***
Выпускной класс, а в душе все еще подростковые интересы: комната завешана плакатами, лентой, освещающей потолок, и заставлена коллекционными игрушками. Дух детства исходит от фотографии, висящей на стене, возле компьютерного стола, где на зеленом фоне пятилетний ребенок и женщина со счастливой улыбкой, раскрывающей ровную линию зубов. И рамок по комнате больше нет: Сону сорвал их еще в десятом классе, уйдя на дно вместе с
правдой. Его подростковый мир пошатнулся, утягивая за собой хорошие отношения с единственным родителем.
Ро-ди-те-ль — неприятно смакуется на языке; Сону давно не называл ее матерью, предпочитая обходить стороной. С десятого класса ему невыносимо находиться с женщиной, родившей его, в одной комнате больше, чем несколько минут.
А она ведь напирает… Бегает, деньги сует и безмолвно прощение выпрашивает. Сону все мечтает однажды сорваться и выкрикнуть ей, что матери у него больше нет. Она сломала его жизнь пару лет назад, оборвала удовольствие, с которым он жил и которое любил.
Комната навевает приятные воспоминания, когда существовал отец — его шестой день рождения. Он умер так скоротечно, утащив за собой семейную идиллию. Сону уверен: все было бы хорошо, если бы отец был жив.
Без него они не остались в нищете — финансы на том же месте, Сону как и прежде не отказывает себе ни в чем. А в Штаты они перебрались задолго до рождения первого и единственного сына. Сону близок менталитет города, в коем он проживает свои полные семнадцать лет.
Со временем приходит и равнодушие; сейчас, найдя себя рядом с другими людьми, Сону себя чувствует иначе. В выпускном классе у него началась новая жизнь, а старая — пошла на дно, к тому мусору, что он скинул еще в средней школе.
Ему нравится проводить свои выходные с лучшей подругой, переехавшей в Лос-Анджелес в прошлом году. Еще нравится открываться ей по чуть-чуть и видеть в глазах уверенность. Он знает, что Джию всегда выслушает его и поддержит. А особенно сегодня, он сидит в надежде и ждет, пока девушка выскочит из ванной и закончит свои процедуры.
— Давай быстрее, Джи! — Сону барабанит по пальцами по шкафу, но в ответ слышит только громкое «
я тебе пальцы вырву, не отвлекай меня».
Девушка, к счастью, выходит через пару минут, падая рядом с парнем в черной увлажняющей маске. Она тянется к пачке с чипсами и хрумкает, дожидаясь, когда Сону начнет разговор.
— Я долго ждать тебя буду? — невзначай говорит Джию, наклоняя голову вбок и хмыкая. — По тебе видно, что тема серьезная. Начинай уже.
А Сону гнется под планкой, думая, стоит ли просвещать подругу в дела двухлетней давности. Но Джию однозначно заслуживает быть в курсе дела, особенно имея при себе краткие знания о его жизни. Сону залезает на кровать и подтягивает к себе пачку чипсов, ковыряясь в ней пальцами и ища, за что бы уцепиться.
— Как думаешь, куда моя мать сейчас собирается? — издалека начинает Сону, видя, как девушка в недоумении оборачивается к нему и приспускает неудобную маску. — Давай свои предположения.
— У нее же своя компания? Может, в офис вызвали, ЧП какое-нибудь произошло, — Джию поднимается на кровать к парню, укладываясь головой ему на вытянутые ноги. — Она же у тебя вся деловая и вечно занятая.
— Мимо. Она собирается на встречу с отцом Нишимуры, чтобы после охуенно потрахаться, пока его жена в глаза долбится и ни черта не видит, — безэмоционально говорит Сону, а внутри пожар стынет оттого, настолько бесчувственно он произнес правду.
— Стоп. Нишимуры… Ники, что ли? Она спит с его отцом? — Сону видит, какое удивление блещет в глазах лучшей подруги, и усмехается. — Боже…
детка, мне так жаль…
А в ответ сказать нечего; Сону поджимает губы и смотрит перед собой, улавливая помутнение в глазах. За последние годы он устал, истощился своей жизнью настолько, что не может лишний раз сказать хоть что-нибудь. Ему тяжело справляться с тем, что начала его мать.
