Хочу, чтобы ты остался

3

Первое, что я услышал утром, выйдя из комнаты, была незнакомая гортанная речь. Ещё издали, только подходя к кухне, я распознал французский язык. Что ж, значит, я проспал приезд Эдит, и это, в общем-то, ничего не меняло. В кухне за барной стойкой компанию Ксавьеру составляли двое незнакомцев: мужчина, видимо будущий муж Эдит, и, собственно, сама Эдит. Невысокая крепкая блондинка с породистым профилем и довольно приятным лицом в скучновато взрослом платье-футляре цвета пепельной розы. Я был немного разочарован. Представляя себе женщину, которую до сих пор нежно любит Тайлин, моё воображение рисовало кого угодно — роковую вамп, Лару Крофт, женщину-кошку… но не обычную, пусть даже очень ухоженную, домохозяйку. Её будущий супруг был, в моем представлении, типичным французом: от впечатляющего носа до кончиков дорогих и модных туфель. Честное слово, на нем был даже небрежно повязанный шарф. Элегантно одетый брюнет с темно-ореховыми глазами, он бодро щебетал что-то непонятное, поддерживая разговор с Ксавьером. Эдит вполголоса говорила с Тайлином, священнодействующим у рабочих поверхностей кухни. Они тоже говорили на французском. Видимо Морис, или как его там, не говорил на английском, и они хотели избежать неловкости. Первой меня заметила именно Эдит:       — Доброе утро. Ты, наверное, Джейден? — у нее был очень приятный голос и такая спокойная манера речи, как будто всю свою жизнь она занималась тем, что воспитывала невыносимо скандальных, но горячо любимых детей.       — Ага. Доброе. Эдит, верно? — я недоверчиво покосился на нее.       — Да, точно, — она дружелюбно показала на стул рядом с собой. — Присоединяйся. Тай занимается завтраком. Обернулась к Морису и эмоционально заговорила с ним, наверное, объясняла кто я. Француз теперь тоже смотрел на меня, и когда она замолчала, радостно защебетал мне что-то в ответ. Я кивнул, присаживаясь рядом, но тут же встал.       — Я, вообще-то собирался бегать. Если вы не обидитесь.       — Всё в порядке, Джейден, мы бы не хотели нарушать твои планы. Ксавьер говорил, что Тэмми к десяти только просыпается. Ты познакомишь меня с ней?       — Ага. Хорошо. В десять. Можем вместе кур покормить. Эдит снова залопотала, объясняя мужу. Тот восторженно ответил. Пока они обменивались репликами, я встал, чувствуя себя лишним. Ну, надеюсь, что франкоговорящая парочка развлечет Алексис.       — Тебе оставить завтрак, птенчик? Или, если хочешь, дождемся тебя?       — Я с Тэм поем. Ксавьер молча присоединился ко мне на пробежке, но он был в наушниках и мы больше не останавливались курить, так что я был предоставлен своим мыслям. Эдит, скорее всего, не плохая. Приятная милая леди. Обычная. Что в ней такого нашёл Тайлин? Потом я вспомнил, что они познакомились в реабилитационном центре. Ну, наверное, тогда Эдит была не такой скучной. Я мысленно прикинул, что Эдит — ровесница Ксавьера, а Тайлин в рехаб попал в восемнадцать. Минус три года… да, похоже у «хорошей девочки» была бурная юность. И после этого-то Тай говорит, что люди не меняются! Отстав на пару метров от бегущего Ксавьера, я задумался. Получается, Тай — яркий, эпатажный, человек-фейерверк, заботливый и умный, но Эдит, все же, прекратила с ним общаться. Она сама от него ушла? Если он любит её до сих пор. Если до сих пор скучает. Может, боялась, что выгорит рядом с ним? Не выдержит. Или — почему? Почему он отпустил её? Я снова посмотрел в спину Ксавьера. Волосы уже чуть отросли, прикрывали шею, свободно рассыпались по вискам. Почему я отпускаю его? Позволяю держать