Лерой Джетро «Брок» Гиббс

В первый рабочий день Хасвари в NCIS нервничали все. Даже сам Брок. ДиНоззо ворчал, как злящийся пёс. У МакГи всё валилось из рук. Что творилось в анатомичке, Брок не знал. Зато знал, что Эбби с утра залилась уже пятью пинтами своей кофеиновой газированной бурды и её трясёт то ли от передозировки, то ли от нервов. Барнс явился весь из себя стильный, продуманный, красивый и, сука, обаятельный. С порога заявил, что проставится ужином для всей команды за истрёпанные нервы. Вручил Броку термокружку, полную эспрессо. Подразнил ДиНоззо. Высказал уважение МакГи, который так быстро и умело его отыскал. Отметился у директора и отправился в лабораторию. Брок не удержался и пошёл с ним. Не то чтобы он верил, что испсиховавшаяся Эбби истыкает Барнса чем-нибудь, но всякое бывает. Эбби налетела на него с порога. Побила своим пердящим бегемотом, наорала, потом наорала ещё, и снова. Брок наблюдал. Тактика Барнса заслуживала внимания. Он позволил себя побить, на себя наорать, при этом не возражал и не оправдывался. Просто дождался, пока Эбби выдохнется. А потом вручил ей непонятно откуда добытый пакет кофейных зёрен в чёрном горьком шоколаде. Чем сбил очередной приступ крика на взлёте. Конечно, пакетом Эбби его стукнула — но аккуратно, чтобы тот не порвался. А потом поцеловала Брока в щёку, объявила Барнсу, что будет смотреть за ним в оба, и погнала из лаборатории. — Я влюбился, — объявил Барнс по пути в анатомичку. — Какая девушка! — Католичка, — напомнил Брок. — Вот именно! — восхищённо ответил Барнс и ловко увернулся от подзатыльника. Даки ему, разумеется, не обрадовался. Но Барнс разразился длинной витиеватой покаянной речью в стиле, кажется, сороковых, чем слегка смягчил доктора Мелларда. А напоследок заявил, что начал ходить к психотерапевту. — И психиатра посетите, мистер Хасвари, — буркнул Даки. — Обязательно, доктор Меллард, — пообещал Барнс. Брок привычно тормознул лифт между этажами и спросил: — Что ты несёшь? Какой психотерапевт, какой психиатр? Барнс беспечно фыркнул. — Требование директора Давида, командир. Так что хожу, чего не ходить? Предъявляю мозгоправам то, что у Хасвари в голове. Не моя ж голова-то. — Придурок, — покачал головой Брок. — По специальности что-нибудь прочитал? — «Сто лет криминалистики», десять томов Рекса Стаута и все рассказы и повести о Шерлоке Холмсе, — отчитался Барнс и снова увернулся от подзатыльника. — Командир, хорош драться. У Хасвари были базовые навыки следователя военной разведки. А нюансы я в процессе освою. — Ты в это время, считай, и не жил, — кивнул Брок. — Да, — согласился Барнс. — Буду подавать документы на американское гражданство. Выскажешься за меня? — Посмотрим на твоё поведение, — усмехнулся Брок и врубил лифт. ~*~*~ В доме престарелых Роджерсу стало разом и лучше, и хуже. Лучше — потому, что он наконец получил хоть какую-то медицинскую помощь. Хуже — потому что алкогольно-никотиновая абстиненция накрыла его в первые же сутки. У Роджерса моментально испортился характер, который не был сахарным ни в какой период его жизни. Но на его шамканье тут вообще никто не обращал внимания, и сил, чтобы отбиться от бесцеремонных пышнотелых сиделок-негритянок, у него не было совершенно. Так что пришлось переносить и купание, и смену подгузников, и бритьё мерзко жужжащей и щиплющейся электробритвой, и то, что ему срезали остатки волос на голове под ноль. Пришлось терпеть медицинский осмотр, ковыряние во рту и удаление зубов без анестезии — пропитое и прокуренное тело она просто не брала. У Роджерса постоянно болела голова так, что слезились подслеповатые глаза, и ныли суставы. От звука телевизора в общей комнате звенело в ушах — большинство стариков в этом заведении были глуховаты. Да, медицина в этом доме престарелых была не на высоте, и от старости нет лекарств. Вдобавок Роджерс оказался просто не в состоянии рассказать, где у него болит и что беспокоит. Ему банально не хватало словарного запаса. Дядюшка Салли, похоже, был не то чтобы слабоумным, но на нижней границе нормы, а его образ жизни не способствовал саморазвитию. Постепенно Роджерс вспомнил, что Эдгар Салливан всю жизнь прожил в маленьком шахтёрском городке в Западной Вирджинии. Бросил школу в шестнадцать лет и, как отец и дед, пошёл работать в шахту. Рубил уголёк, помаленьку забивал на технику безопасности, нажирался в хлам по выходным, когда удавалось выбраться из своего городка в тот, где были бары и согласные оттянуться девки. Салливан не женился — не нашлось дуры, согласной терпеть его склочный характер и постоянную ругань по любым поводам. Не скопил денег — слишком любил выпить. Из всех