***
В этой тесной комнатушке пахло одной сыростью вперемешку с плесенью, что засела в каждом уголке стен. Стен, что когда-то были чистыми, прочными. Трещины на них расползались всё дальше, глубже, скрывая тайны. Некогда синие обои на них надорвались и вылупились, открывая взор на этот самый грибок. Полки еле держались, диван жутко скрипел. Батареи заржавели, как и трубы. Время способно подкосить всё на свете. Ничто не вечно. Унылое место. Ни света, ни тепла. Окно всегда находилось в открытом состоянии — чтобы была возможность сбежать, — поэтому здесь было холодно. Гнилые шторы так же не открывались около трёх лет, поэтому здесь было и темно. Ещё и это невыносимое тиканье настенных часов. На полу разбросаны кучи непонятных вещей, скрывавших покрытие. Откуда они и для чего? Но всё это неважно, главное, что зеркал не было. С ними было бы намного хуже. Комнатушка досталась от дряхлой старухи, что скончалась порядка трёх лет назад. Мать просила называть её бабушкой. Собственно, столько же за комнатой никто не ухаживал. За столько времени плотный слой пыли осел на каждой поверхности, видимой и невидимой. Кроме дивана. Единственная вещь, которой пользовались по назначению. Остальное и не нужно. Человек, лежащий на скрипучей софе, не двигался. Нельзя. Иначе они узнают, а это плохо. Он вообще старался не думать, ведь даже собственная голова не могла быть безопасной, скорее наоборот. Молчи, не двигайся, не думай. Запрещено. Но если первые два правила он мог выполнять без особого труда, то над третьим надо было поработать. Мысли паразиты таскались из угла в угол, создавая диссонанс в собственной черепной коробке. Человек думал о странных и глупых вещах. Он ассоциировал себя с этой самой комнатой, сравнивал себя с обществом. Бессмысленное занятие, но ему было тяжело это остановить. Люди его возраста хотели многое. Кто-то квартиру с хорошим ремонтом, кто-то машину или успешный бизнес. Возможно, даже всё и сразу. В комнате находились фотографии его умершей семьи. Они наверняка оттуда за ним наблюдали.Твоя бесконечно долгая печаль.
Прямо сейчас отпусти её.
Пока твоё измученное дыхание не стихнет.
Я стану твоим защитником от шумной ночи.
Послышалось три стука в дверь. Тиканье часов прекратилось.Я буду рядом.
Она пришла. Человек замолчал.***
Дверь не открывалась, оставаясь запертой. Лишь штора начала немного трепаться из-за новой волны ветра, что проник в комнату. С её приходом всегда было так. Она не несла с собой ничего того, что принято считать хорошим. Ни тепла, ни доброты. Зато мысли успокаивались и вытекали через тремор рук наружу. Страха не было. Человек, кажется, давно перестал что-либо чувствовать. Хотя нет. Он испытывал к ней ненависть. Для него она была бесценна. Человек сел, готовясь принять свою гостью. Опустевшая голова, напряжённое тело. Взгляд зацепился за странное пятно на стене напротив, не решаясь смотреть куда-то ещё. Моменты ожидания самые скользкие, противные, они побуждали шестерёнки в голове крутиться вновь и приводить тело в движение. А этого нельзя было делать. Холодок пробежал по позвоночнику вверх, останавливаясь на плечах. Чужие руки были почти невесомыми, но ощущались тяжело, грузом на сердце, который никогда не поможет подняться вверх. На этих руках можно заметить странные пятна и не совсем естественный цвет кожи. Но никого это не волновало. Она всегда приходила и обнимала за плечи, оглаживая своими холодными пальцами линию челюсти и шею, практически перекрывала доступ к кислороду, гладила по голове. Грязные, сальные пряди расступались перед её длинными пальцами с чёрными ногтями. Человек почти поверил в эту ласку, полностью отдаваясь ей. Никто не заботился так, как она. Он ждал от неё первого шага, ждал разрешения шевельнуться. Впереди