«Кто в пустоте постигает причины, В юдоли сей не обрящет кончины. Все пустота, что тебя окружает. Только неведенья узы сближают С мертвым тебя, о взирающий гордо. Зеркало мира криво и нетвердо. Все иллюзорно, все ты порождаешь. В Брахмане все. Знаю, это ты знаешь» Сутра Сущего
— Новое задание! Новое задание! — не унимается ворон, — Отправляйтесь к водопаду Надежды, водопаду Надежды! — Да заглохни ты уже! Голова болит, — фыркнул Эрен. — Новое за... Терпение иссякло и клюв неугомонной птицы оказался зажатым в кулаке, без права вновь открыться. Ворон окинул Эрена возмущённым взглядом проницательного красного глаза и недовольно дёрнул крыльями. — Да поняли мы! Если ты не заметил, то уже почти пришли! — Эрен... — тихо и спокойно проговорила Микаса. — Не стоит так относится к своему ворону. — Но я уже не могу это слушать, — проворчал он, но всё-таки отпустил клюв. — Никакого элемента неожиданности, нас любой демон за версту не то что почует, услышит этого остолопа! — Задание! Задание! Эрен покосился на шумную птицу и прошипел: — Из тебя выйдет прекрасное жаркое, если ты не заткнёшься прямо сейчас. Как это не странно, но ворон послушался предостережения. Немного попятился на край плеча Эрена и застыл, словно статуя. На губах Микасы заиграла лёгкая улыбка. — Как тебе, кстати, сегодня спалось? — Хорошо, — ответила Микаса и это было правдой. — А что? — Ну, — замялся Эрен, — ты сегодня не кричала во сне. Значит кошмары тебя наконец отпустили? — Надеюсь, — вздохнула Микаса. Практически каждую ночь ей снился один и тот же сон. Тёмная фигура, глухой перестук, словно дерево бьётся о дерево, горящие синим пламенем глаза с щёлками-зрачками. Лицо она не могла вспомнить, только глаза и кромешная тьма вокруг. Запах крови, жуткая боль, он хватает её и утаскивает в черноту. Чувство, что за ней следят, что охотятся не покидало и после пробуждения, только с лучами рассвета становилось спокойно и дрожь в руках унималась сама собой. Поэтому сегодняшний день, когда видением была лишь кромешная тьма, она считала праздником. Высыпаться хоть иногда полезно. В некоторые дни после пары часов беспокойного сна приходилось бдеть всю оставшуюся ночь. Под утро её клонило в сон, и ласковый солнечный свет убаюкивал воспалённое сознание, но наступало время идти по новому поручению. Из мыслей её вывел Эрен. — Микаса, а тебя не... смущает... — Что? Эрен потёр затылок и уши его залил румянец — верный признак, что ему стыдно и неловко. — Что нас отправляют на задание вместе? Просто... Остальные ходят на них по одиночке, насколько я знаю. — Не смущает. — Неужели нас считают настолько слабыми? — Нет, — покачала она головой, а всегда спокойно строгое лицо смягчилось. — Почему ты так уверенно это говоришь? — скептично отозвался Эрен. — Потому что я сама попросила нас не разлучать. — Ч-что?! Микаса! Неужели это правда? И как я теперь в глаза другим охотникам смотреть буду? Это что... С самого начала так было?! Вот почему на меня всегда так косо и пренебрежительно смотрят! Он схватился за голову и поник. — Эрен, неужели тебя заботит, что думают другие? Я не хочу разлучаться с тобой... А если бы мы виделись только в особняке Бабочки, то... просто этого слишком мало, — Микаса сказала это привычно спокойно, но Эрен уловил грусть в её тоне и вперил в неё широко раскрытые светло-зелёные, будто волшебные, глаза. — Так ты поэтому?.. А я думал, что ты считаешь меня слабаком. Думаешь, что даже какой-нибудь третьесортный демон меня убьёт, — это прозвучало виновато и с вымученной невесёлой усмешкой. — Нет, я так не считаю, — твёрдо заявила Микаса и не лгала. — Прошлого демона ты сам убил, я даже не успела понять в чем дело. Помнишь, когда он прятался в листьях? Я и не заметила подвоха. Теперь уши его зарделись от смущения. Микасу всегда умиляла эта его особенность. Все на лице написано. И на ушах. — Так там