Джию меняет их местами, стягивает маску с лица и откладывает ее на салфетку. Ее пальцы аккуратно массируют корни рубиновых волос, расслабляя юношу, измученного от собственных слов. Все эмоции копились в нем на протяжении пары лет, они создали внутри него сосуд, трескающийся с каждой минутой все сильнее и сильнее.
Молчат оба, но ровно до того момента, пока в комнату Сону не заходит его мать и не говорит о своем уходе, еще раз напомнив, что оставила деньги на заказную еду на кухне возле вазы с фруктами. Джию кривится от ее голоса, показывая свою разочарованность.
— Как давно это происходит? У тебя всегда были с ней ужасные отношения. И вообще, Ники знает? — Сону тянет губы трубочкой и молчит, собираясь с мыслями.
— Перед тем как ты перевелась, мы оба узнали об этом. Но я предполагаю, что их роман длится дольше. Плюсом, наверное, еще года два? — Джию накрывает рот рукой. Она привыкла к сказкам, что навязывал ей Сону, и сама никогда не сталкивалась с семейными проблемами, максимум, с ссорами.
— Ты еще что-то недоговариваешь… Вы по этому с Нишимурой вечно ругаетесь? Причем очень сильно… — она говорит тихо, продолжая гладить мягкие рубиновые волосы и смотреть то в глаза, то на стенку. А пачка чипсов давно уже забыта на краю кровати.
— Мы бывшие… — Сону поднимается с ее колен и, не отрывая взгляда, следит за мгновенной сменой эмоций.
— Ты… и… так, погоди. Ты и Нишимура встречались? Когда? В средней школе? — Сону кивает и показывает ей пальцы рук. — Еще и в десятом? — Джию, сдерживая свой порыв эмоций, валится на подушки головой и пыхтит. — И я узнаю об этом только сейчас?
— Об этом никто не знал, абсолютно, а наши с ним родители думали, что мы лучшие друзья, — и как же Сону сложно вытягивать из себя каждое слово; за время он научился таить в себе главное, но сейчас… Ситуация куда более безвыходная.
В комнате тянется тишина, а фотография на стене, несущая в себе радость детских моментов, отвращает. Сону желает сбить ее, но подавляет агрессивные порывы, утыкаясь носом в подушку.
Он скучает.
А еще ненавидит мать, разрушившую его жизнь. Сломать подростка — сломать личность, потихоньку образующуюся на фоне эмоциональности и опыта. Сону не чувствует себя человеком с момента расставания, помирая в тоске. Повезло, что появилась Джию, скрасив его жизнь. Но не то… все не то. Моменты, подарившие ему улыбку, стынут в сердце, как жженые спички.
— И… о чем я хотел изначально поговорить, — голос ломается и тихнет; Джию берет его ладонь в свою и подносит к губам, пытаясь успокоить. — Отец Ники на днях сказал нам собраться у него в доме и поговорить. Понимаешь? А я ни одному из них не могу смотреть в глаза по разным причинам. Знаешь, как мы расстались? Рики сорвался, он плакал и говорил, что рушится его семья из-за моей матери. И я не мог не согласиться, потому что он был прав. Мы расстались по его прихоти. И все из-за них… — Сону давится слезами, рыдая в мягкую подушку и пытаясь восстановить дыхание. На сердце камень, не двигающийся с места на протяжении нескольких лет.
— Я думала… думала, что Нишимура всегда был таким ублюдком по отношению к тебе… всегда находил момент, чтобы как-то задеть. Может, у него вместе с обидой есть и чувства? — Джию гладит подростка по спине и высказывает свои предположения. — Я знаю, что у Ники есть еще младшая сестра… на тот момент ей было года четыре? — Сону кивает, ударяясь лбом об подушку.
— Я не знаю… Мне страшно, Джи… Я привык к нему новому за последние годы, но я не хочу вновь видеть его разочарование на встрече. Мне кажется, что он ненавидит и меня, и мою мать. Тут, блять, просто все тупо сходится, — он поворачивается, цепляясь глазами за свет и болезненно морщась.
