что Осаму увидел, не был слишком уж желаем, но, в то же время, из-за Накаджимы даже от такой фантазии перехватило дыхание.       Должно быть, щёки Дазая заалели. Твердая ткань обивки дивана неприятно бугрилась под ним, а тело побаливало после дневного сна — Осаму хотел бы покинуть его ненадолго, внутри всё время было некомфортно, как если бы душа не подходила оболочке. Он раздумывал над тем, стоит ли ему поспать ещё немного или просто внаглую вернуться домой.       — Простите! — прокричали совсем рядом, а после у Дазая выбило вздох — он болезненно поморщился, когда Ацуши тяжело (и больно) приземлился сверху. — Черт, вы ударились? — юноша казался точно таким же растерянным, как и Осаму. Опершись руками на диван, Ацуши постарался приподняться, вместо того чтобы просто встать, но из-за неловкого движения Дазая повалился вновь.       Неловкое движение Дазай сделал не по своей воле — как раз пытался из-под Ацуши выползти, снедаемый паникой, и сделал только хуже. Мысленно Осаму взвыл белугой. Ацуши продолжал сидеть на нем, а, самое главное, ёрзал и безбожно тупил. В очередной попытке сделать что-то, кроме того чтобы встать, Ацуши съехал Дазаю на бёдра и выпрямился. Во всем виновато его волнение из-за глупого падения, Осаму прекрасно понимает — потому и происходит данная нелепая ситуация, но легче Дазаю не становится. Он мог только зажмуриться в якобы раздражении.             «Это не Ацуши, кто угодно, но не он», — так Дазай приказал себе думать. Он выдохнул, готовый столкнуться с тем, что Накаджима всё ещё сидит сверху.       — Мы переводим отношения на такой уровень, Ацуши-кун? — Дазай смог выдавить улыбку, после чего Ацуши резко встал, словно и не было.       — Прошу прощения, это было очень неожиданно. Я растерялся немного, — когда Осаму открыл глаза, то увидел смущенного своей неловкостью юношу, который не мог не вызвать улыбку на лице. Тот сразу же принялся подбирать разбросанные документы с пола.       — Да не волнуйся об этом — мелочь, которой не нужно придавать значение, — интонация вышла правильной и беззаботной, немного успокаивающей. Затем Дазай повернулся к спинке дивана и зарылся в обивку носом — так плотно, чтобы врасти.       От желания использовать руки и облегчить тяжесть внизу живота Осаму едва не трясся. Почему это произошло? Может быть такое, что подопечный узнал о гадких мыслях, а потому хочет наказать Дазая подобным образом? Ткнуть его лицом в грязную натуру. Если так оно и есть, то Осаму остается только молить о прощении и больше никогда не поднимать на Ацуши взгляд.       Каждое мгновение случившегося сохранится у Дазая в памяти — растерянный вид, смущенная интонация, неаккуратное движение Ацуши у него на бёдрах. И, разумеется, сама поза Накаджимы — вряд ли ещё когда-нибудь у них произойдёт такой интимный контакт.       — Всё нормально? Я точно не отдавил вам печень или… ещё что-то? — Ацуши, видимо, наклонился над мужчиной, потому что Дазай услышал его голос близко. В этот момент он сосредоточенно смотрел на спинку дивана и давил в себе желание, что, на самом деле, не мешало возбуждению томиться.       — Гуляй, Ацуши-кун, — Осаму зевнул громко, чтоб не оставалось сомнений в его желании продолжить спать. Мысли застопорились где-то на «Ацуши- рядом- Ацуши…» и неизменно переходили в горизонтальную плоскость, хотя Дазай искренне больше предпочёл бы медленно отпилить себе кисть руки, чем продолжать мечтать о теле коллеги.       — Ладно… — Осаму не увидел того недоуменного выражения, с которым Ацуши ушел.       Дазай тихо выдохнул, боясь двинуться. Он. Блять. Хочет. Подрочить. До безумия, словно он весь день мог бы провести с рукой в штанах и наяривать. Эта мысль начинала раздражать.       