The only warmth remains In hands clasped so tight The only fire exists In brave hearts Seasons that refuse To change over the years Will find their way back Back on track
***
В баре царил развязный шум, привычный здесь по вечерам. Дилюк спокойно протирал бокал, иногда коротко поглядывая в зал. Опасаться так-то было нечего: редкий смутьян стал бы устраивать потасовку в «Доле ангелов», и уж совсем неразумным было распускать руки, когда он лично стоял за стойкой. Оставалось только изредка проверять, что никто из посетителей не напился до состояния невменяемости, чего Дилюк старался в целом не допускать, вовремя и тихо подменяя крепкие напитки на безобидные аналоги. Некоторые служители церкви и так поглядывали на него с заметным неодобрением, вынужденные раз за разом повторять отдельным жителям Мондштадта о вреде пьянства. Да и весьма немногочисленные излишне ответственные рыцари пару раз мягко намекали, что беспорядки на улицах было бы здорово пресечь в зародыше. Впрочем, мнения облаченных властью в данном вопросе всегда несколько расходились… Две монетки со звоном упали перед ним, так вовремя втискиваясь в ход его мыслей. Дилюк мысленно устало застонал. Помяни черта. − Нет, − тихо отрезал он, отставляя кристально чистый бокал в сторону и берясь за следующий. — Твой собеседник и так скоро не сможет найти дверь на улицу. − Я его провожу, − с готовностью заверил Кэйя, облокачиваясь на стойку. — Он почти все мне рассказал! Не обрывать же допрос на самом интересном месте. Некоторые облаченные властью считали священным долгом каждого жителя помогать рыцарям спаивать подозреваемых. Дилюк с подобной позицией был в корне несогласен. Помогать Ордо Фавониус в целом не входило в список его жизненных целей, а облегчать жизнь данному конкретному их представителю и вовсе казалось кощунством. − Найди другой способ его продолжить, − равнодушным и не подразумевающим обсуждения тоном обрубил он. Кэйя скривился, машинально пальцами катая одну из монеток по столу. − Мы не сговоримся? — без особой надежды в голосе уточнил он. − Угадал. − Даже если я скажу, что успех этого дела очень важен для всего ордена? − Можешь передать им мои искренние соболезнования. − Даже если этот провал аукнется лично Джинн? Дилюк вскинул на него взгляд и зло скрипнул зубами, ловя хитрые искорки в голубых глазах. − Не туда клонишь, − процедил он, невольно задетый той легкостью, с какой Кэйя выбил его из колеи. — Я в курсе, что Джинн не особо довольна твоими методами. − Зато более чем довольна результатами, − хмыкнул Кэйя и устало качнул головой. — К чему этот цирк, братец? Дай мне одну бутылку любого, хоть самого дрянного, твоего вина, я после в красках расскажу тебе о поимке особого опасного преступника, и мы в расчете. Дилюк выдохнул сквозь зубы, глядя ему в глаза. По совести говоря, он и сам весь предыдущий час прислушивался к их беседе, как назло, постоянно заглушаемой шумом остальных посетителей, вылавливая из несдержанной болтовни подозреваемого некоторые ценные сведенья для себя. И был бы не против услышать всю историю целиком, пусть и не из самых беспристрастных уст. Некоторые моменты, которые долетали до него, звучали весьма интригующе… Он одним движением, не глядя, достал с полки бутылку и поставил перед ним. Кэйя довольно улыбнулся. Дилюка не покидало неприятное ощущение, что тот прекрасно догадывался о его мотивах. − Только чтобы ты наконец оставил меня в покое. И если твой подозреваемый устроит шумиху, тебе здесь перестанут быть рады, − предупредил он, не поднимая головы. Кэйя усмехнулся, вставая и перехватывая бутылку. − О, так пока что ты рад меня видеть? − весело переспросил он на ходу, оглядываясь через плечо. Дилюк раздраженно выдохнул, вновь принимаясь за бокалы. До него уже доносились отголоски их беседы — Кэйя убеждал