Сколько раз он тонул в слезах, прокручивая свою прошлую жизнь. И вину тоже чувствует он, совсем не понимая, что проблемы именно в родителях. А они — дети, тянущие на себе последствия. Весь вечер Джию пытается поддержать его, высказывает свои предположения, догадки и успокаивает. А Сону настраивает себя на новый день, скоротечно ведущий его к встрече с человеком, коего он не хочет видеть. Не он сломал свою жизнь — его насильно переломили на части другие.
Подготовка ко сну проходит молчаливо, потому что у Джию заканчиваются догадки, а Сону просто выматывается от собственных слез. Конечно, девушка ему помогает и делает все, что в её силах. И засыпают они довольно тихо, ведь в доме никого, абсолютно никого, нет, но ночь все равно проходит беспокойно: Сону ерзает по постели, пытаясь найти себе место и край одеяла для объятий. Джию во сне он просто не нащупывает, да и боится лишний раз тревожить, хотя своими телодвижениями делает это неоднократно. Как оказывается, девушка вновь и вновь накрывает продрогшего напрочь Сону одеялом, лишая себя пяти минут дополнительного сна для того, чтобы погладить по спине или по голове (все зависело от положения, в котором лежал юноша), а после и вовсе позволяет себя удушить объятьями.
Лишь бы ему было спокойней.
Эта ночь, мучительная и жгучая, резко сменяется солнечным светом, проникающим сквозь щель меж шторами. Ближе к трём часам после полуночи Джию выглядывает в окно, увидев там… ровным счётом ничего, если не учитывать неприятный мрак и дымку над небоскрёбами, бездушно стоящими друг за другом. Конечно, темноты в огромных городах не бывает, и Лос-Анджелес — не исключение. Потому и пестрая палитра огней льется по окнам, нелепо обмазывая румяные щеки всем цветами, которые только существуют.
Янтарные отблески запрыгивают на простыни, радостно встречая новый день (Сону бы их ни за что не понял) и шагая по липким от стекла слез щекам. Ресницы подрагивают, ощущая утреннее приближение, и Ким подрывается на постели, чем знатно пугает девушку. Извиняется совсем тихо, говоря о том, что можно ещё поспать. Выходной ведь.
Чувство, гложущее изнутри и поедающее органы, заставляет пошатнуться. Ещё и ноги держать отказываются, словно Сону пробежал лишний десяток километров. Поднявшись с кровати, он накрывает одеялом спящую, уткнувшуюся носом в одну из плюшевых игрушек Джию и покидает комнату. Тошно ему, но, конечно, не в физическом плане. Ночные слезы продолжают душить, затягивая узел на шее, продолжают тяготить.
Даже когда холодная вода окатывает лицо, Сону легче не становится. Руки дрожат по новой, липкие щеки вновь окрашиваются в алый оттенок. И Ким, признаться честно, не понимает, что с ним не так и почему правда так ранит. Когда люди научились так искусно врать, не признаваясь самим себе во лжи? Сону не вспомнит, когда это произошло, но вспомнит, когда все пошло в иную сторону.
Блять, зашибись.
Ещё одно воспоминание, и никакое умывание ему не поможет, даже если сработает самовнушение.
Дрожащие руки подставляет под горячий поток воды, сваливая все на утреннюю прохладу, которая обычно и заставляет оставаться под одеялом и лениво вытаскивать по одной конечности.
Конечно, все спонтанные шаги его можно объяснить простыми явлениями, через которые проходит каждый человек изо дня в день. И Сону привык самому себе врать, повторяя: «
все хорошо», «
все в порядке». Другие ведь люди слышат ровно то же, пока юноша не открывает запретную страницу собственной книги.
И так проходят все выходные, потраченные на разговоры, слезы, поддержку и классические посиделки за фильмом и заказанной едой. Мать ведь не скупилась на деньги.
***
Словосочетание «утро понедельника» уже звучит отвратительно. Сону по утрам похож на тучу, из которой бьются острые линии молний. Жутко. Но сегодня — и понятно, по каким причинам — Сону зол больше обычного. Запутавшись в одеяле, он просто-напросто откинул его на пол и даже потоптался, пытаясь вылить собственный гнев на кусок ткани и пуха. Дверь открыл довольно резко, отчего она стукнулась о стену с грохотом. Госпожа Ким даже прибежала посмотреть, что случилось, но в ответ получила укоризненный взгляд янтарных глаз. М-да, ей не стоило тут появляться.