Через некоторое время бесцельного лежание на диванчике, он поднялся и безмолвно покинул офис. Шаги, казалось, эхом звучали в коридоре. Здесь никого — Дазай и правда сможет безнаказанно сбежать с работы прямо сейчас, невзирая на тот факт, что он только вышел с больничного. Он убеждал себя (старался убедить), что поработал достаточно за сегодня. Он потратил всё утро на раскрытие дел и составил подробные записи о том, кого стоит допросить, какие улики искать и так далее.       …мало того, что этого катастрофически недостаточно; Осаму ощущал вину за повод, заставивший его уйти. Его мысли в смятении, а ещё он очень испугался.       В коридоре так никто и не появился, но Дазай бы и не заметил, возникни кто-то перед глазами. Всё вокруг выглядело безмолвным и серым, застывшим. Или так считал лишь он. Осаму покинул агентство, прошел пару улиц и остановился у захудалого магазинчика с выцветшей вывеской.       По вывеске можно было сказать немного — что-то розово-желтое и безвкусное, вызывающее стойкую ассоциацию со старыми журналами с порнографическими фотографиями. Именно так безвкусно выглядела вся витрина, хоть и закрытая. Никто в здравом уме не оставит окна секс-шопа прозрачными. Дазай глянул на листовку на двери — здесь уже присутствовала чёткая пометка «18+». Он зашел внутрь.       Раз чрезмерная возбудимость сказывается на его жизни, то, должно быть, нужно что-то с ней сделать. Дазай увидел полки с товарами и без интереса подошел к ним, в поисках чего-то, что магическим образом изменит его.       — Вам нужна помощь? — татуированный консультант лучезарно улыбнулся из-за кассы. Он быстро глянул на полку, в которую вперился взглядом Дазай. Единственную, где были товары для мужчин. Поскольку Осаму медлил с ответом (он понятия не имел, что собирался купить), консультант привстал со стула и продолжил. — Уже покупали что-то подобное?       — Нет.       — Тогда, что вы примерно ищете? Или я могу описать функционал заинтересовавшего вас товара, — если бы у Дазая было настроение чуть лучше, он бы погонял консультанта, заинтересованный в том, как долго парень будет говорить так же воодушевленно про эрекционные кольца и катетеры. Но настроение Осаму оставляло желать лучшего, что для консультанта стало благом.       — Можете рассказать про товары на этой полке? — Осаму сунул руки в карманы.       Консультант кивнул, и Дазаю оставалось только погрузиться в информацию о различных формах самоудовлетворения, к которому и приводило использование игрушек. Еще Осаму выяснил, что товары для мужчин были не только на одной полке, просто некоторые из них выглядели достаточно странно, и сложно было соотнести их с каким-либо полом. Назначения у них были не менее странными.       Отбросив все варианты, предназначенные для повышения чувствительности, Осаму выбрал мастурбатор с вибрацией и регулируемым размером, после чего продавец открыл какой-то шкаф и достал оттуда товар в новой упаковке. В черный пакет с покупкой кинули пробную упаковку со смазкой.       — С вас двадцать две тысячи девятьсот шестьдесят йен, — сдерживая удивление, услышал Дазай. Он достал кошелек, в котором было всего… шесть тысяч? И кредитная карта.       «Потому что работать надо лучше», — шепнул мерзкий голос у него в голове. Осаму расплатился кредиткой. Он взял в руки черный пакет и повернулся к выходу, в последний раз скользнув взглядом по товарам и откровенным постерам в магазине. Его не предупредили, что использование игрушек с вибрацией приводит к снижению чувствительности, но, благо, он знал это сам. И собирался воспользоваться в полной мере.       — Приятного вечера, — прощание кассира казалось сальным, пусть и было дежурной фразой.       Наверное, если уйдёт в общежитие, то его станут искать там в первую очередь. Надо быть глупцом, чтобы думать, что Дазая просто отпустят с работы по желанию из-за «ну, он такой, ничего с ним не поделать». Рано или поздно за ним пошлют кого-нибудь, у кого меньше загруженность.       «Сегодня это будет не Ацуши, он работает над делом», — и мысль успокоила.       Дазай быстро добрался до квартиры и запер дверь. Для настроения он достал из шкафчика бутылку саке — запасов было достаточно, несмотря на то, что Осаму часто к ним обращался. Снял плащ и жилетку, чтобы не испачкать, сел на футон и открыл бутылку. Он не стал нести стакан или кружку, всего-то собирался сделать два глотка. Чтоб не было совсем уж безнадёжно.       Глядишь, и день веселее станет. Впрочем, для того нужен напиток покрепче.       — Включить что ли видео… — Осаму пробормотал в тишину комнаты, где он напивался в послеобеденное время. Когда осталась половина бутылки, то он её отставил.       Дазай не был хоть немного заведён, но мог сейчас думать только о сексе. Или о том, что к нему приводит? О ласках, поцелуях, да просто словах любви без прикосновений. Он не знал. Это всё — в одной плоскости, ведет к одному и тому же. Наверное. Он ведь не любил. Не пришлось как-то, в юности не было времени, а после совершеннолетия не осталось жажды с кем-то сближаться.       Дазай лёг на бок на футоне и взял пакет с девайсом. Он вытащил тонкую упаковку со смазкой, словно от влажной салфетки, а затем распаковал коробку. Для начала игрушку нужно было помыть и зарядить — Дазай проморгался, раздумывая, насколько водонепроницаема эта конструкция.       После всех необходимых приготовлений он лёг на бок вновь и закрыл глаза. Одна рука лежала на поясе брюк, другая держала мастурбатор вытянутой формы.       На этот раз Осаму попробует дать волю фантазиям, какими бы раздражающими и грязными они ему ни виделись. Зарывшись лицом в подушку, Дазай расстегнул брюки и немного стянул их вниз. Всё это действие казалось еще более унизительным, чем когда он сдавался желанию ночью с телефоном в руке. Теперь нужно всего-то представить Ацуши.       Подумать об их вполне реальных взаимодействиях и связи, которой, как Осаму вероломно надеется, у Накаджимы нет ни с кем другим. До того, как включить игрушку, мужчина провёл пальцами от живота до бедра, чтобы щекотнуть кожу до мурашек. Он царапнул себя по бедру, повёл снова вверх — на животе остались розовые следы. Осаму не бинтовал ниже груди, выше коленей, что пришлось как нельзя кстати. Стоило начать царапать обнаженную кожу, как остановиться стало невозможно. После царапин на внутренней части бедра, Осаму зажал руку между ног. Места повреждений приятно покалывали.       Ацуши мог бы царапать его так. Нет, Ацуши мог бы царапать его лучше, сильнее, глубже. Только вот рядом с ним любые физические ощущения отошли бы на второй план, Ацуши мог бы… ох, он не станет причинять Дазаю вред. Но если причинил бы, отношение Осаму и не потерпело бы никаких изменений.       В сегодняшнем сне тоже сквозило это — унижение и пренебрежение, которые мужчина бы закономерно получил. Осаму заслуживает этого, он знает в глубине души. Сон запомнился яркой картиной, незабываемой своей гротескностью — Дазай опирался на кровать грудью и руками, пряча всхлипы в сгибе локтя, пока Ацуши держал его под коленями, высоко задрав чужие ноги. Из-за странности позы Осаму был похож на йога, что стремится коснуться головы пальцами ног, был полностью зависим от хватки Ацуши. По-странному безжалостной и болезненной. «Он не стал бы так поступать», — если Дазай может позволить себе подумать о реальном поведении Ацуши в такие интимные моменты.       Дазай видит себя бессмысленной марионеткой. Точка зрения Ацуши, должно быть, отличается.       