Остров Пяти Божеств

      Первый луч солнца — олицетворение надежды на новый чудесный день — проник в окошко кельи и, отразившись от начищенной до блеска серебряной вазы, ударил прямо в глаза. Уилл привык просыпаться рано, с восходом. Утреннюю молитву он читал обычно прямо здесь, у своей постели, только к обедни поднимаясь в величественный зал с пятью лучами-коридорами: по одному на каждого из Богов.       Принято было утром молиться не евши, не умывшись, не говоривши.       Убранство кельи было скудным: постель у стены, за которой в кухоньке стояла печь, стопка книг — не священных, как надо бы, а вольнодумных, мирских, лампада, полка с вазой, гребнем и принадлежностями для бритья, да сундук с одеждами.       Уилла могли бы укорить и за его книги, не подобающие его статусу, и за желание выглядеть хорошо, но он право на все это давно у Бога Свободы отмолил. Ко всему прочему, никто ему в делах веры был не указ, ему — Светеролю, ни Король Озвиля, ни Королевская чета Кленнистерра, ни Королева Церполя. Ни один монарх ни одного государства в Ближних землях.       Сегодня первой он обратился к Богине Силы: ему предстоял важный и во многом неприятный день, и Уилл ожидал, что она ему в стойкости подсобит. Бога Свободы и Бога Смирения оставил он совсем на потом, обычно именно с них начинал он утреннюю молитву. Бога Семьи уважить представлялось сложным: не было у Уилла ни отца, ни матери, а сан его пусть и позволял брать жену, он об этом и не мыслил.       Кухарка — маленькая бойкая женщина, во многом заменившая ему мать, уже во всю стряпала в окружении помощниц — в основном юных жительниц деревни, находящейся за проливом. Они приплыли на лодке ночью, по особому поручению двора. В другие дни Джойс справлялась с готовкой одна: жителей на острове было немного и не все кормились при Всесветлом Храме, пусть и от стола в нем никому не отказывали.       Монархи посещали остров периодически. Чаще всех Король Озвиля с красавицей Принцессой переплывали реку Южную без прислуги и охраны, селились в домишке у Всесветлого Храма, да молились часами всем Пятерым.       Сегодня остров ждал большую делегацию из Кленнистерра: Королева, Принц, Принцесса, что навещали святые места периодически, и куда более редкие гости — семейство придворных: Министр дел денежных с женой, сыном — именитым рыцарем и прелестной белокурой дочкой.       Всех рыцарей трех королевств Уилл знал лично — перед общим турниром они все возносили почести Богам.       Милей всего ему был принц Церполя — по делам государственным он часто проезжал напрямую, останавливаясь на Острове на ночь. Любознательный, умный, бойкий, он пусть и считал религию пережитком прошлого, к Богам относился уважительно, а помимо пятилучного солнца на травянистом сюртуке, носил еще и персональный знак Бога Семейности — недоброжелатели не раз пытались наречь принца бастардом, оттого поддержка этого Бога в Церполе значила чуть больше остальных.       В фиолетовой сутане — главном нарядном одеянии, со знаками всех Пятерых на груди, и с золотой тикой, сверкающей пятилучным солнцем, Уилл готовился встретить своих именитых гостей.       Принца Кленнистерра он знал ничуть не хуже наследника Церполя — еще детьми они играли в петанк и прятки в раскидистом саду.       Они поприветствовали друг друга церемонно: сначала Уилл почтенно склонил голову и произнес:       — Пять солнца лучей для ваших очей, мой принц! Добро пожаловать в сени Пяти Богов, где не бывает ни ветров, ни снегов.       — Позвольте вашу руку, Светероль, — отвечал ему принц Лукас.       Согласно обычаю, он пять раз приложился губами к тыльной стороне его ладони, согревая вечно мерзнущую кисть дыханием — стоило обычаи соблюсти, и только потом нетерпеливо притянул Уилла в крепкие объятья.       — Ты только хорошеешь здесь, под солнцем, — шепнул он тихо, чтобы ни сестра, ни мать не слышали такого панибратства.       — Солнце всем на пользу, — хмыкнул Уилл ему в ухо. — А уж Богиня Созидания как для меня постаралась!       — Намолю-ка я и себе чего-нибудь в этот раз!       — Не раньше, чем помолится королева.       С принцессой Уилл повторил тот же обряд, обойдясь без объятий, но перед королевой — статной Сью, пришедшей в род Синклеров из Загоризонтных земель у него было иное приветствие:       — Боги поют вам, моя королева, их песня как солнечный свет. Веры вам и света!       — Света и веры вам!       Ее губы руки почти не коснулись, она лишь наклонилась к ней низко, как требовал того обряд.       Им пройти бы в молитвенный зал, но в лодке были еще четыре благородных человека и приветствовать их тоже предстояло от младшего мужчины к старшей женщине — непререкаемый порядок.       