В ванной Ким чуть не грохнулся от того, что сильно встряхнул мокрыми руками и на этой же воде проскользил, зацепившись за душевую кабинку. Успел, и это радует.
В зеркало Сону старается не смотреть по одной просто причине — знает, что выглядит убого, и догадывается, что ситуацию не исправит даже хорошая косметика. Так, делает все на отвали, губы покрывает липковатым, но сладким блеском. Ванную хочется покинуть как можно быстрее, ведь комната маленькая — негативной энергией наполняется быстро.
Одевается он тоже довольно быстро, взяв вещи, которые хоть как-то между собой сочетались: белая футболка, тёмные джинсы и угрюмо-черный свитер. Вот теперь Сону точно похож на тучу. Закинув рюкзак на плечо и пятерней поправив чёлку, он убегает в коридор.
На кухню не ступит, пока
она там.
Госпожа Ким все колебания в доме слышит, видит и ярко ощущает.
«А ещё она ярко ощущает чужой член в вагине, когда из дома уходит». Поэтому, выглянув из дверного проёма, окончательно покидает кухню, обеспокоенно глядя на сына.
— Даже не позавтракаешь, солнце?
— Не смей меня так называть, понятно тебе? Я не буду есть то, что ты приготовила. — обидное прозвище не бежит вдогонку за фразой, хотя Сону очень хочется ляпнуть лишнего.
— Сону-я, что случилось? Расскажи мне,
пожалуйста, я ведь твоя мама.
Она больше ему не мама, не мать и не официальный опекун. Так, левый человек, пришедший делать вид заботы и нежности.
— Пошла нахуй. — за время их разговора Сону умудрился критически быстро надеть кеды, взять куртку, лишь бы потом выбежать из дома как можно скорее. Так он и сделал.
Облегчение его не настигло — даже после долгожданного посыла матери далеко-далеко, куда она обычно и уходит каждую пятницу. Госпожа Ким не выбегает следом, не возмущается и никак не реагирует, хотя… кто знает, что будет потом.
Сону пинает камни, попадающиеся под носы кедов, с той силой, с какой может и с какой хочет. Наверное, это самое интересное занятие для него. Ну, а по дороге в школу в целом… многое произошло, но единственное хорошее событие — встреча с Джию, которая с улыбкой на губах приветствовала Сону, ещё будучи далеко, за несколько метров от юноши. Как такового диалога между ними не было, помимо:
— Готов к тесту?
— К какому?
— По физике.
— Нет, конечно. — Сону даже прыснул со смеху. Будто Джию его не знает, будто была уверена в том, что Сону реально сядет за стол и откроет учебник, заучив три тысячи формулы.
Ну, на этом все, ведь все остальную дорогу они шли молча, взявшись под руки. Джию, например, пригрела себе место на кимовом плече, а Сону против не был, изредка толкая подругу, лишь бы та не запнулась.
Здание школы вновь (ничего и не поменялось) грозно возвышалось над учениками, несущимися внутрь. Иногда так жутко заходить сюда, но по понедельникам настроение одно — «
как же все равно». Слов культурных у Сону мало набирается в голове, но он старается не выражаться,
правда.
Ким, кстати, безумно радуется, когда понимает, что физику не поставили первым уроком, что могли сделать. Тест ведь! Но не радуется, когда ступает за порог сущего Ада и понимает, что осталось всего ничего до звонка, а гардероб кишит учениками, говорящим громко, смеющимися отвратительно и пинающими прямо по ногам.
И даже когда Джию с Кимом покидают этот бурлящий котёл, ничего толком не меняется, ведь теперь все по классам бегут. А у Сону закипает гнев в черепной коробке — как бы не сорваться, как бы не пнуть бегущего мелкого.
С горем пополам они пережили первый урок, пережили и «перемену» перед ним. Сону успокоился, Джию тоже, потому что была уверена в ужасном состоянии парня. В воскресный вечер они больше не виделись, и она понятия не имеет, что могло произойти с этим…
с этим. Обзывать Сону не хочется, но иногда так это нужно.
