***
Но как же болела голова! – Простите, вы хорошо себя чувствуете? – А? – оторвавшись от иллюминатора, Белый скосил припухшие глаза на миловидную стюардессу с участливой улыбкой, которая склонилась над ним. Он страдальчески поморщился, крутя в руке бутылку "Хайнекена". – Ой, маленькая моя, не дай бог тебе так же... – Извините, – похоже, стюардесса его хорошо поняла. – Уважаемые дамы и господа! – раздался женский голос из динамиков. – Просьба занять свои места и пристегнуть ремни безопасности. Через двадцать минут наш самолет совершит посадку в аэропорту Шереметьево-2 города Москва. Температура воздуха – плюс семь градусов. Космос и Фил уже изнуряли от ожидания в VIP-зале аэропорта. По телевизору шла прямая трансляция CNN. Русские танки обстреливали русский же Белый дом! Тот самый, который два года назад вышла защищать вся Москва. Сегодня, 3-го октября, когда после многочисленных столкновений с милиционерами демонстранты прорвали оцепление вокруг Белого дома, ельцинская милиция впервые применила огнестрельное оружие, открыв огонь по демонстрантам: было ранено несколько человек. Воодушевленные этим прорывом, сторонники Верховного Совета во главе с генералом коммунистом Альбертом Макашовым попытались захватить "Останкино". Но во время массового митинга возле телецентра бойцы спецназа внутренних войск "Витязь", находившиеся в тот момент внутри телецентра, открыли по демонстрантам огонь на поражение, в результате которого было убито не менее сорока человек – жертвами стали как протестующие, так и случайные люди... Наконец объявили посадку рейса из Майами. Космос, прислушавшись, хлопнул себя по коленям и поднялся. За ним Фил, не сводя глаз с экрана телевизора: – Да, понедельник – день тяжелый... – Вот где реальный беспредел! – поморщился Холмогоров, эмоционально указывая на телек. И тут же на ходу отдал распоряжение девушке за барной стойкой: – Три по пятьдесят налей. – Володь, машину подгоняй, – Валера махнул водителю. И они направились в зону прилета. Две стюардессы – блондинка и рыженькая – шагали навстречу, и Кос не преминул окинуть их оценивающим взглядом и ухмыльнуться уголком губ. – Ниче такие, да? – скосил он глаза на Фила. Тот не ответил, только хмыкнул. Хотя в глубине души даже несколько порадовался, что друг мог снова обращать внимание на представительниц женского пола. Заживала рана о Рите... Белый в белоснежном плаще показался в дальнем конце аэропортовского коридора, ярко освещенного солнцем: – Алло, Кать?.. – кричал он в трубку мобильника, вслушиваясь в каждое слово при плохой связи и салютуя рукой пацанам. – Не, ну ты гинеколог, а не я!.. Алло?! – нет, связь ни к черту! Саша бросил мобильник, уже проходя через металлоискатель: – Здорово, братья! – Здорово, братух! – Что у вас тут творится-то, а? Фил, нервно усмехаясь, аж жестикулировать начал: – Сань, прикинь, там у Белого дома реальная разборка! – Ага, на Арбате танки стоят, не проехать! – Космос похлопал Саню по плечу, обнимая. – Вертолет надо в таких случаях! – пошутил Саша, пожимая Валерину руку. – Какой нахрен вертолет! Ща поедем, увидишь. – Ладно, это все суета, – приобнял друга Филатов, участливо посматривая в его опухшие, красноватые глаза. – Как сам-то? Космос уже сигнализировал барменше. – Да ну плохо со вчерашнего... – признался Белый, шипя от головной боли. – Выпили там еще... – Раз! – Ап! Поднос с тремя хрустальными рюмками и веточкой винограда возник перед ними. – О, клево! – Саша потянулся к рюмке. – Кстати... – За победу демократии! – нарочито серьезным тоном отчеканил Фил, взяв рюмку. Космос засмеялся: – Да не-не-не! Хорош, хорош! – приостановил его, приобнимая Саню за плечо: – За будущего сына. – Не дай бог, если дочь, – сморщил одну бровь Белый. – За настоящего па-ца-на! Выпили, закусили виноградинками, и Белый, чуть оживившись, кивнул в сторону выхода: – Ладно, погнали. На Ленинградском шоссе никаких признаков событий, сотрясавших телеэфиры, не наблюдалось. Наоборот вовсю светило солнце, да так ярко, что Саше приходилось жмуриться, даже солнцезащитный козырек не помогал. Но и не только это нервировало – телефон Кати все время отвечал короткими гудками. – Братцы, я не