собеседника, что потратил немало времени на то, чтобы уговорить дать ему именно эту бутылку старого и изысканного вина. Дилюк был убежден, что его старания были напрасны — немолодой мужчина в расстёгнутом щегольском плаще с по-монашески отпущенными волосами, пьяно развалившийся на стуле, не заподозрил бы неладного, даже проболтай они раза в три дольше и во весь голос. Он слегка нахмурился, еще раз коротко оглядываясь на их стол. Волосы незнакомцы запутанными кудрями падали на плечи, но в их беспорядке угадывалась знакомая стрижка. Он и правда был похож на человека из храма Барбатоса. Неужели Кэйя не просто отговаривался от него пустыми словами, и это дело имеет особую важность? Если подумать, он ведь упомянул, что это лично касается Джинн. Формально, ее, как магистра, связывает со священнослужителями лишь деловые отношения, но многие в Мондштадте еще очень хорошо помнили ее родителей… Дилюк качнул головой, отгоняя эти мысли. Джинн сама способна разобраться со своими проблемами, и, судя по довольному лицу Кэйи, это дело тоже обещает не стать провальным, так что беспокоиться не о чем. В любом случае, это отнюдь не его забота. Кэйя оказался верен своим обещаниям и вовремя увел начавшего заплетаться в словах и опасно покачивающегося мужчину из бара. Дилюк хмыкнул, провожая их взглядом. Кэйя частенько бессовестно использовал «Долю ангелов» для своих целей и ни разу не допустил шумихи или беспорядков. Все его допросы проходили не только бескровно, но и крайне дружелюбно. И это его дьявольское умение было единственной причиной, которая заставляла Дилюка все еще позволять ему появляться на пороге бара. Он задумчиво постучал по столу, обдумывая услышанное. Судя по тону разговора, кто-то из служителей церкви был нечист на руку и приторговывал, пользуясь своим статусом. Неизвестный что-то говорил о чужаке, часто приходящем в храм, но ничем не торгующем и в целом непонятно зачем ошивающимся в городе. Дилюк допускал, что особо ретивый путешественник и мог проделать весь путь от своего родного региона до Мондтштадта исключительно чтобы полюбоваться на местную архитектуру, но едва ли Кэйю всерьез волновал бы внезапно возросший интерес к собору Барбатоса. Значит, контрабанда, ха… Это и правда могло подпортить авторитет семьи Гуннхильдр. Дилюк тихо помянул Барбатоса под нос. В бездну размышления и догадки о том, что же там случилось. Июль начался пять дней тому назад, так что он может полноправно заявиться в Ордо Фавониус, чтобы занести месячный отчет, и лично расспросить Кэйю о деталях. Он по какой-то старой, уже позабытой, привычке подумал, что Джинн может и кратко поведать о ее тревогах, если таковые все-таки имеются, и тут же осекся. Они давно не разговаривали вне работы, и никогда за это время — о чем-либо, что можно было назвать личным. Джинн… В самом деле, Дилюка поражала ее преданность рыцарям, которую он бы резко называл слепой, не сдерживай его уважение и память о старой дружбе. Фавониус не стоил того, что она отдавала ему. После его возвращения Джинн пару пыталась мягко намекнуть, что его собственное место все еще вакантно, на что Дилюк ничуть не менее галантно подсказывал, что и она может найти себе занятие получше, и, побродив вокруг этого обоюдоострого вопроса, они негласно согласились на ничью. Все оставалось на своих местах, а Дилюк, к своей досаде, убедился, что Джинн абсолютно не разделяет его скептицизма по отношению к рыцарям. Дилюк вздохнул и развязал фартук, коротким жестом подзывая задумчиво сидящего неподалеку Лео. Ему было немного неловко отвлекать его раньше времени — формально, смена еще не закончилась — но тот ничем не высказывал недовольства, быстро потушив свою вечную сигару и бодро встав за стойку. Дилюк благодарно хлопнул его по плечу и, бросив последний взгляд на бар, скрылся за служебной