Король Шутов

Князь тихо пробирался по пустым коридорам наркодиспансера. Боль пациентов была повсюду, и казалось, что это стены стонали и скрипели зубами, дергая пристегнутыми к поручням кистями. Надежды тут было так же мало, как света от дешевых и редких ламп. Князь почуял неладное, когда ему не дали навестить Миху в первый день. Боялись, что протащит ему наркоты. И плевать им было, что Андрей вообще-то был одним из тех, кто Горшка сюда укладывал. Утром он выведал у уборщицы, где лежит беззубый лохматый музыкант, поэтому палату отыскал без проблем. Ступая с пятки на носок, чтобы не шуметь, он вошел в холодное мертвое помещение. Под тусклым светом луны накрытые одеялами тела смотрелись как покойники. — Миха? — шепотом позвал он. — Мих! Ответа не было. Он прошелся вдоль коек и замер. Миша пытался ответить, но получалось только открывать иссушенные, перепачканные в крови губы. — Блять! — Андрей подскочил к нему, дернул веревки на руках, развязал спешно. — Что они с тобой сделали?! Суки, урою. Миха не отвечал. Ему мешала не только жажда, но и мельтешащий под ухом Шут: — Ох, смотрите-ка, спаситель пришёл! Выручает принцессу из замка дракона. Только он не знает, что принцесса-то — поехавший нарк! — грохочущий смех ударил по перепонкам. — Ты как? Слышишь меня? Пальцев скок показываю? — Андрей повертел перед его носом пятерней. Андрей взял его лицо в свои ладони, быстро осмотрел, но Горшок упорно отворачивался. Смотреть в глаза Андрюхе было почему-то трудно. Стыдно. Избитый, полуголый, с уткой, в наркотической ломке. Панк, мать его, икона. «Говна кусок, скорее» — подумал Миха и просипел: — Воды. — Воды? Щас найдём, — Андрей решительно кивнул, хлопнул по плечу и быстро удалился в тишину коридора. — Ох, ну и огребет же он от того мужлана-охранника. Как думаешь, сколько целых костей у него останется? Ставлю на три, — Шут покачивал ногами, сидя на подоконнике в смирительной рубашке, но высвободив из неё руки. Миха сел на кровати, вытащил утку, развязал ноги. За это время Андрей успел вернуться с цветочной вазой с водой. Миха хотел взять подношение, но руки не слушались, а воды было не меньше литра. Андрей пресек его попытки, обхватил за затылок и поднес к губам край вазы. — Другого не нашлось. Вода из-под крана. Миша глотал жадно, направляя своей рукой и заставляя Андрея наклонять сильнее и сильнее, чтобы лилось быстрее. Больничная накидка пропиталась влагой на груди, а Миша продолжал глотать. — Сука. Кто это сделал? За что? — процедил Князь, когда Миха допил. — Лечат, — коротко бросил Горшок, утирая мокрые губы. — Закурить есть? — На улице закуришь. Пошли. — Че? — Хуй-то там, чтоб я тебя здесь оставил. Уходим. — Андрюх, — Мише потребовались все остатки воли, чтобы сбросить его руку с плеча и произнести: — Не отошел я ещё. Он здесь. — Кто «он»? — спросил Андрей. В ответ Миша взглянул на пустой подоконник. Шут грыз чью-то кость, наблюдая за ними с издевкой. — Галлюцинация твоя? — Шут, — Горшок, отведя взгляд, кивнул. — Плевать, сами справимся. Здесь тебя только покалечат. — Я… я не справляюсь, — дрогнул в тишине осипший голос. — Значит, я справлюсь, — в нетерпении бросил Андрей и взял его за плечо. — Идти можешь? Кивок. Андрей протянул ему врачебные штаны, которые скоммуниздил вместе с вазой в какой-то врачебной каморке. Одевшись, Миха стянул с себя накидку, а наверх надел кожанку Андрея. Стоять было тяжело, поэтому Князь перекинул его руку себе через плечо и придержал за торс. Они осторожно вышли к пожарному выходу, через который Андрей и пробрался внутрь. Спуск по лестнице был тем ещё препятствием. Мир у Михи качался, но Андрей сделался центром равновесия и опоры. Как моряк в качку цепляется за мачту, так и он сейчас повис на Князе. Миша втянул в ноющие легкие свежего, небольничного воздуха. Андрей усадил его на лавку в соседнем дворе, сам присел перед ним. — И куда теперь? Понимаешь, Андрюх, нельзя мне… — Лучше дома тебя подлечим, чем