ma douce folie

Закат красиво окрашивал небо в красно-рыжие цвета. Прохладный весенний ветер дул в лицо и заставлял поеживаться, проникая под тонкую ткань футболки. Заходящее солнце заставляло карие глаза рядом сидящего Эндрю красиво светиться. Нил любил эти глаза. Они все время меняли свой оттенок и выражали множество разнообразных эмоций. Легкая улыбка расплывается на его лице. Нил отдал бы все, чтобы вечно любоваться этими глазами напротив. Эндрю делает новую затяжку и поворачивает голову в его сторону, наконец смотря Нилу в глаза. Выдыхает сигаретный дым в небольшое пространство между ними и склоняется ближе, оставляя всего несколько сантиметров между их лицами. — Останься. — Эндрю шепчет почти в самые губы, не отводя взгляда от его голубых глаз, ловя каждую эмоцию, проскользнувшую в них. — Перестань бежать. Я дам тебе все. Защиту, безопасность, дом. Только останься. Нил вздыхает, на несколько секунд прикрывая глаза. Он прислоняется своим лбом ко лбу Эндрю и вновь смотрит на него, замечая еле видное отчаяние во взгляде. Таком чертовски родном и завораживающем. Он просто не может ему отказать. Эндрю слишком красив. Слишком чарующе говорит. Слишком много обещает. — Я не знаю. — с сожалением шепчет Нил. — Я правда не знаю. Я не могу. — Почему? — безысходность и злость проскакивают в тоне Эндрю. — Я хочу. Правда хочу. Но ты же знаешь, что решаю это не только я. — руки почти невесомо касаются холодных щек. Нил оглаживает его скулы, вкладывая в это прикосновение всю возможную нежность. — Я хочу тебе верить, но это… Слишком нереально. Эндрю склоняется к чужой ладони и прижимается к ней губами. Все это слишком мягко. Слишком много. Слишком неправильно. Так не должно быть. Это ощущение ошибочности терзает Нила изнутри. Да, все это определенно одна большая ошибка. — А ты поверь. Хоть раз в своей чертовой жизни. — тяжелая рука Эндрю падает на шею Нила и притягивает ближе. — Доверься мне. Я сделаю все, что ты попросишь. Только останься. Поцелуи Эндрю никогда не были нежными. Это всегда жесткость, напористость и отчаяние. Будто этот поцелуй — последний в его жизни. И Нил соврет сильнее, чем когда либо, если скажет, что его что-то не устраивает. Что он не плавится от этих поцелуев. Что его сердце не начинает биться в несколько раз быстрее. Что он не готов наплевать на все и остаться только ради этого. Ради Эндрю. *** Квартира встречает Нила привычным холодом и темнотой. Порой складывается ощущение, будто в ней вообще никто не живет. Привычка не выдавать своего присутствия сказывается буквально на всем, даже спустя долгое время нахождения в относительной безопасности. Нил прячет кеды в шкаф и проходит вглубь квартиры, ожидая найти своего близнеца на его привычном месте у окна в гостиной, но оно оказывается пустым. Это кажется слишком странным. Тревожность начинает зарождаться где-то в его груди. Обойдя весь дом он все-таки находит брата, стоящего на кухне и делающего две кружки чая. — Ты мог бы сказать где ты, раз слышал как я вошел. — недовольно закатывает глаза Нил, падая на стул. — Ты злишься, ma folie? — хмыкает Натаниэль. Он подходит к Нилу, ставит его кружку на стол и берет чужое лицо в свои руки, слегка поглаживая его. — Ты какой-то грустный. Что-то случилось? Кто-то посмел обидеть тебя? Нат всегда слишком переживал за него. И всегда был готов начать защищать его любой ценой. Нил был его миром. Его собственной маленькой вселенной и любой признак того, что ему навредили вызывал в Натаниэле неимоверную злость. Возможно, Нил бы даже назвал его помешанным, если бы хотел заметить хотя бы один признак нездорового влечения и перестал оправдывать его действия. — Нат, давай останемся. — с надеждой произнес Нил, прикрывая глаза и рассыпаясь под прикосновениями Ната. — Я не хочу уезжать. Не хочу оставлять все, что у меня здесь есть. Наверное, это и правда было бессмысленно — пытаться убедить Натаниэля передумать. Но не могут же они убегать вечно? В какой-то момент им все равно придется где-то остаться. Так почему бы не сделать это сейчас? — Ну что же ты, ma folie. Мы не можем этого сделать, и ты знаешь это. — Нат наклоняется и целует близнеца в лоб, оглаживая его челюсть и спускаясь ладонями на шею. — Почему нет? — взгляд голубых глаз Нила полон отчаяния. — У нас здесь есть все. Дом, свобода, возможность жить без страха нового дня. У меня есть Эндрю, у тебя… — Так все дело в Эндрю? — перебивает его Нат, насмешливо выгибая бровь. — И что же он может