Перезагрузка

      Задний двор «Семейной закусочной Фредбера», как и само небольшое здание, окрашивался красновато-рыжими, едва розоватыми лучами закатного солнца, постепенно погружаясь в вечернюю тень. Вильгельм опустился на одну из серых, скучных на вид ступеней и щёлкнул зажигалкой. Мелькнувшие на долю секунд искорки превратились в маленький огонёк, слегка подрагивающий от слабого дуновения ветра. Уже через несколько секунд он захватывает самое основание сигареты, начиная медленно опалять ту.       Первая затяжка, а следом за ней тяжёлый выдох. Пустой взгляд Вилла был направлен прямо в ноги, в раздробленный от времени асфальт. Ни одна эмоция не прочитывалась в глазах директора. Могло показаться, что они действительно потеряли всякий блеск и интерес к жизни, а полученные грубые шрамы лишь создавали лишнее пугающее впечатление. Но всё же мужчина не переставал думать о том, что произошло незадолго до воцарившегося, наконец, спокойствия.       С усилием вытащив топор из раздробленного лицевого корпуса, Вильгельм всё никак не мог оторвать сурового взгляда от обездвиженного, лишённого всякой жизни тела андроида. Руки не хотели отпускать острое стальное оружие, а сердце продолжало тревожно стучать. Неужели и правда конец? Вилл не мог в это поверить.       Где-то рядом Ноа возился с Фредбером, снова и снова пытаясь привести того в чувства, но, похоже, обычных попыток было недостаточно.       — Ноа, — коротко подал голос Вилл, наконец, оборвав молчание, но продолжая смотреть на своего уже бывшего врага.       Робототехник, услышав директора, моментально встрепенулся, подскочил и быстро оказался возле него, обратив к тому внимательный и обеспокоенный взор.       — Оставь Спринг в Безопасной Комнате. Ей больше нечего делать в открытой части пиццерии. А потом разберёмся, как с ней быть, — договаривая, Вильгельм отставлял ноги подальше от неподвижного андроида, но глаза словно накрепко прицепились к тому, кто ещё недавно был частью данного заведения: настолько он не мог отпустить её и поверить в страшный кошмар, произошедший в этих стенах.       Моментально ответив на поручение кивком, Ноа, даже не задумываясь, что может случиться после того, как он схватит искорёженное тело робота, подхватил его под мышки и потянул в сторону одного из служебных коридоров, оставляя по залу скрежет металлических деталей по полу. «Мёртвые», пустые глаза, медленно ускользающие вдаль, — последнее, что видел Вилл. Именно это директор и запомнит навсегда.       Скрип дверной ручки. Несколько приближающихся шагов. Рядом с Вильгельмом устраивается Ноа, продолжая хранить воцарившееся на заднем дворе молчание. Но долго сидеть в тишине молодой робототехник не мог. Подняв глаза на Вилла, программист несколько, казалось бы, долгих секунд рассматривал застывший на лице того траур по собственному счастью. Весь этот ужас будто прибавил директору несколько лет. За вечер мужчину покинули его простота, дружелюбие и жизнерадостность, оставив после себя пугающую апатию. Да и его редко когда можно было застать за сигаретой. Бывало, Фазбер скурит одну в минуты трудных раздумий, но никогда за компанию. А теперь…       — Мистер Фазбер… — сделав тихий вдох, а затем и выдох, парень робко подал голос, не получив последующего ответа, после чего решил продолжить говорить. — Как Вы?..       Вопрос вышел глупым и явно неуместным. Что он ожидал услышать после кровавой резни, которую им удалось прекратить? Что Вильгельм в порядке? Чувствует себя вполне неплохо? Но парень не мог иначе. Тут и без всяких вопросов было понятно, но он напрашивался сам собой хотя бы ради приличия.       — Обо мне не беспокойся, — выдохнув табачный дым, удивительно спокойно для своего вида ответил Вильгельм, продолжая смотреть вдаль, на заходящее солнце. — Лучше скажи, как там Фредбер?       Ноа неловко и даже как-то робко, чувствуя за что-то свою вину, опустил взгляд в ноги, боясь в этот момент встретиться глазами с Виллом. Молчание своего подчинённого нисколько не радует директора, и он, наконец, поворачивает голову в его сторону, выжидательно наблюдая, уже о чём-то догадываясь.       — Ноа?..       — Он… — всё медлил с ответом робототехник, бегая глазами где угодно, но только бы не видеть в этот момент мужчину. — Ситуация сложная… Спринг значительно повредила работоспособность его системы. Может понадобится большое количество времени… Но я попытаюсь сделать всё возможное.       Выслушивая программиста, Фазбер медленно хмурил взгляд, но в нём отражалась вовсе не злость, нет. Этот вечер стал последним, когда Вильгельм потерял всё, и даже слова парня не вселяли в него хотя бы каплю надежды.       