Осаму прижался щекой к подушке, насладился сухостью ткани. Он лениво облизнул ладонь и коснулся рукой члена. Щекотка где-то в районе тазовых мышц заставила Осаму покраснеть, Накаджима Ацуши мелькал разрозненными изображениями в его памяти. Все моменты, когда его рубашка сбивалась, забавно выправлялась из-под брюк, обнажая впалый живот… что, если бы Осаму разок коснулся этой обнаженной кожи? Наверняка ему бы руку обожгло, как обжигает сейчас, когда его член влажно движется навстречу ладони. Осаму издал тихий вздох. Он не толкался бедрами, только медленно качал. Взгляд подёрнулся дымкой, и Дазай вспомнил о дорогущей игрушке.       Неловким движением он надавил на кнопку включения — послышался звук вибрации, самый первый режим. Осаму с опаской поднёс вещь к паху — может, и не стоит оно того, не надо, он шагнет за точку невозврата, если снова представит, как пятнает губами живот Ацуши и прикусывает бледные шрамы…       Головка уткнулась в дно игрушки, а вибрации оказались слишком будоражущими, Дазай сжал ткань подушки и приглушенно застонал, не смог сдержаться. Первые же ощущения вынудили его выгнуться, даже выбросить все фантазии из головы. Только на мгновение. Осаму агрессивно дернул бедрами вперед и продолжил стонать в подушку, звуки вырывались наружу, такие непристойные и красноречивые. Дазай никогда не чувствовал себя так хорошо и так плохо. Он хотел Ацуши всё это время, так хотел!       Пальцы сильнее сжались на постельном белье. Да, освобождение было нужно Дазаю, слишком нужно, чтобы в рабочее время он перестал думать о неправильном. На миг, Дазай решился не просто представить Накаджиму, но и нечто запретное, чего он избегал бы раньше… или делал вид. Картинка возникла чётко и быстро, и, простонав, Осаму сменил режим вибрации. Пальцы ног поджались, жаркое тянущее ощущение вынудило мужчину снова и снова ныть. Ацуши мог бы лежать на футоне, покрасневший и немного растрепанный, он бы тяжело дышал, приоткрыв губы, и смотрел на Осаму. Его рубашка — она была бы задрана, но недостаточно для того, чтобы увидеть соски. Кадр застрял в мыслях, и Осаму не решался продолжить «фильм» дальше расстёгнутой пуговицы на чужих бриджах.       Сдерживая стоны подушкой, будто пытался задушить себя, Дазай задвигал бёдрами — вибрации проходили через его член, жжением вынуждали подрагивать, пока из раздраженной головки не хлынула сперма. С шиканьем, Осаму отключил игрушку.       После рук он не ощущал в нижней половине тела слабость. Вибрации оказали на него воздействие куда сильнее.       Оставалось прикончить бутылку с саке, что Дазай и сделал. Чувство стыда перед Ацуши было константой — оно никуда не исчезало, так что и не усилилось. Головокружение, странный привкус на языке и, наконец, опьянение. Осаму довольно облизнул губы, но на периферии появилась радость, что в его квартире зеркало находится лишь в ванной.       Телефон зазвонил — и Осаму улыбнулся, прежде чем взять трубку. Пора было возвращаться в свой вечный скандал с работой и жизнью.       Смерть идет за ним слишком медленно…

***

      Ацуши-кун. Мозг Осаму отозвался волной отвращения к себе. Всё, что Дазай делает, отвратительно, но вкупе с ужасными мыслями омерзение возрастает стократно. Сегодня он вновь смотрел в глаза Ацуши, разговаривал с ним, как нормальный человек, но теперь Осаму глухо скулит в свою подушку. Он закрыл глаза, не желая видеть очертания своей комнаты или хоть частичку собственного тела. Стоило только осознать себя, как Дазаю хотелось блевать. Он постарался облегчить свой жар, двигая бедрами с усердием. Снова и снова плоть скользила в его руке, горячая и влажная. Это ощущение не было удовольствием.       Осаму трясся. Удовлетворение сменилось мучением, жарким и унизительным, когда казалось, что еще чуть-чуть, и он достигнет кульминации, нужно лишь правильно потереть головку, правильно вскинуться или придавить себя, прикусить ткань подушки и плакать, пока в его голове распадаются обрывки фантазии.       Он не кончил. Заснул с мыслью о том, что мечтает о ласковом поглаживании по голове.