Жертва против обстоятельств

      «Какой же я молодец, — думал Мо Жань. — Вот это мозг, вот это сила интеллекта!»       Он уже неделю непрестанно себя нахваливал за то, что прихватил с собой в поход бинокль. На самом деле ему не очень-то хотелось тащить такую тяжесть в горы. Но Сюэ Мэн как-то перед выходом брякнул, что бинокли с собой в поход берут два типа людей: бёрдвотчеры и любители глядеть на чужие голые жопы в соседнем лагере. Тогда Мо Жань решил, что был рожден смотреть в бинокль. Конечно, он обожал смотреть на птиц, особенно на куриные ноги в остром соусе. Но и наблюдать за людьми он тоже любил.       Так уж вышло, что страсть Мо Жаня к курятине и жопам дала их небольшому отряду важное тактическое преимущество. Ведь сейчас Мо Жань наблюдал в бинокль за потенциальным врагом, которого теперь придется обходить по широкой дуге через треклятые болота. Никто из их группы не догадался взять с собой в горный поход ружье и патроны. А эти молодцы догадались. Оставалось только гадать, сколько людей словило от них маслину за пакет лапши быстрого приготовления. Судя по горам жрачки под тентом, эти красавцы ограбили несколько туристических групп.       Но как же так вышло, почему кто-то вздумал наставлять ружье на туристов? Куда смотрит доблестный рыбзверьлессельхознадзор? Ведь в этих горах и у их подножья каждая тварь, каждая букашка-таракашка под охраной государства! Покажи кабану ружье — и через полчаса получишь уведомление о штрафе. Молись, чтобы синица не увидела, как ты режешь ножичком заповедные грибочки себе в панамку. Если увидит — пиши пропало, она сама за тебя возьмётся, всё сало из жопы выклюет. Зверь сейчас пошел сознательный, можно сказать, экофрэндли с патриотическим уклоном.       Вообще, конечно, случилось это все не на пустом месте. Странности одна за другой поехали еще пару месяцев назад, когда дядя Сюэ сказал, что не поедет с ними в поход, потому что у него вылезла грыжа межпозвоночного диска. Мо Жань со свечкой не стоял и доподлинно не знал, по какому расписанию дядины диски вылезают и залезают обратно в свои уютные межпозвоночные норки, да только на следующей неделе дядя уже сайгаком поскакал на работу в железнодорожное депо. Если так подумать, его должность тоже казалась странной. Он пять лет проработал каким-то дофига важным замом в министерстве транспорта, а совсем недавно решил на все плюнуть и устроился управлять железнодорожным депо в какой-то глуши.       Перед самым отъездом в поход он им с Сюэ Мэном сказал, что они должны кровь из носу быть на станции Чунхуа десятого мая в десять часов утра и сесть там на любой поезд. Даже записку написал. Мо Жань не вдуплил, зачем им лишних пять дней куковать в горах, если поезда от станции Чунхуа отходят в сторону Пекина каждый день. Что значит «любой поезд», если он там всего один?       Потом, конечно, Ши Мэй сломал ногу на втором перевале. Мо Жань думал, что им не суждено добраться до станции Чунхуа, потому что придется эвакуироваться прямо с середины маршрута. Однако вселенная не была с ним согласна. Их спутниковый телефон, по которому они должны были связаться со службой спасения, включался, но никуда не звонил. Ответа тут было три: либо телефон сука, либо в службе спасения сидят суки, либо Бэйдоу сука. Их отряд склонялся к первой версии. А Сюэ Мэн лично склонялся к истерике.       Ши Мэю наложили шину, соорудили костыли, напичкали и обмазали его обезболом, и отряд двинулся дальше. От станции Чунхуа им было не отвертеться — ближайшая деревня стояла рядом с ней. Мо Жань надеялся, что им в пути попадется кто-нибудь с нормальным спутниковым телефоном, но все люди, которых они видели на горизонте, драпали трепетными ланями. А потом, когда они спустились ниже полутора тысяч метров, стали попадаться вооруженные отряды.       Сюэ Мэн был уже в предобморочном состоянии, да и Мо Жань ощущал смутную тревогу. Все было так: птички пели, голубые крокусы цвели, вода в холодных ручьях освежала, огонь в костре горел. Но в то же время чего-то не хватало, песья интуиция говорила Мо Жаню, что если они не доберутся до станции Чунхуа к десятому мая, им всем крышка.       