дверью. Через полчаса он шел по темным мощеным улицам, держа в руке аккуратно завернутые в грубую коричневую бумагу документы. Солнце уже садилось, но Дилюк прекрасно знал, что Ордо Фавониус еще работает, и он без труда отыщет там Джинн. Она всегда задерживалась до неприличного позднего времени. Оставалось надеяться, он не перегрузит ее еще и своей бумажной волокитой, сданной несколько раньше обычного срока. В штаб его пропустили без вопросов, несмотря на поздний час. Он молча кивнул двум охранникам и чуть удивленно приподнял брови, заметив явную нервозность в их взглядах, которыми они провожали его. Казалось, оба юнца разрывались от желания броситься докладывать о нем, хотя в этом точно не было никакой необходимости: Дилюк, конечно, не претендовал на звание знаменитости, но его всегда легко узнавали. Не став задавать лишних вопросов, он прошел внутрь, и тут же приостановился на пороге, с еще большим удивлением оглядывая группу рыцарей, сгрудившихся у двери магистра. Ожидать от этих бестолочей подобного усердия, еще и в такое время, никак не приходилось, да и их лица скорее выражали смятение вперемешку со страхом. Он поймал среди них острое лицо Кэйи, и в этот момент тот обернулся в ответ. Дилюк нахмурился. Взгляд у Кэйи был непривычно тревожным и сосредоточенным. Он быстрым шагом направился к ним. Рыцари, вначале стушевавшиеся от появления чужака, быстро расступились, стоило Кэйе сделать небрежный жест рукой. Дилюк подошел к двери и замер, чувствуя, как по спине карабкается холод. В крепкую дубовую дверь был глубоко загнан нож с витиеватой резьбой по лезвию. На изящной деревяной рукоятке была выжжена четырехконечная Полярная звезда — символ Царицы. Но внимание Дилюка поглотил вовсе не этот красноречивый знак. Нож пригвождал к двери записку. На листе четким и уверенным почерком были выписаны всего несколько строк на северном наречии: «Я клянусь своей душой, обратившейся в лед, что отныне ложные солнца станут мне единственным ориентиром. Я буду следовать за ними, покуда мой клинок не напитается кровью, а сердце твое не упокоится в снегу». Липкий леденистый страх процарапал горло. Дилюку не требовалось даже читать записку, чтобы узнать слова. Он хорошо помнил эти строки. Он также очень хорошо знал, что они значат и в каких случаях их оставляют на двери вместе с боевым ножом. Кто-то собирался убить Джинн. Эта мысль холодно вонзилась в рассудок и повисла в нем в абсолютной тишине. Дилюк машинально еще раз перечитал текст записки, силой заставляя себя вдуматься в происходящее. Итак, кто-то из Снежной затаил на нее злость. Кто-то из подчиненных Царицы. И судя по тому, как он разбрасывался дорогими клинками, вовсе не лишенный ее благосклонности. На плечо легла рука. Дилюк инстинктивно напрягся, но тут же осознал, что это всего лишь Кэйя. Тот встревоженно оглядывал его, явно еще больше напуганный его пустым взглядом. Дилюк мысленно выругался. Новости были, мягко сказать, неприятными, но это отнюдь не было причиной стоять истуканом с перекошенным от ужаса лицом на глазах у пятерки рыцарей. Они и так в полной панике… Он запнулся об эту мысль. Нельзя допустить паники, даже в пределах ордена. Новости о том, что на действующего магистра открыта клятвенная охота, явно относились к разряду тех, которые стоит сообщать любой публике с крайней осторожностью. Кэйя молча сжал ладонь у него на плече. Дилюк поднял глаза и еле заметно кивнул. Кэйя закусил губу, и пальцы его сжались еще сильнее. Они давно не считали себя друзьями и тем более братьями, но все еще не разучились понимать друг друга без слов. Дилюк медленно отвел взгляд и силой заставил себя усмехнуться. − Ну и в честь чего шумиха? — спросил он слегка насмешливо, оглядываясь на пятерых за его спиной. — Ордо Фавониус требуется шесть человек, чтобы вытащить чей-то