Обряженный в подпоясанную кольчугу, что поблескивала на солнце, сэр Майкл ступил на священную землю, оглядываясь. Уилл, ни слова не произнося, протянул ему руку — со всеми, кто был не королевской крови, при приветствии он заговаривать не мог.       Прославленного рыцаря Кленнистерра он знал также с детства, но если наследникам разрешалось развлекаться днями напролет в качестве отдыха от будней, полных учебы, то тем, кто готовился к военной службе, с шести лет отдых был не положен — тренировки, спарринги, тактические науки разрешалось прерывать лишь для сна и приемов пищи.       Майкл обычно бывал на острове с другими рыцарями союзных государств перед турнирами, и обряд приветствия тогда выглядел совсем иначе. Неужели никто не объяснил ему, что делать?       Уилл так и стоял с протянутой рукой, чувствуя себя очень глупо. Паладин перед ним подставил лицо солнцу — в его стране сейчас вовсю проливался на землю дождь, завершая рыбный сезон. Мириада мелких пятнышек цвета умбры украшала бледное лицо, словно только множась под приветливым солнцем.       Милая девчушка за спиной паладина нервно перебирала длинный рукав своего нарядного блио.       — Майк, ты должен поцеловать Светеролю руку пять раз и поприветствовать его, — шепнула она оглушительно громко.       Паладин вздрогнул, чуть отшатнулся и едва не грохнулся в воду — Уилл удержал его за пояс.       — Слушайтесь свою сестру, сэр Майкл, — стараясь скрыть раздражение, сказал он, снова протягивая руку.       Майкл встретился с ним взглядом. По воспоминаниям он всегда бойко и по-молодецки горел азартом и любопытством, но сейчас в глазах нашлось что-то незнакомое и по-своему завораживающее, такое, что поддавшись искушению смотреть в них чуть дольше, Уилл мог бы разгневать Богов.       Мозолистая ладонь с длинными изящными пальцами, которые больше подошли бы музыканту, чем воину, скользнула по его запястью, а обветренные губы наконец-то тронули так, как того требовал порядок. Что-то глупое, неуместное, шевельнулось глубоко внутри от вида склоненной смоляной макушки. Пять поцелуев обрушились быстро, почти одним сплошным долгим весомым касанием.       — Пять солнца лучей для ваших очей, Светероль, — сухо в противовес мягкому прикосновению рук поприветствовал Майкл.       — Каждый луч к счастью ключ, сэр Майкл, — нашелся Уилл, снова вглядываясь. — Давно вы не навещали Пятерых по доброй воле, а не перед турниром.       — Я и сейчас рад бы оказаться в другом месте. Даже ваша компания не скрасит моего нахождения здесь.       — Богиня Силы заждалась ваших молитв, — пришлось проигнорировать последнюю фразу. — Она ваша любимица, насколько я помню.       Майкл не стал отвечать на это. Чуть склонил голову, не улыбаясь, двинулся прочь, оставляя Уилла приветствовать его сестру и родителей. Юная Холли знала церемонные правила куда лучше старшего брата, немного скромно поведала, что готовится стать фрейлиной не для принцессы Эрики, а для нареченной принца Лукаса.       Странно, в своих письмах — редких, но длинных и подробных, Лукас не сообщал о помолвке. Неужели министерская дочка неосторожно выдала ему государственную тайну? Или ничего еще не устроено, а романтичная девичья натура напридумывала себе того, о чем еще не условлено, а лишь ходили слухи?       Уилл должен был поспешить во Всесветлый Храм, чтобы наставить королеву на молитву. Эту часть церемоний он любил меньше всего, потому что считал, что общение с богами — процесс сокровенный и интимный, и даже ему — Светеролю, главе Пятибожей церкви, не пристало бы его нарушать.       Молитвенный зал, как и всегда, пах ладаном, пачули и свечным воском. Для Уилла эти ароматы всегда значили куда больше, чем для любого другого вхожего в этот зал — он не помнил себя в те годы, когда он не впитывался в кожу, в одежду и волосы, забивая легкие, раскрывая их, позволяя вдыхать и выдыхать не бессмысленно, а со знанием, зачем и с какой великой целью он ходит по земле.       Королева ожидала его с идеально прямой спиной, тоже вдыхая чуть глубже, чтобы запахи вскружили голову. Ее наряд казался даже более скромным, чем у министерской жены — яркой, моложавой модницы, но в каждом жесте и взгляде таилась скрытая мощь, которая не позволяла усомниться в том, кто именно сейчас перед ним.       — К кому из Богов вы бы хотели обратиться, Ваше Величество?       — Полагаю, правильнее было бы начать с Созидательницы, коль сейчас ее время года, — произнесла Королева так, что ее голос отразили стены, создавая чуждое этому месту эхо.       