вот в этом аду. — Да не могу я, понимаешь? — раздраженно пробормотал Миха, — Тяжело это. Не то что жить — дышать пиздец как тяжело. Устал я. А дальше там нет ничего. И не туда, и не сюда, понимаешь? Миша завис, и стало страшно. Глаза стеклянные. Глядящие не на эту сторону, не на мир, а уже внутрь — словно он смерть изнутри созерцал и примерял на себя. Становился своим же палачом. — Ну давай, Мишаня, поплачься ему в жилетку, как сопливая девчонка, — Шут возник за плечом Князя и воодушевленно захлопал в ладоши. — Давай, пусть тебя этот сосунок жалеет ещё. — Эй, Мих. Миша! — Андрей потряс его за плечо. Он хер знал, что говорить про тяжесть жизни, он и сам в свои почти тридцать не до конца всё понимал. — На меня посмотри. Давай, ну. — Горшок — король панк-рока, плачется в жилетку, потому что ему в пенис вставили утку! — Шут сделал жалостливое лицо и театрально вытер кровавые слезы, смазав с лица кусок кожи и рассмеявшись. — Вот таким тебя запомнят, да? Миша не мог отвести от него взгляда, но ему помогли. Князь обхватил его лицо, направил к себе. Миха пытался сфокусировать мутившийся взгляд на нём. Вздрогнул, когда Андрей, сведя брови и сжав губы, осторожно коснулся его лица большим пальцем, вытирая кровь. Так нежно, что в груди что-то сжалось, выжимая из нутра волну слезливости. Кожу обожгло воспоминаниями твердых костяшек, метелящих его, связанного и униженного. И героиновую ломку в лице пса, чавкающего его внутренностями, рвущего сухожилия и грызущего кости. И пальцы Андрея, что невесомо отлепляют прилипшие к крови на щеке волосы и убирают за ухо. — Че, Мишаня, неужели размазало? — Шут остановился и с удивлением уставился во все глаза на него и Андрея. — Видишь меня? — спросил Князь. Миша слегка кивнул. — Справимся с твоим Шутом, слышишь? — Ему пришла в голову тупая идея, но на фоне отсутствия других, Андрей уцепился за неё, как за спасительную. В конце концов, один раз Миху удалось с крыши с помощью музыки стащить, может, и тут похожий фокус удастся. — Кто ты? Мне скажи, ты кто? — Да че за вопросы, ё-мое, — Миха не мог больше терпеть нежные прикосновения и отшатнулся. — Ты — Король Шутов! — Андрей тряхнул его за плечи. — Он всего лишь шут, а ты — его король. Ты здесь командуешь, не он, — для убедительности Андрей добавил: — понимаешь, да? Миша перевел взгляд с хохочущего железным смехом Шута на Андрея, кивнул. — Эй, — смех Шута оборвался. — Ты же не поверил этому клоуну? Да? Мы же с тобой оба короли. — Пойдем? — спросил Андрей. — Не хочу я матери показываться так. Насмотрелась она уже. Не хочу. — У меня будешь, я сказал. — Ломать меня будет, Андрюх. Ты не знаешь… — Да чё я, блять, не знаю. Я сколько раз тебя из этого говна вытаскивал? Но ты сам должен решение принять. Ты же хотел завязать. Хочешь же? Миша посмотрел на Андрея. Заметил, что мёрз он на ночном ветру в одной футболке, а куртка его на Михе была. — Хочу.

***

Следующие дни были смутными. От слабости Миша периодически выпадал из этого мира, но боль упрямым хозяином дёргала цепь и возвращала его в реальность. Всепоглощающую и тёмную. Такая, что хоть кости себе ломай — не переплюнешь уже, не отвлечешься. Организм разучился вырабатывать дофамин самостоятельно, и тело ломалось от естественной боли. Воспаленный мозг выхватывал лишь фрагменты реальности. Метания на кровати. Андрей с бутылкой воды, прикладывающий горлышко к разодранным губам. До боли яркий свет луны в окне. Гитарные переборы, вибрирующие в такт биения сердца. Колыбели с лесниками и охотниками. Большие руки Андрея, хватающие его на ходу, когда он вскочил в припадке. Как он повалил их на кровать и сжал Миху со всей дури, и на какую-то секунду это перебороло агонию. Просвет. Короткий, но достаточный, чтобы за него ухватиться. Ухватиться и понять, что это может закончиться, что сносящая крышу боль не бесконечна. Что обрастет когда-нибудь его тело вновь кожей, и не будет его жечь от соприкосновения с этим воздухом.