Взявшись под руки вновь, девушка и юноша покидают класс, разговаривая о совершенно бредовых вещах. Помогает ли это Киму? Определённо.
— Мне всегда казалось, что четверг зелёного цвета… У него что-то такое есть… даже не знаю, как объяснить.
— Знаешь, это имеет смысл, но твои объяснения… — Сону смеётся, за что получает в ответ легкий удар по плечу и сведенные к переносице брови Джию. — Ладно-ладно, я понял. Просто у меня никогда подобных ассоциаций не возникало. Помню, что какой-то умник дал цвета каждой ноте, а потом по палитре играл мелодии. Звучит бредово, да?
— Ну, слушай, если человек в каком-то роде гений, то почему бредово? Нет, если он болен, то… тогда другой разговор. Мы просто никогда
истины о нем не узнаем, вот и все. И о его цветных шедеврах.
— Ну, типа, это стран… — Сону договорить не дают, хотя он только-только собрал все свои философские мысли в кучу, чтобы выдать что-то крутое. Его попросту толкнули в плечо, но специально это было или невзначай — неясно.
Обернувшись на человека, который это сделал, Сону приподнимает брови и усмехается. Нет, теперь ему все предельно ясно.
— Нишимура Рики.
— Что такое, Ким Сону? Ресницы накрашенные слиплись, и теперь не видишь, куда прешь? Смой этот уродский макияж.
— А тебя манерам не учили? Конечно, отец был недостаточно груб с тобой, лелеял много. Видать, и головой вниз ронял, раз с координацией у тебя по сей день проблемы. — Джию смотрит на парней, но так боится высказать хоть что-то, поэтому действует пассивно: тянет Сону за руку и ухватывает за плечо в молчаливом жесте «
пойдем отсюда».
— У тебя вообще отца нет, идиот. У меня хотя бы кто-то есть. — Рики, конечно, зря продолжил отцовскую тему, потому что наверняка знает все те переживания Сону и то, как он любил своего папу.
Он любит его по сей день.
— Ты, блять, издеваешься? — Сону хватает младшего за воротник рубашки и специально рвёт первую пуговицу, освобождая шею. Будто кусать собрался, вампиреныш. Руки, конечно, мгновенно отпустили девушку, а та лишь схватилась за парня и шепотом сказала: «
остановись». — Какого хрена ты затрагиваешь эту тему?!
— Ты первый начал, Сону. — в глазах Рики плескается угольная пустота, сквозящая правдой и отвращением. Парни находятся критически близко, из-за чего в глазах тонут все корабли-блики, некогда украшавшие эту мглу. — Я продолжил.
— Сону, пойдём,
пожалуйста… — слышится где-то позади, а руки соскальзывают с чужого воротника; Нишимура мгновенно потирает алеющую позади шею и прячет взгляд меж узорами на полу, пытаясь отыскать пуговицу. Ладно, это бессмысленное занятие и пустая трата времени.
Ким, оклемавшись, прикусывает щеку изнутри и надеется, что эту перепалку видели наименьшее количество людей. Они бы все равно приняли эту ссору как что-то абсолютно обычное и скучное: Сону и Ники часто возникают на пустом месте.
Каждый привык, и они — тоже. Следующим уроком контрольная, что насилует нервы не готового Сону. Он априори не знает физику, а оценка стоит для красоты, благодаря материнским подачкам. Но все равно, сплотившись, класс преодолевает нервотрепку и сдаёт одинаково исписанные листы на учительский стол.
Расписание сегодняшнего дня явно скачет от нормального до ненормального. Обычно физкультура стоит у них последним уроком, и Сону спокойно, под руку с подругой, уходит домой или в кафешку, находящуюся недалеко, на перекус.
— Какого хрена? Кто составлял это расписание? Я им пальцы поотрываю, сволочи, — возмущается Сону, дергая лямки собственной сумки на плече. Его поддерживает Джию, тычет в бок и тянет за ткань рубашки в сторону раздевалок.