навыков, которые он сумел приобрести после школы, было только вождение автомобиля, самогоноварение и мелкий ремонт. Когда в середине восьмидесятых шахта закрылась, Салливан подался в лесорубы. Образ жизни он не поменял: всё так же впахивал на работе, всё так же пил в выходные и праздники. Друзей у него не было, а собутыльники с годами кто спился, кто сел, кто уехал. Салливан от этого не страдал. С возрастом начистить кому-то рожу по пьяни стало не так интересно. Алкоголизм привёл к ранней импотенции, так что бабы тоже перестали его интересовать. В один непрекрасный февральский день Салливана сшибло с ног неправильно сваленным деревом. Перелом позвоночника, частичный паралич… На удивление, в нарушении техники безопасности виноват оказался не он, так что компания даже выплатила компенсацию. Салливан засел дома и запил всерьёз. Как инвалиду ему назначили социального работника, который раз в неделю привозил продукты, помогал с самообслуживанием и оплатой счетов. Характер у Салливана в затворчестве только испортился. Теперь-то Роджерс в полной мере на себе почувствовал, как много значит физиология и как она влияет… на всё. На настроение, на способность думать, на волевые качества, которые до того Роджерс считал свойствами души. Чёрта с два! Он, гениальный стратег и опытный тактик, теперь не мог запомнить даже правила игры в шашки и в бинго! О том, чтобы запомнить шахматные фигуры, пришлось и думать забыть! Выучиться читать заново он так и не смог: в пропитых мозгах дядюшки Салли не удерживалось ничего, совершенно ничего. Из-за абстинентного синдрома у него теперь так тряслись руки, что он не мог донести ложку до рта, и его кормили, как маленького ребёнка. И поили, потому что он не мог, не пролив, донести до рта чашки. Новости в телевизоре пролетали мимо него — Роджерс больше не понимал, о чём и о ком в них говорят. Ну и, конечно, совершенно не получалось перестать орать и ругаться. Стивен Грант Роджерс, запертый в искалеченном деградирующем теле, страстно ненавидел всех вокруг, весь мир и себя. Это у него получалось просто отлично. ~*~*~ Команда Брока с Хасвари в составе спокойно проработала целых две недели. Барнс учился у Эбби собирать улики; учился у Даки первичному осмотру тел; учился у МакГи компьютерным премудростям и нюансам оформления отчётов и протоколов, в которых тот был дока; оттачивал на ДиНоззо злоязычие, даже не притворяясь, что говорит с акцентом; пялился на Брока и критиковал его манеру одеваться — слава богу, с глазу на глаз. ДиНоззо, живущий в мире примитивной патриархальной иерархии, притих и только изредка задирал МакГи, который, однако, начал учиться огрызаться. Эбби, которая всегда любила делиться знаниями, постепенно смягчалась. Даки по-прежнему недоверчиво щурился сквозь стёкла очков, но Барнс явно не рассчитывать расположить его к себе с наскоку. Брок же, которого критика доморощенного стилиста родом из тридцатых достала до печёнок, просто взял Барнса за шкирку в один из выходных и потащил по магазинам. Критикуешь — предлагай! Барнс предлагал с невероятным энтузиазмом. Брок с не меньшим энтузиазмом отказывался: как ни крути, этому телу уже стукнул полтинник, и всякие молодёжные модные штучки смотрелись на нём по-идиотски. Вдобавок приходилось худо-бедно соблюдать дресс-код: джинсы, к примеру, в NCIS были запрещены намертво. Равно как и кроссовки. От пиджаков Брок отказался с радостью. Всегда терпеть их не мог. А вот в отделе мужских брюк они с Барнсом даже поругались. Продавщицы смотрели на них с настороженной опаской. — Мой босс такой старпёр! — пожаловался в пространство Барнс и тут же схлопотал по уху. У него даже увернуться не получилось. В конце концов они пришли к какому-никакому консенсусу в магазине одежды для туризма и активного отдыха. Нельзя кроссовки — будут трекинговые туфли и ботинки. Нельзя джинсы — будут укреплённые штаны-карго с кучей карманов. Вместо пиджаков — куртки. А бейсболки и так выдавали форменные. Закупившись напоследок полудюжиной голубых рубашек и несколькими приличными галстуками, Брок добился того, чтобы Барнс от него отвязался. Костюмы, оставшиеся от Гиббса, так и висели в шкафу: время от времени приходилось при параде выбираться на официальные мероприятия. Собрать от команды вопросы, комплименты и ворох версий из-за смены стиля у Брока, однако, не получилось: едва он явился на работу во всём новом, радуясь удобству трекинговых туфель, из Западной Вирджинии пришло сообщение. — Хасвари, за руль, — скомандовал Брок. — ДиНоззо, МакГи, живо! Доктор Меллард и Палмер едут в своём фургоне. Свалившийся с неба морпех чуть не пришиб постояльца в богадельне на окраине Уиртона.