Уилл повел ее в ближайший левый коридор — такой узкий, что они не могли комфортно идти по нему вдвоем. Стоявшая в тупике статуя юной девушки, смотрящая на любых визитеров с вечной усмешкой, олицетворяла так много всего: знания, творчество, самосовершенствование. Недаром ее время в году всегда выдавалось теплым, солнечным и свежим. Засевались земли, всходил будущий урожай, погода благоприятствовала строительству и ремеслу, а более утонченные натуры проводили время наедине с собой, задавая себе важные, требующие многих размышлений вопросы.       Редко кто из монархов обращался к ней в первую очередь, часто предпочитая Богиню Силы. Принц Дастин, разве что, отдавал ей дань уважения, и никогда не мог решить, ее предпочесть или же Бога Семейности, своего негласного покровителя.       Королева обращалась к Богине сдержанно, вежливо. Кленнистерр придерживался всех религиозных норм, но свой народ не принуждал к слепой вере, как их набожные соседи — Озвиль.       Уилл ожидал, что они так и пойдут кругом, навещая статую каждого из богов с юга на север, но Королева его удивила, выразив желание сначала обратиться к Богу Семейности. Ему, как Светеролю, не следовало быть таким любопытным, но одно лишь это решение разбудило в нем подозрения в том, что монаршая семья переживает какой-то кризис.       Коридор этого Бога указывал на северо-запад. Статуя, его воплощающая, по мнению Уилла, отличалась особой красотой на фоне остальных. Кто бы мог подумать, что тот, кто олицетворял верность, жертвенность, плодовитость окажется так хорош собой. Преступно хорош! Семейность получала от Светероля меньше всего внимания, в том числе и поэтому.       — Вы можете не присутствовать при моих остальных молитвах, Светероль. Обычаи соблюдены, а вам, кажется, нужно готовиться к вечерней службе.       — Два из пяти, — с сомнением протянул Уилл.       — Вам еще понадобятся силы для бала. Уверена, Бог Свободы примет мою молитву за уединение для обращения к нему и остальным.       — Я буду у иконостаса, если понадоблюсь, Ваше Величество.       Что же такого приватного собиралась королева сообщить трем оставшимся богам? Юная Холли намекнула на помолвку Лукаса — не по этому ли поводу потребовалось уединение? При обращении к Богу Семейности, она никак не упомянула ни продолжение рода, ни наследование, ни брак.       Иконостас представлял собой стену, увешанную изображениями Пятерых до самого потолка. Единственное огромное полотно, напоминающее больше не икону, а картину, красовалось четко над кафедрой и являло лики всех Пятерых сразу. Уиллу нравилась эта картина за ее живость, легкость и отсутствие нарочитой набожности — Боги на ней выглядели простыми счастливыми молодыми людьми. Поскольку именно с ними он коротал свои дни, с ними общался больше, чем с живыми людьми и ему приятно было смотреть на них таких — очеловеченных.       Уилл поднялся на амвон, чтобы устроившись за кафедрой, поразмыслить над этим. С его места хорошо просматривался молельный зал и коридор Богини Силы, пустой. У кого из Пятерых Ее Величество?       Принцы и принцессы подрастали, близилось время браков. Союзы внутри государств заключались обычно во дворцах, но браки между наследниками разных родов и королевств традиционно венчал Светероль на острове. Уилл еще ни разу не проводил церемонию, и немного волновался, а еще больше предвкушал предстоящие браки своих приятелей-принцев.       Поскольку и Дастин, и Лукас являлись наследниками, брак с принцессой Озвиля вряд ли светил кому-то из них — она тоже готовилась взойти на престол после своего отца. Не думала ли Королева все же устроить брак, и объединить государства? Король Джеймс ни за что не согласится! Озвиль — самое маленькое государство из трех, но очень гордое и поклоняющееся Пятерым с особой преданностью.       Леди Джейн, принцесса, была малословной, по-крестьянски скромной, а еще не относилась к роду Хоппер по крови — эту тайну открывали лишь избранным, пользующимся особым доверием. Уиллу такая честь полагалась по сану, но он и не став Светеролем, знал бы всю правду. Сироток со всех трех королевств свозили на остров, чтобы их воспитанием занималась церковь: и Уилл, и Джейн росли бок о бок, пока Король Джеймс не взял ее к себе, когда им было по двенадцать лет.       Королевские детишки проводили время на острове в том числе и для того, чтобы с юных лет видеть жизнь сирот, учиться у Богов знанию о равенстве человеческой души.       От размышлений его отвлекли громкие шаги двух пар ног по винтовой каменной лестнице.       — Уилл! — позвал Лукас, потому что не сразу заметил его за кафедрой под большой иконой.       — Ваша матушка еще не закончила молитву, Ваше Королевское Высочество, — строго заметил Уилл. — Соблюдайте порядок в храме.       — Зануда, — тихо, как ему казалось, бросил сэр Майкл Лукасу, но акустика зала позволила Светеролю услышать этот комментарий.       Уилл поднял брови. Из-за тики этот жест вышел не таким естественным, но все равно произвел на невежливого рыцаря нужное впечатление. Он округлил глаза и в страхе сделал шаг назад, словно Уилл мог наслать на него гнев Богов только за эту оплошность. Нет, он и правда мог, но Майкл выглядел просто нелепым мальчишкой в кольчуге, и пусть доподлинно было известно, что они ровесники, рожденные в один год, и даже оба — во время Свободы, Уилл чувствовал себя старше и мудрее.       Он хотя бы умел вести себя в обществе тех, кто выше его статусом.       — Хочу помолиться сразу после матушки, — куда тише сообщил Лукас, подходя совсем близко. — Майка вытащил тоже. Проследишь, чтобы он не отлынивал? Церемонии требуют…       — Мне не нужна нянька! Я могу помолиться и без наблюдателей.       — Без наблюдателей, сэр Майкл, вы обмолвитесь парой слов с Богиней Силы, да пойдете прочь.       Лукас прыснул в кулак и пихнул Майкла локтем в бок.       — Даже Уилл знает то, как ты молишься! Не стыдно?       Выражение лица паладина было совершенно неописуемым: смесь досады и злости. Он явно считал себя правым, но при этом знал, что собеседники никогда не поймут его отношения к Богам и будут осуждать все время, что ему придется находиться на острове.       Про себя покачав головой, Уилл решил прийти ему на помощь:       — Лукас, не забывай о таинстве молитвы. Майкл имеет право иметь среди Богов фаворита, а с тем, что он рыцарь, вполне закономерно особое отношение к Богине Силы. Просто не забывайте иногда чествовать и остальных, — он повернулась к Майклу, чуть улыбаясь. — Уважьте хотя бы покровителей времени своего рождения, если вам сложно обращаться ко всем Пятерым.       Майкл, не ожидавший такого понимая от Светероля, видимо, считал, что глава Пятибожей церкви будет ревностно и яро убеждать его сделать полный круг. Человеку его чина за подобный снисходительный совет стоило бы склонить голову, но видимо паладин был плохо обучен манерам. Уилл уважал церемонность и ритуальность по долгу своей службы Богам, но легко мог спустить их отсутствие другим, если они не находились на официальной встрече.       — Пять услышали меня, — прогремел, отражаясь от каменных стен Всесветлого храма, голос Королевы. — Лукас, как закончишь, жду тебя в своих покоях.       — Да, Ваше Величество, — поклонился он матери и двинулся в молитвенный зал, сразу сворачивая направо — к коридору Бога Свободы.       — Ваше Величество, вас проводить? — от порывистости Майка его кольчуга качнулась и зазвенела удивительно приятным переливом.       — Нет, сэр Майкл, послушайтесь Светероля и помолитесь тоже. Вам скоро предстоит много молитв, пора привыкать.       Эта странная реплика, сказанная все тем же властным голосом, удивила Уилла. Мало того, что Королева, выходит, подслушивала их, так еще и это наставление своему подданному. «Пора привыкать»?       Будь они с Майклом чуть ближе, как с тем же Лукасом, он без стеснения спросил бы, что Королева имела в виду. Если это тайна, то честный ответ, что, мол, нельзя разглашать, вполне разрешил бы его любопытство, а если бы ему раскрыли причину такой странной реплики, то это тем более исчерпало бы все вопросы.       Но близки они не были. Уилл помнил Майка внимательным круглощеким ребенком, который редко бывал на острове и нечасто присоединялся к играм в те годы, а когда впервые приехал на долгие две недели — перед посвящением в рыцари в пятнадцать лет, уже отличался скверным характером, неприветливостью и почти преступной для Клиннистерра ненабожностью.       Майкл явно чувствовал неловкость, оставшись наедине со Светеролем. Уилл решил взять разговор на себя, и начал, естественно, с Богов — самой неличной и личной одновременно из многообразия доступных темы.       — Кто из Пятерых покровительствует дню вашего рождения? — спросил он о самом нейтральном.       — Богиня Созидания, Светероль.       — Так обратитесь к ней! Сейчас ее время, Богиня благосклонна.       Майкл некоторое время молчал так, что слышно было, как в молельном зале Лукас переходил из одного божьего коридора в другой. Уилл проследил за его взглядом, тот смотрел на изображение Богини Созидания среди полотен иконостаса, морщась.       — Не смейтесь надо мной, Светероль, — попросил Майкл горько. — Она мне не нравится. Она выглядит такой насмешливой, и оказываясь у ее статуи, мне кажется, что ее глаза видят меня насквозь, что она вот-вот готова раскрыть свой каменный рот и высмеять все во мне, начиная с моей внешности, заканчивая моими мыслями.       — Ну, не дело, Майкл, так относиться к своей покровительнице. Может, общаясь с ней в молитве, вы узнаете о себе что-то важное и новое.       — А кто покровительствует вам? — топорно сменил тему паладин.       — Бог Смирения. Что? Почему вы улыбаетесь?       Сэр Майкл расплылся в улыбке, довольный, с озорными искорками в глазах, что удивительно ему шли, перечеркивая всю напускную суровость воина.       — Я так и думал!       — Рад, что день моего рождения смог вас так повеселить, сэр Майкл.       — Зовите меня Майком, Светероль, — совсем расслабился он. — Церемонии оставьте для бала.       — Я не столь фамильярен, как вы, Майкл, — Уилл вернул ему улыбку, впрочем, убирая из обращения официальное «сэр».       Майкл пожал плечами и принялся прохаживаться вдоль стены, разглядывая изображения Богов. Уилл отошел в сторону, чтобы удобнее наблюдать за стройной фигурой. Кажется, его гость никогда не подходил к иконостасу так близко, поэтому рассматривал живые лица — вечно юные — с особым интересом.       Тишина, разбивающаяся лишь стуком тяжелой обуви о каменный пол, не вызывала неуютности, а выражение лица, расслабившегося в его обществе рыцаря, немного завораживало.       Появление Лукаса заставило их вздрогнуть. Хмурое выражение лица ему не шло. Что же такого он просил у Богов, и что они ему ответили?       — Иди помолись, Майк, — он положил руку другу на плечо с явным напутствием.       Майкл мялся. То, как он оглянулся на Уилла с каким-то немым вопросом, выдавало всю его юность и неуверенность, обычно спрятанную за непроницаемостью лица и тяжелыми доспехами. Взгляд, брошенный в сторону молельного зала, мигом стер это выражение, и рыцарь мотнул головой, словно сбрасывая наваждение.       — В следующий раз, — буркнул он, и, не оглядываясь поспешил сбежать по ступенькам вниз.       Лукасу оставалось лишь пожать плечами, как бы извиняясь за лучшего друга.       Почему-то Уиллу хотелось убедить капризного рыцаря преклонить колено перед Пятью, он воспринял это почти как личный вызов. На балу, традиционно проходящему по приезде любой королевской четы, ему предстояло прочесть краткую проповедь для собравшихся: гостей и малочисленных жителей острова, но потом он рассчитывал снова поговорить с Майклом.       Если бы не та его краткая заминка, Уилл оставил бы паладина в покое, но стоило ему увидеть эту тонкую ниточку — потребность в молитве, он не мог не помочь ищущему обрести связь с Пятью.       До бала оставалось еще достаточно времени. Наряжаться иначе, чем он уже был одет, ему не позволяли правила, поэтому Уилл занялся текущими делами: еще раз пробежался по заранее подготовленной вечерней речи, внес правки в то, что намеревался говорить завтра во время службы.       Уилл навестил на кухне Джойс, чтобы узнать, все ли готово к фуршету или стоило позвать кого-то из местных на помощь. Она долго нахваливала его внешний вид и призывала не переживать перед праздником, и ее суетливой, эмоциональной речи хотелось верить. Ему не подобало помогать на кухне, особенно в нарядных одеждах, поэтому Светероль поспешил уйти — сложно было просто стоять в стороне, когда все заняты делом.       В своем кабинетике он разобрал новые письма, часть из которых доставили голуби, а часть — привезли слуги из Кленнистерра. Чаще всего ему писали с просьбой помолиться за них: крестьяне, воины, ученые умы — все, как один, в тяжелое время болезни, лишений и неудач возводили руки к Пятерым.       Уилл исправно молился по каждой просьбе. Круг за кругом нахаживал по молельному залу, не жалея туфель, вкладывал душу в каждое обращение и просьбу, которые находил достойными, объяснял Богам, почему именно им следовало внять его словам.       Иногда письмом его радовала леди Джейн, иногда — принц Дастин. Уилл рад был иметь друзей, всегда радушно принимал их в гости как с официальным визитом, так и во время кратких, почти тайных побегов от привычной суеты двора. Сам он никого навестить не мог — Светеролю покидать остров было не положено.       Оставшееся до бала время только нагнало на него смуту: невозможность приступить ни к одной из своих обязанностей в полную силу из-за ограниченного времени не давала ему ни помолиться за просящих, ни навестить сирот в деревне, ни почитать древний, почти рассыпающийся фолиант с легендами их земель, который принц Дастин презентовал ему в свой прошлый визит.       