Простреленные сердца

- Вперед, Баловник, вперед! Впрочем, Ричард знает, что Баловника не нужно понукать. Он счастлив касаться копытами родной надорской земли, несется вперед, как ветер и, встряхивая изрядно отросшей гривой, оглашает воздух долгим торжествующим ржанием, слыша которое, жители Надора крепче запирают двери, прижимают к себе детей, и шепчут молитвы, прося Создателя уберечь их от Дикой Охоты. Ричард Окделл знает это, и лишь усмехается. Кому, как не ему знать - всё это ложь. Нет ни Создателя, ни Рассветных Садов, ни Закатного пламени. Леворукому, если он и есть, вовсе нет дела до проклятого рода Окделлов. И даже Абвении забыли о своих потомках, навсегда оставив этот мир. Кару, которую Окделлам приходится нести, они наложили на себя сами. Тем, как жили и умерли, тем, что совершали и чувствовали. Впрочем, Ричард порой задумывается, а кара ли это? Как можно считать наказанием вечность, где есть дорога, и ласковый свет луны, и впереди скачет отец, позади весело переговариваются сестры, а рядом, совсем рядом, касаясь плеча плечом, согревая взглядом, едет... - Оскар... Ричард прекрасно знает, что Баловник больше ничего не испугается, не собьется с пути, не увязнет в трясине, а потому можно спокойно повернуть голову, глядя на Оскара. Тот привычно держится рядом, красуясь на черном, как ночное небо, коне. Лунный свет омывает его лицо, кропит серебром волосы, и отчего-то сейчас эта привычная уже картина заставляет сердце Ричарда екнуть. - Что, Ричард? - улыбка скользит по губам Феншо лунным бликом. - Просто я вспомнил... Вот почти таким же я видел тебя там, в Варасте. На четвертую ночь после расстрела. - На четвертую ночь? - Оскар чуть хмурится, не недовольно, скорее, удивленно, и Ричард понимает, что та самая ночь для Феншо была лишь кратким мгновением между двумя ударами лошадиных копыт. - Прости, Ричард, но это точно был не я. Не знаю, что за тварь решила явиться за тобой, но поверь, я никогда не уселся бы на Пегую Кобылу! - легкий смешок рвется с губ и тут же смывается нежностью. - Я не приходил тогда, Ричард. Я... ждал тебя. - И ждать пришлось недолго, - это Ричарда больше не печалит. Просто где-то там, под багрянцем фамильного наряда, окутанного ночной тьмой, мерещится отзвук давно прошедшей боли. Раны от пуль людей Карваля давно уже зажили, исцеленные светом луны, так же, как раны на груди самого Оскара. Но они оба всё еще чувствуют их. И особенно ту, роковую, в сердце. Ричард не жалеет ни о чём. Оскар тоже. Оба даже благодарны тем пулям, разлучившим их в Варасте и соединившим в вечности. Ричарду отчаянно хочется обнять Оскара, прильнуть губами к губам, ранами к ранам, чувствуя, как струится через них та нежность, которой ревнивый Ворон не дал расцвести в полную силу в Варасте. Ричард знает, что это еще впереди. Даже Дикая Охота порой спешивается и расседлывает коней. Но сейчас останавливаться нельзя, поэтому Ричард лишь ловит рукой руку, и подается навстречу касанию улыбчивых губ, даря и срывая поцелуй на скаку. - Ричард, - голос матушки не заставляет вздрогнуть или отпрянуть. Мирабелла Окделл держится рядом с дочерями, прямая и суровая, сидит в седле по-мужски, и не думает укорять Айрис, которая сидит так же. Потому что она сама всегда хотела именно так. Нестись на охоте вслед за супругом, забыв о смирении, постах и молитвах. Прежде - не могла. Но здесь и сейчас нет нужды в благочестии. Здесь - ночь и свобода, а если попадется на пути Дикой Охоты нечестивец, преступивший законы - что ж, кто-то должен карать за грехи, раз уж Создателя нет. И почему бы не Мирабелла Окделл? Впрочем, на сына Мирабелла смотрит без гнева. Знает - здесь, в вечности, каждый получает то, что хочет. Ричард хотел любви. И нашел ее в улыбке и взгляде не прекрасной эреа, а молодого и пылкого до безрассудства генерала. Что ж, так тому и быть. Они оба заплатили за свою любовь самую высокую цену. - Ричард, позвольте. Я вам не помешаю. Ричард и Оскар, обменявшись улыбками, чуть сторонятся, почтительно пропуская герцогиню вперед. Сегодня она хочет быть рядом со своим мужем. Им тоже есть, что сказать друг другу. То, что не успели сказать там, по другую, уже оставленную сторону жизни. - Я мечтаю отправиться в Олларию, - слышит Ричард голос матери, и он звучит непривычно мечтательно. - А может быть, в Кэнналоа. Когда-нибудь Ворон должен вернуться домой... - Еще не сегодня. Но однажды мы будем там. Всюду, где захотим. Я обещаю. Ричард слышит голос отца. Тихий вздох матери. Смех сестер, то ли подзадоривающих "плетущегося в хвосте" Рута, то ли болтавших с упрямо пыхтящим рядом Невепрем - сгусток тьмы, чернее самой ночи, не отставал от кавалькады ни на шаг. - Я люблю тебя, - шепчет рядом Оскар. И слыша это, потянувшись за новым поцелуем, Ричард в который раз понимает - он счастлив. Счастлив так, как никогда не был в той, прежней жизни. Здесь, под покровом ночи, под защитой вечности, в кавалькаде Дикой Охоты он дома. Рядом все, кого он когда-либо любил. Его семья, Оскар. И вечность с ними. Какие Рассветные Сады могли бы затмить всё это? Сейчас, с простреленным сердцем, Ричард чувствует себя на удивление живым. Он смеется. И слыша этот смех, люди повторяют - не приведи Создатель выйти из дома, когда скачет через Надор Дикая Охота.