просто было. По колебанию ветра. Они двигались не так, как остальные и... Нет в этом никакой большой заслуги. Даже если бы ты заметила его в последний момент, то все равно — раз и готово! Микаса ты слишком сильная и о-о-очень быстрая. Не понимаю почему тебя до сих пор не повысили до третьей или даже четвёртой ступени! Ты же невероятная! Не удивлюсь, если ты станешь Хаширо уже завтра! Микаса лишь пожала плечами. Ей и так было хорошо. Лишь бы Эрен был рядом и такой же искренне воодушевлённый, с блеском в глазах и широкой улыбкой. — Пр-р-ришли, пр-р-ришли! — затрезвонил ворон Эрена. Подножье гор усеивали камни различной величины и формы, от мелкой гальки, до крупных гладким булыжников, словно обточенных многовековыми водами бурлящих потоков. Все они словно были кем-то заботливо сложены по периметру, ограждая начало редкого леса. Ступив на тропинку в горы, они заметили по бокам точно такие же гладкие камешки. Смотрелось красиво и ухожено, наверное, люди любят это место. Или, по крайней мере, когда-то любили. Только тени колебались под камешками, но Микаса не заметила ничего подозрительного — ветер трепал кроны деревьев, отчего пятнистые тени мельтешили и извивались под ногами. День стоял солнечный. А вот воздух пахнул озоном — Эрен сразу предсказал грозу. Нужно будет вернуться до её начала. Не слишком хочется мокнуть. Можно и простудится. Сначала поднимались, потом шли извилистой тропинкой. Птицы приветливо щебетали. Лес жил и это вселяло надежду. Подножье деревьев усеивали густые белые и жёлтые цветы, красиво контрастируя с тёмным ковром лесной травы. Микаса вздохнула полной грудью. Воздух стал влажным, а шум водопада ласкал уши хрустальным перезвоном. Опасности пока не было по близости. Иначе, она бы почувствовала. В своих инстинктах Микаса никогда не сомневалась. Интуиция её ещё ни разу не подвела. Эрен молчал, изредка поглядывая по сторонам. Его беспокоили самые разные мысли — Микаса чувствовала смятение его души, путанный клубок в голове. Он хочет стать Хаширо. Хочет защищать людей. Хочет защитить её. Губы Микасы дрогнули в заметной улыбке, она опустила взгляд, смотря под ноги. Ладонь легла на рукоять катаны. Эрен хочет, чтобы все люди стали свободными от потенциальной опасности быть съеденными. Хочет, чтобы никто не чувствовал себя загнанной на бойню скотиной. Хочет уничтожить всех демонов. Всех, до единого. Микаса знала, вернее, чувствовала — Эрен никогда не делился с ней самым сокровенным. Но ей и не нужны были слова. Слова — это грубая форма, в которую нужно облика чувства и мысли, чтобы тебя понял другой человек, тот, который не может просто понять тебя. А Микаса могла. Могла понять его просто так, без всяких вспомогательных вещей, она словно была безупречно здоровым человеком, которому костыли совсем ни к чему. Он хотел только, чтобы она была в безопасности, счастлива и никогда больше не испытала той утраты, которая постигла однажды их обоих. Забавно, ведь она хотела того же для него. Микаса украдкой взглянула на серьёзное лицо Эрена. Он всегда казался ей мальчишкой. Громким, вспыльчивым, упёртым и иногда до жути раздражающим своим безбашенным стремлением доказать свою полезность. Миру, людям, охотникам, ей самой, да кому угодно. Он не был уверен в своих силах, поэтому и упорствовал в этом. Микаса вообще сомневалась, что когда-нибудь он станет уверенным. Слишком много сомнений улавливала в нем. Не было человека, которого она знала лучше, чьи эмоции чувствовал бы так отчётливо. Его можно было читать словно открытую книгу. Даже если откинуть интуицию — просто посмотри на насупленные брови, плотно сжатую линию рта, натужную испарину. Он обдумывает ошибки, которые допустил в предыдущем бою. Скрупулезно капается в воспоминания, чтобы стать лучше. Микаса резко остановилась. Распахнула глаза. На тропинке навзничь лежал... охотник. Об этом