От наших больных семей

      Лин бродила по заросшему саду Мистспайра, не находя покоя. Что творится прямо сейчас в той проклятой пещере? Явился ли Руквуд на встречу? И если явился, справились ли с ним парни? Что, если он всех убил? А может, они вот-вот возвратятся домой невредимые вместе с Анн, уже расколдованной. В любой момент…       Тревожные мысли ели, как рой назойливых насекомых. Если бы только Лин могла быть с ребятами… Но никто из них не подумал заранее, что от Фелдкрофта до пещеры тоже нужно добраться, притом с больной Анн на руках. А мест для полёта всего лишь три — два на фестрале, одно на метле. Кто-то должен был остаться дома. Себастиан отсидеться не мог — его сестра, его дело. Омнис тоже был нужен — он владел Убивающим Проклятием. Так что выбыла из похода именно Лин.       Над дремлющим садом разнёсся хлопок и сверкнула белая вспышка. На дорожке перед домом появился Соломон Сэллоу. Какую-то долю секунды он и Лин смотрели друг на друга. Она не успела опомниться, как он выкрикнул:       — Stupefy!       Как, чёрт побери, он колдовал настолько быстро? Не то, что выставить блок — моргнуть не успеешь. Резкая боль, грохот в ушах, темнота в глазах. Заклятие ударило Лин в голову, и она, покачнувшись, упала в траву.       Очнулась Лин на кухне Мистспайра. Она сидела на стуле, привязанная к спинке и ножкам по рукам и ногам. Соломон Сэллоу навис над ней. Его чёрные глаза горели каким-то бешеным, болезненным огнём.       — Девочка, — ухмыльнулся он, — как здорово, что мы встретились, а? Это же настоящая удача! Вовремя я тебя словил!       — Зачем вы это сделали? Чего вы от меня хотите?! — Лин дёрнулась и сразу поняла, что вырваться не сможет. Легче сломать свою кость, чем сбросить эти верёвки.       — Понимаешь, Лин, я очень хочу раскопать, что затеял этот мелкий гадёныш Себастиан. С прошлой осени он ведёт себя странно. С ним что-то не так, я знаю — зови это профессиональным чутьём. У меня долго копились вопросы, и кто-то должен, наконец, на них ответить!       — Мы ничего не делали. Себастиан просто переживает за Анн! Отпустите меня! Зачем вы меня связали?! Я не преступница!       — Может, и не преступница, — глаза Соломона сузились. — Очень скоро мы выясним всё. Ты ведь явно в курсе, что здесь творится. Я мог бы положиться на твою честность, но… есть более надёжный метод. Без обид — ты, девочка, ещё спасибо мне за это скажешь. Я защищаю вас, малолетних паршивцев, от вас самих.       Он вдруг бросился на неё и вцепился в лицо, надавил на челюсть железной хваткой, заставив приоткрыть рот. Другую руку он запустил в карман и вынул крошечный пузырёк, полный прозрачной жидкости. Эту жидкость он влил в рот Лин — она поперхнулась, дёрнулась, пытаясь всё выплюнуть. Но Соломон извернулся, как-то хитро схватил её нос и рот, надавил на шею, так что несколько капель всё же влетели в горло.       Вместе с прикосновением этих прозрачных, безвкусных каплель Лин охватило странное и очень жуткое ощущение. «Раздвоение личности»? Словно большой кусок её сознания отрезало от тела. Ужас и паника охватили её, ей хотелось кричать, вырываться от Соломона, спасаться от унижения. Но выплеснуть это она никак не могла. Её мышцы обмякли, она расслабленно обвисла на верёвках. Лин словно оказалась заперта в своём теле, не в силах им управлять. Собственный язык ей тоже не подчинялся. Вопрос Соломона расплавленным шилом вошёл прямо в мозг.       — Расскажи, что именно сейчас творит Себастиан, чтобы «вылечить» Анн.       И словно из дырки от этого шила, из Лин полились слова. Она говорила размеренно и спокойно. Внутри неё другая, настоящая она билась в отчаянии. Но язык продолжал болтать, как они взяли запретную книгу в Скриптории, как учили Империус, чтобы Себастиан с его помощью всё узнал про пещеру… Как он долго её искал, а потом они обнаружили, что для лечения Анн потребуется убийство. Как Омнис и Себастиан поссорились, и Себастиан стал ходить в Скрипторий один… И как в конце концов они всё же решились на это убийство, и подготовили для Александра Руквуда ловушку.       Под конец Лин уже запиналась и всхлипывала — эффект Сыворотки Правды иссякал. Но за время допроса она успела выдать мистеру Сэллоу всё, абсолютно всё об их преступлениях за прошедший год. А бывший аврор слушал и слушал. Иногда его дыхание ускорялось, становилось тяжелее, он чуть не подскакивал. Его лицо вспотело и раскраснелось. Соломон Сэллоу был явно на взводе. Наконец, почесав бороду, он выдал:       — Значит, так. Ты отправишься в ту пещеру со мной — сейчас! Я задержу вас всех с поличным и отведу в Аврорат. Если этот ваш Руквуд появится, он отправится туда же. Но никто — никто! — сегодня не умрёт. Потому что не вам, щенкам, впору решать, кому жить, а кому умереть! — Это он выкрикнул Лин в лицо, обрызгав слюной. — Чёртовы ублюдки… Как же я надеру всем шкуры!..       Он громко выдохнул, сцепил руки, словно его кулаки чесались во что-нибудь врезаться, и он от этого удерживался всеми силами.       — А теперь, девочка, будь так добра — окажи мне ещё услугу. Представь хорошенько место, где расположена ваша пещера.       — Отвали, — Сыворотка Правды отпустила окончательно, и Лин тоненько всхлипнула. — Ничего я не буду делать…       — Как знаешь. Тебе же хуже, не мне, — Соломон схватил волшебную палочку. — Legiliments!       Мощный белый столб магии ударил в лоб Лин. Ощущение было, словно в череп ввинтился бур для резки гранита. Нарастающий гул и боль. Соломон Сэллоу грубо вломился ей в память и стал ворошить там в поисках нужного. Его пальцы почти физически рылись в мозгу, и от этих цепких пальцев ничто не могло ускользнуть.       — Ага! Вот оно! — довольно воскликнул он. — Так-то лучше! Ну что? Готова встретиться с друзьями? Вперёд!       Жестом палочки он отцепил верёвки Лин от стула — сама она оставалась связана крепко. Он схватил её за запястье, и, вновь взмахнув волшебной палочкой, аппарировал прочь вместе с ней.       ***       Себастиан нервно ходил по пещере вперёд и назад, как зверь в клетке. Омнис, присев на валун у стены, наблюдал за ним. От огонька, который они повесили в воздухе, тень Себастиана казалась огромной. Анн, закутанная в одеяло, лежала рядом с Омнисом. Они уже часа три ждали Руквуда — пока что безрезультатно.       — Он должен придти! Должен! — воскликнул Себастиан. — Эта чёртова сова уж точно долетела до Лондона.       — По правде, мне не нравится, — хмуро проронил Омнис, — что Лин сидит дома одна. Лучше бы мы были здесь все вместе. Втроём больше шансов с ним справиться.       — Ты такой умный, мне прямо нечего возразить.       Анн робко вступила:       — Ребят… А вы уверены, что мы, ну… поступаем правильно?       — В смысле? — встрепенулся Себастиан. — Если это — неправильно, то как правильно, Анн? В суд его привести? Из суда он выйдет даже без штрафа. Зато нас самих упекут в Азкабан в два счёта. Не думай об этом. Он заслужил.       — То есть, мы сами вот так решили, что он заслужил. Не знаю, Себастиан. Есть в этом что-то… нехорошее, мне кажется.       — Послушай, — Себастиан подошёл к Анн, положил руки на её косточки-плечи. — Ты хочешь жить, я знаю. Я тоже хочу, чтобы ты жила. И если ради твоего спасения один отвратительный тип должен отправиться на тот свет… Пусть это «нехорошо» — мне наплевать.       — Просто выходит, что ты убьёшь кого-то из-за меня…       — Если тебе станет легче — считай, что я это сделаю не для тебя, а для себя самого. Я — мерзкий эгоист. Я во всём виноват. Такой вот у тебя братец — сволочь, как дядюшка говорил. Ты только посмотри на меня! Фу, аж самому противно. Ты сможешь чудеснейшим образом ненавидеть и презирать меня всю свою жизнь, которая будет гораздо дольше, чем до этого сентября.       — Я говорила серьёзно…       — Я тоже серьёзен, как никогда! Не хочешь меня ненавидеть? Давай тогда будем вместе мучиться чувством вины. Сопьёмся, начнём бродяжничать, потому что убийство вонючки Руквуда так разрушило наши души…       — Да ну тебя к чёрту!       — Ага — всё-таки ненавидишь!       — Тихо, — Омнис привстал, — там кто-то идёт.       Валун, преграждающий вход, с гулом поехал вниз. Себастиан и Омнис разом наставили на проём волшебные палочки. И… в нём появилась Лин. Она парила невысоко над землёй, парализованная заклятием, с абсолютно беспомощным и испуганным видом. Соломон Сэллоу шёл следом, он прикрывался ей, как живым щитом.       — Bombar… — начал, было, Себастиан — и запнулся. Синий шар на его палочке, не успев собраться, рассыпался. Нельзя было ударить дядю, не оторвав Лин руку или ногу.       — Incarcero! — выкрикнул Соломон. Из пола пещеры мгновенно выскочили верёвки и спутали всех троих, даже Анн, которая еле могла шевелиться. — Expelliarmus! — с красной вспышкой четыре палочки перелетели к нему. — На колени! Руки за голову! — верёвки дёрнулись, заставляя Себастиана и Омниса выполнить то, что он приказал. — Ну, как вам игра в тёмных магов, щенки?! Наигрались уже?!       Ещё одним взмахом волшебной палочки Соломон отправил к ним Лин. Она тоже больно врезалась коленями в ледяной пол пещеры, её тоже спутали верёвки, зверски затянули за спиной запястья. Соломон чеканным шагом прошёлся, оглядел каждого, проверил каждый карман на предмет лишних палочек и других сюрпризов. Убедившись, что пленники зафиксированы надёжно, он объявил:       — И закончится эта игра, как положено! Все вы отправитесь в Азкабан!       — А ты отправишься *****! — зло выплюнул Себастиан.       — Заткнись! Малолетний ублюдок! Скоро тебя дементоры научат хорошим манерам!       — Дядя, ты что говоришь такое?! — окликнула Соломона Анн. — Какие, чёрт возьми, дементоры? Мы ничего не сделали!       — Ничего?! — Соломон хохотнул. — Все вы так говорите! «Ничего» — это запрещённая магия, Непростительные Проклятия, в том числе — применение на людей! И ещё подготовка убийства в сговоре. Да, я всё о вас знаю, щенки! Это ваша подружка Лин любезно мне рассказала. Долго её уговаривать не пришлось — всех сдала с потрохами. Я позабочусь, чтобы за это ей срезали срок.       — Лин?.. — потрясённо прошептал Омнис. Она взглянула на него с ужасом, но не смогла произнести ни слова. Паралич, которым её проклял Соломон, ещё действовал.       — Это неправда! — заорал Себастиан. — Лин бы никогда…       — Я же сказал, заткнись! Silencio! — Соломон жестом наслал на Себастиана Проклятие Тишины. — Так-то лучше! У каждого из вас, щенки, будет своё наказание и свой срок. Самый долгий и на строгом содержании — конечно же, у тебя, «племянничек». Организатор, так сказать. Я прослежу, чтобы в Визенгамоте тебя судили, как взрослого.       — Он пытался меня спасти! — закричала Анн. — Он это делал только из-за меня! Дядя, пожалуйста…       — Он тебе лгал! Он с самого начала — знал! Что тебя! НЕ! СПАСТИ! — бешено проревел Соломон. — Щенок лишь хотел почувствовать, что он выше других! Лучше, умнее! Поиграться с силами, о которых он понятия не имеет! Ну, как, Себастиан? Получилось?!       — А-а-а-ааах… — Анн судорожно закашлялась, кровь вылетела у неё изо рта, запачкав лицо, мантию и покрывало. Она кашляла и кашляла, дёргалась в своих путах, пока не потеряла сознание. Дядя не обратил на это внимания — он навис над Себастианом.       — Надо было избить тебя так, чтоб не мог шевелиться, да бросить в подвал без жратвы на недельку, — прорычал он. — Может, ума бы прибавилось, дури убавилось… Но теперь уже поздно. Моё терпение кончилось ещё в прошлый раз. Хочешь мне что-то сказать? Ничего, помолчишь. Я устал от потока дерьма из твоего рта.       Соломон отвернулся от Себастиана и шагнул к Омнису. Тот всё это время молча стоял на коленях, опустив взгляд в землю.       — Омнис. Чёрт… Вот с тобой, пацан, тяжело. Тяжело мне решить, — Соломон развёл руками. — Я знаю тебя много лет. Я слышал истории про твою семейку. И я знаю, что ты, в отличии от этого… щенка — не хотел сворачивать на кривую дорожку. Даже подружка твоя говорила об этом. И ты всё ещё не хочешь, да? Ты же не хочешь пойти по стопам своего семейства?       — Нет, мистер Сэллоу, — еле слышно ответил Омнис.       — Подружка сказала, что ты пытался остановить моего племянничка. Только он не послушал, потому что плевать ему на твои советы и на тебя самого… Он тебя просто использовал! Поимел, как и всех вокруг, — Соломон шумно выдохнул. — Давай-ка вот так поступим, пацан. У меня есть её, — он кивнул на Лин, — свидетельство. Но два свидетельства сильнее одного. Ты выложишь всё, всё о ваших «приключениях» на допросе, а после — подвердишь ещё раз в суде. В благодарность я прослежу, чтобы тебя наказали по минимуму.       — Мистер Сэллоу…       — Лучше послушай, пацан. Я ещё не закончил… У меня есть знакомые. После мы сможем тебе устроить новую жизнь. Пока будет тянуться процесс, тебе точно стукнет семнадцать. Получишь новое имя и документы, да переедешь куда-нибудь далеко. Заживёшь нормально, как будто этого кошмара, этого безумия, — Соломон обвёл пещеру рукой, — не было.       — Мистер Сэллоу — то, что вы говорите… Я не думаю, что это возможно.       Соломон присел на корточки перед Омнисом.       — Почему? Дай-ка я угадаю — не хочешь кидать друзей. А я тебе вот так скажу… Даже если после всего, что они натворили, всего невероятного дерьма, в которое они тебя втянули — это твои друзья… Есть вещи поважнее дружбы. Есть вещи важнее даже любви и семьи! Я сам отправил за решётку собственного брата, когда узнал, что он занимается тёмной магией. Мне было нелегко. Я знаю, что ты чувствуешь сейчас. Но также я знаю, что поступил правильно.       — Так это вы, — вскинулся Омнис, — выдали родителей Себастиана Министерству?       Немой Себастиан отчаянно рванулся, пытаясь скинуть верёвки. Дядя лишь мельком взглянул на него, убеждаясь, что эта попытка безрезультатна.       — «Выдал»? Мой брат совершил преступление. Он сделал свой выбор, я — свой. Он выбрал тьму. Я выбрал долг, ведь кто-то должен был его остановить. Я честный человек, я чист перед законом, моя совесть чиста. Для тебя тоже, Омнис, ещё не поздно сделать правильный выбор. К тому же… кому от этого станет хуже? Их уже не спасти. Я хочу, чтобы ты спас хотя бы себя.       Из слепых глаз Омниса скатились две слезы.       — Л-ладно. Я согласен. Я дам показания. Это всё… правда должно прекратиться. Должно было уже давно.       Себастиан и Лин с оторопью смотрели на Омниса, не веря ни глазам, ни ушам. Но он действительно это сказал, и не было ни капли похоже, что он солгал.       А Соломон как будто только этого и ждал.       — Ну, наконец-то! Я знал, что ты согласишься. Я верил, ты хороший пацан, — он хлопнул Омниса по плечу, — и неглупый. Что ж — пора нам идти…       — Погодите, мистер Сэллоу, — перебил Омнис. — Прежде, чем мы отправимся в Министерство… У меня есть одна просьба. Она для вас будет смешной… наверно. Но вы не смейтесь, пожалуйста.       — Что такое?       — Я хочу ему врезать.       — Чего?..       — Я же просил — не смейтесь! Я хочу врезать Себастиану. Во-первых, он заслужил. Во-вторых… Он всегда считал меня слабаком, мягкотелым трусом, который не может дать сдачи. Он-то самый смелый, лучший в дуэлях, в полётах, да и вообще во всём! — с горечью выдавил Омнис. — А я приятель второго сорта… Теперь, когда с этим покончено, мне просто хочется ударить его — хоть один раз за все годы.       — В этом нет ничего смешного. Хорошего пинка он заслужил уж точно! Я тебя понимаю, Омнис, — Соломон взмахом палочки распустил верёвки на Омнисе. — Давай. Ты можешь это сделать.       Тот поднялся с колен, потёр запястья после верёвок. И замер.       — Спасибо, мистер Сэллоу, но я… Вы понимаете, мне нужно его видеть. Иначе это как-то…       — Видеть? А, да! Тебе же твоя палочка нужна, — Соломон с сомнением нахмурился. — А не планируешь ты какую-нибудь глупость выкинуть, пацан?..       — Какую? В одиночку в дуэли вас одолею? Я же пообещал вам! Я всё расскажу в Министерстве. Я хочу новой жизни, хочу… это всё забыть! А перед этим я очень хочу влепить ему на прощание.       — Спокойно, пацан, — Соломон, раздумывая, поскрёб бороду. — Я тебя знаю давно, у тебя, вроде бы, есть голова на плечах… Ладно, в счёт моей будущей благодарности. На, лови!       Он перебросил Омнису палочку — та сама влетела в его руки и зажглась зеленоватым огоньком. Омнис, сжимая её, подошёл к Себастиану. Тот поднял на него лицо — какое-то совершенно потерянное. В нём не осталось ни тени злости, ничего, кроме немого вопроса… Соломон караулил на страже у Омниса за спиной, он не сводил с них глаз. Судя по тому, как его правая рука напряжённо подрагивала — держал свою палочку наготове в кармане мантии.        — Себастиан, — медленно, через силу проговорил Омнис. — Если бы ты знал, как я ненавижу… Как я тебя ненавижу. Когда-нибудь я тебя точно убью… друг.       Резким взмахом он направил палочку назад и выкрикнул:       — Avada Kedavra!       Жесткий голос рубанул, точно удар ножа. Зелёный луч — холодный, ослепительно яркий — вырвался из палочки Омниса. Вспышка озарила пещеру, в каждом её закоулке стало светло, словно они больше не под землёй, а на горном пике под ледяным солнцем. Луч извивался огромной змеёй, и змея шипела — проклятие сопровождал мёртвый шёпот, призрачный хор голосов. Души убитых прежде? Или эхо голоса самого Омниса?       — Protego! — одновременно Соломон сотворил магический щит. Мощный сияющий щит. Он был готов к нападению. Он был готов, что Омнис попытается его обездвижить, обезоружить. Но — не к Убивающему Проклятию, сильнейшему из трёх Непростительных, которое сносит любые защитные чары.       Удар зелёного луча расколол защиту. Оберег лопнул с хлопком. Глаза и рот Соломона на миг озарились зелёным сиянием изнутри — а затем он рухнул на землю. Его лицо застыло в выражении немого ужаса, глаза остались широко открытыми, словно он до сих пор не верил в случившееся. Только он был уже мёртв. Не возникло необходимости проверять, щупать пульс, слушать дыхание. Все ощутили это, каждый почувствовал, как явилась смерть.       И тотчас все заклятия, наложенные Соломоном на четвёрку, спали. Верёвки исчезли, прошёл паралич, кончилась немота. Зелёный луч, подобно мечу, разрубил невозможно запутанный узел.       — Омнис… — выдохнул Себастиан шёпотом. — Чтоб тебе провалиться. Ты… сделал это. Ты… убил его, чёрт побери… Ты убил моего дядю. Спасибо.       Омнис лишь молча пожал плечами. А Лин, съежившись, зашлась в плаче:       — Я не хотела ему ничего говорить… Он влил мне Сыворотку Правды… Простите, простите…       Оба обернулись на неё с недоумением.       — Конечно, влил, — нахмурился Себастиан. — Ты же не думала, что ему кто-то поверил? Ты за кого нас держишь? Обидно, подруга.       Омнис помог ей подняться.       — Он потому и вытягивал из меня признание. То, что говорится под Сывороткой — не в счёт, для суда не годится. Ему очень нужен был настоящий свидетель, который по доброй воле всё подтвердит… Ты в порядке, Лин? Он тебя не поранил?       Себастиан склонился над Анн, которая была всё ещё без сознания. Он приподнял её на руки, поправил одеяло, укрыв получше.       — Ей, кажется, совсем нехорошо… Анн? Бедняжка моя, ты ещё жива?       И вдруг раздался громкий металлический лязг. Из стены за белыми статуями, на высоте примерно футов десяти, вылезли железные шипы. Всего штук пять, каждый толщиной и длиной с руку. Наверняка им были сотни, даже тысячи лет, но острия сверкнули, словно их наточили вчера.       Тело Соломона Сэллоу охватила красноватая дымка. Эта дымка приподняла его над землёй и плавно, словно течение реки, повлекла к шипам. Трое наблюдали молча, не в силах отвести глаз — отвратительное и страшное зрелище… Но было в нём и нечто гипнотическое, что приковывало взгляд, не позволяя отвернуться. К горлу Лин подступила сладкая тошнота, и всё равно она смотрела, затаив дыхание.       Отвратительный хруст, чавканье, звук протыкаемой плоти… Лин вздрогнула всем телом. Мистер Сэллоу насадился на шипы, они прошили его насквозь, вышли из живота и груди. Древнее железо окрасилось кровью. Внутри стены что-то глухо зарокотало, задвигалось — скрытый в скале от глаз механизм…       И на глазах у статуй выступили кровавые слёзы. Они полились обильно, заструились по мраморным белым щекам прямо в чашу. Кровь быстро покрыла дно. Так вот, как рыдали на самом деле проклятые близнецы. Что было страшней — сама смерть, или этот их плач?       — Так, — выдавил Себастиан севшим голосом, — кажется, всё сработало. Наверно… мне надо её раздеть. Мне же нужно окунуть её… в это. Вы отвернитесь, что ли. Ладно?       — Не смотри, — прошептал Омнис, и Лин уткнулась в его плечо. Но всё равно она слышала тошнотворный плеск и вдыхала запах, густой, тяжёлый запах свежей крови.        Себастиан, раздев Анн, поднял её на руки и понёс к жертвенной чаше.