Сону ещё не хватало толпиться в воняющих потом раздевалках и смотреть на дохлых и чересчур перекаченных одноклассников. Ему даже на Рики натыкаться противно — сегодня он окончательно разочаровал и довёл. Если бы не Джию, Сону бы наверняка ушёл домой. Нервы сдали к чертям, ведь слова об отце — слабая его сторона. Едва открытая рана, без конца кровоточащая алым.
Вооружившись спортивной формой, Сону пропихивается через дверь и морщится, видя, как из душевых выходят полуголые подростки, охладившиеся после занятия. Он ни разу в жизни не заходил даже в мойку — отвращение берет верх. Набрав в лёгкие воздуха, юноша прячется за шкафчиками и под шумок чужих разговоров натягивает свою футболку и шорты чуть выше бледных колен.
Он не собирается потеть на занятии, чтобы потом чувствовать себя ущербно. Оказывается, за кабинками перепирались двое парней, голос одного из них Сону узнал — Ники слишком резок в своих выражениях и, похоже, в замахах. Услышав удар, Сону подскакивает с места и выпрямляется, показываясь на глаза конфликтующим.
— Разойдитесь, бога ради, во время игры ещё успеете друг другу ебальники набить, — ворчит Сону, равнодушно смотря на Ники и больше с сожалением на своего одноклассника. — Врежь ему хорошенько, Том.
Сону не Сону, если не заставит Нишимуру рыкнуть и взбеситься. По тесной раздевалке разносится болезненный стон, и Сону знает: Ники разбил их однокласснику что-то, все равно из-за папаши ничего не будет.
Навстречу к нему выбегает Джию, девушка обнимает его за плечи и усаживает на скамью, спрашивая, хорошо ли он себя чувствует.
Хуже, чем за последние десять лет.
— Ники, скорее всего, разбил Тому нос, я не знаю, что там произошло, они без причины вцепились, пока я пытался натянуть на себя шорты, — Сону видит, как из раздевалки выходит Ники, одетый в специальную спортивную форму для состоящих в кружке волейболистов.
— Почему я раньше не замечала так явно ваши стычки… и то, как вы друг на друга пялитесь, — выдыхает Джию, складывая ладони на своих коленях.
До звонка чуть больше пяти минут, и за сие время они успевают обсудить случившееся на контрольной и то, куда пойдут после учёбы. Сону предложил заглянуть в новую бургерную, а Джию согласилась, сославшись на свое желание набить живот чем-то вредным. Сону поддерживает её настрой.
Разминка перед игрой проходит совместная, Сону больше торчит рядом с подругой, чем в линии с остальными парнями в классе. Ещё бы он с отморозками стоял пол-урока.
По залу разносится свисток, и на поле выходят две женские команды, в последующие минуты соревнующиеся между собой. Джию стала в ту, к которой ближе сидел Сону, чтобы иногда переговариваться с ним.
— Эй, давайте! Джию, не пропусти! — выкрикивает в поддержку Сону, снимая происходящее на камеру своего айфона, чтобы после вместе посмеяться с неловких кадров. — Детка, не задницей крути, а играй!
— Сону! — Джию тычет в камеру средним пальцем и бежит обратно на поле, отбивая летящий мяч.
И сильно увлеченный игрой Сону, не замечает, как рядом подсаживается Ники, наблюдающий и за ним, и за девушками. Наверное, пристальный взгляд побуждает обернуться.
— Какого хрена ты пялишься? — Сону убирает телефон в карман и враждебно смотрит на одноклассника. — Ники, съебись на хуй, пожалуйста.
— Я думал, у тебя наследственно по хуям, как мать, скакать, — язвит Нишимура, поднимаясь со скамьи и заставляя её дернуться вместе с Сону. — Тебя мячами забьют во время игры, надо было с девочками вставать.
Свисток режет слух, но Сону оглушен оскорблениями в свой адрес. Он сидит на месте, смотря на свои ладони и на то, как они трясутся от раздражения и обиды. Он игнорирует крики Джию и её толчки в бок, до тех пор, пока не звучит повторный свисток на ещё одну игру.
— Я не знаю, что уже произошло, но ты обязан мне рассказать. Будь аккуратней, я буду ждать тебя возле буфета, хорошо? — Джию нервничает. Она последний раз треплет парня по рубиновым влажным волосами и убегает, помахав на прощание.