слышу нихрена! Алло, Катя?! – опять сбрасывалось. – Че у меня за связь, твою мать... – Да ладно, ты успокойся, Сань, – лицо Космоса исказилось сочувствующе, он хлопнул по плечу Белого. – Ну, подумаешь – месяцем раньше... Ну? – Сань, я тебя прошу – не заморачивайся! – подключился подбодрять и Фил. – Я сам недоношенным родился. Ты посмотри на меня! Здоровый, как лось! Белый украдкой все-таки улыбнулся. – Ну! На него разве можно подумать-то! – поддакнул Холмогоров. – Лосина, бля! И загоготал в своей заражающей манере, и тут уже Саша не сдержался – посмеялся тоже. – Ладно, Саня, все будет по уму. Родится Ванька – ножки обмоем, свозим, окрестим в Свято-Даниловском, дай боже... Все будет отлично! – Ладно, лирика все... – Саша украдкой поплевался, постучал костяшками по иконке Николая Чудотворца на приборной панели. – Че там у Фархада за дела?.. Несколько секунд царило гробовое молчание. Парни переглянулись и боевого воодушевления как ни бывало. Валера, вздохнув, подобрался и удручающе выдал: – Знаешь, Сань... А у Фархада полный алес.***
– Я уже тут с ума схожу, правда... – пожаловалась Женька в трубку. – Преподы рвут и мечут, полгруппы перегрызлось... Еще и тебя почти месяц нет. Я так на стенку полезу скоро. Витя мягко улыбнулся, и она как будто почувствовала это: – Ну чего ты улыбаешься там? Я ведь серьезно. Когда приедешь? – Скоро, малыш, скоро. Сейчас вот Фарика в аэропорту встречу, смотаемся дела утрясем и, возможно, уже завтра поеду к тебе. Позвони Самаре, смотайтесь куда-нибудь прогуляться. Убей вечер. – Меня скорее убьет эндокринология... – Не вешай нос, Жек. Ты у меня кто? Ты у меня умница. Не хочешь никуда ехать, тогда занимайся, хотя я бы на твоем месте развеялся бы... – Только с тобой! – Женька покосилась на аудиторию. Сегодня была объявлена летучка по внутренним болезням. – Ладно, пошла отчитываться... – Наберешь, как закончишь, малыш, – Пчёлкин оглянулся на двери аэропорта и махнул рукой выходящему мрачному Фархаду. – И я полетел. Удачи. Люблю! Он отсоединился и зашагал навстречу Джураеву. Они обменялись рукопожатиями и Витя отметил изрядно замотанный вид парня. Будто он, по крайней мере, не спал несколько суток и его мучали кошмары. В принципе, так оно отчасти и было. Когда выехали из аэропорта, Пчёлкин все пытался Фарика растормошить, вопросы позадавать, посетовать на происходящее в столице, наконец, но тот как никогда не был расположен к открытому общению ни на какие темы. В итоге весь оставшийся путь до офиса Белого они проехали под отголоски грохота улиц и незамысловатые песни из магнитолы. – Не спи, замерзнешь, – Витя легонько толкнул задремавшего Джураева в плечо и потянулся к заднему сидению за папками с документами. Фарик дернулся и, кажется, помрачнел еще больше. – Угу. Приехали? – Приехали-приехали. Они одновременно вылезли из "Вольво", Витя потянулся и, насвистывая, посмотрел в мобильник. Вдруг не слышал за всей какофонией звуков, как жена звонила. Сам кивнул не глядя на здание офиса. – Ну че, ты был у нас здесь? – Да был-был, – потирая ладонями лицо, отозвался Фара. – Раз сто уже был, наверное... – Сейчас кофе бахнем, взбодришься. Я сегодня тоже не выспался. Он зашагал к крыльцу офиса, нажал на кнопку вызова дофомона. Фарик плелся следом, пока не замер и не оглянулся на шум. К ним определенно что-то с топотом неслось. – Бля, заснули там, что ли, все? – недовольно фыркнул Пчёла, потому что с той стороны никто не отозвался. Дернул на себя ручку двери. Ноль эффекта. – Витя! – на выдохе, который резко был выбит из легких ударом приклада, выкрикнул Фарик. Пчёла оглянулся. Фархада уже опрокинули ничком и придавили тяжелым сапогом, и теперь омоновцы неслись прямиком на него! Он приблизил лицо к глазку камеры и выпучил глаза. – Менты! Не открывайте! – заорал, пытаясь отскочить подальше от двери, чтобы там свои увидели, но было уже поздно. Послышался тонкий писк – дверь открылась. Пчёлкина в эту же секунду довольно ощутимо саданули по пояснице. Так знакомо. Почки, вспомнив, тут же как будто сжались. Стальная хватка сковала загривок, и Витю опрокинули на асфальт, как тряпичную куклу. Ряженый в камуфляж маскарад с десантными автоматами