От наших больных семей

***       Всё четырнадцатое июня Лин бродила по Косой Аллее, пытаясь придумать какой-нибудь план. Денег у неё не было, только пара случайных сиклей в кармане, на которые она купила мороженое. Что бы она ни предприняла, куда бы ни отправилось — всё это давало лишь временное решение. До совершеннолетия ей ещё год. Если Лин хотела продолжать нормальную жизнь и учёбу, нужно было возвращаться домой и мириться с папой и мамой. Но как помириться, при этом не отправившись в сомнительную «командировку»?       К вечеру Лин не придумала ничего лучше, нежели явиться к самому Руквуду и сообщить о своём отказе. Был шанс, что для него это мелочь, и он отстанет. Он ведь сам говорил, у него много желающих поработать. Значит, легко найдёт замену Лин.       Кабинет Руквуда был весьма примечателен. Расположенный в роскошном здании напротив «Гринготтс», он походил, скорее, на музей, чем на офис торгового агента. Хрустальные шкафы заполняли всевозможные украшения, статуэтки и безделушки из серебра, золота и фарфора. Кресла и диван были обиты кожей, столешницу рабочего стола заменял кусок малахита, писчие принадлежности на нём тоже сверкали золотом и камнями. Но главное, что приковало внимание Лин — два манекена в ханьфу возле окна. Она узнала эти платья. Одно — розовое, с белыми журавлями, кружащимися в танце. Его ей в десять лет подарили мама и папа на будущее. А второе — голубое, с фазанами, изящно расправляющими пёрышки, принадлежало Юйлань.       — Неожиданно, но приятно, Лин. Я как раз о тебе вспоминал, — мистер Руквуд соединил пальцы перед собой. — Ты пришла на день раньше, чем нужно. Что, так не терпится приступить к обязанностям?       — Мистер Руквуд, я пришла, чтобы прояснить ситуацию. Мне кажется, случилось недоразумение. Я не соглашалась ехать с вами в командировку.       Голубые глаза Руквуда сузились.       — Не соглашалась?.. Хм. Возможно, недоразумение действительно произошло…       Он откинулся на спинку кресла, забросил блестящие ботинки на стол. С ответом он не спешил — сначала запалил трубку и пару раз затянулся. Лин всё это время молча стояла. Сердце в её груди билось громче, чем главный колокол Хогвартса.       — С чего ты, милая моя малышка, решила, что тебя спрашивают?       Лин опешила даже не столько от слов, сколько от тона Руквуда.       — Я не понимаю…       — Я вижу то, что мне нравится, и беру это. По цене, которую сам посчитаю приемлимой. Мне не нужно ничьё согласие. Если по доброй воле не отдают, я всё равно получаю своё — так или иначе. Взять, хотя бы, случай с твоей семьей… Ну, теперь-то понимаешь, о чём я толкую?       — Нет…       Руквуд поднялся, обошёл стол, приблизился к Лин. Табачный дым голубоватым облаком вился за ним.       — Однажды твой отец явился ко мне со своим барахлом, чтобы его оценить для продажи. Я назвал цену, которую посчитал справедливой. Он возмутился, сказал, что его барахло гораздо дороже… и всё унёс. Но уже через неделю прибежал обратно и продал, как миленький. И даже со скидкой!       — Это вы, — Лин вдруг поразила догадка, и от этой догадки весь воздух ушёл из лёгких. — Это вы тогда подстроили… с тем домом… чтобы выманить наши вещи!       Руквуд бархатно рассмеялся.       — Славный был улов, — он, снова выдохнув дым, с явным удовольствием обернулся на ханьфу. — Как видишь, пару мелочей держу при себе до сих пор, на память об удачной сделке. Твоя семья оказалась весьма продуктивным вложением. Затраты минимальные, а доход солидный. Нет в мире более прибыльного ресурса, чем честные люди… Но откуда мне было знать, — он сделал к Лин ещё шаг, — что самое соблазнительное сокровище этой семьи ещё только зреет?       