***
9 мая. 1942. Москва. — Михаил Юрьевич, Вам передали — в кабинет столицы входит порутчик. Он подходит к столу, за которым сидит Москва, и передаёт клочёк бумаги. — От кого и откуда? — быстро спрашивает, уже разворачивая аккуратно сложанный лист. — Из Ленинграда. Московский на мгновение замирает, осознание того, что Невский получил его письмо и распоряжение обрадовало. Значит он должен быть уже доставлен в тыл, и скоро они смогут встретиться. Москва разворачивает листок и бегло прочитывает написанное. " Я не уеду из города. Благодарен за предоставленную возможность, но я вынужден отказаться. Я воспользуюсь данным документом, чтобы перевести в тыл детей. Несмотря на угрозу я буду стоять до последнего. Мйбомпэсй алп Нфулжм Йозггфхз, лп нюдг врпымлъзэргъ ллнслпщм. Я н нъйоък ымсквцг. Й щг ыой цюцжц ъяэрпкррйээрнюц щг ымлфля бпьмп ж ор ппюн рбъ аслбя. Юмриэюопо Ы.Н.» Московский стискивает зубы. Да чтоб его! Какого дьявола, Михаил тут из кожи вон лезит, чтобы добиться распоряжения на его эвакуацию, а он. Москва устало трёт вески. — Свободен, — прикрикивает. И что прикажете делать.***
Начало сентября, 1941. Немецкая армия под командованием Вермахта прорывается к центральной части страны. Под окупацией уже находятся Минск, Львов, Полоцк , Рига, Смоленск, Чернобль, Шлисенбург. Утро девятого сентября становится худшим за всю жизнь Московского. Ни один пожар не мог причинить такую боль и страх. Москва держит в руках свежий доклад с линии северного фронта. «8 сентября. Войска группы «Север» захватили город Шлиссельбург, взяв под контроль исток Невы и блокировав Ленинград с суши. С севера город блокировали финские войска, которые были остановлены 23-й армией у Карельского УРа. Внутри кольца оказались практически все силы Балтийского флота и большая часть войск Ленинградского фронта (8-я, 23-я, 42-я и 55-я армии) — всего более полумиллиона человек. Помимо войск в кольце блокады оказалось всё гражданское население города — примерно 2,5 миллиона жителей и 340 тысяч человек, проживавших в пригородах. Были разорваны все железнодорожные, речные и автомобильные коммуникации.» Как он мог это допустить? Узнав, что Николай и Дмитрий были взяты под оккупацию, Миша смог это стерпеть. Московский уверен, что уж они-то смогут выстоять, как говорится, и не такое пережили. Но вот осознание того, что Александр, его Саша сейчас находится в смертельной опасности и связи с ним, просто нет. Московский имел представление о возможных планах Вермохта и Гитлера. И одной из задач точно должно быть полное уничтожение Москвы. Возможно даже не физически, а в большей степени морально. Михаил срывается со своего места и стремительно направляется в кабинет верховного главнокомандующего. Без стука он врывается внутрь. — Почему войска Ленинградского фронта сдают позиции? Как было допущенно взятие города под блокаду? — орёт Михаил, подходя к столу и с силой ударяя кулаком. — Кто дал Вам право врываться в мой кабинет, — сердито поднимает глаза на ворвавшуюся столицу. — Кто дал Вам право сдавать стратегически важный город? — не убавляя тона. — Прошу Вас поумерить свой пыл. Московский грозно смортит прямо в глаза главнокомандующего. Сейчас хочется бросить все силы Красной Армии на снятие этой треклятьй блокады, но здравый смысл и рациональность должны взять вверх над простыми эмоциями. И под пристальным взглядом они действительно берут вверх. — На прорыв блокады и так брошены силы Ленинградского и Волховского фронтов, — возвращаясь к картам. — Вы думаете Вермахта так просто остановить? Они и так стоят практически под Москвой! — Ты думаешь, я не знаю. Если ты не заметил, над городом уже не первый месяц летают фашисткие самолёты, — тыкает пальцем в карту. Сталин достаёт из нагрудного карамана коробочку с махоркой и забивает в трубку. — Ясен хрен, я знаю, — раздражённо бросает Михаил, садясь на стул около стола. — Поэтому стоит задуматься о переносе столицы в другой город, — он закуривает и вместе со словами выдыхает дым — У тебя же есть на примете такой город? Московский задумывается, с одной стороны это логично. Если фашисты всё-таки возьмут Москву, то для всей остальной страны это — конец. Всё правительство и все стратегически важные документы находятся именно здесь. Пару дней назад было получено несколько