свидетельствовала чёрная форма с вышивкой на спине, хоть катаны нигде не было. Эрен тут же бросился к нему, упал на колени, проверил пульс. Микаса даже не успела его остановить, предубедить опрометчивую пылкость, вдруг это ловушка? — Умер, — шепнул Эрен, а глаза его полыхнули огнём. Кулаки сжались до тугих вен. — Давно. — Давно? — опешила Микаса. — Но как? Я бы почувствовала. И запаха нет. Она потянула носом совсем рядом с телом. Вообще ничего, словно на дороге пусто. А ведь сейчас лето и довольно жарко даже в лесу. Труп уже должен был начать сильно вонять. — Надо быть начеку, — сказал Эрен и поднялся. — Не теряй бдительность, только потому что сейчас день. Сколько времени мы уже идём? — Не знаю, по ощущениям час, может полтора. Она подняла голову, заглянула за макушки деревьев — чистое лазурное небо с редкими барашками облаков. Безмятежное и какое-то пустое, безжизненное. Она опустила голову, подавляя охватившую её панику. Солнце не сдвинулось с места с тех пор, как они зашли в лес. Но это не могло быть правдой, верно ей напекло голову... — Ладно, идём. Нужно отплатить тому, кто это сделал. Эрен последний раз взглянул на павшего охотника. Микаса была уверенна, что в этот момент он снова клянётся уничтожить всех демонов. Что ж. Она верила, что у него это получится. Она в нем никогда не сомневалась. — Прости, мы вернёмся за тобой, — Эрен повернулся, сложил ладони в молитве и поклонился. Микаса же в этот момент пыталась уловить опасность. Сжала губы. Ничего не получалось. Возможно, демон прячется слишком далеко? Двинулись в путь. Оба напряжённые до предела. Микаса остановилась. — Ты что-то почувствовала? — Нет, но... — Микаса! Слышишь? — неожиданно перебил он прикладывая сложенную лодочкой ладонь к уху. Она услышала, даже забыла, что хотела сказать. Крик. Жуткий, молящий, полный боли и страдания зов о помощи. Эрен кинулся вперёд, только моргнула и... пропал. — Эрен! — крикнула она, но тут же замолчала, стиснула рукоять катаны на поясе. Демон. Внутри все рвалось и металось. Приказывало побежать за Эреном. Неважно куда, лишь бы не стоять столбом. Все естество вторило: «Защити его. Защити». Микаса лишь плотно сомкнула глаза, чёрные ресницы вороновыми крыльями напряжённо трепетали. Глубоко вдохнула носом и шумно выдохнула ртом. Облачко пара рассеялось в душном, будто вязком воздухе. Никакой вечерней прохлады не наступило, хотя Микаса чувствовала, что уже должна была наступить ночь. Она успокоилась. Отринула желания, эмоции. Взглянула на тропинку. Единственный выход найти Эрен — дойти до конца. Не свернуть с дороги. Так твердила ей интуиция. Проблема была лишь в том, что сегодня интуиция её уже подвела. Тропа тянулась змеёй, петляла между могучими деревьями. Казалось, все повторяется, что она уже проходила здесь. Душный аромат цветов, что вначале привлекал, теперь же казался невыносимым. Солнце застыло, как на картине, полотне, что насмехалось над ней. Ноги гудели. Голова раскалывалась, глаза слезились и болели. Микаса старалась не тереть их лишний раз, то и дело жмурясь в попытке унять жжение. Не смогла терпеть. Остановилась. Опустила голову. Закрыла лицо ладонями и надавила на глаза, вытерла, проморгалась. Камни двоились под ногами. Выпрямилась и тут же застыла в изумление. Дом. Перед ней стоял дом, которого только секунду назад и в помине не было. Причём, тот самый. Она узнала его почти сразу. Резные ставни. Чайная роза оплетает столбы веранды. Да... Она не могла ошибиться! Но как? Этот дом... это... — Микаса! Хватит играть, иди в дом, уже темнеет! В горле резко пересохло, дыхание сбилось, сердце упало в пятки. — Ма... мама... мамочка... Заскрипели ветхие ступени. Микаса и не заметила стекающих по щекам горьких слёз. Просто не отрываясь смотрела, как к ней подходит мама. Не могла поверить. Но чувствовала её родной, тёплый, молочный запах. Внезапно, став вдруг той же маленькой девочкой, какой была семь лет назад — бросилась в раскрытые объятья. Уткнулась в шею, не переставая громко шмыгать носом, заливаясь слезами. — Что случилось, милая? Если хочешь, то можешь погулять ещё немного... Микаса, ну, что такое, объясни? — Ничего. Ничего... Совсем ничего, просто мне так долго снились кошмары...***