Лин на шаг отступила, сжала в кармане волшебную палочку. Глаза Руквуда горели жадностью, как у голодного кота, почуявшего мясо.       — Боишься? Не бойся, малышка. Я тебя не обижу. Если, конечно, не будешь сопротивляться. Лучше давай по-хорошему… Я ведь предупредил, что всегда, так или иначе, беру своё.       Лин выхватила волшебную палочку. Но что-то мешало произнести заклятие, словно в горле застрял ком льда. Страх расползался по телу и сковывал параличом. А Руквуда палочка только сильнее развеселила — он не просто засмеялся, а расхохотался в голос.       — Думаешь, тебя в Хогвартсе научили, как драться со взрослыми дядями?! Ох, умора! Убери-ка, милая, пока сама не обожглась, — Его тон резко переменился, он перестал смеяться и заговорил спокойно. — Если ты хотя бы попытаешься… Если ты в меня направишь даже одну искорку — поверь, моя дорогая Лин… твои мама и папа поплатятся очень, очень жестоко. И тебя, как бы ты ни была хороша, я тоже не пожалею. Я не терплю непослушания. Уедешь прямиком в «Танцующую Лилию»… тоже моё заведение. Ты знаешь, где это и что это. Там тебя раз по пять-шесть в сутки будут иметь полувеликаны, оборотни, полугоблины… а иногда и просто гоблины. Ну, как, заколдовала ты меня? Победила в дуэли?       Кончик палочки запрыгал — пальцы Лин тряслись. Слабачка, трусиха… Почему она ничего, совсем ничего не могла сделать? Только слёзы выступили на глазах. А Руквуд уже подошёл вплотную. Он убрал докуренную трубку в карман, спокойно отвёл рукой палочку Лин и коснулся её щеки.       — Не плачь. Разве я плох собой? Многие бы мечтали о том, что я тебе предлагаю… Я заметил, ты рассматривала те китайские тряпки. Я могу подарить их тебе за примерное поведение. Будешь неплохо смотреться, сопровождая меня. Хочешь? Но чтобы это надеть, сначала тебе придётся кое-что снять…       Его рука скользнула вниз по шее Лин и коснулась верхней пуговицы её блузы. В этот миг что-то щёлкнуло у неё в голове. Чёрт, чёрт, чёрт!.. Да он же прямо сейчас собирается… Лин отпрянула. Ком льда, который затыкал ей горло, ушёл. Он растаял, расплавился и обратился в кипящую лаву злости. Эта злость вырвалась криком:       — Даже если моя одежда будет гореть, перед тобой я её не сниму!       Она хотела дополнить заклятием — Stupefy прямо в пах бы сгодился, но… Руквуд оказался быстрей. Неуловимым жестом он выхватил палочку:       — Imperio!       Лёгкая белая вспышка — и Лин застыла перед ним с остекленевшим взглядом. Руквуд проворчал:       — Вот ведь упрямая мелкая сука…       Он неторпливо возвратился в своё кожаное кресло, сел.       — Подойди ко мне.       Лин послушно подошла.       — Так-то лучше… Вставай на колени, сука, и расстёгивай мне штаны, — он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза.       — Petrificus Totalus!       Вспышка — и Руквуд вытянулся, точно его примотало к доске. Из-за того, что его тело дёрнулось и резко выпрямилось, он съехал со скользкого кресла и боком завалился на пол. Лин наставила на него палочку. Кровь стучала в висках, от злости застилало глаза. Вот только подходящего заклятия на ум не приходило… кроме Crucio. Но как творить Cruico, Лин не знала — она видела лишь однажды, как Омнис его применял, и ни за что бы не повторила. Поэтому она просто выкрикнула:       — Ты, жадный ублюдок! Ты обманул нас! Ограбил! Ты унизил мою семью! Превратил нас в рабов! Но мы — не твои рабы! Отвали от нас, Руквуд! Оставь нас в покое! Отвяжись, отвяжись, отвяжись от меня!       