***

Через пару недель они уехали на пустующую дачу Мишиных родителей, за город, чтобы не искушать судьбу и не ходить мимо наркопритонов. Миша выбрался из ванной. Впервые за долгое время ему удалось помыться, но это отняло все силы. Вода из-под душа била по коже так, словно хотела снять с него скальп. Он справился с полотенцем, натянул домашние штаны и черную водолазку. Трясло. Ещё бы почистить оставшиеся зубы. Он опустился на табуретку возле раковины — ноги больше не держали — и включил воду. — Горшок, ну ты посмотри, до чего дошло, — Шут появился в зеркале с сожалением оглядывая себя. От кожи исходил пар, будто она плавилась. Миша отвинтил крышечку зубной пасты и выдавил её на щетку. — Давай сгоняем в Питер, заглянем к нашим пацанам, и не нужно этих пиздостраданий. Ну серьезно что ли? Какой-то недопанк-недорокер сможет загасить в тебе страсть к свободе и вечности? Я в тебе разочарован, недолго же ты к своей мечте шел. Миша никогда не чистил зубы по пять минут, как учили родители, но сегодня его и на минуту не хватило. Избавившись от ощущения налета за пару движений, он сплюнул, а щетка выпала из рук и скатилась в глубину раковины. — Горшок, а давай пошлём его нахуй? Скажи ему, что он в нашей группе никто! Музыку ты пишешь, фанаты тебя любят, с текстами как-нибудь разберемся. Увидишь, он тут же от тебя отвернется. Укатит домой — сопли подтирать. А мы с тобой нормально повеселимся! Горшок подставил губы к струе проточной воды, прополоскал рот. Убрал щетку в граненый стакан на краю раковины. — Так что, Горшочек, выходим и отправляем его на три буквы? — Нахуй пошёл, — спокойно ответил Миша, оперся о раковину и встал. — Мишань, совсем крыша поехала? Мы ещё к нему не вышли, потом надо. — Я — король шутов. Мы с ним. А ты нахуй идешь, понял? В голове застряла фраза Андрея. Он — король. Он — главный. Шут рулить его жизнью не будет. — Ты чего, Горшочек, совсем… Но Миша уже не слушал — вышел, оставляя Шута с его наркотой и угаром в ванной. Его тянула музыка. Она волнами расходилась из кухни, порой прерываясь. Миша добрался до дверного косяка и остановился: то ли растеряв силы, то ли желая остаться пока незамеченным. Последнее было для него немыслимо, но ведь силы дойти до стула в нём ещё оставались, а он стоял. Смотрел. Андрей сидел на табурете, на столе перед ним раскрывалась потрёпанная зеленая тетрадка. Он сжимал зубами огрызок карандаша и перебирал струны гитары. Мычал себе под нос что-то. Прерывался и делал пометки. Когда играл, ногой притопывал, и серьга в ухе плясала в такт. Волосы растрепанные, на теле — свободная футболка, трико да тапки Мишиного отца. — Чё пишем? — Миша отлип от дверного косяка и прошаркал до табуретки напротив Андрея. — О, смотрите-ка, он чистый, — Андрей усмехнулся, перекатывая карандаш, словно сигарету, в уголок губ. Взял в руки, отметил что-то в тетради и отложил. Миша по-хозяйски забрал тетрадь и пробежался глазами по тексту. Хозяин леса. Черновики Андрюха показывал ему ещё до больнички. — Хорошая песня. Текст, этого, хороший. Но тут по-другому надо, — пробормотал Миха. — И как же? Давай, я наиграю. Миша перечитал первый куплет. Зацепился за строчки «Моих прошлых лет порвана нить, я по-новому научился жить». Он уже набрасывал примерные варианты раньше, поэтому сейчас прокашлялся и глухим голосом напел ноты. Андрей взялся за гитару, перебрал аккорды, но Миша поморщился. Не так, как ему нужно, не так, как он слышит в голове. — Дай сюда, — он требовательно взялся за гриф. — А ты уже… — начал Андрей, но умолк и покорно отдал инструмент. Миша устроил гитару на колене, погладил изгибы деревянной фигуры, взялся за аккорды. Пальцы левой руки встали на струны. Андрей заметил дрожь. Миша