защифрованных документов Вермахта. В них было указано о плане захвата СССР. По данным бумагам было понятно, что план Гитлера идёт полным ходом. Удары уже были нанесены по трём основным направлениям. В некотором роде, судьба СССР, как писал в перехваченном письме генерал, фашисткой армии Центрального фронта, будет полностью решена после захвата Москвы. Если так задуматься, перенос столицы это не просто передача «статуса», это огоромная ответственность. Ты несёшь ответственность не только за своих граждан, экологию, выполнение плана в определённой отрасли, но и за всё остальную страну, за каждый город, каждый округ, деревню, село, да даже за каждый камешек. Из этого следует, что даже временнная столица должна иметь стальные нервы и хладнокровие. Миша сейчас прокололся, он просто не смог сдержать себя, не зная, что сейчас с Сашей. — Есть, — Михаил достаёт из кармана помятую пачку сигарет и спички. В последний месяц он слишком пристрастился к табаку. Пусть они и бессмертны, но здоровье и тело у городов всё-таки человеческое и столь пагубная привычка явно отразится на его здоровье — Куйбышев. — Хах, хочешь передать бразды правления девушке? — удивлённо смотрит на, пока ещё, столицу Сталин. — Не имеет значения. Она достаточно защищена, в её расположении штаб Приволжского военного округа, — неспешно перечисляет, параллельно затягиваясь сигаретой — Крупный железнодорожный узел, а также. — А также близкое расположение к линии центрального фронта! — прерывает его главнокомандующий. — Это не имеет значения, — выдыхает дым вместе со словами — В планах Вермвхта стоит захват Москвы, а я сдаваться не собираюсь. — Это похвально, но. — Я свяжусь с Соковой, — сухо произносит, поднимаясь со стула и идя в сторону двери. — Я не давал команды вольно! — ударяет кулаком по столу, вскакивая со стула. — Прошу меня простить, товарищ Верховный Главнокомандующий, — раздражённо Москва разворачивается и показательно встаёт по стойке смирно, прикладывая к голове руку — но время не ждёт, нужно как можно скорее связаться с Анастасией Соковой и удостовериться в наличии должной обороны. Достаточно горомко отчиканив эти слова, Московский выходит из кабинета, захлопывая за собой дверь. Пройдя несколько коридоров внутри кремлёвской стены, Москва подходит к дальней двери. Небольшая винтовая лестница, ведущая вниз на несколько этажей. Командный центр, связывающий радио сетью практически все города. — Свяжите меня с Саратовом, — приказным тоном оглашает Миша, подходя к одному из радистов. — Да, секунду, — быстро переключая небольшие тумблер, втыкает нужные штекеры в свои гнёзда — Жёлтый, Жёлтый, это центр, ответьте! Жёлтый, повторяю, это центр, ответьте. Приём. — Жёлтый на связи, — в динамике наушников радиста раздаётся тихий женский голос. Москва надевает вторые наушники, привязанные к одной системе. — Свяжите меня с генералом Туровым. — Вас понял, переключаю канал, — в наушниках слышется щелчок, и на короткий период в эфире воцарила тишина. После раздаётся короткий писк и слышится низкий голос. — Туров у апарата. — Виктор, тебе в течение двух дней нужно прибыть в Москву, — холодно и чётко, это не просьба, это приказ и Московский чётко разделяет эти две грани. Ну по крайней мере в прошлом. — Мне нужно хотя бы четыре. Рапорт по текущим обстоятельст… — торопливо произносит, но его обрывают. — Мне не нужен рапорт. Мне нужно, чтобы в течении следующих 48 часов ты был здесь, — отстукивая пальцами по столу, Миша устало трёт переносицу, в глазах резко потемнело, но благо это быстро прошло. — Я Вас понял. Могу узнать, что за срочность? — теперь уже ровным и спокойным тоном интересуется Виктор. — По прибытию всё узнаешь. Конец связи, — Московский снимает наушники и отходит в сторону. В груди резко сдавило, а дышать стало трудно. Его словно душили невидимые руки. — Михаил Юрьевич, с Вами всё хорошо? — заметив, как столица держится за стену и тяжело дышит — Может врача позвать? — Всё нормально! — сквозь зубы цедит — Возвращайтесь к работе. До своего кабинета Московский добирается с большим трудом. За все года, что он прожил, такого с ним не было ещё ни разу. Когда его жгли, было нечто похожее, так же было сложно дышать, в глазах темнело. Особенно сильно Москва это прочувствовал во время пожара в 1812, но эти