Дитя закатного солнца

Глаза Илты промывались под аккомпанемент её негодующего «Горячо же!» но в целом процедура прошла успешно. – Бутыльков нет, даже не спрашивай, – Озен оставила лекарство – настой тёмно-жёлтого цвета – прямо в её кружке, – Даже если по ошибке отхлебнёшь, ничего страшного, только на пользу. А вы двое, – она обернулась к Марулку и его дяде, – Отличная работа, мальчики. Как там наши птички, наклевались своего батона? Лунного свистка сразу напрягла эта образность. Озен о чём-то сильно переживала. Но что оставалось делать? Только выжать из себя улыбку и сказать, что нет, и разделка реющего полосатика пусть и немного поутихла, но к концу ещё не близится. Вонь стала сильнее, всё же мясу подходил свой срок, но в этом были плюсы: к забаррикадированному каменному карману так никто и не подлетел, дабы разведать, что там такое. Марулк читал о подобном, кажется, это называлось гиперстимул. В Орте, если в одну клетку подселяли голубей и мелких певчих птичек, вторые в случае опасности забивались под лапы более крупных, думая, что таким образом не сидят не с краю жёрдочки, и хищник точно их не хватит. Вот и тут то же самое: мясо пахнет сильнее, и поэтому его и хочется больше, вопреки здравому смыслу. – Могли бы и рвануть, пока эти твари заняты, – с некоторой грустью взглянул на виднеющуюся на горизонте Грибную колыбель Видок. – Будь мы все профессионалами своего дела, конечно, но в таком случае добежим только мы трое, – пожала плечами Недвижимый, лорд, – Свайн, Илта, присоединяйтесь к Джубили, поспите подольше. – Мы точно не можем быть ничем полезны? – пусть Свайн и имел в виду исключительно себя, но Озен понимающе покачала головой: – Не волнуйся. Если понадобитесь, мы сразу вас разбудим. – Я тоже туда, – обозначил свои намерения Видок, приноравливаясь к углу, который ему уже давно понравился, – Если что случится, будите. И не вздумайте меня убить. – Больно надо, – Белый свисток без особого интереса посмотрела на то, как контрабандист укладывается, пристраивая под голову свой ношеный-переношенный рюкзак, нити на сгибах которого уже позеленели от частого использования. В Бездне медленно, но верно смеркалось, и Недвижимый лорд знала, что животные непременно лягут спать, в том числе и плачущие трупы, и путь будет свободен, но ночные ветра практически ледяные, и дорогу будет не разобрать. Бездна как ничто другое учит смирению и принятию. Если Великая Яма порешила отдыхать – так тому и быть. – Держи. – О, – она слегка приподняла брови, увидев тонко нарезанную солонину в карамели, которую ей протягивал муж, – Спасибо. Совсем как дома. – Можно сказать, что мы дома, – Лунный свисток пристроился возле её левого бока, туда же, где обыкновенно и ходил, выбираясь в город вместе с женой, – Знатно мы застряли, или ещё терпимо? – Терпимо, – она усмехнулась, – Для Бездны всё терпимо. У меня с молодыми и поинтересней ситуации бывали, когда кто-нибудь что-нибудь ломал, например. Эти ничем особо не отличаются, более гонористые, разве что. Я сейчас говорю не обо всех, а... – Да, я понял, – Марулк не удержался от того, чтобы не оглянуться на Илту, которая уже начала едва слышно похрапывать, – Но она хотя бы учиться начала. – Таким образом я борюсь с желанием укокошить её прямо на месте, – честно призналась Белый свисток, – А ты чего подсел? Что-то сказать хочешь? – На самом деле, да, и это в том числе. Представляешь, похоже, Свайн достаточно устойчив к проклятию. Он за шивалем спустился метров на десять, а потом живо поднялся, и его не стошнило, представляешь? – Везунчик, – Озен заметно удивилась, беря паузу в разговоре дабы рассмотреть мистера Терье, который лежал к ним спиной, свернувшись в довольно компактный калачик. – Я сказал ему то же самое… Теперь твоя очередь. – Меня тоже не тошнит от подъёма со второго уровня. – Нет. Тебя что-то беспокоит. – Ха. Да ничего нового, – она кривовато усмехнулась, – В Бездне всё идёт не по плану. – Этот постулат никогда тебя раньше не волновал. – Этот, допустим, нет. А вот собственный контроль волновал, и ещё как. – Насчёт… – Лунный свисток показал на собственное горло, и его жена продолжительно моргнула, что означало «да»: – Я знаю, что эта штука ждёт своего часа. Она не увеличивается, даже