тебе дать? Пару поцелуев и очередное пустое обещание? Он тихо смеется, пока Нил пытается подобрать достаточно весомый аргумент. Так ни к чему и не придя, он опускает голову, упираясь Нату в живот. Очевидно, что это заведомо проигрышный спор для него. Натаниэль зарывается пальцами в мягкие волосы Нила, поглаживая его по голове, и тепло улыбается, немного насмешливо смотря на брата. Сказать, что в такие моменты близнец пугает его — не сказать ничего. Это правда было жутко: видеть эти горящие одержимостью глаза, это выражение лица, что так сильно напоминает отцовское, чувствовать эти ласковые прикосновения, зная, что в любой момент они могут превратиться в новый синяк или вырванный клок волос. Нил боялся Натаниэля и старался сделать все, чтобы поменьше видеть его в таком состоянии, но, увы, у него почти никогда не получалось. Брат был слишком неконтролируемым. Слишком нездорово зависимым от него. — Ох, мой милый Нилли. Никто не может позаботиться о тебе так, как я. — он поднимает голову Нила, заставляя посмотреть на себя. — Никто не может дать тебе той безопасности, которую даю я. Никто не выполнит своих обещаний, кроме меня. Никто. Слышишь? Нат наклоняется и мягко целует его в губы, проводя большими пальцами по его щекам и стирая с них слезы. Вот только ощущается это отнюдь не так нежно, как хотелось бы. Нила будто током ударяет и он пытается оттолкнуть его от себя, но вместо этого падает со стула, на автомате цепляясь руками за стол и утягивая за собой все, что на нем было. Кружка с горячим чаем разбивается и ошпаривает ноги кипятком. Страх начинает забираться под кожу. Эмоции контролировать сложнее с каждым вдохом. Опять. Это происходит опять. — Нет. Не трогай меня. — глаза бешено бегают по расплывающейся фигуре Натаниэля. Голос срывается на еле слышный шепот, подрагивая от накатываемой паники. Нет. Только не снова. Не надо. Нет. Слезы обжигают лицо. Пальцы сжимаются до онемения, скребя ногтями по холодному паркету. Взгляд не может сфокусироваться ни на чем больше, кроме пронзительных голубых глаз напротив, что сморят с насмешкой и каким-то больным удовлетворением. — Знаешь, Нилли, — Натаниэль подходит ближе и наклоняется к лицу брата, проводя тыльной стороной ладони по его щеке, а после хватая за шею. — Очень жаль, что ты еще не понял. Никто не сможет дать тебе и половины от того, что даю тебе я. Только я — твоя вторая половина. Он еще сильнее сжал руку на чужом горле. Настолько, чтобы на ней остался след из синяков. Еще одно напоминание об этих ужасных словах, что Нилу вновь пришлось услышать. Он чувствовал себя раненым животным, загнанным в угол. Страх и ожидание худшего — единственное на что был способен мозг в такие моменты. Он снова облажался. Он снова довел брата. Он снова его расстроил. Он снова во всем виноват. Истерика, что все это время сидела противным комом в горле, наконец выплеснулась наружу. Что-то внутри него вновь трескается, разрывая сердце и легкие, ломая ребра и принося еще больше боли. Нил разрыдался еще сильнее, хватаясь за запястье Натаниэля, и одними губами стал судорожно шептать «Прости». Прости, что я опять вынуждаю тебя злиться. Прости, что я такой ужасный. Прости, что я хотел сбежать от тебя. Прости. Прости. Прости. — Ты такой красивый, когда плачешь. — шепчет Нат и садится перед Нилом, убирая руку с его шеи и вытирая чужие слезы своими ладонями. — Мне так нравится твое заплаканное лицо, ma douce folie. Нил поддается вперед, обвивает руки вокруг его плеч и крепко сжимает. Он вслушивается в спокойный голос Натаниэля и сдается. Снова. Он снова верит ему. Так по идиотски верит, не желая понимать насколько же это большая ложь. Брат ведь не мог лгать ему, правда? И Нил плачет. От безысходности. От отчаяния. От осознания, что ему снова придется все бросить. От боли, что разъедает его изнутри. Он так глупо надеялся, что этот раз станет последним. И все-таки Нил правда не хотел понимать насколько же Натаниэль одержим им. Нил был идиотом. И каждый чертов раз он платится за это. Своими близкими. Своим счастьем. Самим собой. А Нат лишь улыбается и нежно гладит его по голове, целует и внушает, что никто, кроме него не сможет обеспечить Нила всем необходимым. Обнимает так осторожно и ласково. Вытирает его слезы и говорит какой он красивый. Только он так делал. Ни Эндрю, ни все предыдущие так не умели. Только Нат. Только его брат, для которого он был личным безумием. Личным кошмаром и успокоением. Его личной зависимостью.