наперевес ворвался в офис и хлынул вверх по лестнице мгновенно, как ядовитый газ, распространяясь по всем кабинетам и закаулкам. – Белый, у нас гости! – заорал Фил, стараясь перекричать матерный боевой ор омоновцев, и вскинул руки. Кружка с витиеватой росписью и подписью "папа" упала на мягкий пол, расплескивая во все стороны так и не допитый кофе. Витя, лежа под стволами у крыльца, слышал громкий отборный мат из приоткрытых окон. Когда в кармане пальто зазвонил мобильник, он машинально крутанул головой, но тут же получил всей тяжестью берца между лопаток: – Лежать! Фарик с отсутствующим взглядом бормотал молитву. А с крыльца уже в ускоренном темпе сводили остальных пацанов и охрану, всех с закрученными руками на спине. – Тихо! Больно! – крикнул Белый, потому что заломили так, что по спине уже шла судорога. – Больно, сука, больно! – Пошел вперед! – Руки, руки не переломай! – гаркнул и Фил, и его уже схватили за челюсть. Саша, оскалившись от боли, встретился взглядами и с лежащим на усеянном желтыми листьями асфальте Джураевым. – С приездом, брат! – только и успел бросить ему, прежде чем ощутил, как ударяют под дых. – Салам-пополам, брат, – через силу усмехнулся Фарик, тут же его опять вдавили сапогом. – Все, молчу-молчу-молчу... И в тот момент, пока Сашу и всю бригаду яро запихивали в автозак на Цветном, в центре матери и ребенка на Опарина раздался первый крик новорожденного Ваньки Белова.***
🎵: Дмитрий Маликов – Тема судьбы Витя не отвечал. Женька звонила после пар, по дороге до магазина, потом до дома, уже в квартире... Звонила брату. Звонила Космосу. Даже Саше набрала, но на все ее попытки дозвониться до ребят голос в трубке бесстрастно информировал: "Абонент не отвечает или временно недоступен. Попробуйте позвонить позднее...". Паника охватила с головы до ног. Такое чувство, что холод и изморось Питерского октября пробрались в квартиру и окутали каждый ее сантиметр. Женька ощущала, как трясутся влажные руки, а сердце то пропадает при очередной попытке дозвониться, то колотится как сумасшедшее перед каждым щелчком автоответчика... Бред. Какой-то бред! Не могли же они разом просто пропасть с радаров? Чтобы хоть как-то успокоиться и придумать всему здравое объяснение, пусть и обманчивое, Пчёлкина включила телевизор. Говор его хоть и перекрыл повисшую липкой пленкой тишину, но спокойствия не принес. – Ранее были нанесены выстрелы и из более тяжелого оружия... – донесся до сознания голос диктора, и Женька вскочила с дивана и присела прямо у экрана телевизора, с ужасом глядя как по Новоарбатскому мосту едут танки! Повторяли события дня, а затем включилась прямая трансляция. В 22 часа 40 минут тридцать БТР и сорок грузовиков с личным составом 27-й Севастопольской отдельной мотострелковой бригады проследовали по Ленинскому проспекту в сторону Садового кольца. Стоило узнать, что этот страшный день в родной Москве унес ни один десяток невинных жизней, Женька схватилась сначала за сердце, а затем и за мобильник. Звонила она свекрови. Пока шли гудки, девушка пыталась привести дыхание в порядок. – Женечка, сама с ума схожу, – призналась Анна Павловна, как только услышала от невестки о том, что и ей сын за остаток дня ни разу не позвонил. – Хоть Павел Викторович тут и бурчит, что зря панику развела... Если что-то узнаешь или дозвонишься, скажи мне, хорошо? У нас тут вообще ужас творится... Хорошо, что ты далеко. Час от часу не легче! Женька, ощущая, что голова ее, и без того горящая огнем, вот-вот взорвется, судорожно принялась искать в записной книжке номер Активиста. Хоть догадалась тогда записать! Но и тот не отвечал на звонки – ни на первый, ни на шестой. Неужели тоже в одной гребенке оказался? Мобильник Кирилла действительно сел, но совсем по иной причине. Он совершил за сегодняшний день столько звонков, что телефон впал в спячку уже ближе к вечеру. Алёна не пришла домой. Алёны не было в клубе. Алёну никто не видел с тех пор, как началась дискотека! И даже допрос почти что с пристрастием ее новоиспеченной подружки Катьки, которая видела Головину последней на танцполе и пила с ней, не принес результата. Бармен шел в отказ – была, пила, танцевала, растворилась