ножик из двери, и то справиться никак не могут? − Ну так… это ведь… − первым залепетал высокий, нескладно выглядящий юноша, растерянно заморгав, но тут же взял себя в руки и еще несколько нетвердо, но уверенно отчеканил. — Нож — это улика, господин Дилюк. Нужен специалист по языкам, выяснить, что написано. Дилюк с интересом оглядел его. Несмотря на бьющуюся в виске тревогу за Джинн и нестерпимое желание отделаться от этих болванов и поговорить с Кэйей начисто, он не мог не отметить, что для своей должности паренек был довольно смышлёным. − Я бы не стал звать специалиста на вашем месте. Видите ли, здесь написано, − любезно пояснил он, − весьма неприличное выражение, распространенное в Снежной. Из уважения к магистру, озвучивать его перевод я не стану. Юноша бросил короткий взгляд на записку, потом на Дилюка и Кэйю и, залившись краской, быстрым суетливым жестом выдернул из двери нож и скомкал листок. У Дилюка оборвалось сердце. Черт возьми! Он даже и не подумал, что его неказистая ложь вызовет такую скорую и горячую реакцию! Листок был крайне важен, нож — того более, но не требовать же эпистолу обратно, озвучив ее содержимое… Кэйя, явно обеспокоенный тем же, среагировал быстрее. − Я, безусловно, абсолютно доверяю господину Дилюку, но раз уж это дело произошло в стенах ордена, то орден и разберется, стоит ли звать знающих людей, − он уверенно протянул руку, не глядя на Рагнвиндра. — Отдай-ка это мне. Оскорблениями меня не испугать, а неплохо бы выяснить, кто у нас такой шутник. Юноша, не споря, тут же протянул нож и записку капитану. Тот сжал их в руке и оглядел пятерых, недоуменно подняв брови, будто только сейчас обнаружил, что они все еще присутствуют здесь. − У вас больше нет работы, юноши? Или, может, вы горите желанием заняться починкой двери? Пятеро рыцарей мгновенно испарились. Кэйя проводил их взглядом и поднял уже совсем другое, внезапно посерьезневшее, лицо на Дилюка. − В мой кабинет, − коротко отрубил он.***
Кэйя мерил комнату шагами, скрестив руки на груди. Дилюк молча сидел в кресле, уперевшись локтями в колени, дожидаясь, когда первая горячность испуга спадет. В другое время он не упустил бы случая посмеяться над этой так и не ушедшей с детства привычкой, но сейчас для этого не было ни малейшего желания. Наконец, рыцарь остановился и прямо взглянул на него. − Это ведь не просто поэтика? — спросил он. — Когда говорят эту чертовщину? «Зовя отужинать и выпить горячего вина», − едва не съязвил Дилюк, ощущая, как звенят натянутые нервы, но вовремя сдержался. Нечего было сейчас ссориться на пустом месте. Найти решение загадки надо было как можно скорее. − Это древняя клятва северян, − пояснил он. — Давший ее должен посвятить всю свою жизнь ее выполнению, пока не убьет того, за кем начал охоту. Кэйя потер виски. − Семеро, кому ж она так досадила… − Разберемся потом, − отрезал Дилюк. — Ты мне скажи, где сама Джинн. В кабинете ее не было, раз она не заметила всю шумиху. Кэйя рассеянно поднял на него взгляд. − Сегодня же день рождение Барбары, − напомнил он. — Она ушла раньше. Пару рыцарей я к ним уже направил. С письмом. Дилюк кинул взгляд на календарь на столе. Барбары? Уже? У него совсем вылетела из головы эта дата, скрывшись за ежедневной суетой. Раньше это казалось абсолютно невозможным, но сейчас он четко сознавал, что едва ли уверенно припомнит, какого числа день рождение самой Джинн. Не время для этого. Дилюк закусил губу, быстро прикидывая расклад дел. Напасть на Гуннхильдров, когда они все вместе, не в пример сложнее, чем подкараулить Джинн в одиночестве. А уж судя по тому, что неизвестный умудрился загнать нож в ее дверь посреди штаба Ордо Фавониус и остаться незамеченным, проблем с тем, чтобы подкрасться к ней, у него возникнуть не должно было. − Зачем вообще было это делать? — вдруг