Стигийский лодочник

За долгие годы работы Харон обзавёлся несколькими маленькими хобби, которые могли хоть немного скрасить его рутинные будни. Особенно после того, как стал тесно работать с Гермесом. — Не голоден, напарник? — спросил как-то раз посланник Олимпа, доставая из необъятной почтовой сумки свёрток с едой. — Видок у тебя тот ещё, наверно, ты даже позавтракать не успел. Перехватишь? — Нггх, — отрицательно буркнул Харон. Гермес пожал плечами и почти мгновенно прикончил перекус. Но и этого хватило Харону, чтобы ощутить запах еды, и это стало для него неожиданным открытием. Он решил, что непременно должен воссоздать этот удивительный аромат. Объяснить Гермесу, какие продукты с поверхности ему нужны, оказалось на удивление просто: юнец схватывал всё на лету, и уже скоро в распоряжении Харона было всё необходимое. Основа — лепёшка-пита, круглый диск, напоминающий солнце, которое Харон никогда не видел. От неё веяло теплом печи, в которой она когда-то выпекалась, а ещё — едва заметным земляным ароматом, который тянулся из перемолотых зёрен пшеницы, впитавшей соки Геи и гревшейся в лучах Гелиоса. Даже поверхность питы, неоднородная, с холмами и низинами, была похожа на землю, её породившую. Следующее — мясо. Часть недавно убитого животного, чья жертва послужит продолжением чьей-то чужой жизни. У сырого мяса и запах был сырой, дикий. Нельзя было класть его в питу, которая прошла сквозь человеческие руки и огонь — мясо тоже требовалось предать огню. Гестия — та богиня, что может варварство превращать в культуру, чей очаг делает из лачуги дом, и её огонь придаёт мясу новый аромат, совершенно отличный от прежнего, сырого. Теперь оно не враждебно, но сочно и аппетитно, теперь оно может сойтись с питой. Но пита и обжаренное мясо — продукты жёсткие и сухие, для баланса им необходимы лёгкие спутники. И ими могут стать обычные овощи, посланные с благословения Деметры, взращённые на плодородных землях и полные жизненных соков. И, конечно же, блюдо не может быть завершённым без оливкового масла, смягчающего ингредиенты. Когда же все части складываются в единое целое, идеально уравновешивают друг друга, они становятся большим, чем просто мясом с овощами в лепёшке. Они становятся… — Гирос! — воскликнул Гермес, впервые увидев кулинарное творение Харона в его ладье. — Так вот для чего тебе всё это было нужно. Пахнет замечательно! Интересно, на вкус он такой же, как гиросы с поверхности, или, может, даже лучше? Не понимаю я тебя, напарник, наготовил вкусного и даже попробовать не удосужился. Харон только снисходительно вздохнул. Для юного олимпийца это была всего лишь пища смертных. А для стигийского лодочника — окно во внешний мир, куда более живое и красноречивое, чем любой другой предмет быта или роскоши. Что может быть сильнее связано со смертными, если не еда, что необходима для их жизни? И что носит больший божественный отпечаток, если не еда, которую они посылают смертным? Останавливаясь на берегах подземных рек и выставляя на прилавок товары, Харон стал добавлять к ним и гиросы собственного приготовления — деть их всё равно было некуда. И, когда Загрей стал частенько сбегать из дома Аида, чтобы добраться до поверхности, оказалось, что принцу стряпня Харона вполне по вкусу. — Это возвращает мне силы, — уплетая гирос, с улыбкой хвалил Загрей. — Спасаешь ты меня, дружище. Может, и на лодке до поверхности подбросишь, скажем, за тысячу монет?