в толпе, ничего не знаю. Самара еще никогда не видел лучшего друга в таком состоянии. Активист впервые не мог себя контролировать! Буквально трясся как при лихорадке, кажется, вообще почти не соображал из-за обуявших его эмоций и паники. Он как будто постарел лет на десять всего за сутки, а от волнения и отсутствия хоть какой-либо информации даже его двухдневная щетина стояла дыбом. Они вернулись в бар вместе, и уже Лев принялся досконально допрашивать бармена, но подоспевшая охрана была категорически против происходящего. На обоснованную причину быки не отреагировали, камеры просмотреть не дали. В итоге уже назревала перестрелка, но Самарин вовремя среагировал, забрал оружие у взвинченного донельзя Головина и, сам с собой мысленно ругаясь, все-таки принял решение о капитуляции. Смотреть нужно было не здесь. Первый вариант – осмотр местности. "Тоннель" был окружен небольшим сквером, а так же узкими проулками и дворами. Сердце хоть и не подсказывало, что Алёнка могла напиться или же уйти с кем-то в тьму этих кустов и подворотен, но мозг уверял, что нужно проверить. Чтобы успокоить Активиста, пришлось применить физическую силу. Мощная пощечина действительно отрезвила его. – Сиди, понял? – Самарин усадил его на переднее пассажирское. – Вот тебе таблетка от башки, в бардачке минералка. Успокойся, выдохни. Ничего с ней не случилось! Хоть и сам не верил в это. Алёна никогда бы не ушла с незнакомцем в неизвестность. Потому что кто, как не она, знала всю опасность современного мира. Никогда бы не решила взбелениться и проучить таким образом старшего брата, отыгрываясь на нем за его постоянные контроль и опеку. Но факт был на лицо – девчонка пропала в толпе. – Брат, мы найдем ее. Слово даю. Головин только и мог что кротко кивнуть и, когда друг уже отошел от машины, все-таки проглотил таблетку, сделал пару жадных глотков, ощущая, как горят щеки. Плеснул холодной водой на лицо, растирая мозолистыми ладонями капли по скулам. Хорошо, что никто не слышал и не слышал даже Самара, как он завыл от отчаяния. Лев шел по аллейкам сквера, заглядывая в каждый куст, за каждое дерево, насильно заставляя свой внутренний голос и больную фантазию заткнуться. Обошел все по периметру, затем все гаражи у близ расположенных домов. В подворотнях помаячил, в открытые подвалы тоже залез... Никого. Еще раз навернул круг возле дома, в котором располагался "Тоннель". Отметил для себя несколько камер наружного наблюдения около гостевого дома и аптеки. Уже что-то. – Ну что? – голос у Активиста замогильный, пульсирующий. – Нашел несколько камер, обзор есть на эту улицу. Погнали, проверим? Когда они уже втирались в доверие администратора гостиницы, телефон в кармане Самары ожил. Парень, извинившись, отошел на пару шагов и принял вызов. – Да, Женя? – Лёва, ну хоть ты ответил, господи! Кажется, состояние Головина накрыло и Пчёлкину. Потому что она так же эмоционировала и задыхалась от нехватки воздуха. Голос дрожит, нос забит... – Ты чего, плачешь, что ли? Жень! – тут же напрягся Лев, нервно перебросив телефон от одного уха к другому. – Что?! – Я не могу ни до кого дозвониться! – тут же кратко поведала о своей беде Женька. И повод паниковать действительно, видимо, был. А Самарин даже обрадовался днем, что начальство не беспокоит с проверками. А тут вон какие дела! – Кирилл тоже трубку не берёт... – Да он тут, со мной, – Самара оглянулся машинально на друга, проверяя его состояние параллельно. – У нас проблема одна нарисовалась... – Так ты не знаешь, в чем дело? Витя не звонил тебе?.. – Утром, – Самара с силой сжал переносицу, сдерживая зарождение головной боли. – Ты только не суетись. Я разберусь и наберу тебя, хорошо? – Угу... Только обязательно, Лёв, пожалуйста! – С ними все будет в порядке, – уже как мантру повторил Самарин, не зная теперь, то ли ее успокаивал, то ли себя. День и ночь, видимо, будут еще те. – Ты выпей успокоительное и ложись, все равно ничего сама не сделаешь. Будут новости – я позвоню. Но прошел час, медленно полз второй... а телефон молчал. Тишина в квартире звенела, заставляя Женьку слушать свое дыхание и удары сердца. Рука ее опять потянулась к мобильнику. – Теть