события он помнит смутно, да и после всё не очень ясно. Хорошо в голове отпечатался лишь один момент. Доковыляв до стула, Михаил не сел, он просто свалился в него. В глазах больше не темнело, но голова начала кружится так, словно он в центрефуге. Да и вздохнуть удавалось с трудом. Не долго думая, Московский достаёт сигарету и закуривает. Как говорится, клин клином вышибается, авось поможет. Ну вот он великий русский авось, сигареты как не странно действительно помогли и на протяжении почти всех двух дней, Московский не прекращал курить. Об этом могут свидетельствовать десять пачек в мусорном ведре и ещё пять в карманах кителя. Как и было велено, Виктор прибыл в Москву. Уже идя по коридорам Кремля, в душе зарождалось смутное сомнение и непонимания цели всего происходящего. — Михаил Юрьевич, можно? — перед тем как открыть дверь, Саратов несколько раз достаточно сильно постучал. — Да. Я думал, ты приедешь немного позже, — удивлённо оглядел парня столица. — Смысла не было особо задерживаться, — Витя проходит к столу. — Присаживайся, чего стоять, — указывает сигаретой на стул около стола. Туров молча садится на стул. — У меня есте важное сообщение для Насти, — доставает из тумбочки запечатанное письмо, кладя его перед Виктором. — Что произошло? — насторожившись, сурово смотрит в глаза Москвы. — Ничего, просто есть небольшое поручение для неё. — Вы же не хотите отправить её на фронт? — Нет. Это не имеет смысла, она в глубине страны и имеет совершенно другую ценность, — Михаил замечает, как выдыхает и немного расслабляется Саратов — Для неё подготовлено нечто иное. — Какое же? — интересуется, возвращяясь в привычное спокойное состояние. — Ну это уже строго между мной и Куйбышевом, — глубоко затягиваясь — в такое время сложно кому-то верить, — он немного прищюривается. Всем давно известно об отношениях Куйбышева и Саратова, вот только они это так сказать стараются скрыть. Хотя у них есть один нюанс, это Покровск. Покровск — не просто город спутник Саратова находящийся на протевоположном берегу Волги, но ещё и место куда переселяли иностранцев во времена Екатерины II. Конечно, прошло уже достаточно времени и сменилось не одно поколение, но угроза от так называемых «немцов Поволжья» всё равно была велика. В такой ситуации почти всех добровольцев у которых в паспорте, военном билете или иных документах стояла национальность немец, хотя бы по одному родителю. Автоматически не принимали на службу, а в худшем случае вообще могли посадить или сослать куда подальше. — Можешь не скрывать, что между вами что-то есть. Поэтому я и попросил тебя приехать, — Миша кладёт голову на руки и немного устало поглядывает на удивлённого парня. — Я… Вы что-то ещё хотели, не одно же письмо я должен доставить, — Туров хотел было оправдаться и опровергнуть всё, но не смог подобрать нужных слов. Поэтому быстро перевёл тему. — Да, точно, — Московский достаёт стопку перевязанных бумаг — ещё вот это прихвати. Понiмаешь, скорѣя всаго въ ближайшея врѣмя, врѣмѣнной рѣзѣрвной столицѣй станѣтъ Аначтасiя. — Вы считаетѣ, она справится? — удивляется Виктор такому резкому переходу на старословянский. — Я думалъ, ты будѣшь радъ за жѣну. — Я радъ. Но я понiмаю какыя это отвѣтствѣнность и я пѣрѣживаю за нѣя, — он ставит локти на деревянный стол, потирая вески, от таких новостей голова шла кругом. — Не стоитъ такъ пѣрѣживать. Пѣрѣносъ докумѣнтовъ и провитѣльства лишь мѣра дополнiтѣльной подстраховки, — Москва тушит бычок и на время откладывает пачку. Он поварачивает голову и смотрит в окно. Прекрасная погода, чистое небо, деревья в золото одеты, птички ещё поют, красота. Вот только портит это всё самолёт приближающийся к городу, но тут мгновение и его горящие осколки летят на землю. Молодцы зенитчики — Ей нiчаго не угрожаетъ, — спокойно произносит и тихо добавляет — по крайней мере пока.***