если мне кажется, что растёт, это всего лишь иллюзия, моя больная фантазия, но всё то, что было до… Я плохая мать. – Нет! – Марулк почувствовал, будто эти слова ударили его наотмашь, – Вовсе нет! – Не ори, – это была не грубость, скорее, самый обычный для Белого свистка призыв говорить потише, – Мне всегда говорили, что у меня отвратительный характер, и человек я из рук вон плохой. Была надежда, что наставник хороший, но тут 50 на 50, с Лайзой получилось, с тобой – нет. Попробовала стать матерью, и теперь чувство, будто те эмбрионы, что покинули меня за время странствий, были правы, решив не задерживаться в моём чреве. Бездна иногда так недвусмысленно намекает – но нет, я не послушалась, и теперь вот. – Ты жалеешь, что мы взяли Джубс из приюта? – Жалею только потому, что из-за моего призвания её жизнь подверглась опасности. – Эй, – Марулк боднул её головой в плечо, – А кто мне говорил, что нужно решать проблемы по мере их поступления? Озен промолчала, глядя на собственные сложенные на коленях руки. Быть такой она позволяла себе только наедине с мужем, и Марулк, чуть подумав, решил, что с этим делать. – Сорвался крюк на удочке, первый уровень, когда ты была маленькой, – полушёпотом начал он, нежно проходясь кончиками пальцев по волосам жены, заходя за её ухо, – Это царапины от подъёма с пятого уровня, ты рассказывала, что это было твоё первое столкновение с проклятьем после посещения Идо Фронта. А вот здесь, – Марулк опустился ближе к седьмому шейному позвонку и пошёл дальше, отыскивая едва заметную вмятину зарубцевавшейся кожи, – Взорвался один из твоих клиньев после подъёма с шестого. Ты боялась, что тебя парализует, но обошлось. А вот это, – Лунный свисток протянул руку, приобнимая жену и тоже находя длинную зарубцевавшуюся отметину, – Подарок от одного из Чёрных свистков, который, как выяснилось, хотел перепродать артефакты, а не вытащить их на поверхность для нужд города… А это укус дикого животного с третьего уровня, ты сказала мне, что плохо его запомнила, возможно, у него всё ещё нет названия, – его пальцы окончательно сомкнулись на талии Белого свистка, и молодой мужчина придвинулся ближе, из-за разницы в росте уткнув нос в плечо, а не в шею жены, – Я люблю тебя, всю, такой, какая ты есть. Со всеми твоими шрамами и тайнами. И ты лучшее, что когда-либо происходило в моей жизни. Поэтому, когда ты себя в чём-то винишь, моя горько и больно, ведь ты у меня такая замечательная. – Люблю тебя, – только и могла что сказать Озен, кладя собственную голову на его темечко. Марулк и пикнуть не успел, когда жена практически загребла его на колени, в итоге буквально укутав в собственное тело и обняв покрепче. – Мы справимся, – зная, что Недвижимый лорд из-за клиньев Тысячника и униформы практически не ощущает лёгких прикосновений, выходец из Джесеку легонько погладил её по внутренней стороне бедра, так, чтобы не выглядело двусмысленно и при этом ощущалось как ласка, заодно найдя другой шрам, – Ещё одна отметина от эвакуации одного из клиньев. Тоже после шестого уровня. Ты долго хромала. – Да, он, – Озен припомнила тот день, когда жаждала, чтобы тогда ещё её ученик мог прикоснуться к этому шраму, похожему на диковинный цветок из глубин Бездны. Неизвестно, сколько они так просидели, в полной тишине, лишь порой выглядывая наружу в попытке угадать силуэты парящих в неверных потоках тварей, равно как и очертания того, что осталось от реющего полосатика, когда супругов прервал негромкий, но шорох. – Можно я помогу дежурить? – это был Свайн, – Ой, простите, я помешал? – Нет, всё нормально, – зная, что без её желания выпутаться из таких объятий практически невозможно, быстро освободила мужа Озен, – А ты чего вскочил, очередь Видока. – Я не могу его разбудить, – неловко улыбнулся мистер Терье, кивая в сторону контрабандиста, который не то что храпел, а казалось, пел самую настоящую арию с совершенно неизвестным содержанием. – Надо было пинка ему в челюсть отвесить. Куда тебе сегодня дежурить, ты и так большой молодец, лекарство достал, – качнула головой Недвижимый лорд, – Если кого и заставлять дежурить, так это твою жену. – Ей и без того досталось, если будет тут сидеть, глаза так и не заживут, и мы не сможем продолжать