зубы сцепил, но надавил, заставляя слушаться. Струны зажал, второй рукой начал наигрывать мелодию. Струна вырвалась из-под левого пальца первый раз. Миша сжал ещё раз. Второй. — Блять, — провел рукой по волосам. — Рано ещё, Мих. Дай себе ещё пару дней, и ты эту песню за день напишешь. — Играть я хочу, невмоготу уже лежать. Миха поставил пальцы в третий раз, но слабость и дрожь в руках не позволяла зажимать сопротивляющиеся аккорды долго, и тем более быстро переставлять пальцы. Под очередной мат Князь обошел его сзади и наклонился. — Ты чё делаешь-то? — Миша оглянулся, дернул плечами. — Убери руку и командуй, — Андрей наклонился, зажал своей рукой аккорд G, с которого у Миши соскальзывали пальцы. — Клоунада. — Или пиздуй наверх дальше спать, или играй, — в какие-то моменты и Князь умел командовать. Миша покачал головой, коснувшись случайно затылком щеки Андрея, но правой рукой сделал перебой и скомандовал следующий аккорд. Пальцы на грифе сместились. Андрей держал аккорды, Горшок играл бой. — Слышь, это, мы почти идеальный этот, как его, ну… тандем замутили, — Горшок беззубо усмехнулся, когда они спустя пару минут нащупали и отыграли вступление. — Однорукие музыканты, блин. — Ага, — Андрей выпрямился и покачался, — Только у меня спина щас отвалится. Давай перекур. Андрей вновь оказался перед Горшком, сел на табурет, в тетрадь записал, что наиграли. Это Миша обычно в музыке чувствовал себя как в своей собственной стихии и собирал всю мелодию в голове, Андрей же предпочитал записывать. Миша поставил гитару на пол. Взгляд изучал Андрея. Смотрел. Вспоминал, как этот человек не только его в самом жалком и мерзком состоянии видел, но ещё и вытаскивал из него. — Андрюх, — позвал Миша, но Князь не оторвался от текста, только промычал в ответ. — Андрюх, е-моё, — в голосе прозвучали требовательные и обиженные нотки, словно у ребенка, и Андрей повернулся. — Ты это… че остался-то? — Че остался? — Андрей повторил вопрос, словно не поняв его. Затем усмехнулся, протянул руку и потрепал Мишу по мокрым волосам. В последнее время он стал позволять себе больше. Слишком многое видел за последние дни. — Так нельзя нам расцепляться, Мих. Мы же всегда вместе. Как говорится: и на концертах, и в наркоте. Миша чуть улыбнулся. Опустил взгляд, за которым крылись какие-то мысли и сомнения. Андрей уже хотел вернуться к тексту, но вдруг его тело рванулось вперёд, а Миша оказался совсем рядом. Схватил руками за футболку на груди, притянул к себе, впиваясь губами в губы Андрея. Карандаш выпал из рук. Прежде, чем Андрей успел что-то понять, Миша оттолкнул его, шарахнулся назад. Тяжело дышал, пальцы сжимал постоянно. Вспоминал шершавую ткань футболки и губы мягкие со вкусом табачного дыма. — Мих, ты… — бессвязно начал Андрей, открыв рот и облизывая губы. — Уйдешь? — прервал его Миха. — Я… — Андрей заморгал часто и мотнул головой: — Чё происходит? Тот не отвечал. Сжал губы в напряженную полоску, силясь что-то сказать, но не находя слов. — Миш?.. Миха помотал головой и безысходно пробормотал «блять». Князь, кажется, совладал с мыслями. По крайней мере, понял из этого главное. Нерешительно коснулся щеки Миши пальцами, подушечки на которых затвердели от гитарных струн. Взгляд карих глаз метнулся на него. Андрей облизнул губы, но замер. Спросил с тревогой: — Миш, у тебя это не из-за отходняка? Не из-за Шута? Миша сначала долго вглядывался в глаза Андрея, будто проверяя, какого ответа тот больше хочет услышать. Затем заставил себя взглянуть в коридор — туда, где виднелся проход в ванну. Кафельный пол, стены, туалет, ванна и пустая комната. — Нет, я король, — с улыбкой выдохнул Миша в губы Андрею. Шута не было. Был Андрей, который его целовал.