Она оглянулась на манекены с ханьфу.       — И не нужно мне никаких тряпок! Мне ничего от тебя не нужно! Подавись ими! Incendio!       Из её палочки вырвалось оранжевое пламя. Тонкий натуральный шёлк сгорает легко. Огонь побежал по подолам и рукавам, волшебные журавли и фазаны отпрянули от горящих краёв, спасаясь… Но этого Лин уже не увидела. Она стремглав вылетела из дверей кабинета. Пара охранников — не то полутролли, не то полувеликаны — проводили её недоумённым взглядом. Приказ у них, видимо, был «не впускать». А «не выпускать» — не отдали. Потому Лин беспрепятственно покинула здание и выбежала на Косую Аллею.       Над главной волшебной улицей опускался фиолетовый июньский вечер. Всюду горели огни, фонари и витрины. Колдунов и ведьм на мостовой не становилось меньше — гуляли, наслаждаясь тёплой погодой. Лин бегом пронеслась через эту толпу до поворота в Лютный Переулок. Чёрт, чёрт, что же она натворила… Нужно спасаться, нужно предупредить о случившемся маму и папу!       Отец и мать её встретили с палочками наизготовку.       — Нагулялась, мерзавка?! Где тебя носило?! Надеюсь, ты довольна…       — Руквуд! Руквуд придёт за вами! — выкрикнула Лин.       Оба опешили.       — Что?.. — отец встряхнул головой. — Ты что несёшь?       — Это Руквуд тогда обманул нас с домом! Забрал все наши сбережения! А сейчас он хочет превратить меня… Сделать из меня шлюху!       — Ты ненормальная! Ты бредишь! Мистер Руквуд никогда бы так не поступил! Никто не может сделать из тебя шлюху, если ты себя не ведёшь, как шлюха! Или ты именно так и ведёшь себя, Лин?       — Может, она пьяна?.. — растерянно проговорила мама. — Налакалась в какой-нибудь подворотне с бездомными?       — Да послушайте же! ПОСЛУШАЙТЕ ВЫ МЕНЯ ХОТЬ РАЗ! Я ему отказала! Он теперь очень зол! Он придёт сюда! Он будет мучать вас или даже убьёт! Нам нужно срочно собирать вещи и уходить…       Отец холодно перебил:       — Уходить? Куда, по-твоему, уходить?       — Куда угодно! Мы можем прихватить на складе что-нибудь ценное. Волосы единорога или драконьи жилы. Руквуд уже достаточно наварился на нас! С него не убудет.       — Ещё и воровка!.. — простонала мать. — Какой позор, позорище… Великие Предки, кого мы вырастили?       — Значит, так, — папа выступил вперёд. — Я не знаю, что именно ты сказала мистеру Руквуду, чем ты его разозлила. Но ни я, ни Джинг не поверим ни одному твоему слову. Всё, что я слышу по-настоящему — ты не хочешь работать. В этой школе ты совсем обленилась и возгордилась, возомнила о себе чёрт-те что! Завтра с утра ты вернёшься к мистеру Руквуду и извинишься за своё бесстыжее поведение. Если будет нужно — в ноги ему упадёшь, поцелуешь ботинки, чтобы он простил тебя, мерзавку! А сейчас — иди наверх и сиди там, и чтобы я больше не слышал ни звука из твоей комнаты!       Лин застыла, не веря своим ушам.       — Как… как вы можете быть такими глухими? Говорю же, он всех нас убьёт!       Отец шагнул к ней и медленно, по слогам, отчеканил:       — Я не желаю больше слушать твоё враньё! Ещё одно слово — и я прямо сейчас отправлю письмо в твою школу, что мы тебя забираем.       Лин отвернулась. Пошатываясь, она поднялась наверх, зашла в свою комнату и закрыла дверь. ***       — Коммунальный департамент услуг, откройте!       