Так и промаялся он до вечера, ничем толком не занимаясь. Из кабинета он слышал звонко отражающиеся от стен Храма шаги — то гости приходили помолиться. По всему выходило, что один только Майкл не обратился к Богам.       В нужное время, отмеченное клонящимся к горизонту солнцем, Светероль вышел из Всесветлого храма и по извилистой тропе стал спускаться с холма к западному берегу, где раскинул свои широкие плечи Пятый дворец.       Будучи ребенком, Уилл никак не мог взять в толк, почему Пятый? Нет, он, как и любой воспитанник острова, обучался богословию с тех пор, как научился говорить и ходить, и знание, что Пять — это священность, вкладывалось в детские головы задолго до арифметики. Но по ней-то ничего и не сходилось. Озвиль, Церполь и Кленнистерр — три государства, а значит дворца три, а Пятый дворец по счету выходил четвертым.       Уилл еще тогда задумался об этой нестыковке и мечтал, что когда вырастет и сможет покинуть остров, то обязательно погостит в Церполе с их самой большой в Ближних землях библиотекой, и докопается до истины. Воображение рисовало, что существовало когда-то четвертое королевство, стертое из истории, и они с Джейн — его самой близкой подругой, воображали, что восходят к стертой сейчас монаршей династии, что родители их не бросили, а погибли, защищая престол.       Фантазии развеял Светероль, что главенствовал над церковью тогда — Мюррей. Похвалив их за живость ума, он разрушил их воображаемый мирок, обозначив, что четвертым дворцом испокон веков считался Всесветлый храм, а никого другого королевства, кроме всем известных в Ближних землях не было никогда.       Бальный зал был украшен с небывалым размахом — Уилл давно не видел такой красоты. Градиентные драпировки из бархата разнообразных оттенков синего свисали со стен, живые цветы в напольных вазах благоухали, перебивая даже ароматы блюд из соседней залы, где после его приветственного слова должна была состояться трапеза. Огоньки свечей плясали, предвосхищая десятки танцев, которые запомнят эти стены через каких-то пару часов, а музыканты из старших островных сирот завершали последние репетиции.       На такие балы помимо монарших гостей приглашался весь остров. Взрослые работники, воспитанники старше одиннадцати лет, слуги — всем позволялось прийти и отужинать за одним столом с правителями государств, подданными которых они могли стать, достигнув совершеннолетия.       Еще до того, как Светероль Мюррей отметил Уилла как одного из потенциальных претендентов на роль главы церкви Пяти Божеств, он мечтал перебраться в любую из стран, когда будет позволено, но со временем стал предпочитать Церполь, наслушавшись рассказов Дастина о его родном королевстве. Северные земли от острова отделяла Большая река, неспокойная, холодная и порывистая, а от портового городка Флюменфилда до столицы было восемь часов езды — оттого Дастин с матерью редко наведывались к Богам.       Увидеть ни одно из союзных государств Уиллу так не довелось — оставалось довольствоваться рассказами и видами с самой высокой точки острова — колокольной башни. Лучше всего с ее открытой площадки просматривался порт Озвиля, из которого давно, еще до рождения большинства ныне живущих, через реку Южную, вел мост — настолько ближе к святой земле был материк. В ясную погоду великолепный дворец Кленнистерра тоже поражал своими красотами издалека, возвышаясь на скалистой гавани и подмигивая яркими огнями. По легенде, остров отделился от материка силами магии именно здесь, образовав бухту.       Островитяне, нарядные и взволнованные, уже собрались в бальном зале, живо обсуждая сплетни, привезенные с большой земли. Семейство министра в полном составе тоже пришли — юную Холли в небесно-голубом платье обступили мальчишки из тех, кто постарше и посмелее, леди Уилер беседовала с местными учителями, пока лорд Уилер со скучающим видом примостился на банкетке у балконов.       — Ее Величество, Королева Кленнистерра Сью Синклер, — объявил церемониймейстер, который в обычные дни на острове служил блюстителем порядка, распахивая двери.       По сравнению с увешанной украшениями леди Уилер, Королева выглядела едва ли не скромницей, но то, как она несла себя, говорило куда больше, чем туалет. Все в зале склонили головы с вежливым почтением.       — Его Королевское Высочество, Наследный Принц Кленнистерра Лукас Синклер и Ее Королевское Высочество, Принцесса Эрика Синклер.       Лукас с сестрой вошли в зал под руку, хотя Уилл хорошо помнил времена, когда они оба считали друг друга совершенно невыносимыми и предпочитали не находиться в одной комнате, если этого не требовали родители или государственные обязанности.       