ещё целая ночь, но даже так ему было мало. Как только холод коснулся его уха, он услышал совсем ненежный шёпот: — Пойдём со мной, Хисын. Его имя. Он хотел навсегда от него отречься, спрятать в самые дальние и тёмные углы этой комнаты. Забить это сочетание звуков в трещины поглубже и никогда больше не слышать. Но она везде сможет его найти, раскопать все его секреты. Она знала о нём больше, чем кто-либо, даже больше, чем сам Хисын. И только она его так называла, только с ней он приобретал какую-то значимость. Каждый раз, когда она касалась его, он хотел вырвать ей эти мерзкие руки. Шёпот этой твари преследовал Хисына уже около года. Она всегда говорила исключительно шёпотом. Он слышал его постоянно и всегда прислушивался к нему. Тварь хвалила, ругала, заставляла делать то, что она хотела. А Хисын ждал, ждал от неё любого слова. Он ненавидел эти слова. Ненавидел то, как сильно в них нуждался. Она жила с ним. Он без неё не сможет. Хисын ведь сам её создал.***
Тварь, так Хисын прозвал её изначально, вытаскивала его из комнаты, направляла, заставляла питаться. Она очень любила приказывать, любила наблюдать за ним. Хисын позволял всё это. Она обожала его касаться и слишком часто обнимала за плечи. Когда она рядом плечи постоянно обдувало холодом. Да даже если её не было, эти касания оседали фантомами. Она могла дотрагиваться до его члена, зарываться руками в его волосы. Порой Хисыну хотелось, чтобы она вцепилась в его дёсны, да так, что почувствуется привкус крови. И всё это под не понятные шептания на ухо и омерзительный смех, которые сопровождали каждое движение. Тварь охотно заставляла делать ужасные вещи, начиная с мелкой кражи, заканчивая попыткой убийства. Но она никогда не просила Хисына сделать с собой что-нибудь. Никто кроме неё не имел на это право. По её приказу Хисын выгреб, из почти неработающего холодильника, остатки каких-то продуктов. Он даже не пытался сделать из них хотя бы подобие нормальной пищи, съедая всё просто так и получая ещё одну порцию похвалы. Сегодня был тот редкий день, когда Хисына заставили помыться в воде со ржавчиной. И даже так она не отводила от него взгляда. Тварь отражалась на каждой поверхности тесной ванной комнаты, её улыбка ни на секунду не сползала с лица. Сейчас она ничего не шептала, просто молча стояла и смотрела на него со всех своих отражений изредка хихикая. После Хисын оделся в единственные более-менее нормальные вещи. Старые, поношенные, но они определённо лучше тех, что он выкинул неделю назад. Синяя кофта пропиталась запахом сырости. Естественный запах Хисына. Чистые волосы распушились и неприятно упали на лицо. При сборах его взгляд зацепился за семейный снимок, что стоял на шаткой полке. Необъяснимый порыв заставил Хисына подойти и стереть рукавом пыль с этой фотографии. На ней он увидел, как трое людей улыбались и были, наверное, счастливы. Все, кроме Хисына. Даже тогда в его глазах не отражалась жизнь. В ответ на него глядела красивая, счастливая женщина, что стояла показывая рукой знак V. Это была мать. Если честно, он почти забыл как выглядела его семья. Даже как выглядел он сам. Снимок был сделан после полутора лет с кончины старухи. А через полгода умерли и родители. С тех пор Хисын остался один. Но ненадолго. Когда Тварь вновь потребовала его внимания, Хисын уже был готов. Выйдя на улицу, в нос пробился свежий воздух, от которого захотелось задохнуться. Он был непривычен и вызывал приступ кашля. Тварь повела его вниз по тёмным переулкам, подальше от несчастной комнатушки. Казалось, чем ниже они спускались, тем у́же становилась улица. Небольшой туман плёлся под ногами, еле скрывая стопы. В тёмных углах шелестели мусорные пакеты, не сумев выдержать нападки двух диких кошек. Под их шипение