Ноги — вата. Сону стоит на поле в позиции у сетки напротив своего низкорослого одноклассника; Том, кстати, так и не объявился. Игра начинается напряжённо, ведь все делятся на неравные команды: напротив них стоит,
блять, школьная сборная по волейболу. Как физрук допускает подобное — непонятно. Но ясно одно: справедливости в этом никакой.
Первый мяч отбивают легко: он летит сначала в Сону, но парень его передаёт сокоманднику и успокаивает дрожь в конечностях. С его последней игры прошло больше полугода, ведь физкультура всегда стояла последним уроком. Сону давно отвык держать мяч.
— Сону! Твой. — стоя уже на другой позиции, Сону подбегает к линии ограждения и отбивает чётко летящий мяч, перекидывая его через сетку.
Ему хлопают и толкают в поддержку в плечо. Какого хрена он вообще припёрся на урок? Его ничего не устраивает, особенно будущая подача Рики. Парень растирает руки и встает на позиции, перенимая снаряд от другого игрока. Сону хочет сдаться, он, честно, хочет сойти с поля, чувствуя подвох или же скоропостижную гибель. Мяч, поданный Рики, летит слишком быстро и четко — видно, что натренировано.
Хруст ‐ и Сону чувствует горящую жидкость, вытекающую из его носа, а перед глазами пятна плывут и запах керосина стоит. Он приземляется на задницу, накрывая кровоточащую часть лица дрожащими ладонями. Еще чуть-чуть, и выключится, ей богу… Но смотрит перед собой, на капли алой крови на светлых шортах и бледной коже. К нему сбегаются почти все играющие, приостановив соревнование. Трогают по-всякому, пытаясь привести в чувства, но Сону слишком напуган.
— Эй, Ким Сону! — учитель, до сего момента сидевший на скамье, подбегает к нему и тормошит за плечо. — Нишимура, мать твою! — рявкает он, поворачиваясь к подростку, испуганному от случившегося.
Рики не знал, он не предвидел, ведь просто хотел в привычной себе манере подать снаряд и забить лузерам. Но сейчас, стоя перед парнем, вызывающим страх вместо трепета в сердце, он понимает: полным неудачником оказывается он.
— Сону, эй! — Рики все же отталкивает учителя и падает на колени, хватаясь за хрупкие плечи и начиная трясти. — Скажи уже что-нибудь!
Молится, лишь бы не сломал ему ничего и не вышла бы Джию, что обвинит его в случайном. Ники пытается разговорить юношу, но тот резко поднимается и бежит в раздевалку, оставляя после себя сгустки крови и растертые подтеки. Он с минуту смотрит ему вслед и, обернувшись на одноклассников, идет за Сону.
Парня он находит сидящим на скамье и держащим белое полотенце у носа. У Рики сердце сжимается, а агония подступает к горлу. Падает перед ним на колени и берет за ладони, пытаясь всмотреться в глаза с точечными зрачками.
— Сону… Сону, блять, скажи уже что-нибудь! — парень шепчет, переминая прохладные ладони в своих, — и все равно, что кровь отпечатывается.
— Ублюдок. Сволочь… Ненавижу, Рики, господи, знал бы ты, как я тебя ненавижу… — Сону бормочет, будто бы находясь в бреду, отдергивая руки и пытаясь стереть не прекращающуюся кровь из нос и с губ. — Тварь… ненормальный, сука… — а из глаз текут слезы, мешаясь с алыми подтеками при встрече на стычке подбородка и губ.
Вмиг становится неприятно от себя. Рики пытается прикоснуться к юноше, обхватить его за щеки, но в ответ его толкают, бьют ладонями и больно царапают длинными, отросшими ногтями.
— Жить мне нормально не даешь, вечно треплешь что-то своим поганым языком. Я, блять, из-за тебя с матерью перестал общаться, из-за тебя забыл, что такое желание ходить в школу, — Сону рыдает, не смея сдерживать собственные эмоции, а слова льются из него неконтролируемо. Он и не тормозит, наконец-то позволяя себе высказаться.
— Я не виноват, что из-за твоей шлюхи-матери у меня семья рушится, — грубо и четко выплевывает Ники, поднимаясь с колен и чувствуя, как осознание за сказанное бьет его.
