***
Барселона — замечательный город, город-воспоминание. Много лет назад тут уже проходил финал Гран-при, на котором я выиграл золото. Яков ужасно гордился мною: я тогда был только восходящей звездой, никому не известным парнем по имени Виктор. Теперь Барселона преобразилась, расцвела новыми ночными огнями. Мне уже двадцать семь, и моё время осталось позади, как бы фанаты и коллеги ни жаждали моего возвращения на лёд. Я твёрдо решил передать эстафету Юри — талантливому и прекрасному в своей молодости. Нас разделяют всего четыре года, но для него всё только начинается, ведь он впервые выступает профессионально. Юри Кацуки... Никого я не любил, как его, и никого так долго не добивался. Прежде я не испытывал симпатии к натуралам, но он почему-то изначально показался мне слишком хрупким и нежным для того, кому могут нравиться девушки. Он ведь сам подобен девушке, с его ранимой душой и ванильными мечтами о будущем. — Так и знал, что, помимо меня, в это время года в воду полезут только русские. Я поднимаю глаза и вижу Криса Джакометти. Он стоит у края бассейна в одних трусах, с накинутым на плечо полотенцем. — Вообще, я планировал поплавать голышом, но раз тут ты, то придётся воздержаться. Пофоткай меня тогда хотя бы, что ли. Я смеюсь и делаю несколько снимков для его соцсетей. Крис очень хорош собой, не в меру сексуален и, самое главное, не равнодушен ко мне — бери да люби. Но у него есть один существенный недостаток: он не Юри.***
— Виктор, не строй из себя образцового тренера! — не выдержала я, когда Никифоров, сразу же по прибытии в Барселону, заикнулся о тренировках. — Я впервые путешествую за границей, покажи мне хоть один город! Виктор удивлëнно вскинул брови. — Почему же ты раньше молчал? Я мог бы показать тебе все города, где мы были. Впрочем, я должен был понять тебя сам, прости... Мне приходилось бывать практически везде, и у меня совершенно вылетело из головы, что для тебя наши перелёты в диковинку. Прости, Юри, Яков прав: я второсортный тренер... — Нет, только не загоняйся опять! — я поспешно погладила его по голове, желая успокоить, и на секунду задержала внимание на посветлевшем участке волос возле макушки. — Что, седина? — догадался он, грустно усмехнувшись. — А?! Не-е-ет, тут просто... Э, Виктор?.. Ты в порядке? Ты плачешь? — О-о-ох... Прогулка по Барселоне затянулась до самого вечера. Я жалела, что не могла позволить себе купить женскую одежду, но, в конце концов, сочла это достойным наказанием за мой обман. Со дня нашего с Юрием разговора я миллионы раз прокручивала в голове сцену признания: может быть, ночная Барселона как нельзя лучше подходит для неё? Рассказать Виктору следовало до того, как я встану на пьедестал и поведаю мой секрет миру, Виктор не заслуживал быть тупо поставленным перед фактом. — Юри, гляди, как сверкают! — Едва я собралась с силами, чтобы начать, Никифоров перебил меня по-детски восторженным криком. Он указывал пальцем на витрину ювелирного магазина. — Кольца из чистого золота! — Да ладно, прямо-таки из чистого... — Пойдём посмотрим, пойдём! Виктор затянул меня внутрь помещения и попросил продавца померить те самые кольца, что одиноко блестели в пыльном углу среди других украшений. Как по воле судьбы, они пришлись нам в пору. — Юри, а если нам купить их и носить как парные? — предложил Никифоров, стараясь говорить так, будто эта гениальная идея пришла ему в голову только что и он вовсе не вынашивал свой коварный план весь день напролёт. — Они же обручальные. — Какие мелочи! Я думал, тебе будет спокойнее с талисманом от твоего тренера. Разве нет? Я невольно заулыбалась: до чего Виктор хитрый и одновременно милый парень. Поняв, что покорил меня, он надел мне кольцо на безымянный палец, и я сделала для него то же самое. «Надеюсь, однажды ты поймёшь, что никакая девушка не полюбит тебя так, как я, — прошептал он, опустив взгляд, — и тогда пусть сегодняшний день станет нашей помолвкой».***