Любовь ко всему красивому позволяла любоваться ими — настоящей книжной картинкой. Их темная кожа даже на вид казалась мягкой и нежной, цвета королевства наделили их сказочной, почти магической аурой. На лацкане расшитого серебром сюртука блеснул знак одного из Пяти, но вопреки обыкновению, Уилл увидел там не две шестигранные кости — символ выбора Бога Свободы, а раскрытую ладонь. Неужели правда Лукас готовился жениться?       Очень хотелось его об этом расспросить, но церемониймейстер дал слово Светеролю.       Уилл взошел на небольшой подиум, служивший сценой для музыкантов. Вид наряженных по случаю бала островитян наполнял его сердце радостью, а по-матерински теплая улыбка Джойс в толпе согревала по привычке похолодевшие перед проповедью ладони.       Выступать перед местными он давно привык, перед монаршей семьей Озвиля — тоже, но строгая надменность Королевы Сью отбрасывала его назад на пять лет, когда ему пришлось неожиданно принять сан на год раньше положенного, когда Мюррей, предыдущий Светероль, занемог.       — Сегодня, в семидесятый день Времени Созидания, Смиренный, мы чествуем Пять наших Богов на Святой земле. Уже через несколько дней Созидательница уступит место своей Сильной подруге, чтобы мы смогли собрать урожай и подготовиться к холодам Смиренного и Семейного времени, — он перевел дух. — Сегодня все яства и все танцы во имя славного урожая. Мы благодарим Богиню Созидания за то, как много сделано под ее чутким надзором, за то, что не отравлена ядом наша еда и наши мысли, за то, что и солнце, и дожди благоприятствуют нам и в растениеводстве, и в скотоводстве, и в строительстве. Завершается время ремесел, время вдохновения и самого яркого солнца, а мы готовимся вступить под стальное крыло Богини Силы, чтобы семьдесят три дня пожинать плоды наших трудов, не знать покоя и усталости последних в году теплых дней и наблюдать, как природа переодевается в золотые одежды.       — Пять! Пять! Пять! Пять! Пять! — нестройным хором, нараспев, прокричали собравшиеся.       — Также, рад напомнить вам, что в двадцать девятый день Силы, здесь, на острове, пройдет традиционный Турнир Золотой Листвы, где славные рыцари Трех Союзных Королевств скрестят мечи, пики и умы во славу Пятерых.       Зал взорвался аплодисментами. В довольно однообразных островных буднях такой праздник был поистине подарком. В детстве Уилл сам обожал день турнира и суету перед ним: уроки отменяли, в поле и на огородах работали только половину дня, а все остальное время помогали приезжим рабочим с установкой трибун, развешивали растяжку из вымпелов меж деревьев и прибирали Пятый дворец.       Уилл передал слово Королеве. Она рассказывала о достижениях Кленнистерра, об именитых каменщиках, об открытиях ученых и зазывала юных воспитанников по достижении совершеннолетия стать ее подданными, обещая жилье и фиксированное жалование на время поисков постоянного места.       За ужином он, как глава Пятибожей церкви, сидел во главе длинного стола с западной стороны, напротив Королевы. Не вслушиваясь в чужие разговоры, он молча ел, наблюдая, как гости общались с местными. Сэр Майкл преобразился из угрюмого и недовольного в расслабленного и улыбчивого от разговора с Лукасом и вкусной пищи.       Бал открывал танец Уилла с Королевой — самая неловкая часть этого вечера. Она возвышалась над ним горделивым утесом, так похожая на землю, которой она правила. За ней пришла очередь кружить в вальсе принцессу, потом — леди Уилер.       Ему хотелось и расспросить Лукаса о помолвке, и отчего-то поговорить с Майклом снова — не обязательно о Богах, просто поговорить, но желающих потанцевать с ним было слишком много. Юркая Холли возвращалась к нему со скромной, но ослепительной улыбкой после каждого танца с кем-то из деревни, побуждая снова и снова выходить с ней на середину зала.       Тени свечного пламени танцевали на лице паладина, непривычно тонкого, почти изящного без доспехов и кольчуги. Уилл то и дело находил его глазами в суете бала, раз за разом отмечая, что сэр Майкл отказывал в танце всем деревенским девушкам после того, как отвальсировал с Принцессой Эрикой, как требовали того приличия.       — Почему вы постоянно смотрите на моего брата, Светероль? — спросила его внимательная Холли после мазурки, от которого он совсем запыхался.       — Раздумываю, как бы убедить его помолиться, — ничуть не скрывая своих мотивов, ответил Уилл.       — Это бесполезно. Майк обращается только к Богине Силы и то, в крайнем случае. Мне она тоже особенно нравится.       