Всё было так, как должно было быть. В очаге трещали поленья, за окнами постепенно тускнел горизонт. Сверчки и цикады наполняли лёгкий прохладный вечерний воздух переливом скрипучих мелодий. Пахло оладьями и мёдом. А ещё яблоками. Микаса с нетерпением ёрзала на стуле, ожидая вкусного ужина. Она даже начала заплетать в косу свои вечно растрёпанные длинные волосы. Остановилась. Захлопала ресницами. А... Когда они успели отрасти? По спине пробежали мурашки. Микаса выпустила кончик косички из пальцев и коса развалилась. «Они всегда были такими», — ответило что-то внутри. Что-то инородное. Маскирующееся. Прячущееся в тени. Микаса замерла. Подняла голову, огляделась. Мама готовит, масло стреляет, выбрасывая в воздух пар, за окном шумят деревья под натиском резких порывов ветра. Начинается гроза. Её не покидает ощущение, что она забыла. Забыла что-то очень важное. Но не могла вспомнить что. Будто эта мысль постоянно ускользала, терялась в множестве других, менее важных, или вовсе не важных размышлений. Микаса постарались сосредоточиться, вспомнить. Но тут перед ней на стол опустилась глиняная кружка. Она сразу оставила думы и подняла взгляд. Мама улыбнулась. Она улыбнулась ей в ответ. Что-то было неправильно, что-то не так... — Ужин почти готов, а пока выпей чай. Ты наверное жутко хочешь пить, правда, милая? Микаса потянулась к кружке. В нос ударил металлический запах крови. Она осеклась, вперив взгляд в светлые подтеки глазури по краям глиняной кружки. — Что случилось? — обеспокоено спросила мама. — Эрен... — неожиданно для самой себя прошептала Микаса. — Что, милая? — не поняла мама. Микаса вскинула голову, глаза её расширились от возбуждения и нахлынувших воспоминаний. — Эрен! Мама, где Эрен?.. Мама мягко улыбнулась и покачала головой. — Это твой друг? Я его не знаю. Микаса, хорошая девочка не должна общаться с теми, кого не знает её мама. — Но... — А сейчас — пей, — более резко и настойчиво сказала она. Будто порыв рваного ветра, этот голос выбыл из головы все мысли. Она тупо посмотрела на стакан. Взяла в руки. Хоть чай и парил, но ладони мёрзли. — Я не хочу. — Дочери слушаются своих матерей, — чопорно, с расстановкой произнесла мама. Микаса инстинктивно отпрянула, вжимаясь в стену за спиной. Уловила чувство опасности. Мама видимо заметила это и вновь улыбнулась. Присела на корточки и наклонила голову набок, что раньше никогда не делала. — Ну же, милая, просто выпей, будь хорошей девочкой. Ты же хочешь навсегда остаться с мамой? — Да... — неуверенно согласилась Микаса и приблизила кружку к лицу. Коснулась губами холодного края. «Микаса!» — услышала знакомый голос в голове: «Борись!» Чей же это голос? Посмотрела на свои руки. Заметила ссадины и перевязанное левое предплечье. — Мама, а зачем ты перевязала мне руку? — отпрянула от кружки Микаса. Увидела на её лице замешательство, тень раздражения, потом мягкую улыбку. — Ты же вчера поранилась, уже забыла? — Ты не моя мать! Грохот, разбивающего глиняного стакана, слился с громом прозвучавшим вдали. Вязкая алая, почти чёрная в полумраке, жидкость блестела на полу, растекалась кровавым пятном, просачивалась, застревала в тёмных жилках стыков между досками. Всё изменилось. Дом в одночасье потрескался, обветшал, стены прохудились, да и сам он больше не походил на место из её детства. Это был совершенно другой дом. Страшный, разваливающийся, вызывающий невольный ужас, будто она оказалась в пасти огромного мёртвого зверя. Освещали кромешный мрак безлунной ночи лишь редкие короткие