спросил Кэйя, мрачно крутя в руке нож. — Оставлять предупреждение? − Вопрос чести, − ответил Дилюк. — Нападая, дай врагу то же оружие, что и у тебя. Знание о том, что вы в состоянии войны, в Снежной также считается оружием. − Когда это Фатуи беспокоились о своей чести? — фыркнул тот. Дилюк хотел бы возразить, но вынужден был признать, что он прав. Для многих северян честь была важнее жизни, но Фатуи, которых вырастили в приюте Царицы, и правда редко задавались подобными вопросами, а нападать предпочитали надежно — что значило внезапно и, желательно, на безоружного. С другой стороны, они нередко оставляли подобные клятвы, звучащие угрожающе, чтобы поднять шумиху и привлечь внимание к своим делам. − В бездну, − выдохнул он. — Подождет их честь. Сейчас нам надо подумать, как обеспечить безопасность Джинн. Кэйя устремил на него сложный взгляд и задумчиво постучал пальцами по столу. Дилюк нахмурился. А теперь что ему не нравится? − Подумать надо, − будто в ответ на его сомнения мягко согласился тот. — Но ты-то здесь не при чем. Ты не из ордена, так что можешь спокойно идти домой, я буду по возможности держать тебя в курсе дел. Внутри заворочалась сухая, огненная злость. Дилюк порывисто встал, в два шага преодолел разделяющее их расстояние, за пеленой перед глазами не замечая, как Кэйя попятился. Да, он не рыцарь. И Кэйя прекрасно знает, почему это так! Точно так же, как он знает и то, что он не будет спокоен, пока Джинн пытаются прикончить! И если ему хотелось поддеть его, то это крайне, крайне неудачное время! − Вы не найдете знатока традиций Снежной и за неделю, − стальным голосом отчеканил он. — Вы понятия не имеете, с кем имеете дело. А еще весь твой орден — это сборище болванов, и если ты считаешь, что я позволю еще раз… Ему внезапно стало нечем дышать. В горле встал ком. Дилюк не думал об этом раньше, но это было правдой: все повторяется. Фатуи, символ Полярной звезды, обеспокоенные рыцари, опоздавшие к бою, горячая кровь на его руках, стекающая по локтям — все повторяется. В глазах на мгновение потемнело от скребущего ощущения бессилия. Верно, еще раз, все это уже было. Но он не позволит, не имеет права позволить… Из знакомой, удушающей темноты его вывело легкое похлопывание по плечу. Кэйя смотрел устало, но Дилюку почудилось, что в глубине его глаз плескалась вина. Он поджал губы, словно мучительно ища слова, а после лишь еще раз хлопнул его по плечу и кивнул на стол. Дилюк понял. Его раздражало то, как легко он его понимал. Они оба знали, что самым безопасным местом Мондштадта, где можно обсудить сколь угодно важную информацию, не боясь лишних ушей, был вовсе не штаб ордена. Дилюка в детстве всегда поражала сложность планировки их поместья, имеющего странные, не имеющие никакого практического значения детали, и несимметричные комнаты. С годами он с удивлением обнаружил, что каждая из таких деталей скрывала потайной смысл — если не целый ход — а странное расположение отдельных комнат обеспечивало их поразительной звукоизоляцией. Винокурню строили так, чтобы в ней можно было как свергать тиранов, так и разрабатывать план торговли. Она также было самым безопасным местом, чтобы хранить вещи, которым не стоило быть обнаруженными. Дилюку было тягостно за свою вспышку. Она была неуместной, но, говоря начисто, Кэйя перегнул палку, пытаясь отделаться от него. Не глядя на него, Дилюк забрал со стола нож и письмо, аккуратно сунул их за пояс, проследив, чтобы они были надежно закреплены, и молча направился к выходу. Когда он уже успел взяться за ручку двери, его догнал негромкий голос, в котором не слышалось и тени насмешки. − Я рад, что ты с нами. И я клянусь, Дилюк, еще одного раза не случится. Он замер, вслушиваясь в эти слова, тяжело повисшие в воздухе, а после быстро, не оборачиваясь, вышел из кабинета.