Перед встречей с Юрием я очень нервничала: мы не виделись вживую с самого Кубка Ростелекома, хотя втайне от всех общались по видеосвязи и строчили друг другу перед сном любовные сообщения. Мне приходилось тщательно следить за тем, чтобы телефон не попал в руки посторонних, иначе пришлось бы долго объяснять, почему вся галерея забита селфи Плисецкого. Уединиться нам удалось лишь перед началом короткой программы. Встретившись с ним взглядом, я сдержала желание послать ему воздушных поцелуй, ибо папарацци на каждом миллиметре только и ждали нелепой сенсации. Юрий оставил Якова под предлогом необходимости сходить в туалет и написал мне, чтобы я подходила минуты через три. Вот так, словно шпионы, мы наконец получили возможность прижаться друг к другу, предварительно закрыв дверь на замок. — Ты ему сказала? — спросил Юрий, порывисто целуя мои руки. Я всë-таки решила ненадолго снять кольцо, чтобы избежать вопросов, на которые времени не было; до выхода на лёд мне хотелось говорить с ним только о любви. — Я скажу сегодня, обязательно. Я так соскучилась по тебе, Юрио. — Не зови меня Юрио... — А как тебя звать, чтобы было ласково? Плисецкий покраснел до корней волос. — М-м-м... э-э-э... Дедушка зовёт меня Юрочкой... — Хорошо, Юрочка. Я люблю тебя. — И я тебя, поросëночек. — М-да. А Юрий решил себе не изменять. После нашего небольшого перерыва я была настроена на удачное выступление, и комментатор отметил, что в моих движениях чувствовались не знакомые мне прежде эмоции. Да, всё было именно так: я полюбила человека. Я не каталась, а танцевала, заставляя публику энергично аплодировать, а тренера — лопаться от гордости. Катание Плисецкого тоже значительно изменилось. Я слышала, как Георгий Попович тихонько сказал Миле Бабичевой: «Он словно стал взрослее», на что та согласно кивнула: «Его сердце, кажется, наполнилось новыми чувствами. Он ощущает музыку всей душой, почти забывая о теле, — тело движется само». И мне нравилось знать, что эта гордая душа любит меня. Осознавая наши успехи, я была готова к тому, что день останется таким же чудесным до конца, однако вечер загубил все лучшие впечатления. Начались круги ада с новости, что фигуристы собираются отужинать большой компанией перед заключительным этапом Гран-при. Разумеется, Виктор потащил меня на свой любимый вид развлечений — сомнительную гулянку, куда, к счастью, явились знакомые спортсмены, в том числе Пхичит и друг Плисецкого, Отабек Алтын. Сам Юрий, к моему разочарованию, сидел напротив нас с Никифоровым, в противоположном конце стола, и я не могла даже дотронуться до него. — А я и не замечал, что у тебя кольцо, Виктор, — неожиданно произнёс Пхичит во время ужина, и все, как по сигналу, умолкли. Шум в ресторане сменился полнейшим затишьем. — Юри, да у тебя будто бы такое же? Они ведь одинаковые, верно? Фигуристы переглянулись друг с другом, боясь делать выводы. Кристофф печально вздохнул, подлил себе шампанского. Отабек медленно поморгал, пытаясь собрать в голове какой-то пазл. Ошеломлëнный Юрий вперил в меня вопросительный взгляд, но я не представляла, что говорить и делать. Чего же Виктор нем, как рыба? — Ребя-ята-а-а! — радостно воскликнул Пхичит, выйдя из минутного транса. — Ребята, они ж обручальные! Мой друг женится! Весёлый галдëж перебил все мои попытки оправдаться. «Н-нет, всё не так... Они парные... Виктор, скажи...» — твердила я, как заведëнная, пока Никифоров, наконец, не заглушил крики собственным голосом: — Мы не женимся, вы неправильно поняли. Кольца парные — как у учителя и ученика. Не более того, — и он грустно улыбнулся разочарованным товарищам. — Пожалуй, схожу в уборную после таких страстей, — буркнул Плисецкий, вставая из-за стола, и это был знак, чтобы я подошла к нему чуть позже. Его трясло от гнева, а тут ещё и Джей-Джей совершенно не к месту вставил фразу, что фигуристом, который женится после победы в финале, станет только он, Жан-Жак Леруа. Кое-как выждав положенное время, я отправилась к Юрию, умывавшему себе лицо под струёй холодной