Как-то незаметно Холли вывела его на балкон, чтобы перевести дух. Свежесть вечера ударила в лицо запахом кустовых роз и близкой воды, а шум течения приятно расслаблял слух после задорной скрипичной музыки.       — А как же Бог Семейности? Разве юная леди не мечтает о браке?       — Ну он, конечно, красавчик, но я бы без надобности ему не молилась, — доверительно поделилась Холли. — Рано мне думать о муже, я хочу еще изучить науки. Мне только четырнадцать!       — И что, женихи еще не выстраиваются у ворот вашего дома? Не поверю! Даже здесь, на острове, найдется с десяток претендентов на вашу руку!       Холли зарделась так ярко, что было заметно даже в полумраке балкона, освещаемого только отблесками света из бального зала. Краснела она ярко и неравномерно, как все светловолосые девушки, и Уилл понадеялся, что она не приняла его улыбку за насмешку над ней.       — А что, Светероль, хотите посвататься к моей сестре? — раздался голос Майкла за спиной.       Пусть Уилл почти не спускал с него глаз весь вечер, появление на балконе несносного рыцаря едва не заставило его вздрогнуть. Лунный свет, отражающийся в воде, задорно бликовал на атласных вставках синего сюртука, поблескивал на броши в виде меча, а бледная кожа приобрела завораживающий, магический оттенок, отчего смоченные в вине губы выделялись с какой-то опасной отчетливостью.       Засмотревшись, Светероль слишком долго осознавал прозвучавший вопрос, а когда понял, о чем именно спросил Майкл — смутился.       — Ваша сестра, сэр Майкл, осчастливит кого-то, с кем решит связать свой жизненный путь, но это буду не я. Я не ищу себе жены.       — Невежливо вторгаться в приватный разговор, брат, — строго отчитала еще сильнее покрасневшая Холли.       — О какой вежливости может идти речь, если столь юная девушка остается наедине с мужчиной, — нарочито чопорно выдал рыцарь. — Оставь нас.       — Но Светероль не делал ничего такого, мы говорили о Богах. И о тебе.       — Обо мне? — опешил Майкл, разворачиваясь к Уиллу.       Вся эта сцена вопила о комичности и абсурдности. Пока паладин взирал на него со странным выражением, его сестра удалилась, чтобы продолжить танцы.       Молчание затягивалось. Звуки воды умиротворяли, а лунный свет словно впитывал все излишние, слишком бурные эмоции, оставляя лишь мерное дыхание и красоту входящей в свои права ночи.       — А почему вы не собираетесь жениться? — вдруг нарушил тишину Майкл.       — Вам не кажется, что это слишком личный вопрос?       — А Лукасу бы вы ответили?       — Лукас — мой друг, так что да, ответил бы.       — А не хотите ли вы, Светероль, стать другом и мне? — спросил Майкл, протягивая ему руку.       Вот так вот просто, словно им пять лет, а не в четыре раза больше, он совершенно в беззастенчивой манере, Славный рыцарь Кленнистерра, сказал ему «Давай дружить?».       На теплой ладони прощупывались загрубевшие мозоли от меча, длинные пальцы мягко, но крепко стиснули руку Уилла, а затем невесомо тронули нежную кожу запястья под фиолетовой манжетой нарядной сутаны.       Принимая протянутую руку дружбы во Время Созидания, да еще и в ночной час, когда Смиренный день готовился смениться Созидательным, Уилл, кажется, обрекал себя на крепкий и долговечный союз. Хорошо, что нерелигиозный Майкл не придавал значения дням и их покровителям.       — А вы помолитесь, сэр Майкл? — спросил Уилл хитро, не торопясь освободить ладонь из приятной хватки.       — Я же попросил обращаться ко мне просто по имени, — с капризными нотками бросил он, размыкая затянувшееся рукопожатие. — И вы не ответили на мой вопрос.       — Неужели вы думали, что я бы разоткровенничался лишь от того, что мы решили подружиться, — засмеялся Уилл добродушно. — На укрепление связи требуется время. В первый день Силы вы уедете, а вернетесь только накануне турнира через пять недель. Какая же это дружба?       — Я буду вам писать, — пообещал Майкл серьезно, хотя Уилл просто шутил. — Так часто, что успею надоесть.       — Ловлю вас на слове, — усмехнулся Светероль. — О чем же вы расскажите в своих письмах?       — Вы же никогда не покидали остров, да? Я могу рассказать о своей стране, о своем доме и о том, как проходят мои дни. Вы можете рассказать мне о том же, мне интересно.       — Мои дни — это беседы с Богами, которых вы не жалуете.       Горн оповестил о завершении бала.       Их прощание выдалось скомканным и каким-то несуразным, как и сам разговор, только-только приобредший дружественный тон. Покои для Майкла, как и для всех гостей, находились тут же, в Пятом дворце, тогда как Уиллу предстояла ночная прогулка вверх по холму, чтобы улечься в своей аскетичной келье и проспать до утра.