дальнейший путь, пока она не поправится, – довольно мудро изрёк Свайн. – Не сочти за любопытство, но я просто не могу с собой совладать, – прищурилась Белый свисток, – Ты продолжаешь о ней заботиться из чувства долга, или потому, что всё ещё что-то к ней испытываешь? Илта обращается с тобой как с грязью, сегодня от неё даже «спасибо» не последовало, когда принесли шиваль. Голубые глаза Свайна тут же были отведены в сторону: – Перед алтарём я давал клятву, что буду любить её и нежно заботиться, пока смерть не разлучит нас. Я пошёл на это осознанно, и хочу быть хорошим мужем, ценит она это или нет. – Ясно, – Озен кивнула, но едва ли её устроил такой ответ. – Милая, мы с дядей подежурим здесь, а ты немножко поспи, всё же ты нас ведёшь, – предложил жене Марулк, и когда Белый свисток последовала его совету, отодвинул ноги, чтобы Свайн мог сесть напротив него на проходе. – Несмотря на всех этих жутких существ, кормящихся рядом с нами, не могу не признать, что Бездна по-своему красива, – заметил мистер Терье, оторвавшись от той небольшой бреши, что составляла их своеобразное окошко во внешний мир, – Пусть я сейчас и практически ничего не вижу. Только вот какие-то желеобразные силуэты, типа медуз, но откуда им тут взяться?.. Что, реально летающие медузы? – Да, они ловят всякую мелочь, которую приманил запах падали, – поделился с ним Марулк, – А что касается зрения, то это дело привычки, на втором уровне в большинстве своём темновато, но постепенно глаза привыкают к недостатку света. Глаза Оз настолько тёмные потому, что она прожила здесь достаточно долго. Силовое поле искажает восприятие. Когда я в свои тринадцать снова поднялся на поверхность и начал работать в «Полночном перекусе», первое время было очень тяжело поскольку целых шесть лет мои глаза затачивались под Бездну, а не под Орт. Ну и я до сих пор вижу в темноте чуть лучше, чем многие люди. – А можешь сказать, что там происходит? – Свайн указал большим пальцем наружу, намекая на трапезничающих хищников. – Лептоптил вернулся на свою территорию, – подождав, пока небесные медузы изволят сдвинуться, Марулк без труда угадал ковыляющий силуэт, увенчанный огромным клювом и болтающимся горловым мешком, – Теперь будет убираться, скрести когтями землю, всё же из-за туши там теперь грязно. Ему нужна аккуратная полянка. Я как-то видел их брачные ритуалы, они такие смешные, приподнимаются на задних лапах, расправляют четыре крыла, надувают этот самый горловой мешок, а звук такой, будто бык ревёт. Лептоптилы, кстати, не то чтобы агрессивные, только в брачный период с ума сходят, а так всякую падаль подбирают, большие размеры нужны только для того чтобы отгонять хищников. Да и летать они любят, чаще просто носятся за плачущими трупами, которым не повезло охотиться в одиночку, да выщипывают им хвостовые перья, пока не заставят бросить добычу. – То есть это просто... – Свайн задумался, – Такие животные? – Конечно, пусть большие, пусть странно выглядящие, но животные, – согласился с ним Марулк, – Мы поэтому и организовали музей. Редко кто задумывается о флоре и фауне Бездны. Все влюблены в артефакты, артефакты то, артефакты это, а ты знаешь, сколько из них мы в принципе можем использовать? Мистер Терьеотрицательно покачал головой, но выдвинуть версию всё же решился: – Половину? – Если бы, – фыркнул Марулк, – Озен считает, что в лучшем случае процентов пятнадцать. И тут дело не в том, что мы не знаем о том, как пользоваться ими правильно. Очень многие из артефактов или сломаны, или в наших руках превращаются в самые настоящие безделушки, и хорошо, если никому не вредят. Вот например, есть такая Призрачная ткань, мне Эмири показывала. – Кто такая Эмири? – А, точно, ты же её не знаешь. Она швея, старая знакомая Оз. Чинит и её, и мою форму, мировая женщина. Так вот Озен однажды принесла ей эту ткань, и Эмири не смогла толком ничего сделать. Сам артефакт по-своему красив, лёгкий, воздушный и полностью прозрачный, будто бы кусок ветра спаяли, превратив в полотно. Но одежды из него не сделать. Во-первых, просвечивает, во-вторых, слишком лёгкий, не греет, а ещё воздухонепроницаемый, в нём потеешь. В итоге Эмири этот кусок в мастерской повесила как образец какой-нибудь, так и не