8 сентября, 1941. Ленинград Вроде обычное осеннее утро в прекрасном городе на Неве. Но именно сегодня судьба города разделилась на до и после. Этот день войдёт в историю города, как начало самого страшного и жестокого периода. Почти три миллиона мирных жителей, одна треть из которых дети, попали под блокаду города. Невский просыпается от воя сирены, что объявляет начало авиаобстрела. На улицах начинается суета, люди выбигают из домов, несутся в подвалы и бомбоубежища. Александр быстро встаёт с кровати, берёт на руки кота, что мирно спал в его ногах. Схватив плащ и ботинки выбигает на лестничную клетку. Дом небольшой, всего по две три квартиры на этаже. С начала войны все подсобные помещения, подвалы и иные места, где можно спрятаться, были открыты. Быстро спускаясь босыми ногами на первый этаж, Саша уже было завернул в подвал, как на улице буквально в квартале разрывается первый снаряд. Здание немного содрогнулось, но Ленинграду удалось устаять на ногах. Сон прошёл в одно мгновение, Невский спускается вниз, а за спиной раздаётся взрыв, он был буквально в десяти метрах от входа в дом. Прижимая Неву к себе, Саша надевает ботинки и плащ, как не странно кот сидит неподвижно и даже не думает вырваться. В помещении темно, но по голосам можно понять, что здесь много народу. Невский словно только их заметил и стал подмечать. Вот женщина с грудным ребёнком прижимает его к себе, а он плачет. Вот старушка с внуками, маленькая девочка лет десяти, кажется, Юля, и два мальчика одному три, другому пять, Володя и Костя, вроде они из 7 квартиры. Ещё две старушки, им уже далеко за семьдесят, но по виду не скажешь. Они сидят на полу, прижимая к себе нескольких деток. Девочка Оля тринадцать лет и мальчик Витя двенадцать лет. Они живут с мамой на втором этаже, прямо напротив Невского. Их мать работает в ночную и сейчас всё ещё на работе. Кажется, в конце комнаты ещё кто-то сидит, но вглядываться в темноту сложно. Саша надеется только на то, что все жители успели спуститься. — Господи, помилуй нас, — после очередного взрыва, что был как многим показалось совсем близко, в помещении стали разноситься молитвы — Господи, за какие грехи нам это? Боже помилуй детей безгрешных. Старухи читали молитвы. Сейчас на это никто не возмущался, хотя пару месяцев назад на них бы свалилось очень много осуждения. Кажется, что и девушка с ребёнком тоже молится. Время тянется невыносимо долго, словно прошёл не один год как они тут сидят, но на деле прошло около двадцати минут. После того как утихли взрывы, Невский медленно поднялся с пола и побрёл к выходу. — Сынок, не ходи! — подала голос бабушка трёх внучат. — Не переживаете, я просто посмотрю как обстановка, — Саша мило улыбается, глаза уже привыкли к темноте и можно было разглядеть обеспокоенное лицо старушки. — Ох, милок, не к добру это. Выйдя на улицу, взору предстала ужасающая картина. Дом напротив был наполовину разрушен, на земле куча осколков, дорога превратилась в сплошное месиво. Невский от увиденного попятился назад, даже в самом страшном сне он не мог представить, что его улицы будут выглядеть так. В груди защемило, он упёрся в стену дома и начал сползать по ней вниз. Сбоку послышались тяжёлые шаги, но Александр не в силах был посмотреть кто это. Возможно кто-то тоже решил выйти. — Da hast du dich erwischt, — с усмешкой сказал человек, Саша не успел поднять головы, как вокруг стало темно. Возможно это всё просто страшный сон. Да, просто кошмар, вот он сейчас откроет глаза и всё будет хорошо. Не будет войны, не будет страданий, не будет смертей, будет просто обычное утро, простое мирное утро в культурной столице. Но это лишь мечта. Невский открывает глаза, он не понимает где и что с ним. Голова немного болит и, наверное, кружится. Вокруг пусто, нет никого. Осознание, где он, приходит мгновенно, как только он услышал немецкую речь буквально в сантиметре от себя. — Ist mein Schatz, wach? — слащаво тянет, наклоняясь к самому уху со спины. — Какого чёрта?! — Александр кричит и дёргает руками, что, как оказалось, связаны за спинкой стула. — Ох, как не культурно, — Вэйно обходит стул и встаёт на против. — Отпусти меня немедленно! Какого дьявола вообще происходит? — раздражённо кричит, дёргая руками и ногами, благо хоть они не были привязаны. — Это так скажем, мирное похищение, — Хельсинки берёт Александра за подбородок и нагло смотрит в глаза. — Мирное? — он вырывает голову из чужих рук — Если ты не заметил, ваши войска сегодня обстреляли мой город!!! — Ох, Сашенька, я как раз хотел об этом поговорить, — взял ещё один стул, поставив его спинкой к Ленинграду и сел на него. — Мне не о чём с тобой говорить! — Прекрати кричать. Знаешь, сколько мне понадобилось сил, чтобы