свечи расставленные по периметру комнаты, выплакавшие достаточно воска, чтобы начать опасно мигать и испускать предсмертный дымок тёмной копоти. Микаса схватилась за рукоять катаны. В момент вспоминала кто она, где и зачем. Мама, точнее то, что было на неё похоже, испуганно заглянула Микасе в лицо, отшатнулась. — Неужели ты хочешь убить родную мать? Микаса заколебалась, голос был так знаком, так больно впивался шипами в и без того кровоточащее юное сердце... Она отогнала мысли, сжала катану сильнее, ладонь мгновенно вспотела от напряжения. Взглянула из-под жестоко сдвинутых бровей на то существо, демона, что так нагло посмел позаимствовать столь родной, бесценный и милый образ. — Хорошие дочери так не поступают, а плохих следует наказывать, — её губы тут же растянула широкая зловещая улыбка, обнажила ряд острых белых зубов. Микаса наблюдала, не рискуя опрометчиво нападать. На что же способен этот демон, если так легко смог одурачить её? Завладеть памятью, мыслями, сознанием? Одно она знала точно — нужно убраться из этого дома. Здесь слишком мало место, это территория демона, а бой всегда нужно вести на собственной. Микаса попятилась, широко распахнула глаза. Из тени, за спиной демона, вышли трое мужчин. Те самые бандиты, что... Нет! На глаза навернулись слезы. В груди стало тесно, внутренности сжал страх, впиваясь ледяными когтями, перемалывая трепещущую душу. Отец лежал у её ног. Грудь его намокала от крови, а глаза гасли, рот открылся в попытке, что-то сказать, но лишь тонкая струйка крови стекла по щеке. Упала и та, кого она только что приняла за демона. Нет, это не может быть демон. Мама воскликнула: «Беги, Микаса!». Последний взгляд: испуганный, тревожный, в котором была ещё малая надежда на спасение дочери, остекленел. Она не смогла держать голову, ударилась лбом о грязные доски пола и замерла. Микаса обхватила голову руками, сжала волосы, закричала. Её чувства будто дёргал за ниточки, заставляя испытывать невыносимые муки агонии повторяющегося без конца ада. —Прочь! Прочь из моей головы! Лёгкое прикосновение. Всё исчезло. Мягкая улыбка. — Всё хорошо, я защищу тебя, доченька. Только выпей это и больше никто не сможет нас разлучить. Заглянула в глаза. Мама. Огляделась вокруг — отчий дом. Без бандитов, без следов борьбы. Только горький запах крови. Такой слабо горький, что уже сладкий. В кружке блестела вишнёвая жидкость. «Я схожу с ума» — подумала Микаса. «Нет, это... это демон, он заставляет меня... Он роется в моих мозгах?» — Хорошо, — Микаса приняла кружку и вытерла слезы. Лицо матери смягчилось. — Умница! — демоница просветлела материнским лицом и хлопнула в ладоши, будто маленькая девочка. — Я буду тебя любить. Всегда-всегда буду любить! И всегда мы будем вместе. Микаса опустила взгляд, помедлила. — Я выпью, только скажи мне, где Эрен? — Ах, этот крикливый мальчишка? Наверное, мёртв, — отмахнулась демоница, потеряв облик матери. Чёрные волосы её побелели, лицо вытянулось, губы неестественно заалели, а миндалевидные глаза расширились, загорелась ярко-зелёными плотоядными огнями. — Что ты с ним сделала? — прошептала Микаса. Все силы покинули её. Тело била мелкая дрожь, в ложбинку позвоночника скатывались холодные капли пота, а перед глазами родители всё умирали, умирали и умирали. — Не я. Твои сестры, моя дорогая. Твои сестры любят играть. И ты полюбишь. — Он мой брат! — из последних сил воскликнула Микаса, сама не зная зачем пытаясь доказать демонице, как дорог ей Эрен. — Нет. У тебя только один брат, и мы все ждём его возвращения, — она скривила губы, будто кто-то провернул воткнутый ей в грудь нож. — Он обязательно вернётся, обязательно. А этот мальчишка — не он! Когда демоница распалилась, невольно освобождая Микасу от иллюзорных сетей, та опрокинула стакан с кровью и рванула к выходу. Дверь захлопнулась перед самым носом, Микаса