себя на расстоянии? Может так случиться, что года через три и я буду сидеть у них в гостях, приведу на бывшую нашу кухню своего партнёра? Или, может, будущую жену? Или через пять лет. Мы будем жить в одном городе. Встречаться на улице, кивать друг другу. Здороваться. Спрашивать как дела. Сердце заныло от пронзительной боли. Сбилось дыхание. И в тот момент, когда я остановился, Ксавьер снял наушники и обернулся ко мне:       — Ты как? Наклонившись и уперев руки в колени, я пытался отдышаться. Хотел сказать ему «беги, я сейчас», но вместо этого, глядя на носки беговых кроссовок в полосатое покрытие дорожки, вдруг произнёс:       — Можно, я приду сегодня?       — Джейден? — я не видел его лица, но прекрасно представлял, как едва заметно дернулись брови, сходясь к тонкой переносице. Как, наверное, дрогнул уголок губ слева. Как опустились плечи. Я распрямился, стараясь выглядеть спокойным. Пытаясь улыбнуться. Он же вчера просто ушёл. А мог бы остаться.       — Я хочу зайти к тебе. Вечером. Можно? Если он сейчас спросит «зачем», я, наверное, истерически засмеюсь ему в лицо. За тем, что я не хочу тебя отпускать, дурацкий ты волк. Не хочу через пять лет приводить к тебе на кухню чужого незнакомого человека. Он смотрит мне в лицо и, я знаю, читает меня, мои мысли, как открытую книгу. И он не спрашивает. Ни одна мышца в его лице не дрогнула. Потом он кивает, а вслух говорит:       — Джейден, я завтра уезжаю. Повезу Алексис в замок. Алан тоже едет с нами.       — Ты вернёшься?       — Не знаю. Может быть. Может, не сразу.       — Хорошо. Я всё равно приду. Я бегу за ним и думаю, что всё что угодно отдал бы сейчас за то, чтобы вечер наступил уже сейчас. Думаю о том, что я скажу ему. И о том, увидит ли он мою татуировку. День тянется бесконечно. Я постоянно слышу то французскую, то английскую речь. И не понимаю ни то, ни другое. Ухожу в детскую, в ожидании, когда настанет время будить Тэм. Слышу, как Алексис спускается по лестнице из своей спальни. Собираю разбросанные по детской игрушки, книги, одежду. Складываю стопкой фотоальбомы. Их уже четыре. Они такие толстые, что Тэмми не может их нормально удерживать. У неё появились друзья. Там, на площадке, дети, с которыми она дружит и не дружит. Они делятся игрушками и делят их. Иногда она плачет, но чаще — смеётся. Многие дети ей завидуют потому, что я разрешаю ей приходить на площадку в короне принцессы, в одежде Эсмеральды или в костюме Человека-паука. Это её любимые наряды. Я разрешаю ей всё. На площадку нельзя приходить с собаками, но я всем вру, что у Бронкса есть лицензия, что он — собака эмоциональной поддержки. Лицензии у него, конечно, нет. А эмоциональной поддержки — хоть отбавляй. На площадке много детей и много взрослых. Кто-то из них — родители, кто-то — нянечки. Я ни то, ни другое. Просто я и Тэм. Я часто слышу, что другие сопровождающие взрослые критикуют меня. Я слишком много позволяю, я слишком балую, я приучаю к вседозволенности. Тэм вырастет эгоистичной. Тэм вырастет капризной. Тэм вырастет избалованной. Мысленно я показываю им средний палец. И улыбаюсь. Тэм вырастет. Я покупаю ей мороженое, сладкую вату, шоколад. Всё, что она просит. Другие взрослые поджимают губы. Алексис заставляет Тэмми обедать и ужинать с нами. Мы сидим за общим столом и Тэм почти перестала есть. У неё проблемы с Алексис, а не с аппетитом. У нас у всех проблемы с Алексис. Но Алексис больна, я не могу больше винить её. Я не могу больше ненавидеть её. Она опасна. Я приношу ужин в детскую и Тэм ест перед сном, но этого недостаточно. Она