уговорить Вермахта пока тебя не убивать?! — немного повышает тон фин, рассматривая черты Ленинграда. За то время, что они не видились, Саша явно изменился. — Зачем тебе это делать? — Затем, что ты мне очень дорог, — он протягивает руку, поглаживая щёку Невского. Тот на такое действие лишь отстраняется, одёргивая голову. Фин вздыхает — Поэтому у меня есть предложение. Берхард и Гитлер согласны не уничтожать Ленинград при условии его сдачи и перехода на сторону Германии. Невский от такой наглости теряет дар речи. Видимо Вэйно настолько глуп, что решил, что Александр сдаст город. Хотя нет, не просто сдаст, а перейдёт на сторону врага. — Этому никогда не бывать, — проходя в себя, всё же отвечает. Хотя скорее брызчет ядом. — Милый, подумай хорошо. Я знаю, как тебе трудно в Союзе. Знаю, как с тобой поступает Московский, — Гельсинфоргс встаёт со своего стула и в два шага обходит Сашу, встав позади него. Он кладёт руки на его плечи и немного массирует их. — Ни черта ты не знаешь, — он дёргает плечами и как не странно, фин отпускает их, возвращаясь на свой стул. Александру противно не просто от прикосновения Вэйно, а даже само его нахождение ближе чем на десять метров. Нет, Саша не злопамятный, но забыть, а уж тем более простить то, что сделал фин, просто не реально. — Я так понимаю, словами тебя не убедить… — Меня вообще никак не убедить! Я даже под угрозой смерти не предам свою Родину! — Невский крутил руками, стараясь высвободить их, и можно сказать прогресс был. Видимо, фины, ну или немцы, очень плохо умеют вязать узлы. — Как это глупо, Сашенька, ты можешь спасти много людей, — Вэйно знает, на что стоит давить. Александр на мгновение задумывается. А ведь действительно он может спасти их, вот только не таким способом. Невский уверен в своих горожанах, он уверен, что они смогут выстоять. — Глупо — это продавать себя и свою страну за горбушку хлеба. Хотя, наверное, Вермахт заплатил намного меньше за твоё присоединение, или ты как Франция сдался почти без… От сильной пощёчины голову поворачиват в сторону до хруста в шее. Щека мгновенно краснеет, на нежной коже остаётся отчётливый след руки. — Да как ты смеешь так говорить, сука подзаборная, да ты сдохнешь без меня, — Хельсинки хватает парня за волосы, сжимая их у корней. — А что, правда глаза режит? — ехидно отвечает. Что-что, а язвить в таких ситуациях Саша умеет, ну в самом деле не плакать же ему. «Отвечай угрозой на угрозу, а если тебя берут в плен, не вешай нос и старайся вести себя как можно наглее, если конечно это позволяет ситуация.» один из уроков Москвы в XVIII веке явно не прошёл даром. — Жаль, я не довёл дело до конца в прошлом веке, — Вэйно приблизился к Невскому, сокращая растояние между ними, Саша старался отпрянуть назад. Его взгляд метался по комнате в поисках хоть чего-то, и вот оно. Зря Хельсинки не вытащил пистолет из кабуры. Невский дёргает рукой и вытаскивает оружие, направляя дуло прямо в сердце фина, хотя врядли оно у него есть. За стеной слышатся выстрелы, крики и взрывы. Слышно как кричат матом на немецком, их мат конечно уникальная вещь. Но вот неожиданность слышится и родной русский. Хах, ну наш мат конечно по красочней будет. «Свои» проносится мысль в голове. И он оказавается прав, небольшой батальон Красной Армии пробился сквозь линию немецкого фронта и пробрались к базе фашистов. Да, немцы, вам стоит дальше держать штаб от линии боя, если вы хотите хоть как-то победить. — Verabschiede dich von deinem Leben, alter Freund, — насмешливо произносит Невский, видя, как в комнату врываются двое воинов Красной Армии. Увидив Вэйно, что был в немецкой форме, направили на него автоматы. — Hände hoch, или как там, — Хельсинки раздражённо поднимает руки вверх, поворачиваясь на вошедших. — Может договоримся? — обречённо спрашивает фин, но в ответ в него со спины выстреливает Невский. — Я надеюсь, вы не одни, — Ленинград встаёт, отряхивая плащ и закутываясь в него. Да, выбежать из квартиры в одной майке и шортах не лучшая идея, но если хочешь жить выбора нет. — Александр Петрович, мы думали Вас того, — один парень показал большим пальцем перерезанную глотку. — Не в этой жизни, — он перешагнул через корчащегося на полу фина. Оборачивается и бросает на последок — Mal sehen, wer von uns zuerst stirbt.