Ань, не спите ещё? – поинтересовалась аккуратно, издалека. Если свекровь уже что-то узнала – хоть успокоится, если нет – придётся успокаивать её и ждать дальше. – Да уснешь тут, Женечка... Сердце больно ударило по грудной клетке. – Отдыхайте, все с ребятами хорошо, – прикрыв глаза, солгала Пчёлкина. – Просто отмечали... отмечали сделку, и... – тут уже ее дыхание не выдержало, сорвалось. Но Анна Павловна, кажется, поверила: – Понятно, загуляли наши мальчишки... Ну слава богу, живы-здоровы. – Не переживайте только. И примите валокордин! – Обязательно, моя хорошая, – чувствовалось, как женщина измученно, но благодарно улыбается, держась за сердце. – Спасибо. Спокойной ночи! Теперь ночь точно будет спокойной! Женька отшвырнула мобильник на диван, обеими руками провела по волосам, убирая их от лица, и уперла кулаки в бока, оглядывая комнату, будто выпрашивая согласие на свое решение у мебели. Собиралась она в спешке, то и дело поглядывая на часы. Время уже давно перевалило за полночь, Женьке бы по-хорошему уже спать и видеть пятый сон по эндокринологии, практика по которой уже должна была начаться через семь часов, а не вот эта нервотрепка! Но муж и братья ее волновали куда больше, чем неуд по предмету, который ей еще придется исправлять по возвращении обратно. А пока порыв и горячность, приправленные страхом и волнением, двигали ею и ее руками, проверяющими сумку на наличие кошелька и паспорта. "Дунаев-Дунаев, – только и успело пробежать мысленно в голове, – как же мне тебя не хватает...". Уж кто-кто, а Андрей бы сейчас нашел сотню слов, чтобы успокоить Женьку и оправдать пацанов, а еще бы, конечно, сорвался в любое время к ней... Женька выскочила из подъезда и побежала к дороге. Автомобили пролетали быстро, никак не реагируя на ее сигналы. И только один повидавший жизнь "Жигулёнок" затормозил около нее, и девчонка склонилась к окну. – До аэропорта подбросите? – Сколько? – только и спросил старичок, уже открывая ей дверь. – Не обижу.***
В предыдущий раз Москва встречала Женьку совсем иначе, будто ждала, а потому и подготовилась – солнце выкатила, обнимала девчачью фигурку с помощью его лучей. Сегодня же родной город словно надел траур, оплакивал каждого своего ребенка, которому не повезло этой ночью. Мелкий дождь бил по голове, словно сотнями маленьких гвоздей вколачивая жуткие мысли. Особенно гадким был ветер, пронзительный и колючий, заставляющий Женьку трястись ещё больше. Ноги не хотели слушаться, но она наконец приблизилась к высотке на Котельнической. До сих пор сердце замирало при виде неё. В ушах гремел взрыв в ту ночь Сашкиной свадьбы. Смесь прошлого и настоящего страха образовала жуткий коктейль. Превозмогая собственные больные ощущения, Пчёлкина потянула на себя тяжелую дверь и вошла в обитель роскоши и монументальности. Когда вышла из лифта, квартира "135" уже виднелась прямо в конце коридора, и Женька стремительно пошла прямо к ней. Палец дрогнул, оборвав трель звонка. Девушка прижалась ухом к двери, вслушиваясь в шаги по ту сторону. Чуть шаркающие, неторопливые. Видимо, Оле было проблематично передвигаться на таком приличном сроке... Но когда дверь открылась, Женька увидела на пороге... бабушку Ольги. Она уже была одета. – Ой... Здравствуйте, Елизавета Андреевна. А вы... Вы куда? Сурикова обувала ботиночки, даже не удостоив Пчёлкину долгим взглядом. И, кажется, она и не была особо удивлена, заметив ее на пороге в столь раннее время. Наверняка прислали для сопровождения, подумалось ей. А Женька отметила, что на полу наготове стоит плотная сумка. – Женя, если не ошибаюсь? – Женя. – Так Олюшка родила, вот еду в роддом, – при упоминании внучки голос ее смягчился. – Катерина звонила, тётка Александра... – Как родила?! – искренне изумилась Женька, быстро в уме прикидывая сроки. – Ей же ещё месяц ходить! Лицо Елизаветы Андреевны исказилось в гримасе мученического раздражения, а взгляд остекленел. – Так при такой нервотрëпке с вашими муженьками вообще хорошо, что родила... – и наконец посмотрела ей в глаза. – На тебе вон лица тоже нет. Чего скрывать – нервотрëпку пацаны реально задали нехилую. – Так вы в роддом? – В роддом, конечно. – Поедем