Без любви

      Разговаривая с ним, видя миловидное, с тонкими, необычными для сумерцев мягкими и лисьими чертами лицо, аккуратное и маленькое под слоями одежды тельце, предвестник невольно улыбается - в сравнении с ним лесной страж крошечный, такой прелестный своим лицом, телом. Но это всё, что Дотторе видит за светлыми чайного цвета глазами - миловидную внешность, бархатные пухлые уши, пушистый лисий хвост. Этот маленький идиот отказал ему в окончании экспериментов над крохотной зеленоволосой девчушкой.       Он понятия не имеет, как они оказались в одной постели и вряд ли об этом догадывается сам лис. Но тот ластится гибко к его рукам, грубым, изрезанным шрамами и ожогами и дышит загнанно, избивая хвостом постель, наблюдая внимательно за тем, как обнажается тело доктора, неожиданно крепкое. Лицо его под маской оказалось удивительно миловидным и, не окажись оно так же изуродовано страшным и бугристым следом ожога, лесной страж мог бы сказать, что Дотторе красив.       Грубые и сильные руки удерживали - не ласкали, не касались, тем более, нежно - доктор был груб, но глядя на то, как гнётся под ним стройное лисье тело, чувствуя острые коготки, грубые от тетивы подушечки пальцев на спине, он вовсе не думал, изучал прикосновениями и взглядом.       Это было совершенно звериным - с укусами, кровью, скулежом и растерянным, возбуждённым тявканьем, судорожным, сбивчивым дыханием, быстро, грубо, сильно. Оказавшийся подмятым под него, лис сопротивлялся, но дрожал, прижимал к голове большие бархатные уши, именно такой, каким рисовал его разум Дотторе ещё при первой встрече.       Утром в доставшейся ему комнате остался только он - лис исчез, хотя обычно доктор, если не просыпался рано - если спал вообще - то подрывался от каждого шороха.       После совместной ночи мнение лиса не изменилось. Смотря в глаза Коллеи в Гандхарве он чувствовал себя существом исключительно грязным и жалким - он переспал с её мучителем. Однако, помимо отвращения разум невольно подкидывал странные и совершенно дикие мысли.       Тигнари был совершенно уверен - этот человек выглядел отвратительно, покрытый шрамами с ног до головы, изуродованный рубцами, ни капли не любимый ни им, ни, тем более, он уверен, кем-то ещё, но лесной страж собирает сумку поздним вечером и направляется в город, в гостиницу, где остановился предвестник.       Он проскальзывает за дверь без стука, прижимается к ней спиной и из под чёлки поднимает на мужчину взгляд, прижав к голове уши. Пара ярких алых глаз, блестящих пьяно и устало, поднимаются на него молчаливо и тонкие губы трогает неловкая улыбка.       Лесной страж скидывает сумку, он развязывает узел на поясе, боязливо шагая вперёд, поджимает хвост под чужим изучающим пристальным взглядом, остаётся в одних лишь штанах и водолазке - последняя падает на пол совсем скоро. Тигнари усаживается на чужие бёдра и ластится к упавшей тяжело на голову сухой и грубой ладони, выгибаясь в попытке прижаться к жилистому телу доктора. Первый судорожный вздох - первый звук в этой комнате с его прихода окромя шороха его одежды - срывается с тонких губ когда узловатые пальцы стаскивают с него штаны и неловко, нарочно, задевают основание пушистого лисьего хвоста.       От смены положения не меняется результат: Тигнари скулит и тявкает по звериному, сидя на предвестнике, растрёпанный, потный, возбуждённый и раскрасневшийся до самых лисьих, прижатых к голове ушей. Непонятно, кто-кого: то ли лис задаёт бешеный грубый ритм, опускаясь на чужой член, с пошлым мокрым звуком прижимаясь крепкой задницей к бёдрам Дотторе, то ли тот вскидывается в ответ, пытаясь обогнать, дотянувшись ладонью до чужого возбуждения, спешно надрачивая, ведя к быстрой разрядке.       Перед глазами вспыхивает изумрудное сияние и Тигнари ловит испуганный блеск в алых глазах, дышащий тяжело после разрядки, всё ещё сидящий судорожно вздрагивающими бёдрами поверх доктора, клыкасто усмехается в ответ на попытку вырваться.       Он проводит по клыкам языком и жмурит один глаз. Картинка перед вторым дрожит от скользнувших по спине сладких мурашек заново накрывающего возбуждения, но он выпускает на выдохе стрелу. Конечно это не Дотторе - это клон, и лесной страж был уверен в этом с самого начала, с той самой секунды, в которую взглянул в алые глаза, в которую был вжат в стену во много раз превышающим его собственный весом.       Он касается пальцами загривка, даже через перчатки нащупывает покрывшийся жёсткой коркой ветвистый рубец ожога, насколько достаёт рука ведёт его по спине глядя, как рассыпается пробитый насквозь череп трухой на полке. За его пальцами движение продолжают чужие, Тигнари чувствует их жар, ветвящийся ровно до десятка, ведущий до поясницы, прежде чем крепко обнять.       Спину опаляет жар, на шею сзади ложатся мокро чужие губы и уже нет разницы, что там случилось.       Этот Дотторе - клон, жалкая пародия, недозревшая копия, собранная в шутку моделька - конструктор из чёрт пойми чего с кусочком гениального мозга, застрявшим в прошлой версии безумца.       С ним не может быть любви.       Песок Тигнари уберёт потом.