воды. При виде меня он злобно сжал кулаки. — Это чистая правда. Кольца не обручальные, клянусь тебе. Подумай, Юрочка, неужели между мной и Виктором могла произойти настоящая помолвка? — Я уже не знаю, что думать и чему верить. Ты врëшь на каждом шагу, мне надоело под тебя подстраиваться. Ты считаешь помолвку ненастоящей? А может быть, Виктор хочет чего-то другого? — Ты прав, я зашла слишком далеко... Конечно, он ждёт большего. Юрий, пожалуйста, помоги мне ему признаться! — Я обвила руками его шею, и Плисецкий раздражëнно фыркнул, но всё же приобнял в ответ. — Я не справлюсь одна. — Ладно, мы пойдём и признаемся вместе. Только сегодня же. Я больше так не могу. — Он ревниво поцеловал меня, прислонив к стене, будто боясь малейшего расстояния между нами. Мы позабыли обо всём на свете и слишком поздно услышали приближавшиеся шаги. — Виктор, ничего не говори, — я прокашлялась, готовясь к непростому диалогу. Никифоров в ступоре смотрел то на меня, то на Юрия, который, несмотря на всю серьёзность предстоящего разговора, с трудом сдерживал смех. — Я сейчас объясню. Ты только держи себя в руках. Виктор протëр лоб влажной салфеткой. На его лице не читалось эмоций — их просто не было от шока. — Постараюсь.***
Шёл третий час ночи. Плисецкий сидел на кровати в нашем с Виктором номере, закинув ногу на ногу и в раздумьях хмурясь. Я, положив голову ему на плечо, держала вспотевшие от беспокойства руки в его ладонях. — Нет, ну это уже ни в какие ворота! — Юрий вскочил на ноги и быстро зашагал по комнате. — Обиды обидами, а у нас скоро произвольная программа. Нам надо готовиться, высыпаться. Где его носит? Я промолчала, боясь, что если скажу что-нибудь сейчас, то негатив, скопившийся его в душе, неминуемо обрушится на меня. Довольно было того, с каким негодованием выслушал Виктор мою историю; по мере повествования выражение его удивлëнных глаз менялось на потерянное, как у ребёнка, узнавшего, что на самом деле приходящий на Рождество Санта — его переодетый отец. Яркая картина ответов на волновавшие его вопросы вдруг сложилась воедино, и стало ясно, что его обманул человек, которому он в последнее время доверял больше остальных. Виктор не был разгневан, нет, он был разочарован, что оказалось гораздо хуже. Осколки разбитых надежд вонзились ему в сердце, заставив кровоточить. Высказав мне своё презрение, он удалился в неизвестном направлении, и мы не решились его останавливать. «Ему нужно время», — объяснил Юрий. — Ю-Юри-и-и! О, Юрио, и ты тут! Пойдёмте купаться, ребята! Виктор был не просто пьян — он напился в дупель. Плисецкий присвистнул, когда дверь, открытая с ноги, впечаталась в стену и на пороге появился мой тренер в одном одеяле и нижнем белье. — А мы с Кр-рисом купались... Кри-ис! — Я здесь, — Кристофф вошёл в том же одеянии и с бутылкой вина в руке. — Вода — жуть! — Бр-р-р, мы замёрзли... Ну ничего, у нас есть ещё одно одеяло и выпивка! Тащи-и-и! — Да вы сдурели, свиньи?! — завопил Плисецкий, вовремя стащив меня с кровати: эти двое тут же плюхнулись на неё, со смехом стали бросать друг в друга подушки. — Идём, переночуешь у меня в комнате, — шепнул он мне на ухо, и мы покинули начавшийся сабантуй. Утром я встретилась с Виктором на завтраке. Он уже достаточно протрезвел для разговора, но я, подсевшая за столик рядом с ним, не могла подобрать слов. Обычных извинений в нашей ситуации было мало. — Я всё думал, — Виктор прервал игру в молчанку, — жалею ли о том, что тратил на тебя столько сил и времени. Игнорировал насмешки коллег, верил в тебя и хотел видеть достойной себе заменой. Надеялся однажды услышать, что ты любишь меня. Я дрожала от волнения, как подсудимый перед оглашением вердикта. — Нет, я не жалею. — Он впервые с прошлого вечера невесело улыбнулся мне. — Глядя, кем ты стала, приложив собственные усилия, я не жалею ни о единой минуте, проведённой с тобой. Дело не в том, что я был твоим тренером, — ты достигала вершин сама, хотя, наверное, даже не понимала этого. А