Издав тяжёлый, уставший, обессиленный вздох, Вилл опустил голову, закрыв лицо ладонями. Всё кончено. Раз и навсегда. Огромная мечта превратилась в настоящий кошмар. Безобидная девочка разрушила то, к чему Вилл так усердно стремился. Но была ли она действительно виновата? В любом случае, это — уже ничуть не важно.       Преданный своему директору, Ноа вздрогнул. Он был единственным из тех, не считая, конечно же, покинувшей этот мир Спринг, кто знал от и до, что на самом деле творится в жизни мужчины. С каждым днём он пугал робототехника больше и больше, но ни тот, ни другой не подавали виду, что понимают это. Вот только сейчас, видя, как очередная трагедия разъедает Фазбера изнутри, программист уже не мог молчать.       — Мистер Фазбер, давайте я довезу Вас домой, — вновь подал голос Ноа. — После этого кошмара Вам нужно отдохнуть. Мне несложно, правда.       — Нет, Ноа, не нужно. Спасибо… Я сам как-нибудь…       — По темноте? Вы же ранены! Я настаиваю! — присмелел робототехник, и в его голосе вдруг зазвучали нотки уверенности, да и сам он как-то больше выпрямился, подался вперёд.       — Ноа, нет! — перебил программиста Вильгельм, бросив на того суровый взгляд. — Я сам как-нибудь разберусь. Не маленький…       Почувствовав неловкость, парень сложил руки в замок, лежащие на коленях, и опустил к ним глаза, больше ничего не говоря. Вновь воцарилась тишина. Было лишь слышно, как изредка гуляет в кронах деревьев ветер, ероша листву, да сверчки где-то в кустах издавали свой спокойный, монотонный стрекот. Небо медленно окрашивалось в тёмный цвет, и уже появилась первая маленькая звёздочка. Так непривычно было ощущать это спокойствие после пережитого ужаса.       Ноа молча поднял усталый взгляд к темнеющему небу, о чём-то думая. Вилл тоже продолжал молчать, докуривая сигарету. Но, казалось, они оба хотят о многом друг другу рассказать.       — Мистер Фазбер… — вновь заговорил робототехник, задавая следом один-единственный вопрос. — А что мы скажем ночной смене?       Докурив, Вилл встал, выбрасывая тлеющий окурок в стоящую рядом небольшую мусорку, и тоже обратил взор вверх, но на вопрос сразу не ответил. В таком совместном молчании, казалось, прошло несколько минут, а то и больше. Но затем директор тяжело вздохнул, развернулся и подошёл к двери. И, кладя ладонь на ручку, хватаясь за неё пальцами, устало ответил:       — Не знаю, Ноа, не знаю…       «Семейная закусочная Фредбера» опустела. Ночная смена ещё не пришла, а Ноа, подходя к своему автомобилю, в последний раз за день взглянул на яркую вывеску-название. Вильгельм остался там. Точнее, это робототехник согласился сам с собой оставить его. Наверное, с директором, и правда, всё будет в порядке. По крайней мере, программист надеялся на это. Пришлось смириться и уехать одному.       Вилл в полной тишине сидел за столом в своём рабочем кабинете. Как обычно, что-то записывал в ежедневник, который за такое долгое время уже успел стать кладезю его личных мыслей и размышлений. Пока на смену не заступили ночные охранники и не пришлось объяснять им, что здесь произошло, у мужчины было в запасе время побыть наедине с самим собой.       В сердце затаилась какая-то тревожность. Да, непривычная тишина заглядывала в этот уже поздний вечер во все уголки заведения, но ему от этого становилось только неспокойнее. Мысли то и дело возвращали его в прекрасное прошлое, когда от него никак не могло отстать одно забавное ушастое создание. От него и от Фредбера. Теперь они молчат. Кто знает, какова окажется судьба медведя. Его незаменимый Ноа пообещал любыми способами вернуть систему андроида к прежней жизни. Но вот Спринг…       Схватившись за голову, Фазбер едва мог выдержать накрывающую его тоску и отчаяние. Ну, неужели из него выходит такой плохой отец, что даже, пусть и не родную, но всё же дочь, он не смог уберечь от страшной напасти?! Оставалось только надеяться на неизвестное благополучие сына.       Да, у мальчика обязательно будет всё хорошо. Вильгельм откинулся на спинке стула, уставившись усталым взглядом в потолок и продолжая размышлять об этом. Мама позаботится о нём. А папа…       Промелькнувшая яркой вспышкой мимолётная мысль заставила Вилла дёрнуться. А что папа? Не может Вильгельм просто ничего не оставить для сына, как бы ни противилась его мать. А вдруг получится? И если это его не заинтересует, распорядится сам, как ему будет угодно. В любом случае, без ничего мальчик не останется. Но нужно было кое о чём позаботиться…       Вновь схватив ручку, Вилл стал что-то усердно записывать, отражая на лице всю свою серьёзность. Строчка за строчкой выводился целый абзац, а за ним ещё и ещё. А затем, поставив твёрдую точку, директор захлопнул ежедневник, отложил его в сторону и схватился за чертежи, лежащие в противоположном углу стола. Это были те самые наброски, записи и схемы, которые готовились и использовались для создания Спринг. Для кого они понадобятся теперь?       