вместе. Нужно же тётю Таню захватить! При упоминании Татьяны Николаевны лицо старушки ничуть не прояснилось. Конечно, к самой женщине у Елизаветы Андреевны неприязни не было, а вот к воспитанию сына – очень много вопросов таилось. Пусть и не сделала несчастная мать ничего страшного в этой жизни, а только сама умывалась слезами да страдала от сердечных приступов чуть ли не каждый месяц, но на каком-то подсознательном уровне старшая Сурикова не была рада видеть ни ее, ни Сашу. Но спорить с воодушевившейся Евгенией Елизавета Андреевна не стала. Из квартиры Женька вызвала такси, помогла старушке спустить сумку на улицу, взяла все расходы за дорогу до Бирюлево и до центра акушерства на себя. В отличие от Беловой, Татьяна Николаевна была очень рада видеть Женьку. Девушка по пути немного ожила, гоня проклятые мысли прочь, подбадривала женщин, радовалась за Ольку и дурака-Сашку, но всех троих объединяло одно – желание поскорее увидеть маленького Ваньку. Пока бабушки новорожденного мыли руки и лица с мылом, как требовала сама Елизавета Андреевна, Женька подбежала к Катерине. Та, к слову, не оставляла попыток дозвониться до племянника весь вчерашний день и все сегодняшнее утро. – Кать, ну что? Белова разгребала завалы документации на своем рабочем столе, параллельно ругаясь на пацанов отборно, скорее, впрочем, для самоуспокоения. В глубине души она молилась, чтобы с ребятами ничего не случилось. Стреляли-то в самом центре! Что за страна! – Что-что! – всплеснула она руками, делая очередной дозвон. – Всё поотрываю этому засранцу, когда приедет! Хочешь, и твоему для профилактики тоже. Женька хохотнула: – Хочу... – Ну всё... О, о! Ты где, малахольный?! – почти что заорала она в трубку. – Че значит – не ори?! Врать заставляешь, а ещё и не ори! Вас тут с ног сбились – ищут!.. Как кто? Жёны вас потеряли, вон Женька вплавь по Неве добралась аж! – и тут же ощутимо смягчилась, улыбнулась. Видимо, Саня спросил про сына: – Да, да... Родила. Такой хорошенький... Нормально, все у твоей Оли нормально, молока хоть залейся… Ну, в общем, я тебя поздравляю, папаша! Повесив трубку, Катя выдохнула, скосила глаза на Женьку. Бедная... Но тоже сумасшедшая! Не усидела, сорвалась. Сашина тетка ласково потрепала ее по плечу: – Живы, целы орлы. Скоро прилетят, – и выудила из-под стола бутылку с медицинским спиртом. Взглядом намекнула Пчёлкиной, не хочет ли стать второй. Та кивнула. Нервы ни к черту! Вряд ли от пятидесяти граммов развезет. – Ну, за пацанов, будь они неладны... Здоровы, я хотела сказать! Налила себе и Женьке в мензурки, чокнулись, выпили. И, сильно выдохнув – спирт все-таки, не шампанское, – Катерина радостно помчалась за Ванькой, крикнув в палату: – Оленька, кормить пора!***
🎵: Александр Пантыкин – №14 (ost "Дальнобойщики") – Мужики, у меня сын родился! — все еще не до конца веря в услышанное, проговорил Саша. – А-а-а-а! И только когда друзья заорали так, что задрожали окна Бутырки и едва не сработали сигнализации припаркованных у крыльца машин, он осознал весь масштаб счастья. Пацаны бросились его обнимать и тискать, разделяя его счастье так, будто оно всецело их, общее! Да еще бы, первый ребенок в их огромной братской семье! Все смешалось в этой радости – и рождение Ваньки, и освобождение из стен тюряги. А еще солнце взошло, будто весеннее! И ни облачка над головой! Руки друзей и братвы, приехавшей встречать их, подхватили Белого и принялись качать, высоко подбрасывая вверх. Когда наконец его опустили на землю, Фарик обнял друга крепко-крепко, ладонью стуча по его спине: – Дела, Саня, подождут! Сначала вези смотреть наследника! Космос, который уже давно позабыл, что такое радоваться, чье лицо уже долгое время не посещала улыбка, смеялся от радости так, что уши свело и щеки заболели. Он вцепился рукой в плечо Белого и на эмоциях затыкал пальцем в его грудь: – Саня, в семье самурая дочка – ужас!.. – А сын кто? – не в состоянии отдышаться от восторга, улыбнулся во все тридцать два Саша. – Подарок! – затряс его за плечи Холмогоров. – Западло только, что в понедельник родился. – Ты на понедельник не гони, понедельник – хороший день! Так мой город называется! – уверенно