Соломон Сэллоу с раздражением приник к дверному глазку. На крыльце стоял молодой человек с заросшим щетиной лицом, в форменном жилете и фуражке.       — Какие ещё услуги? Я никого не вызывал!       — Меня к вам вызвали соседи! У вас протечка. Они жалуются.       Молодой человек поднёс к глазку удостоверение с печатью. Пускать в квартиру магла мистер Сэллоу не хотел, но у него осталась привычка с бывшей работы — уважать всяческие бумаги, документы и подписи. Потому он с недовольным вздохом открыл.       — Что такое? Не было никаких жа…       — Petrificus Totalus! — выкрикнул «сотрудник», выхватив из-за спины волшебную палочку.       — Ах-х… — только и успел выдохнуть Соломон. Его руки резко прижались к бокам, ноги съехались, точно их замотало невидимой верёвкой. Он, покачнувшись, упал на коврик в прихожей. «Сотрудник» же зашёл в квартиру, закрыл дверь изнутри. Было в его движениях что-то неуловимо знакомое. Соломон не мог сказать ни слова, лишь невнятно замычал. В его распахнутых глазах застыл гнев.       — Да, дядя, — буркнул «сотрудник». — Это я, Себастиан. Узнал меня? Сюрприз. Да ты расслабься, я ненадолго! Дельце сделаю и сразу уйду. Даже на чай не останусь!       Себастиан прошёлся по первому этажу квартиры в поисках чего-нибудь крепкого, тонкого и длинного. Апартаменты дяди — половина дома в невыносимо унылом районе Лондона — выглядели очень респектабельно. На стене гостиной в рамочке висел Орден Мерлина II степени и колдографии Соломона в аврорской форме с коллегами. Под снимками на полке стояла мраморная копия Азкабана дюймов двадцати в высоту. На постаменте башни блистала золотая надпись: «В подарок от коллектива на память о службе вместе». Учитывая, скольких дядя успел посадить в Азкабан, и как часто он поминал это место с благоговением, неудивительно.       Себастиан схватил на кухне полотенце для посуды и вернулся к дяде. Он знал, что Соломон парализован, но всё равно понадобилась пара секунд, чтобы собраться с духом и наклониться к нему. Себастиан повернул дядю набок, потянул обе его руки за спину и крепко связал запястья. Авроров тренируют сопротивляться заклятиям, так что ещё и связать надёжней. Затем Себастиан вытащил из кармана у дяди волшебную палочку и убрал к себе. Тот всё это время не издавал ни звука, лишь гневно сопел.       Себастиан вернулся в гостиную и по крутой лесенке поднялся на второй этаж. Где ещё могла быть Анн, если не там? И он не ошибся. Крошечную чердачную комнату со скошенным потолком почти полностью занимала кровать. Кроме кровати, здесь было только зеркальце на стене. Проходя мимо, Себастиан мельком увидел себя. К нему уже возвращались родные черты — щетина исчезала, на на щеках проступали точки веснушек. Обычно Оборотное Зелье работает час, но Лин предупреждала, что со временем оно выдыхается, и эффект проходит быстрей.       — Анн? Спишь? Проснись.       Сестра лежала, спрятавшись под одеялом — только макушка торчала. Себастиан, присев на край кровати, мягко тронул её плечо. Она вздрогнула, вяло пошевелилась, открыла глаза. Карие с золотыми искрами, на исхудавшем лице они казались по-настоящему огромными.       — Я думала, твой голос мне снится… Братец… — Она медленно приподнялась на подушках. — Ох, Салазар… Как ты сюда забрался?       — Секрет! Ты что, надеялась, что я тебя не найду? Ха! Не дождешься!       — Ну и видок у тебя! Это что, магловская одежда?       — Потом расскажу. Давай, шевелись, дорогая — нам нужно собираться. Я забираю тебя отсюда.       — Забираешь? Себастиан… — Анн неожиданно всхлипнула, обвив его плечи.       — Всё хорошо. Всё будет хорошо, — он тоже крепко её обнял. Он знал, что врёт. Ведь разве это хорошо, если единственное, что он мог для неё сделать — побыть рядом, пока она умирает?        — Дядя так на меня орал… Говорил, что я больше тебя не увижу…       — Наплюй на него. У меня есть план. Министерские чинуши хорошо обчистили наш дом, но пара полезных штук там осталась. Я… спрашивал в письме у папы. Они с мамой давно защитили Мистспайр оберегами. Он примерно объяснил, как их починить. Починю — и дядя нас не достанет. Нам лишь нужно добраться до Фелдкрофта. Где твои мантии? Я помогу тебе переодеться — на улицу в таком виде нельзя.       — А может, принесешь сначала мою палочку? Будет попроще с ней.       — Она разве не у тебя?       Анн мрачно вздохнула.       — Я, м-м, обозвала дядю старым козлом, и он меня наказал. Забрал палочку, козёл такой. Она должна быть где-то у него, внизу.       — Чёрт! Ладно — сейчас.       Себастиан вернулся на первый этаж, оглянулся, раздумывая, где Соломон мог спрятать палочку Анн. Может, в ящиках под книжными полками?       Полумрак гостиной разрезала белая вспышка.       — Petrificus Totalus!       Себастиан вытянулся и плашмя грохнулся на пол. Соломон Сэллоу выскочил из-за угла — в одной руке у него была палочка Анн, в другой то самое злосчастное полотенце. Он, тяжело дыша, яростно выкрутил руки Себастиана за спину.       — Я покажу, как это делается правильно, щенок! Наматываешь вот так, так и так! Пропускаешь через петлю в середине и тянешь! — ткань больно обожгла запястья. — Всё! Не вырвешься!       Связал он, кажется, исключительно из злорадства. Шансов скинуть паралич, как сделал сам Соломон, было ровно ноль. Себастиан мог только бессильно смотреть в потолок. Теперь уже Соломон отобрал у него две палочки. Его движения были порывисты, руки потряхивало. Наклонившись над Себастианом, он заорал в лицо, заорал так, что мелко брызнули капли слюны:       — Ты вломился в мой дом! Напал на меня! Это уже — полгода в Азкабане! Мелкий вонючий ублюдок!       Он пнул Себастиана в бок. Тот не мог ни закрыться, ни даже мышцы напрячь, чтобы принять удар. Боль пронзила тело, вошла глубоко, словно длинный и тупой, с зазубринами, нож. Этот нож был не только болью, но унижением. Хотя бы Анн не видит… Вот и вытащил сестру, слабак. Валяется, как никчёмная тряпка.       — Кто-то скажет, ты ещё мал для Азкабана! Но я знаю таких паршивцев. Из мелких ублюдков вы вырастаете в настоящих скотов! Скотина, щенок!.. — Ещё пинок, и ещё, и ещё. Себастиан старался не издавать ни звука, он не хотел, чтобы Анн услышала. Его молчание лишь распаляло Соломона. Очередной удар прилетел в живот, и поневоле у Себастиана всё-таки вырвался глухой стон.       — Больно, да? — дядя оскалился, вновь наклонившись к его лицу. Губоко посаженные глаза оплетала сеть красных вздувшихся жилок. — Не было бы больно, если б раньше думал, что творишь! Тёмным магом чесалось стать? Как папаша, да? Глядите-ка, у нас великий тёмный маг!       Кулак Соломона с хрустом врезался Себастиану в лицо. В голове у него зазвенело, губа лопнула, по подбородку на пол тонко засочилась тёплая кровь. Если бы Себастиан мог выбрать — это, или снова Круциатус, он бы выбрал второе. Но Соломон хотел не только причинить боль. Он хотел унизить, растоптать, раздавить. Он бил, словно перед ним не такой же волшебник, а просто магл.       — Скотина, гадёныш! Гадёныш! Я из тебя выбью всю дурь!.. — ещё удар, и ещё, кулаком, ботинком. Соломон, казалось, совершенно озверел. С его красного лица градом катился пот, он шумно втягивал воздух, осыпая племянника бешеным градом ударов. Удары слились в сплошную долгую боль. Себастиан проваливался во тьму, и в этой тьме горело одно-единственное желание. Приставить к башке дяди палочку и произнести «Avada Kedavra».       И вдруг раздался тоненький вопль:       — А-а-а-а!..       И грохот! Каменная копия Азкабана, взмыв с полки, башней врезалась Соломону в голову. Он, как стоял — в очередном замахе — так и грянулся без сознания на пол. Его руки безвольно раскинулись, из рассечённого лба заструилась кровь, пропитывая волосы и заливая лицо.       Проклятие Паралича спало. Себастиан медленнно приподнялся. Во рту плавал железный вкус крови, всё тело адски болело, но сломать, вроде бы, ничего не успел. Может, разве что, ребро — дышать было тяжеловато. Но это терпит. Первым делом Себастиан кое-как, спиной, подполз к дяде и связанными руками нашарил волшебные палочки.       — Relachio!       Проклятое полотенце слетело с запястий. Держась за стену и пошатываясь, словно пол под ним ходил ходуном, Себастиан встал на ноги. У подножья лестницы лежала Анн, её белая сорочка задралась, как попало, из носа сочилась кровь. Упала в обморок от перенапряжения.       — Анн… — Себастиан доковылял до неё, приподнял за плечи, потормошил. Как же страшно она исхудала — вообще ничего не весила. Её голова безвольно мотнулась из стороны в сторону. — Анн!       Она кое-как разлепила глаза — и сразу же заплакала.       — Себастиан… Как он мог тебя так… Вот ведь сволочь… Ты жив?..       — Я в порядке, — прохрипел Себастиан и утёр с подбородка кровь. — Спасибо за помощь, сестрица. Классно ты ему врезала.       — Он чуть не убил тебя!..       — Да какое «убил»? Так, отмутузил слегка. Успокойся, пожалуйста, Анн…       Она, шмыгнув носом, выпрямилась уже сама, расправила сорочку.       — Сюда однажды приходил напарник дяди, бывший. В гости. Они пили и болтали, а я всё слышала. Знаешь, почему он из Аврората ушёл?       — На почётную пенсию? — Себастиан оглянулся на неподвижного дядю.       — Он задержанного убил. Какого-то воришку мелкого забил до смерти.       — Ничего себе. Я знал, конечно, что он сволочь, но чтоб так…       — Я тоже ушам не поверила! И ему сошло ему с рук — заслуги, лучший сотрудник и всё такое… Его просто попросили уйти. Но он до сих пор жалеет об увольнении, представляешь? Хочет вернуться.       — Да чтоб он сдох, — зло выплюнул Себастиан.       — Братец… а он жив вообще? Я его не убила случайно?       Себастиан дохромал до дяди, брезгливо над ним наклонился.       — Жив. Дышит. Череп у него крепкий.       — Фу-ух… И что теперь с ним делать? Он точно донесёт на тебя в Министерство.       — Не донесёт.       Себастиан направил волшебную палочку на Соломона:       — Obliviate!       Лёгкая белая вспышка вылетела из кончика и ударила дяде в лоб. Заклятие Забвения сотрёт из его памяти детали этого семейного вечера. Очнувшись, Соломон подумает, что куда-то шёл, запнулся о порог и упал, сильно ударившись головой… Надо только слегка здесь прибраться и вытереть кровь, чтобы замести следы.       — Ну вот и всё, сестрица. Почти порядок. Собираемся — и домой.