Пальцы крепче сжали листы, и бумага немного смялась под ними. Глаза вцепились в зарисовки дизайна, ухватились в последний раз за драгоценное имя, которое никто больше не услышит. Мужчина всё никак не мог решиться и колебался, не в силах перебороть себя. Но должен был. Если он задумал это, значит, от старой любви и привязанности необходимо избавиться.       Скрипя сердцем, пока ещё чувствовал, что может, Фазбер достал из кармана брюк зажигалку и щёлкнул ей прямо над чертежами. Появившийся огонёк захватил уголки листов, стремительно начиная пожирать их до самого конца. Вильгельм молча наблюдал, как горит и тлеет его идея. Когда-то, как и эти листы, он загорелся беспокойным желанием создать второго маскота. Но всё имеет свой конец. И она нашла его в Безопасной Комнате. Навсегда.       — О тебе никто больше не должен знать. Особенно он…       Когда бумаги догорели, оставив после себя пепел и обугленные кусочки, Вилл выбросил их в мусорку возле стола. Теперь пора было возвращаться домой.       Вечер выдался, на удивление, особенно дождливым и холодным. Под стать прошедшим событиям и скрежещущей скорби в сердце Вильгельма. Мужчина мог бы послушаться Ноа и доехать до дома вместе с ним. Возможно, тот на какое-то время не оставил бы Вилла одного. Но если он пожелал сегодня находиться в полном одиночестве, так тому и быть. Вот только…       На горизонте замаячил пустой таксофон, который Фазбер успел разглядеть сквозь дождевую пелену. В голове тут же блеснула мысль, задержавшаяся там со слабой надеждой.       Быстро шмыгнув под небольшой козырёк аппарата, Вильгельм нашарил у себя несколько монет, которых как раз хватало на один небольшой разговор, и закинул их в автомат. Затем дрожащими пальцами он набрал заветный и выученный давно уж наизусть номер. Пошли томительные, казалось бы, долгие и нудные гудки, а после в трубке раздался голос, которого он не слышал, кажется, года два?       — Алло, — устало ответила женщина на той стороне.       — Элизабет… — слабо улыбнувшись, робко начал Вилл. — Это я, Вилл…       На какое-то мгновение голос в трубке замолчал, словно звонок резко прекратился, но спустя мгновение женщина вновь ответила, только теперь в её голосе нельзя было различить ничего, кроме строгости и нежелания продолжать этот непонятно зачем начавшийся разговор.       — Зачем ты звонишь? Неужели тебе ещё с прошлого раза не было ничего понятно?       — Нет, послушай, Элизабет, — не унимался мужчина. — Мне очень нужно с тобой увидеться и поговорить! С тобой и сыном! Это важно!       — Хватит, Вилл! — почти криком оборвала его женщина. — Я дала тебе возможность увидеть его один-единственный раз! Больше он быть с тобой не обязан!       — Н-но, Элизабет!.. Это касается моей работы и!.. — взволнованно и нелепо начал лепетать Вильгельм, понимая, что уже нервничает.       — Про твою работу я тем более ничего слышать не хочу! Ребёнку не нужен такой отец, который, кроме неё, ничего больше не видит! Особенно, свою семью! — рявкнула она.       — Нет, Элизабет, подожди! Я должен сказать ему, что!..       В трубке потянулись предательские гудки. Сердце пропустило несколько ударов, а затем больно кольнуло.       Вилл продолжал слушать этот тянущийся раз за разом звук, не в силах поверить, что разговор закончен. Шокированный взгляд уставился в ноги, а рука продолжала держать трубку у уха, будто заветный голос ещё мог ответить на той стороне. Да и зачем? Элизабет давно всё сказала.       Словно оглушённый, не чувствуя и не понимая, что делает, мужчина едва ли не деревянными движениями повесил трубку обратно и направился домой, невидящим взглядом бредя вперёд, пока ноги несли его на автомате. Дождь и ветер хлестали его по лицу, но он не чувствовал этого, либо же делал вид, что не ощущает.       Если бы только можно было забыть всё, вернуть время назад, исправить свои глупые ошибки, сохранить утраченную любовь и создать потерянную семью снова… В погоне за мечтой Фазбер не заметил, как упустил не только любимую женщину, которой так и не успел сделать предложение, но и не смог стать отцом для маленького сына. И жестокие игры жизни на этом не закончились. В попытках создать для себя иллюзорную семью, Вильгельм умудрился потерять и её, собственными руками расправившись со своей «дочерью», которая так хотела жить и любить «отца». Ослеплённый горестями старой жизни, пытаясь забыться в заветной мечте, а затем охладев и к ней, Вильгельм разрушил свою надежду на будущее. Так глупо и нелепо. Так безрассудно и невнимательно. Неужели теперь для него действительно настал конец?