успокоил его Фара. И тут же снова ожили телефоны, которые и без того всю ночь надрывались. "А неплохо все-таки без связи часок-другой побыть, – подумалось Вите ночью, – уехать бы на пару деньков куда-нибудь с Женькой, отрубить мобильники...". Но его сотовый тоже зазвенел, и он готовился к тираде от жены, но звонила Анна Павловна. – Алло, да, мамочка! – он отошел недалеко от бригадиров, улыбнулся: – Да, мне она тоже звонила, сейчас наберу... Все хорошо, все нормально, не волнуйся. Я перезвоню еще! Белый наклонился к водителю: – Володя, щас в роддом. Кос! Позвони в офис, скажи, чтоб там прибрали все, лады? – и глядя, как Пчёлкин пытается набрать номер Женьки, остановил его: – Женёк в роддоме тоже. У Вити глаза округлились: – Чего?! Как? – Вот у нее сейчас и спросишь. Хотя будто ты свою жену не знаешь, – отмахнулся Саня, и опять вернулся к главной, самой важной теме, сжимая кулаки: – Фарик, я не верю! А-а-а! Ха-а-а!***
Вооружившись радостными улыбками и охапками цветов, пятерка парней бодро вышагивала по белоснежному коридору родильного дома. Женщины, тихо перешептывающиеся около палаты Оли и обсуждающие дела насущные – о Ваньке, выписке, необходимом для малыша, о воспитании, поднялись, и Женька, заметив брата и мужа, понеслась прямо на них. – Ну отчаянная, а! – Валера сгреб ее в охапку, сдерживая праведный сестринский пыл. – Ты как здесь оказалась? – Не важно как, важно зачем! – не унималась девушка, награждая его грудь тумаками, не забывая на небольшом расстоянии дотянуться и до Вити. – Затем, чтоб убить вас, придурки! Я чуть не поседела! – Ой, как хорошо, что теперь есть официально узаконенный человек, которого ты можешь убить первым, – хихикая, Валера перекинул ее в руки мужа. – Тише, малыш, все хорошо. Потом объясню, – Пчёлкин нежно обнял Женьку за спину, устраивая голову в выемке между ее плечом и шеей. Не забывая покрывать ее волосы примирительными поцелуями. – Не дерись! Эй! Пойдем-ка лучше посмотрим на мелочь пузатую. – Малая! Да не трать ты силы, – выпрыгнул из-за Витиной спины Космос. – Зато все вместе собрались, всей семьей! Когда такое в последний раз было? Наглядное доказательство, что с ними со всеми все в порядке, плюсом протянутый букет и обезоруживающий вердикт Холмогорова сделали свое дело, и Женька смогла расслабиться. Подхватив Витю и Космоса под руки, она повела их в сторону палаты, где сейчас объединилось всё семейство Беловых. – Сейчас наворкуются, – подал шепотом голос Космос, – и будем петь! – Что петь-то? – таким же тоном поинтересовалась Женька. – Хеппи бездей ту ю, Иван Александрыч! По знаку Сани Фарик дернул жалюзи на окне палаты, и удивленная Оля увидела всю команду. Пацаны и Женька, размахивая огромными букетами, дружно грянули: – С днем рожденья, Ива-ан, с днем рожденья, Ива-ан! С днем рожде-е-енья, Иван Алекса-а-андрович, с днем рожденья, родно-о-ой! К их стройному хору присоединился и Саша, радостно подмигивая ей уже из-за стекла. Олька, хоть и постучала пальцем по лбу, намекая на далеко не высокие умственные способности – ведь какой шум устроили в роддоме! Вот дуралеи, честное слово! – но не смогла не улыбнуться, качая на руках теперь самое дорогое в своей жизни сокровище. А Женька, прильнув к крепкому, теплому плечу мужа, не могла не улыбаться, глядя на этот маленький комочек в Ольгиных руках. В голове стоял образ и беременной Миленки. И вдруг поймала себя на мысли, которая никогда ей в голову не приходила до всех этих событий, – может, и им с Витей родить ребеночка? Почему-то Женька была абсолютно уверена, что теперь она не боится повторить судьбу своей биологической матери. Она будет лучшей мамой, как ей пару лет назад пророчил Фил. А Витя... Витя просто не может не быть лучшим папой. Но пока это только мечты и планы. Сначала надо закончить институт. А вот потом...***