— Твоему отцу лишь бы куда-нибудь свой член вставить, помимо твоей мамаши. Какие же вы ублюдки, — Сону выкрикивает ему вслед.
Он точно знает, что конец уже близится. И начало тонет в реальности, слишком суровой для него и его чувств. Сону не видит, как Ники пошатывает при выходе и с каким трудом он делает шаги на ватных ногах.
Лезут в чужие отношения, убивая свои в крах и разбивая чувства и мечты, что состроили пару лет назад.
Ники запинается о низкий порог, окончательно покидая раздевалку и громко хлопая дверью. Грохот разносится мгновенно, заставляя присутствующих обернуться и глянуть на юношу. М-да, его вид оставляет желать лучшего: бледные щеки, неестественно темнеющие глаза и отчего-то дрожащие колени. Когда его зовут впервые, он лишь морщится и внимания совсем не обращает, пытаясь сконцентрироваться на мыслях, которые бесконечным потоком плывут в голове и растекаются горечью по глазным яблокам.
Реветь нельзя, помнишь?
— Нишимура! — вторят ему практически хором, и лишь тогда он поднимает голову и слабо улыбается, кивая, мол, «
я здесь, я не в порядке».
— Как там Сону? — к нему подбегает один парень из команды соперников и с неким беспокойством глядит в глаза. Практически в упор.
— Сходи да проверь. Может быть, твои методы, как его успокоить, будут роднее и эффективнее. — он не может не отшучиваться, пока находится на поле, среди этих людей. — Давайте по новой! Я готов!
Тренер обращает на юношу внимание и с неким осуждением качает головой, отдавая прохладный, вновь натертый до блеска, мяч. Они просто попробуют.
Каждый встаёт на свои позиции, а на месте Сону — ледяная дыра, сквозящая угнетением и стыдом, который Ники пытается прятать. Команда соперников перестаёт нести за собой вечное «
лузеры», потому что Нишимура в своих силах больше не уверен. Делает глубокий вздох, ладонью отбивает мяч от пола и, схватив его, подаёт. Совершенно гладкий, он слетает с дрожащих рук и врезается в сетку.
Удивился каждый, включая тренера, который в этот раз решил внимательнее за игрой следить.
— Нишимура, пробуй ещё раз. — голос мужчины звучит жёстко, и в нем нет даже капли тепла, которое иногда появляется на тренировках.
Ники собирается с мыслями вновь, пытаясь выгнать из головы Сону, сидящего на скамье и утирающего смесь соли и багрянца, а он чего-то не уходит. Лишь по вискам стучит и снова говорит: «
Жить мне нормально не даешь, вечно треплешь что-то своим поганым языком». Передернувшись, юноша подхватывает прилетевший мяч и вновь ладонью отбивает его о пол. Принимает верное положение, поднимает обе руки и снова подает — мяч вылетает с поля сразу же, отбиваясь о стену.
М-да.
— Рики, ты не готов играть, уходи с поля. — говорит один из игроков нишимуровой команды и с неким сожалением глядит на него. Ники совсем не понимает, чего с ним так возятся и почему считают его жалким. Хочется злиться не только на собственную голову, но и на окружающих людей. Они ни черта не понимают.
— Эй, я готов! Последний раз, и я подам,
обещаю.
Как громко то сказано.
Наверное, смысла продолжать эту трилогию нет, ведь Ники так собраться не смог, запустив мяч в аут. Руки у него излишне вздрогнули, когда игроки чужой команды перешли, меняя позиции, и мяч был у достойного соперника. Может быть, он правда не готов выиграть всех именно сегодня? Или вообще не готов? Нишимура знает точно: он не готов дать ответы на свои же вопросы, которые терзают разум уже не первую минуту.
— Нишимура, с глаз моих долой! Если явишься в таком же состоянии на тренировку, я… не знаю, что с тобой сделаю! Понял меня?! — тренер ужасно зол, и Ники не может вспомнить, когда он был таким.
Расстроенный окончательно и разочарованный в себе, он покидает поле и на ходу стягивает спортивную майку, даже не оглядываясь назад, мол, «
они передумают». Он знает, что
истинное решение уже было принято.