растет. Поэтому если она хочет сладкую вату, кукурузу или мороженое — она получает это. Я беру с собой на прогулку кусочки яблок, резаную морковь и бананы. Иногда она отказывается от них и я не возражаю. Значит, сегодня день сладкого. Сегодня Тэм хочет быть Человеком-пауком. Надеюсь, что будет не слишком жарко, но складываю в сумку сменный комплект одежды. В парке, где детская площадка, есть туалет с детской комнатой. Там можно будет переодеться. Мы выбираем корону. Тэмми хочет синюю. Она плохо сочетается с красным костюмом, но это не имеет никакого значения. Тэмми хочет, чтобы я пошёл в короне с зелеными стекляшками. Я сегодня Ариэль. Мы спускаемся. Я хочу пригласить Эдит с нами на прогулку. Хочу показать ей другую Тэмм. Алексис не нравится то, как одета сестра. Ей не нравится корона Тэм. Ей не нравится Тэм. Моя корона ей тоже не нравится. Эдит болтает с малышкой и Тэмми доверчиво позволяет ей взять себя за руку. Я улыбаюсь. К черту Алексис. Месяц назад Тэмми и шага не сделала бы в присутствии Ксавьера, а теперь она позволяет незнакомой женщине взять себя за руку, хотя он стоит в метре от Эдит. Она ведет Эдит к выходу. Мы прощаемся со всеми, и Ксавьер идёт с нами. На площадке сегодня людно. Шумят дети. Человек-паук имеет успех. Я выкладываю игрушки, выбранные Тэм на сегодня: три Барби, порядком затасканный заяц, резиновая собачка, мячик и два грузовичка. Начинаются торги. Тэм получает за потрепанную Барби-стюардессу двух пупсов и выменивает грузовик на пирамидку, мячик и зайку отдает в обмен на пластиковое ведро и совок. Собачку она не отдаст никому. Я здороваюсь с детьми, здороваюсь со знакомыми взрослыми. Улыбаюсь новичкам. Представляю Ксавьера и Эдит. Они завязывают разговор. Они — взрослые. Я ни то, ни другое. Я просто с Тэм. В песочнице не поделили формочки для куличей. Тэм победила. Я извиняюсь, урегулирую конфликт. Зачинщики мирно лепят куличи. Мальчик в синем комбинезончике — наш с Тэм фаворит последние дня три. Ему разрешают катать резиновую собачку в грузовике. Ему даже можно случайно раздавить пару куличей. Когда Тэм плачет, он успокаивает её, неуклюже обнимая за голову. Ему четыре. Нам нравятся парни помладше. Через полчаса я достаю из сумки фрукты и покупаю лимонад в киоске у площадки. Тэм хочет мороженое. Я беру для неё и для Эдит, но Эдит отказывается и я оставляю лишнее мороженое для себя. Ксавьер не любит сладкое и никогда не ест десерты, поэтому ему я не предлагаю. Тэм перепачкана мороженым. Она ест его вместе со своим фаворитом — он тоже весь перепачкан. Ксавьер наклоняется над моим рожком и тоже откусывает. Это неожиданно, и я смеюсь. Тэм смотрит на меня тревожно: она видела покушение и теперь молча спрашивает не нужна ли мне помощь. Человек-паук всегда готов защитить меня. Я улыбаюсь ей, подзываю и вытираю перепачканную мордашку влажной салфеткой. Нашего бойфренда я вытираю тоже. Эдит смотрит на меня, и в глазах её тепло и свет. Теперь она кажется мне красивой. Снимаю свою корону и опускаю на её платиновые локоны. Тэмми бросает песочницу и подходит ближе. Она всегда внимательна к людям, особенно к тем, кто со мной. Здесь, на площадке, её зона безопасности. Здесь она чувствует себя спокойно и комфортно. Ксавьер садится на корточки, она — прямо перед ним. Что-то меняется и я завороженно наблюдаю. Тэмми глядит прямо в глаза брату. Две пары одинаковых чёрных глаз. И сейчас, в этот момент что-то рождается между ними. Прозрачный стеклянный шар обволакивает их, отделяя от мира вокруг. Они оказываются только вдвоём: Ксавьер и его младшая сестра. Она