Предчувствие Мо Жаня не обмануло. Они почти добрались до проклятой станции, но на пути к ней стоял внушительный комплекс палаток и тентов, вокруг которых ошивались мужчины с огнестрельным оружием. Им уже встречались такие отряды — вернее, Мо Жань замечал молодцов раньше, чем они могли заметить его, и закладывал крюк бешеной собаки, чтобы их не обнаружили. Однако в этот раз вышел конфуз.       — Твою мать! — выругался Мо Жань.       — Что там? — встревожился Сюэ Мэн. — У этих тоже ружья?       — Хуже. У них ружья и бинокли.       — Все хорошо, пока нас не обнаружили, — Ши Мэй всегда считал своим долгом их успокоить.       — Да нет, вот один смотрит на меня. Если он проиграет мне в гляделки, нас отпустят?       Их не отпустили. Если бы не нога Ши Мэя, был бы шанс спрятаться на болотах, но на самодельных костылях далеко не убежишь. В лагере у них отобрали все, что можно было использовать как оружие, в том числе еду, и посадили под шуршащий на ветру тент. Берегут пленных от рака кожи, очень гуманно, спасибо, пять звезд вашей организации. Других пленных Мо Жань не видел, и это наблюдение отбило у него всякое желание угрожать заявлением в полицию. Как знать, может, эти молодцы людей едят?       — Странно, — вдруг сказал Сюэ Мэн. — Небо странное.       — Обычное небо, — фыркнул Мо Жань, выглянув из-под тента.       Мало им всей этой чехарды с бандами в горах, будто они вернулись на сто лет назад, Мэнмэн еще будет тут к небу придираться.       — Я согласен с А-Мэном, — сказал Ши Мэй. — Чего-то не хватает.       Да все было на месте. Солнце есть? Есть. Голубизна полотна удовлетворительная. Даже бледная луна виднеется. Орел какой-то летит. Или сокол? И тут Мо Жаня прошиб холодный пот. А ведь они правы. За все время похода над ними ни один самолет не пролетел.       — Самолетов нет.       — И что это значит? — встревожился Сюэ Мэн.       — Может, здесь небо закрыли? — предположил Ши Мэй.       Один из бандитов, который прислушивался к их разговору, в голос рассмеялся.       — Вы сколько лет в горах консервы жрали? Никто небо не закрывал, — он невесело усмехнулся. — Просто аэропорты не работают.       — Что, опять эпидемия какая-то? — скривился Сюэ Мэн. — Опять на изоляции сидеть. Да когда это все кончится?       — Сейчас во всем мире в небе нет ни одного самолета. Не будет никакой изоляции. Ничего уже больше не будет.       Мо Жань сообразил, что их собеседник чокнутый, и ему бы лучше к мозгоправу ходить, чем по горам с ружьем скакать.       — Это конец света, — с наслаждением вздохнул бандит. — И полная свобода. Правительства нет. Полиции нет. Рынка тоже нет. Плакали мои акции.       — В смысле, плакали акции? А деньги-то с вкладов еще можно снимать? — закудахтал Сюэ Мэн.       Вот идиот, повелся на вранье этого бандюка. А вроде образование у человека.       — Ты что, не понял, что денег теперь тоже нет? — бандит хлопнул себя по коленям и заржал.       Было в этом смехе что-то тревожное, от чего интуиция Мо Жаня снова стала отчаянно водить носом. Похоже, их по возвращении домой ждет очередное сидение на карантине, и тут уж как знать, может, стать обедом для бандюков не худший вариант. В прошлый раз Мо Жань на стену лез.       Конечно, с дядей, тетей и Сюэ Мэном было не так уж плохо сидеть, местами даже весело. Но хуже всего в карантине был недостаток движения и полового общения. Мо Жань и так в походе две недели не трахался и даже не дрочил, а тут его сцапают и опять посадят с родичами. Вот бы оказаться на карантине с каким-нибудь красавчиком вроде Ши Мэя.       К вечеру на лошади в сопровождении свиты приехал главарь банды — древний старикан-таракан. Осанка у него была безупречная, но лицо испещрено глубокими морщинами, и на щеке огромной кляксой сидела уродливая волосатая родинка. Увидев пленников, старик сильно воодушевился:       — На этот раз то, что нужно, — сказал он дребезжащим голосом. — Ты, со сломанной ногой, пойдешь со мной.       Мо Жань встрепенулся:       — Только посмей с ним что-нибудь сделать, сучий ты потрох!       