найдя ему никакого дельного применения. – Но как же... – принялся рассуждать следом за ним Свайн, – нам же постоянно рассказывают, как Белые свистки используют артефакты... Ну вот взять хотя бы Озен, эти её руки с клиньями Тысячника, это ведь тоже артефакты, которые придают ей невероятную силу, разве же это неправда? – Чистая правда, но из-за слухов и домыслов простым обывателям начинает казаться, что Бездна – это такое подобие поле боя, в котором высокоранговые свистки попросту рубятся друг с другом, словно какие-то обезумевшие идиоты, безо всяких проблем глотая, намазывая или внедряя в свои тела всевозможные артефакты, которых, конечно, пруд пруди, и они встречаются на каждом метре, только лопаткой прикопать – и вот, наберёшь целый мешок. – Ни дать ни взять Валгалла, – сверкнул улыбкой Свайн. – Какая Валгалла? – не понял его племянник. – Древние родом с севера верили, что если они погибли на поле боя, то они попадают в особый мир, Валгаллу, где могут драться день и ночь, а потом закатывать пир, умирая и воскрешаясь снова и снова. – А, в этом плане, – Марулк даже хихикнул, но резко осадил сам себя, боясь разбудить тех, кто сейчас дремал в каменном мешке, – Наверняка кто-нибудь уже успел написать теоретическую книгу, в котором на шестом уровне происходит именно такое бессмысленное и беспощадное рубилово. И все воины, как один, прекрасны, им не больно, не горько, не страшно, они не думают о прошлом, не думают о будущем. Они попросту не могут быть уставшими, помятыми, растерянными, напуганными. О нет, они же опытные искатели, им плевать на всё и на всех, лишь бы артефактов было побольше. Вон там, – Марулк кивнул в сторону лагеря Искателей, до которого им не суждено было добраться, – У Озен есть кабинет, она собирает книги. И у неё там отведена отдельная полка, она называет её «бредовой», доверху набитая сочинениями таких горе-мастеров, которые сами, вполне возможно, никогда и не спускались в Бездну, а восстанавливают её с рассказов других, правдивых или нет – они не проверяют. Конечно, спору нет, многие из этих вещей написаны очень хорошо. Иногда Озен приводит в кабинет молодых Синих свистков и спрашивает, что из этого они успели прочесть. И очень часто те, кто прибыли из-за моря, показывают именно на эту полку, чьё содержимое год за годом издаётся бешеными тиражами. Их вдохновляют сказки, а спустившись сюда, они видят реальность такой, какая она есть. В этих книгах нет ни слова про багровое поветрие, ни слова о воспалениях, которые бывают, если внедрить в своё тело артефакт, и о, иногда он не приживается, калеча какого-то энтузиаста, об этом тоже молчок. О плачущих трупах можно узнать только то, что они беспощадные твари, имитирующие голоса своих жертв, а вот о том, какие они нежные и заботливые родители – ни слова. Чудовища должны оставаться чудовищами, артефакты – главным чудом Бездны, и никак иначе. – И вот почему вы решили сделать музей, – спустя небольшую паузу подытожил Свайн, крепко задумавшись. – Да, – радостный от того, что его поняли, дружелюбно кивнул ему Марулк, – Вот почему мы создаём музей… Дядя, могу я попросить у тебя кое-что? – Слушаю, – даже вздрогнул мистер Терье. – Если мы выживем и вернёмся на поверхность, неважно, в каком составе, если однажды тебе придётся разговаривать с кем-то из друзей о том, что ты видел и слышал, пожалуйста, не говори о том, что это адовая дыра, полная могущественных артефактов. Расскажи о животных и растениях, расскажи, каково это – ходить немытыми неделю, почёсываясь от собственного пота. Расскажи о багровом поветрии, о ссадинах, обвалах и страхах. О том, как даже отряд под руководством Белого свистка не может никуда уйти, потому что местные хищники никак не могут поделить тушу, выбросившуюся сюда аж с третьего уровня. Ты можешь обещать мне такое? – Могу, – ответ Свайна не предполагал никаких колебаний, – Да вот только даже если я это расскажу, меня обругают на чём свет стоит, мол, выделываюсь, и так не бывает. – Я не знаю автора цитаты, очень давно читал, но, – усевшись поудобнее, Марулк прикрыл их смотровое окошко, готовясь немного подремать, пока в Бездне ещё не наметилась утро, – Как бы то ни было, правда всегда одна. Нет никаких её версий. Правда одна. На всех.