я... ну, а я просто любил парня по имени Юри. Однако если выбирать между несуществующим человеком и тобой, я выбираю того, с кем был счастлив. Я выбираю тебя. Отношений у нас не получится, так хотя бы посмотрю на успехи ученицы. — Виктор, — я утëрла слëзы, — прости, что предала тебя... — Предала? Глупости, Юри. Скажи честно: появись у тебя шанс начать с чистого листа, сделала бы ты то же самое? — Не в силах сдержать смешок, я кивнула ему. — Вот видишь. Признаться, я сам не хотел бы что-то менять. Мы оба ни о чëм не жалеем, да и с Юрио у вас, кажется, всё ладится. Может быть, однажды и я смогу оправиться... Ну а что, у Криса неплохая тачка. — Значит, мир? — Не то чтобы я до конца простил тебя... но я не злюсь, правда. Подумай о том, какой подарок сделать мне в честь примирения. Я бы предпочёл золото с финала Гран-при.***
Я не ощущал никакой неловкости при виде Виктора. Это ему, свинье, должно было быть передо мной стыдно, что он вчера нажрался, как скотина, и припëрся в гостиницу в одеяле. Я привычно махнул ему рукой в знак приветствия, и он заулыбался в своём стиле оптимиста; видимо, быстро отошёл от потрясения, да кто бы сомневался. Жаль только, до сих пор нельзя было целовать Юри на людях, а мне бы не помешало зарядиться положительными эмоциями перед произвольной программой. Юри выступала первой, и я с трибун следил за её движениями. В прыжках до сих пор сохранялась неуклюжесть: зря я тогда угостил поросëночка выпечкой, она легко набирает вес. Ничего, станет жить со мной — забудет, что такое нарушение диеты. Но в целом Юри справилась неплохо, и жюри оценили её выступление на высокий балл, побить который будет не так-то просто. — Получилось! Получилось! — Они три часа обнимались с Виктором на скамейке, пока, наконец, моё терпение не лопнуло. — И долго вы тут сидеть собрались? — Я поспешно вытолкал обоих на трибуны, чтобы посмотреть на следующего фигуриста, Отабека. У нас с ним существовала особая система поддержки — показывать большой палец перед началом программы, и друг, увидев, что я рядом, ответил на мой жест. Я с усмешкой крикнул, заглушая комментарии ведущего: — ДАВА-А-АЙ!!! Отабек обладал немалым талантом и ещё большим упорством; его программа также была оценена по достоинству, но не так высоко, как у Юри. «Не расслабляйся, поросëночек, — подразнил я и свесил ноги ей на плечи, воспользовавшись тем, что сидел позади неё, — я тебя обойду». Она неуверенно приподняла уголки губ. Её явно тревожили все последующие выступления. Придурок Джей-Джей наконец-то свалил с катка, потерпев, ко всеобщему изумлению, сокрушительное поражение: он заработал самый низкий балл. Похоже, на него надавила атмосфера финала, так что не будет впредь зазнаваться. Настала моя очередь. Я взглянул на Юри в надежде на пожелание удачи. Она мимолётно и трепетно коснулась своими нежными пальчиками моих, сжатых от напряжения, и сдавленно посмеялась: «Пусть победит сильнейший». Мысли всё ещё носились в голове вихрем, когда заиграли начальные ноты музыки. После финала Юри должна признаться миру в том, что она девушка. Если повезёт, её не исключат из спорта и разрешат заниматься в женской сборной. Мы больше никогда не будем соперниками. Может быть, уступить ей первую в жизни победу?.. Я столько времени мечтал о золоте. Так давно хотел продемонстрировать золотую медаль Якову. Вознаграждение покрыло бы расходы на дедушкину операцию... Но кто сказал, что я не смогу оплатить её иначе? У меня имеются сбережения на иные расходы — воздержусь от них и отдам всё врачам. Яков перебьëтся годик или два — нельзя вечно думать лишь о себе, это я теперь хорошо понимаю. Ну, а моя гордость... Несколько незначительных ошибок отрывают меня от звания золотого медалиста буквально на полбалла, я падаю на колени, вытирая непрошенные слëзы. Юри тоже плачет, смотря на меня и не подозревая, что всё это ради неё. Может быть, я рыдаю по своей схороненной гордости, потому что прежде мне не приходилось так самозабвенно любить.