Старик в ответ даже бровью не повел, будто Мо Жань был жалкой мухой. Поведением он напоминал партийных работников, которым никто не указ и ничто не всралось. Но что за партия у этих ребят? Они анархисты? Каннибалы? Зеленые? Кто?       Чему старик так рад? Куда забирают Ши Мэя? Он из них троих самый миловидный. Вдруг над ним собираются надругаться? Мо Жань вспомнил, что говорил тот бандит днем. А если правда не осталось полиции? Значит, и закона больше нет? Значит, этих бандитов никто не накажет, и в этом мире теперь прав тот, кто сильней и нахапал себе больше оружия? Значит, государство больше не сможет их защитить? Нет, так думать нельзя. Нужно думать о том, как добраться до станции Чунхуа завтра утром. Когда они окажутся в Пекине, все это будет лишь дурным сном.       Ши Мэй очень быстро вернулся целым и невредимым, ему даже руки развязали, чтобы он мог ходить на костылях.       — Ну, что он от тебя хотел? — набросился на него Сюэ Мэн.       — Мне кажется, они тут все сумасшедшие. Правда не удивлюсь, если они сбежали из дурдома, — прошептал Ши Мэй и показал им фотографию.       С нее смотрел мужчина за тридцать в военной форме. На красивом лице проскальзывало что-то злодейское, в приподнятых уголках глаз таилась жестокая хитрость, а кожа была такой смуглой, будто он пять лет гонял манчжуров по степям.       — Главарь сказал, что этот человек или кто-то из его родственников захотят меня убить, и мне нужно разгадать их секрет, прежде чем они разгадают мой.       — Что у тебя за смертельный секрет? Выжигаешь свои инициалы на печенках пациентов?       — Нет у меня никаких секретов, — нахмурился Ши Мэй. — Они все тут точно ненормальные.       — Форма странная, — покачал головой Сюэ Мэн, глядя на фотографию. — Это не нашей армии точно. И не полиции.       — Зуб даю, старикан сидел на диване, пердел, смотрел фильм, а потом увидел актера со злодейским лицом, вспомнил молодость, и его переклинило.        — Хуа Бинань, главарь этой банды, сказал, что человека с фотографии зовут Ся Сыни, и он как-то связан с разведкой.       — Блин, вот наснимают сериалов, сюжет закрутят, а потом дед чей-нибудь сбегает в горы отжимать у туристов лапшу. Как доберемся до города, надо будет сообщить. А то бесхозный дед в горах — горе в стране.       — А если правда денег больше нет? — вдруг спросил Сюэ Мэн. — Если конец света наступил, то и поезда, скорее всего, не ходят. Откуда брать электричество, если конец света?       Мо Жань отвесил бы Сюэ Мэну поджопник, если бы у него не были связаны руки и ноги. Повелся на россказни бандитов, придурок. Сейчас еще отправимся на поиски этого Ся Сыни, чтобы спасти Ши Мэя от неминуемой смерти. Очнись, дебил, вокруг десятки вооруженных мужиков, а тебя волнует, выплюнет ли тебе банкомат цветные бумажки.       Вообще Мо Жаню правда казалось, что он человека с фото где-то видел раньше. Может, правда в кино? Или тетя с ним сериал смотрела? Впрочем, ничего удивительного, такому красавцу злодеев играть — самое милое дело. Но что Мо Жаня удивило: хоть Ся Сыни и оказался очень красивым, половые инстинкты молчали. Вот что точно мистическая история, достойная экранизации.       На лагерь опустилась ночь, пленникам дали по пакету сухой лапши и плеснули воды в общую миску, как собакам. Сами бандиты явно ели что-то поинтересней: со стороны кухонного костра доносился отнюдь не сухой хруст, а вполне себе влажное чавканье. Мо Жань старался не думать о тех мясных консервах, которые у них конфисковали днем. Их лысый надсмотрщик тосковал по коллективу и теплой еде и не отрывал взгляда от жующих сотоварищей. Это был шанс.       Сюэ Мэн с Ши Мэем согласились рискнуть. Когда Ши Мэй развязал последнюю веревку, из леса со стороны станции послышались крики и топот копыт. Неужели приехал самый важный гусь? Мо Жань решил, что ждать начальство сбрендившего старикана себе дороже, поэтому они тихо выползли из пятна света под тентом, хватая по пути все, что криво лежало, и скрылись в лесу. Лысый только тогда осознал свой прокол, но не успел он впасть в ярость, как в лагерь ворвался отряд всадников.       — Смотри, этот в полицейской форме. Идем обратно, — громко зашептал Сюэ Мэн, выглядывая из кустов.       — Сбрендил? Кто угодно может форму напялить! — шикнул на него Мо Жань и приложился к вновь обретенному биноклю.       В лагере творился хаос, но происходящее больше напоминало разборку группировок, чем облаву блюстителей порядка. Незваные гости были до зубов вооружены ружьями, пистолетами, холодным оружием. У одного из них имелся охотничий арбалет.       Зазевавшиеся хозяева базы оказались на мушке быстрее, чем добрались до своих ружей. Теперь им оставалось только уныло дожевывать свой ужин. Мо Жаню почему-то вспомнились школьные годы. На уроках биологии они специально кормили жирных тараканов ярко-оранжевой морковкой, чтобы при вскрытии хорошо было видно кишки.       — Хуа Бинань! — крикнул всадник с арбалетом. — Хуа! Бин! Ань!       Старикан выполз из своей палатки в пятно света. Страха у него не было ни в одном глазу, как у шкодливой таксы, распотрошившей диван.       — Сколько ненависти в твоих глазах, юноша, — сказал он всаднику. — Видать, вы прибыли из того же места, что и я. Боюсь вас разочаровать, мне вынесен приговор, я уже отбываю наказание здесь.       — Ты не отбываешь наказание, а сеешь хаос, — возразил ему другой человек. Он подъехал к Хуа Бинаню и спешился, Мо Жаню было видно только широкую спину да высокий хвост.       — Угадываю речи нашего славного генерала, — улыбнулся Хуа Биньань. — Да только ты не генерал, а его жалкий прихлебатель. Вы, молодежь, только и можете, что впадать в экстаз перед портретом Тасянь-цзюня да горланить гимн.       — Все лучше, чем впадать в экстаз перед зеркалом, как это делаешь ты, — скривился юноша с арбалетом.       — Мы здесь не за этим, Наньгун Сы, — сказал второй.       — Да, Чу-лаоши. Прибыл новый приказ.       Чу-лаоши достал из-за пазухи листок бумаги и принялся читать. Половину слов Мо Жань не понял, там было что-то про волю генерала, про предательство Хуа Бинаня и его ссылку.       — Согласно этому приказу, любой офицер рангом выше лейтенанта может казнить мерзкого предателя родины Хуа Бинаня на месте. Подписано двенадцатого апреля семьдесят пятого года.       — Может казнить, — улыбнулся Хуа Биньань. — А может и не казнить. Предлагаю тебе сделку. Пока я был здесь, успел наладить кое-какие связи. Они должны помочь с твоим делом. Тебя, как и всех остальных, не просто так сюда отправили. Ты будешь строить страну заново после огромной катастрофы. Конечно, тебе нужны связи, тебе нужен старик Хуа. Ты же за этим сюда пришел?       — Я здесь уже десять лет. Мне твоя помощь ни к чему.       — Десять лет? — нахмурился старик, улыбка его стала кислой, как перебродившая капуста. — Так далеко?       — Есть и те, кто пробыл здесь двадцать лет, — сказал Наньгун Сы. — Это долгая и сложная работа огромного количества людей, в том числе в правительстве. Ты же просто бандит, и связи твои хуже грязи.       Мо Жань заметил, что Наньгун Сы говорит с сильным западным акцентом. Ох, не повезло же им попасть в гущу бандитских разборок. Значит, эти всадники вообще какая-то дикая мафия — внедрили своих людей в правительство, работают там уже двадцать лет, их главарь генерал даже приказы отдает людей убивать. Их не колышет, что убивать нельзя? Какие предательства родины? Вы сами бандиты, алё!       — Ты сам вырыл себе могилу, Хуа Бинань, — холодно сказал Чу-лаоши. — Сейчас покажу тебе, как.       Он отвёл старика в сторону остальных, почти к самым кустам, в которых прятались беглецы, и достал из-за пазухи что-то еще, судя по размеру — фотографию. Хуа Бинань ничего особенного в этой фотографии не нашел.       — Да, вижу, это ты. Ого, этого мальчика я… — голос его по-стариковски задребезжал, — недавно встречал. Вы знакомы. И что? Пришел его выручить?       Чу-лаоши склонился к Хуа Биньаню и что-то ему шепнул, указывая на фото. И тогда старик так поменялся в лице, что его стало не узнать — он просто посерел, будто его высекли из какого-то скучного камня. А потом вдруг дико возбудился, в его глазах появился почти маниакальный блеск.       — В каком году ты родился? — глухо спросил он.       — Я бы пощадил тебя, если бы ты спокойно доживал оставшиеся годы. Но ты решил заняться бандитизмом в самое тяжелое для страны время. Ты неисправим. Ты будешь казнен за бандитизм, Хуа Бинань.       — Значит, у меня получилось, — не отрывая взгляда от фотографии в руках Чу-лаоши, Хуа Бинань криво улыбнулся, во рту у него недоставало зубов. — Все было не зря.       Мо Жань нутром почуял, что сейчас будет. Надо бежать отсюда, но ноги будто вросли в землю, а страх сковал горло. Он столько раз видел подобные сцены в кино. Это называлось красивыми словами: возмездие, справедливость, — но по сути это было просто… Сюэ Мэн потянул его вглубь леса, и Мо Жань пошел, забыв о том, что должен нести Ши Мэя на спине. Он весь обратился в слух, он ждал, когда сзади, в лагере, из которого они бежали, прогремит выстрел. Но они шли, а выстрела все не было. Скоро звуки лагеря вовсе сошли на нет, и кругом воцарился ор ночных тварей. Холодная ночь приняла их в свои безрадостные объятия.       — Как думаете, он его пощадил? — с надеждой спросил Сюэ Мэн.       — Мне кажется, нет, — спокойно сказал Ши Мэй.       Мо Жань не хотел об этом думать, он для себя решил, что забудет обо всем, что произошло за этот день. Будто кто-то из них споткнулся при переправе через речку, и все их припасы унесло в пасть речному богу. Если он не успокоится, если не притворится, что все в порядке, они не смогут добраться до Пекина.       Всю ночь они шли, но никак не успевали из-за ноги Ши Мэя. Мо Жань мог нести его, но они толком не ели уже почти сутки, и силы таяли на глазах. Когда они забрались на холм, с которого открывался вид на выныривающую из-за горы железную дорогу, солнце стояло уже высоко. Часов у них не было, но нутром Мо Жань чуял: есть все шансы опоздать на поезд.       — Я больше не могу, — вздохнул Сюэ Мэн. — Привал.       Мо Жань спорить не стал, и они уселись на склоне холма. Горы и холмы вокруг покрывали цветущие деревья и ярко-зеленая трава, по огромному рапсовому полю, которое отделяло их от станции, ползла тень облака. Мо Жань смотрел, как колышется на ветру океан желтых цветов, и думал, что не жил до этого.       Когда они собрались идти дальше, из-за горы послышался странный полузнакомый звук. Они ждали поезд с другой стороны, потому что им нужно было ехать в Пекин, а не на пустынный запад страны.       — Паровозный свисток, — сказал Сюэ Мэн. — У папы в депо так паровозы орут, когда их топят углем.       — Ты сдурел? Все эти паровозы туристические, они ходят по своим маршрутам в тысяче километров отсюда. По этой дороге ходят обычные поезда.       Звук повторился, на этот раз громче, и Мо Жаню показалось, что это правда похоже на паровоз. Он стал различать грохот колес.       — Паровозов здесь не должно быть, — повторил он, чувствуя, как холодеет сердце. — Тут не туристический маршрут.       — А если электростанции встали?       — Что ты заладил? — разозлился на него Мо Жань. — Наслушался бредней. Вот приедем в Пекин, там будет и электричество, и полиция, и деньги в банкоматах. Все будет.       Изо рта Мо Жаня лились слова, но ужас полз вверх по позвоночнику, его песья интуиция выла, что нужно бежать.       — Отец сказал, нам нужно сесть на любой поезд на станции Чунхуа! — закричал Сюэ Мэн.       Из-за холма с диким визгом и грохотом, исторгая клубы белого пара и дыма, вылетел паровоз. Железная гремучая змея, капля человеческой цивилизации в море зеленых холмов. И тогда Мо Жань посадил Ши Мэя на спину и побежал. Его мозг говорил, что им нужно в Пекин, а паровоз едет на запад, но все нутро кричало, что если они не сядут на этот поезд, то сгинут. Мо Жань бежал через желтое поле рапса к железной дороге со всех ног, как не бежал никогда. Голод забылся, прошла усталость, все силы ушли в ноги, и в голове была лишь одна мысль: «Успеть на поезд!»       Паровоз замедлялся и гремел, но был слишком тяжелым, чтобы остановиться быстро. За ним тянулись не десять красивых вагончиков, стилизованных под старину, а бесконечная вереница контейнеров, на крышах которых сидели люди. Паровоз гудел, колеса сотни вагонов бешено стучали, а Мо Жань бежал, бежал, бежал.