🎵: Дмитрий Маликов – Удары судьбы Глаза удалось разлепить с огромным трудом. Алёнка с тяжёлым мычанием перевалилась на бок, ощущая, как голова её разрывается, будто при похмелье. Мышцы ломило, болела каждая клеточка изнутри. Дико тошнило. Титанического усилия потребовалось, чтобы присесть и оглядеться. Огромная спальня, погруженная в полумрак, широкая кровать, застеленная золотистым покрывалом. Которое было помято. И орошено кровью. Её вид заставил дëрнуться, позабыв на мгновение о головной боли, и инстинктивно проверить конечности на наличие порезов или других увечий. По началу будто бы не было никаких признаков насилия, но потом влажный взгляд остановился на бедрах. Кровь, недавно стекающая струйками, запеклась на коже. Алёна задрожала, затряслась, завыла. Нет! Этого просто не может быть! Не может! Ее ледяные от ужаса пальцы коснулись кровавых дорожек. И в этот момент замок в двери щелкнул, и в спальню вошел ее вчерашний знакомый. Он медленно прошел к стулу, подтянул его к краю кровати и оседлал. Глаза, вчера смотревшие на девчонку сдержанно и по-доброму, теперь изучали ее как товар. Головина сжалась, подобрала под себя ноги и отшатнулась назад, как от пожара. – Что ты сделал со мной? – прошипела она, боясь сорвать на гневный крик. – Я? – на лице Владимира проскользнуло такое искреннее изумление, что ему мог позавидовать невинный ребенок. – Ничего. Я, как и обещал, даже не притронулся к тебе. Глаза Алёнки были полны злых и праведных слез, губы тряслись, кривились от боли. – Тебя уроют, мудак!.. Тебе башку снесут за меня!.. Мужчина цокнул языком, хмуря брови. – Вчера ты была более воспитана и сдержанна в своих словах. Его наигранные эмоции, максимально ровный тон и давящий полумрак комнаты зораждали в девчонке самые страшные эмоции. Через силу ей пришлось выдавить из себя то, во что просто не хотелось верить: – Ты изнасиловал меня! – Нет. Как я и сказал, к тебе никто не притронулся. – Никто?! Никто?! Она вскочила на ноги, задрала подол потрепанного платья, представляя мужчине окровавленные следы на внутренней части бедер. И тут же ощутила, что кровь продолжает идти. Владимир будто бы не был ничем смущен. Только бровь его изогнулась, и он повел рукой: – Видимо, так отреагировал твой организм на барбитурат. Не более. Поверь, мы не конченные мрази, чтобы трогать девушку вне сознания. Голос его был спокойным, и каждое слово заставляло Алёнку сжиматься от ужаса. – М... мы? Мужчина сверился со временем на часах, щелкнул пальцами. – Воланд сейчас подойдет. Ты ведь никуда не торопишься? – и улыбнулся, глядя как несчастная маленькая девчонка трясется от страха неизвестности. – Советую сходить в душ. Спрошу пока у девочек про средства гигиены. Головина не понимала. Она чувствовала, как что-то сжимается и рвётся в груди. Едва осознавала, что все это происходит на самом деле. Владимир же по-хозяйски прошел в сторону шкафа, вынул с полки банное полотенце и кинул его на колени девчонки. – Душ там, – и взглядом указал на дверь в стене позади кровати. – У тебя есть десять минут. Не стоит представать перед хозяином в таком виде. Не артачься, будь послушной девочкой. Чувство у Алёнки было такое, будто рот полон тины. И она вяжет, не давая вымолвить ни слова. Лёгкие разрывает от нехватки воздуха и темнеет в глазах. В душе так обреченно пусто, что хочется заорать, чтобы заполнить пустоту хотя бы этим. – Хозяин? – наконец доходит до нее. – Девочки?.. – и изо рта вырывается непрошенный всхлип. Девчонка на грани жуткой истерики. – Где я?! Взгляд на мужчину скользящий, рассеянный. Будто мозг наотрез отказывается понимать, что сейчас происходит. Что вчера произошло. Что скоро произойдет. Владимир резко потянул ее на себя, заставляя встать с кровати, всучил в ее дрожащие руки упавшее полотенце и посмотрел в ее огромные мокрые глаза так, что Головина ощутила, будто он забрался своими похотливыми грязными ручищами прямо ей в душу. – В борделе. И на этих словах Алёнка будто до конца очнулась, едва не задохнувшись от колотящего сердцебиения. Это короткое слово ударило по голове не хуже, чем вчерашнее седативное, подмешенное в обычную бутылку с водой. Хотелось умереть прямо сейчас на этом месте. Она осознала, насколько паршива ее жизнь в эту самую секунду, когда поняла, что лучше бы погибла три года назад от руки Ростовского монстра Гаго, чем оказалась здесь. Потому что несмотря на то, что внутри раненой птицей билась надежда, что брат ее отыщет, реальность диктовала свои условия – если это и случится, будет слишком поздно.