снимает свою корону и, привстав на цыпочки, кладёт на его склоненную голову. Она принимает его. Здесь и сейчас он становится частью её семьи, её мира. Я боюсь двинуться, вздохнуть, чтобы не разрушить их единение, но мне хочется кричать. Мне хочется танцевать, подхватив Тэмми. Я смотрю на них, таких разных и таких одинаковых и знаю: Тэм победила, мы победили. Рано или поздно, но он обязательно вернётся. Через час, молчаливые и уставшие, но счастливые, мы возвращаемся домой. Последний квартал я несу Тэмми на руках. Бронкс меланхолично трусит рядом, его шерсть забита песком. Эдит и Ксавьер немного отстали. В их волосах сияют короны. Человек-паук спас мир и теперь сонно сопит мне в шею. В Ашхаусе вся тусовка уже у бассейна. Я слышу там гортанную французскую речь Мориса и Тайлина, смех Дестини, мелодичный голосок Мэдс. Алексис ждёт брата в гостиной. Она сидит в кресле, подвернув под себя ноги, на её коленях раскрытая книга. У меня словно дежавю. Я почти пересекаю гостиную к лестнице, когда она встаёт у меня на пути: пустое лицо, белое платье, распущенные волосы, обливающие плащом плечи. Она похожа на банши. Вслед за её взглядом, я оборачиваюсь к дверям как раз в тот момент, когда Ксавьер переступает порог. На его голове переливается фальшивыми сапфирами корона Тэм. Алексис медленно, словно сквозь толщу воды, переводит взгляд на голову Тэмми. Она всё понимает. И почему-то смотрит на меня. Я ничего не успеваю сделать, да и что тут сделаешь, когда на твоих руках спит пятилетний ребёнок? Коротко замахиваясь, она пытается ударить меня и почти успевает. Кончики её когтей царапают кожу на моей щеке, но Ксавьер успевает перехватить руки сестры. Они стоят рядом со мной, и он удерживает оба её запястья, я вижу, как полыхают ненавистью глаза Алексис, как с длинных ресниц срываются капли слёз, исчерчивая мраморно-белое лицо. Всё это занимает секунду или две, но тянется бесконечно, просто бесконечно. Я вижу, как её глаза закатываются, как, враз лишившись опоры, Алексис тряпичной куклой падает на руки Ксавьера, и он подхватывает ее. Бережно прижимает к себе. Слышу её судорожное паническое дыханье, каркающий хрип в горле. Он уносит сестру наверх, в мансарду. Эдит, сочувственно погладив все ещё спящую Тэмми, уходит за ним. Мы с моей подопечной отправляемся в детскую, я помогаю ей переодеться и укладываю на короткий дневной сон. Она проспит час, от силы полтора часа. И я остаюсь рядом. Эдит заходит перед отъездом, они с Морисом не останутся на ужин — впереди их ждут долгие выходные у её родителей. Она нежно гладит Тэмми, шепчет ей слова, приятные обеим. В каждом жесте, в каждом движении Эдит столько любви, что хватило бы целому миру. Она оборачивается ко мне и обнимает, просит беречь его. Ксавьера. Эдит говорит, что Алексис спит, брат заставил ее выпить снотворное, и она проспит до ужина. Я спрашиваю, где Ксавьер, но ни Эдит, ни Тай не знают. Он уехал минут сорок назад. Я прошу её немного задержаться, чтобы присмотреть за Тэмми, и Эдит соглашается. Я — местный. Я вырос здесь и знаю город и его окрестности лучше многих. Мне доводилось здесь прятаться, доводилось убегать. Я знаю короткий путь до чего угодно. Но всё равно это далековато, и Тай довозит меня на машине. Дорогу от стоянки, где припаркован сияющий свежим лаком черный внедорожник, я нахожу без труда и легко поднимаюсь по серпантину извилистой горной тропинки. Ксавьер, конечно же, там. Я издали вижу его строгий черный силуэт, словно вырезанный из бархата, поглощающего свет. Наложенный над самым краем пустоты, поверх бескрайнего пустого неба. Он стоит на самой границе осыпающегося обрыва и в тот момент, когда я поднимаюсь на площадку, бросает в пустоту под собой что-то металлически блеснувшее на солнце. Сцепленные кольца наручников успевают сверкнуть напоследок и ныряют в бездну, раскинувшуюся у его ног. Ксавьер делает шаг назад, отступая от края. Я молча становлюсь рядом: мысль о том, что, возможно, я зря нарушаю его уединение, приходит в голову слишком поздно.       — Как Тэм? — он не оборачивается, не смотрит на меня, но позволяет остаться.       — Прости, что пришёл без спроса.       — Тай знает где ты?       — Да, он довёз меня. Тэмми с Эдит. Он достает мобильник и быстро набирает сообщение. Наверное, пишет Эдит. Я не знаю. Не спрашиваю. Потом также молча убирает телефон. Я смотрю на сосредоточенные, аккуратные и точные движения, на его профиль. На четкие графичные пряди волос. На кольцо с головой волка на безымянном пальце.       — Куда ты смотришь? — бесстрастный голос возвращает меня в реальность.       — Прости. Это было невежливо. Я просто задумался. А! Ещё я принес плед, сэндвичи и кофе.       — Что?       — Ну, еда, плед и кофе. Хочешь? Ксавьер наконец-то оборачивается. Я вижу, как нервно дергается острый кадык, словно первые слова он просто глотает, заталкивает обратно, но взгляд, такой же цепкий и внимательный, требовательно впивается в моё лицо. Я машинально касаюсь отметин от когтей Алексис. Он сужает глаза, заметив это. Потом отводит взгляд. И только потом говорит:       — Подожди. Мне нужно тебе кое-что сказать. Может быть, ты после этого передумаешь устраивать мне пикник в скалах. Мои руки моментально холодеют, желудок сводит: «Он меня выгонит. Сейчас он скажет: катись отсюда к черту и чтобы я больше никогда тебя не видел». Прежде, чем я успеваю заговорить, Ксавьер поднимает ладонь, останавливая оправдания.       — Постой. Слушай. Я думаю, что должен извиниться. Я ни разу не слышал, чтобы Ксавьер извинялся. Никогда. Ни за что.       — Я должен попросить у тебя прощения. Алексис не должна была так поступать.       — Постой, ты просишь прощения за сестру? За то, что она ударила меня? Или за то, что относилась как к грязи у порога? По его лицу, равнодушному и пустому, проходит короткая судорога, как от боли. Всего только мгновение.       — За всё это. Это было недопустимо. Неприемлемо. Она знает это.       — И она раскаивается? — я слышу иронические ноты в своем голосе, но не могу ничего поделать.       — Нет. Алексис… Алексис не знает, что такое раскаяние. Поэтому я прошу у тебя прощения от ее имени. Он снова смотрит мне в глаза, я коротко вздыхаю. Что вот с ним поделать? Он невыносим. Его невозможно любить и не любить невозможно. Мы стоим вдвоем на грани мира и пустоты, и если он сорвется, я сорвусь тоже.       — Я думаю, что ты тоже не очень-то понимаешь. В смысле, про раскаяние. Но принимаю твои извинения. И это. Предложение сэндвичей и кофе всё ещё в силе. Будешь?       — Окей. Я оставил рюкзак подальше от обрыва и сейчас возвращаюсь, чтобы забрать термос и сэндвичи. Я расстилаю плед на выжженной траве, достаю два стаканчика и по очереди наливаю в них кофе. В термосе бьются о стенки кубики льда. Ксавьер берёт свой стакан и садится напротив.       — Ты странный, Джейден.       — Уж кто бы говорил. И, кстати, я никому не расскажу о том, что слышал, как ты просишь прощения. Это будет моей личной торжественной тайной.       — Как драматично звучит.       — Гораздо лучше, знаешь ли, чем фраза: мне всё равно никто не поверит.       — Тебе всё равно никто не поверит. Я смеюсь, чувствуя легкость и свободу. Чувствуя счастье. Откидываюсь на плед, опершись на согнутые локти.       — Знаешь, я ведь хотел сказать тебе спасибо. Ну, за то, что ты пошёл с нами сегодня. Это очень много значит для Тэмми. И для меня. И спасибо, что остановил Алексис. Я думаю, что для тебя это было трудно.       — Для меня?       — Я же понимаю. Я не виню её. Ты мог бы не извиняться, но мне было приятно. И вот ещё что. Сегодня вечером я не приду.       — Не придёшь? — мне кажется, что он удивлён. Но потом я понимаю, что он тоже улыбается. — Это даже хорошо.       — Почему хорошо?       — Всё равно не понятно, что с тобой делать.       — Да ладно! — я снова смеюсь и в этот раз чувствую, что он готов присоединиться. — Выходит, Тай прав.       — Ох уж этот вечно правый Тай. В чём на этот раз он не ошибся?       — Ну, он мне как-то сказал, предупредил, что ты боишься девственников.       — Светлые боги, болтун — находка для шпиона. Кто их не боится-то? — я чувствую, что он аккуратно ложится на плед рядом, только в отличие от меня даже не пытается посмотреть в небо. Он полулежит на боку, подставив руку под голову. — И какие, однако, интересные вы выбираете темы для разговоров.       — Знаешь, — я стараюсь говорить серьезно, — если тебя и впрямь это так смущает, то я до твоего возвращения, могу поработать над этим вопросом. Тай сказал, что может познакомить меня с кем-нибудь интересным.       — Я его убью.       — Я знаю. Вы об этом договорились с ним, да? Ксавьер не отвечает. Он кладёт мне на плечо руку, и я послушно откидываюсь назад. Позволяю ему склониться надо мной. Закрыть от солнца. Теперь оно освещает его со спины, и волосы кажутся нимбом. Солнечной короной. Моё личное затмение. Я улыбаюсь ему. И знаю, чего он ждёт, поэтому выдыхаю: «Да». И тогда он целует меня. Его губы на вкус как кофе. Кожа нагрета солнцем, она пахнет летом и счастьем. Каждый раз он целует меня иначе, чем прежде. Иногда это ярость, иногда страсть, отчаяние, но сегодня его поцелуй — томление и нежность, ожидание. Сегодня — это мечта о тысяче новых поцелуев. Отстранившись, он касается кончиками пальцев моего лица, бережно проводит ими по коже, скользит по линии виска, скулы, ласково исследует отметины шрамов. Я не вижу его лица против солнца, но чувствую касание взгляда. И весь, до последней косточки, до клеточки — я принадлежу только ему.       — Так почему ты передумал, Джейден? — его голос звучит так глухо, словно он обращается не ко мне, а к себе самому.       — Теперь я точно знаю, что ты вернешься. И я хочу дождаться тебя. А почему передумал ты? Тогда, в замке, ты отказался. Вся эта скучная демагогия о дисбалансе сил…       — Я передумал потому, что ты сказал «нет». Ты остановил меня. Ты способен на это. Он снова ложится рядом, и я всем телом ощущаю его близость, закрываю глаза, прячась от слепящего солнца.       — Представляешь, теперь можно считать это настоящим свиданием. С поцелуями и всё такое.       — Под «всё такое» ты имеешь в виду сэндвичи или мои извинения?       — А что больше подходит для свидания?       — Не знаю. Я не хожу на свидания.       — О, ну разумеется. Я бы вот сходил на парочку-другую с тобой.       — Джейден.       — Но ты, разумеется, не из тех, кто ходит на свидания.       — Да, как-то не приходилось. Поехали домой. Эдит и Мориса пора отпускать к своим. Он встает плавным неуловимым движением и протягивает мне руку, помогая подняться. Собирает плед, и мы спускаемся к машине. Я знаю, что улыбаюсь. Не могу стереть с лица эту глупую влюбленную улыбку. И не хочу.