резко развернулась, выхватил катану и полоснула воздух. Демоница попятилась, на её бледном, перламутровом лице отразилось изумление. — Доченька, что ты делаешь? Ну, почему ты такая непослушная? Микаса сосредоточилась. Полагаться на чувства бессмысленно — демоница контролирует и знает каждую её мысль. Пришлось очистить разум. Микаса успокоилась. Заставила себя успокоиться, хоть сердце чуть ли не выпрыгивало из груди от бьющего ключом адреналина и страха. Глубокий вдох. Выдох. — Дыхание Зверя. Седьмой стиль. Бросок Дикой кошки. Пульсирующий клинок просвистел в миллиметре от шеи демона. Она проворно отпрыгнула, хоть на лице её до сих пор выражалось неверие, злость и даже... обида? — Всё-таки придётся тебя наказать, наглая девчонка, — оскалилась та. Потоком свежего воздуха в дом ворвался Эрен. Дверь разлетелась в щепки под напором Танца Бури, а после и вся верхняя половина прогнившей лачуги. — Микаса! Она отвлеклась на его голос и тут же демоница оказалась за спиной, обхватила её горло рукой, впилась когтями до крови, внимательно наблюдая за Эреном. — Убирайся отсюда! Убирайся или я убью её! Если она не достанется мне, она не достанется никому! Где мои доченьки?! — взвыла на звериный лад демоница. Эрен остановился. Микаса видела в его глазах смятение, а на напряжённом лбу испарину. Это продолжалось одно мгновение, а после — грохот лопающихся костей. Демоница отлетела на добрый километр, пропахав собой целый ряд деревьев. Шум падающих деревьев, возня вспорхнувших птиц, потревоженных животных, вой раненого волка, слились в одну дикую какофонию ужаса. После такого удара от неё ничего не должно было остаться. Когда рука демоницы слетела с шеи, то коготь успел черкануть по тонкой коже. Кровь стекала тонкими струйками за воротник, скапливалась на груди, капала на живот, неохотно впитывалась в грубую ткань формы. Микаса зажала шею ладонью. Испуганно смотря перед собой, старалась не дышать, старалась успокоиться, чтобы сердце не так стремительно качало кровь. Сознание вновь оказалось полностью в её власти, резко, безжалостным рывком, будто Микасу зашвырнули в море и стремительно тянули на дно. Она испытывала кессонную болезнь, беспомощно хватая ртом воздух. Опустилась на пол. Всё произошло слишком быстро. Эрен даже не успел разглядеть в поднявшейся пыли нечёткую огромную фигуру, что появилась на месте хрупкой демоницы. Нечто гортанно рассмеялось. От этого смеха кровь стыла в жилах. Пыль осела, демон, больше похожий на гору мышц, подбоченился. Приставил ладонь ко лбу и вгляделся в даль, куда улетела демоница. — Хе-хе-хе, вот это удар! А все потому что никогда нельзя стоять на пути между мной и моей едой, — он повернулся и сверкнул абсолютно чёрными глазами, облизнулся, рассматривая Микасу. — А вот и козлик отпущения грехов! Да буду благословен великий милостивый я! Кровь сочилась между пальцами плотно сомкнутой ладони. — Дыхание ветра. Третий стиль. Перо птицы. Только он потянулся к Микасе, как его рука отлетела. На страшном лице отразилось тупое замешательство. Он флегматично повернул голову к Эрену. Рука тут же отросла, словно по щелчку пальцев. Он сжал её в кулак и замахнулся. «Слишком быстро!» —пронеслось в миг обрушившегося лавиной, впечатавшего в землю удара. — Вот же крыса, — фыркнул демон и пнул Эрена, тот отлетел на несколько метров, приземлился ничком и застонал. Волосы слиплись от крови. Но он был жив, он открыл глаза, впивался в землю скрючившимися от натуги пальцами, рвал траву и полз. Полз к Микасе. Микаса бросилась к Эрену, но тут же её руку стиснули чужие пальцы и притянули к себе. — Ты моя прелесть, дорогая, — улыбнулся ей в лицо демон. — Приятного аппетита! Вдруг он пошатнулся. В шею ему впилась демоница. Она рванула когтями, вырвала из его ослабевшей в замешательстве хватки Микасу и подняла её на руки, отскочила. — Это моя территория! Тебе здесь