Без судьбы.

Прошла неделя, а Ортхэннэр всё ещё не готов видеть своего странного собеседника. Девушка докладывала, что Финрод тоже чрезмерно, даже для него, задумчив, временами не замечает ничего вокруг и снова смотрит в пустоту. Хорошо, за ним некому наблюдать, иначе результат был бы примерно тем же.  Зачем ему это? Умеет же нолдо правильно формулировать вопросы. И он второй раз молчит, делая вид, что не хочет отвечать. На самом деле ответить нечего. Разве что «Ещё бы я знал». В какой момент эти разговоры из способа выведать информацию у того, кого бестолку пытать, стали чем-то большим? Когда эльда выбрал, сознательно, между огнём и холодом? Раньше. Когда спросил про имя? Ещё раньше. В первом же разговоре. «Неужели тебе так одиноко в моём замке?» Вопрос, который не мог задать эльда. Потому что для этого он должен был видеть не отродье Мрака, не приспешника Врага, омерзительного Саурона, а кого-то другого. Вот в чем дело. А сам ты, разве не разглядел а нём то, чего не видел в эльдар раньше? Тот ужас тогда, под конец Песни. Именно он тебя зацепил. Живые, настоящие чувства, не мертвенные, идеально правильные, как у других. Ортхэннэр был уверен - ни один из десяти спутников бывшего государя не покажет свой страх Врагу, чтобы с ними не происходило. Холодная ненависть и глухой щит аванирэ. Они будут молчать, чтобы добиться хотя бы стона, придётся постараться. Майя подумал, что Финрод кричал больше, чем все эльфы до него вместе взятые, просто не считал нужным сдерживать крик, не видел смысла тратить силы. А уж говорил вообще почти что он один. Иногда их удавалось сломить, добиться мольбы о пощаде или узнать то, что нужно - но они неизменно погибали после этого, феа не выносила подобного. Если удержать насильно - сходили с ума. Интересно, это потому, что Фелагунд долго прожил с людьми? Не это ли сделало его феа гибче? И что странно, Искажения Ортхэннэр до сих пор не чувствует. Значит, не противоречит это на самом деле чему-то там, внутри у эльдар. Неужели, они просто знают, как должно быть? Догадка была сумасшедшей. Он почти пожалел, что не может напиться, как адан, и забыться. Ведь он сам, относительно давно понявший, что предопределённости можно избежать, в основном ей следует. Почему же сейчас он идёт против своей судьбы, а заодно против ещё двенадцати судеб, что сейчас в его власти? Финрод. Ортхэннэр наконец понимает, что именно разглядел в нём тогда, почти ему проиграв - надежду. Надежду на то, что есть иной путь и иной итог. Ортхэннэр отворачивается от окна. Надо дать себе и ему ещё пару дней, а потом всё же продолжить этот странный диалог. Только место действия сменить, надоело. Лучше здесь, в кабинете. Надо только, чтобы к креслу приделали кожаные ремни - всё вышеобдуманное не повод давать нолдо свободу. Финрод не может его видеть, спинка кресла высокая, но безошибочно узнаёт по шагам. Ортхэннэр проходит к такому же креслу, которое почему-то стоит перед столом, на расстоянии полутора-двух метров от пленника. На нём нет кафтана, здесь тепло, жарко горит камин. Майя разглядывает нолдо. Его запястья притянуты кожаными ремнями к подлокотникам, ещё один ремень обхватывает грудь, не даёт сменить позу. Взгляд вопросительно-насмешливый, без слов спрашивает: «И что это значит?». - Решил сменить обстановку, - вслух отвечает майя, - Это ведь был твой кабинет? - Мой, - отвечает Финрод. Он успел осмотреться до прихода Гортхауэра. На удивление, практически ничего не изменилось, только появились тяжёлые шторы на окнах. Эльда пытается мотнуть головой, убрать лезущую в глаза прядь. Не получается, мешает спинка. - Помочь? - с улыбкой спрашивает майя. Финрод колеблется, но быстро понимает, что волосы мешают сильнее, кивает. Ортхэннэр подходит, Финрод немного запрокидывает голову, чтобы видеть глаза майя. Гортхауэр аккуратно заправляет непослушную прядь эльфу за ухо, не удержавшись, проводит пальцами по шее до ворота рубахи, нарочно позволяет увидеть всколыхнувшееся желание. Нолдо смотрит спокойно, улыбка еле заметно трогает губы.  - Здесь ты можешь меня остановить, - обозначает правила майя. Повторяет движение с другой стороны,  Финрод чуть поворачивает голову, немного сильнее открывая шею. На губах уже полноценная улыбка. Играет, дразнит. Верит.  - Хватит, - выдыхает негромко, когда чужие пальцы касаются губ.  Ортхэннэр убирает руку, усмехается: - Ты осмелел, нолдо. Веришь моему слову? - Верю, - отвечает спокойно, буднично, - Скоро месяц, как верю. Я удивлён, что в крепости почти ничего не изменилось. - А зачем? - Ортхэннэр отходит, садится в своё кресло, - У тебя художественный вкус, мне нравится. Скучаешь по возможности творить? - Скучаю. Почти готов просить у тебя хотя бы арфу, - улыбается, почти шутит. Разговор складывается неожиданно легко, как между старыми друзьями. Ортхэннэр видит, что эльда что-то решил или понял за эти дни. Как и он. - Цепи мешать будут, - Ортхэннэр тоже улыбается, - Спой для меня, нолдо. Только не о Валиноре.  - Я могу увидеть своих? - услуга за услугу. Ортхэннэр кивает. Финрод на несколько секунд прикрывает глаза и начинает петь. Ортхэннэр не столько слышит, сколько видит, чувствует. Фелагунд рассказывает, как первый раз встретил людей. Как удивился и обрадовался. Как начал жить среди них, как узнавал их обычаи. Майя отмечает, насколько похожи все потомки Беора на своего прародителя. Усмехается, почти видя, как Беор пытался облагодетельствовать того, кого и впрямь принял за бога. В тишине они не отводят взгляд друг от друга. Давно потух камин, гаснут одна за другой свечи, пока тьма не накрывает двоих, так и не сменивших позы. В темноте наваждение спадает. Ортхэннэр чувствует, как затекла спина, встаёт, разжигает камин. Становится светлее. Краем глаза видит, как эльда пытается повести плечами - тело затекло не только у него. Подходит, встаёт за спиной, медленно кладёт руки на затёкшие мышцы, начинает мягко массировать. Финрод закрывает глаза, расслабляется. Майя делается неожиданно хорошо от этого... доверия? Что же ты решил для себя, враг мой? А враг ли уже? Формально да, и ни один из них об этом не забудет, прочно стоит щит аванирэ. И всё же, не враги, просто связанные долгом и клятвами двое.  Финрод касается виском предплечья, одновременно прося прекратить и благодаря, майя обходит его, смотрит в глаза. Аванирэ прочно, но в остальном, эльда больше не отгораживается. Когда за ним приходят, он с трудом встаёт на ноги. Майя смотрит ему в спину и всё ещё не может понять, что произошло за эти дни в сознании эльфа. И почему, даже сейчас, он не чувствует Искажения?