Тварь повела его дальше. Она принялась о чём-то радостно шептать, пока Хисын завороженно смотрел на мигающий вдалеке фонарь. Но дойти до него ему не дали. Тварь остановила его недалеко от круглосуточной аптеки. Вывеска с противным ярким зелёным цветом больно резанула глаза. Хисын постарался их закрыть, отвернуться, но она взяла его лицо в свои холодные руки и заставила стоять на месте. Через мгновение раздался звон колокольчиков, что были прикреплены к входной двери. Из аптеки вышел человек, судя по виду это был мужчина преклонных лет. Мерзкое лицо Твари тут же исказилось в улыбке, а хватка усилилась. — Что скажешь насчёт этого человека? Хисын почти ничего не соображал, он даже еле видел мир вокруг него. Но это не мешало ему реагировать на шёпот. Удивительно, но только шёпот мог вернуть концентрацию, заставить начать действовать. Хисын взглянул на отдаляющуюся спину человека и его лицо тут же приобрело суровый вид. В голове осталось только одна мысль — этого мужчину нужно устранить. — Он разрушил мою империю. — Его надо наказать за это, так? — Тварь одобрительно пригладила его волосы, нежно ведя ногтями по шее. — Сделай с ним то же, что и со мной, Хисын. Фраза сработала как спусковой крючок, как жалкая красная тряпочка перед грозным быком. Хисын сорвался с места, побежал к старику. Он не стал с ним церемониться, не стал реагировать на явное замешательство. Его руки сразу же накрыли дряхлую шею, а взгляд окрасился безумным желанием мести. В то время как старик смотрел на него с ужасом, выронив какой-то препарат из ладони. Никто не смел так с ним поступать. Мужчина в его руках начал брыкаться. Совсем как она. Но Хисын был хозяином ситуации. И всегда будет. — Вы задыхаетесь, — с улыбкой сказал он. — Вы скоро умрёте. Старик в последний раз посмотрел в его глаза перед тем, как они закатились от нехватки кислорода. Его тело ослабло. Хисын медленно опустил руки, не препятствуя падению тела. Одна единственная слеза скатилась по его щеке вниз, теряясь в слабой дымке, а после разбилась об твёрдый асфальт. Истеричный смех Твари застрял в висках, стреляя пульсацией в череп. А дальше ничего. Тьма. Пустота. Вернувшись домой, Хисын лёг на убогий диван и мигом уснул. Мать на фотографии теперь показывала один палец. Указательный.***
«Ничто не длится вечно» — чистейшая правда, о которой многие забыли. И Хисын забыл. Хисын её создал. Но только она сама в этом виновата. Она это начала. С самого начала здесь только её вина. Хисын помнил, как это произошло. Он помнил всё, что касалось этого события. Она сама пришла к нему в руки, сама начала давать эти тривиальные намёки на свою симпатию. Он ведь видел это. Она сидела за партой, окружённая своими тупыми подругами, смотрела на него и улыбалась. Хихикала и перешёптывалась с ними. Они все бросали на него взгляды, но только она была достойна его внимания. Хисын ведь не дурак, он понял всё сразу. Если бы он не счёл её достойной, то даже не стал бы реагировать на эти жалкие попытки. Ей повезло, что она была красива. Как мужчина, он сделал первый шаг. Хисын подошёл к ней прямо перед началом занятия, он прямо предложил встретиться сегодня вечером в одном из парков города. И эта дура сразу же согласилась, сверкая своими большими глупыми глазами. Её подруги на фоне одобрительно завыли. Мерзкие. Хисын видел в их накрашенных глазах зависть. Всё должно было быть хорошо. Вот только в самый решающий момент, она дала заднюю. Хисын прождал её около часа, начиная злиться от ожидания. Как она вообще посмела забыть про встречу. Цветы в его руках полетели на асфальт, затем оказались втоптаны в него ногами. Красные лепестки и зелёные стебли оставили следы на белой подошве кроссовок. В этот самый момент он её возненавидел. В первый раз.