не место! Убирайся к себе на гору, Азазель! —прошипела демоница и лицо её вытянулось будто становясь на мгновение звериным. Микаса видела, что демоница слаба. Она не могла регенерировать так быстро как он. Часть её головы до сих пор восстанавливалась, собираясь из мелких, летающих мотыльками частиц. — Всё никак не научишься? — демон злобно усмехнулся. —Сама напросилась! — Она моя дочь, — взвизгнула демоница и приготовилась уворачиваться, мышцы её напряглись, взгляд заострился. — Ты совсем сдурела? Она охотница! Не видишь, что ли? Демоница скрипнула зубами, аккуратно, почти ласково, опустила Микасу на землю и бросила взгляд холодной ярости на демона. — Ты ничего не понимаешь, у тебя никогда не было детей! Она сжала кулаки, ходила вокруг него, примерялась. Демоница была ловкой и быстрой, в свете молний её белые волосы и прозрачная кожа словно светились. Однако, несмотря на её прыть и стремительность схватка не продлилась долго. Азазель схватил её за волосы, рывком притянул к себе, обхватил ладонью лицо, сжал, играючи поднял над землёй. Она в бессилия полосовала его руку когтями в гневном исступлении неизбежной муки и неутолимо жгучей жажды мести. — Совсем с ума сошла, — хмыкнул он с тенью досады. — Ну, ничего, сейчас я подправлю тебе мозги. Противный хруст, крик. Она упала. Тошнотворно забулькало. — Что ты там говоришь? Восхищаешься мной, а? — улыбнулся демон, наклоняясь над дёргающимся обезглавленным телом. — Не... Трогай... Мою дочь... Не... Верни... Верни мне сына... Мобон... Мой Мобон... Ты должен вернутся... — Я не забирал у тебя сына, сумасшедшая грешница. Микаса поднялась, продолжая сжимать шею. Свободной рукой она выставила катану перед собой. В глазах двоилось, слух подводил, а грудь сдавливала невозможность вдохнуть. Было слишком сложно сохранять контроль, но если она хоть немного его ослабит, то умрёт от потери крови быстрее, чем до неё доберётся Азазель. — Мобон... мой милый, милый Мобон... — стонала демоница, безрезультатно хватая ошмётком рта воздух. Из глаз её текли слезы. Всхлипы оборвались с резким хрустом. Голова не выдержала напора огромной шестипалой ступни. Обезглавленное тело обмякло. Чёрные глаза вперились в лицо Микасы. Волосы на голове зашевелились от паршивой усмешки, сверкнувшей оскалом бритвенно острых зубов. «Вот и конец, — подумала Микаса, сжимая рукоятку катаны. — Вот и наш конец, Эрен» Она не смогла сдержаться, заплакала. Потеряла контроль, свалилась на колени, но всё так же держала катану перед собой. Воздух вырвался из лёгких рвано, хрипло, жалобно, она не могла совладать с собственным телом, из которого неумолимым потоком вместе с кровью вытекала жизнь. Ещё немного и она потеряет сознание. А если позволит увлечь себя в омут беспамятства, то больше не всплывёт. Эрен глухо застонал. Микаса сцепила зубы так, что желваки заходили. Нет. Она так просто не умрёт! И не даст умереть Эрену! Только не здесь, только не сейчас! Она собрала последние силы, сконцентрировалась, выпустила облако жгучего пара, готовая в следующую секунду к отчаянному нападению, и замерла, не успев даже взмахнуть лезвием. Голова демона, что только миг назад скалился взорвалась под мощным ударом ноги, обутой в гэта. Глухой перестук, чёрная тень, мрак повсюду. Микаса поняла, это просто кошмар! На самом деле она не просыпалась, это просто всё ещё её сон. Почему, ну, почему он такой длинный? Почему она не просыпается? Почему так больно?! Неясный силуэт танцевал кровавый танец вокруг громадного демона, не оставляя ни одного живого места на помеченном узорами теле. Демон упал к его ногам. Он стоял спиной. Глаза Микасы расширились, став двумя серебряными лунами на мертвенно-бледном лице. Мысль успела промелькнуть молнией, до того как сознание утонуло в вязких водах забвения. «Неужели... это был не сон?» Раскат грома пронёсся совсем близко. Сорвался ливень.