See You Soon

Кларк, как и обещала, повязывает на лицо бандану. Она плотно прижимает её к глазам, в то время, как Лекса завязывает узел на затылке. Кларк нет никакого смысла даже задумываться о том, чтобы оставить щелку, потому что сама идея в том, чтобы ничего не видеть. Иначе зачем это все? И вот, спустя десять минут Кларк сидит, держа Лексу за руку, и понятия не имеет, что там происходит на экране. Главная героиня хочет побыть наедине со своими мыслями, поэтому, конечно — ну а как иначе — она едет в дом, который находится в неведомой глуши. И, естественно: рядом нет никаких соседей и уж тем более — населенного пункта. Конечно же, в дом ворвется какой-то психопат, которому главная героиня должна будет противостоять. В данном фильме есть один — и достаточно весомый — минус для Лексы и Кларк: кроме причитаний главной героини, типа: «помогите, кажется, в доме кто-то есть», понять в целом, что происходит, практически невозможно. И вот, судя по звукам, главная героиня едет в машине. А еще, судя по ним же — она переписывается. Кларк тяжело вздыхает, потому что, естественно, её переписку никто им озвучивать не собирается. — О, Честер, — тонким шепотом говорит рядом Лекса, и Кларк рефлекторно поворачивается к ней, — мне просто необходимо туда поехать! Я ведь только что рассталась с твоим братом. Я так его любила. Мне плохо. Это ведь мое ментальное здоровье, и это так важно! Кларк улыбается. Ей требуется всего пара секунд, чтобы поразмыслить над услышанным, прежде чем она отвечает: — И тебя совсем не пугает, что твой прапрадед, которого ты никогда не видела и не знала о его существовании, увлекался таксидермией? — в голосе Кларк слышится притворный ужас. — И совсем не смущает, что его части тела нашли развешанными на деревьях? — Ой, Честер, что ты, — тянет Лекса, и, судя по голосу, она закатывает глаза, — журналисты часто преувеличивают. Подумаешь, рука на елке. Это смерть в результате несчастного случая. Копы не стали бы врать. Да и эту елку я не увижу, она где-то в километре от дома. У маленького болота, которое в форме сердечка на карте. Миленько. Ха-ха-ха. — Да. Там еще поселение мутирующих людей. Я кстати погуглил. Стоило мне ввести твой пункт назначения, как тут же стали открываться ссылки на статьи об этом. — Это пережитки прошлого. Уверена, что они давно вымерли. Пятьдесят лет прошло как-никак. Тут раздается звук резкого торможения и голос главной героини фильма: «Боже мой! Что за срань!» Кларк прислушивается. «Ну нахрен», — говорит главная героиня, после чего слышится, как она резко трогается с места. — Филисия, что у тебя там случилось? Фильса! Филиппа, что там? — театрально паникует Кларк. — Эм… Тут мимо пробежал человек с двойным лицом. Но ничего страшного, я уже уехала оттуда. — Ах, всего-то. Напугала. Но ты слишком взволнована. У тебя точно все нормально? — Честер, дорогой мой, ты у меня такой внимательный, что даже определяешь степень моей взволнованности в переписке. — Да. Я ведь люблю тебя. Мы всю жизнь будем вместе. — Ох, а как же твой брат? С которым я рассталась, помнишь? — Голос Лексы почти улыбающийся. Почти. — Мой брат? О, Феофана, ты же знаешь, он с небес наблюдает за нами и желает нам только лучшего. — Иисусе. Он умер?! — Да. Флорина. Он ведь не побеспокоился вовремя о своем ментальном здоровье. Повесился. — Горе-то какое. А я вот уже приехала. Что говоришь? — Лекса издает звуки помех. — Флора, Фиона, пшшш, Флоренсия! Я не слышу тебя, пшшш, — Кларк смеется, склоняясь головой к Лексе, и они вместе хихикают. — Флафия, дурочка, это ведь переписка, алло. Пшшш. — Флафия, — почти мычит Лекса сквозь смех, явно зажимая себе рот ладонью. Они, утыкаясь друг в друга, смеются еще минут пять, пока, наконец, терпение тех, кто кроме них присутствует в зале, не кончается. — Вы вообще-то здесь не одни, — ворчит где-то снизу Марго. Кларк правда пытается тут же замолчать, как и Лекса, но их попытки резко оборвать веселье только усугубляют ситуацию: Лекса, сдерживая смех, издает крякающий звук, и в итоге они смеются громче, чем минуту назад. А потом они дышат. И еще через пару минут, наконец, замолкают. Следующие десять минут проходят в относительной тишине. Кларк слышит, как Марго с Брук переговариваются, наконец решая, что фильм — скучное говно. Кларк начинает опасаться, что еще через десять минут тишины их свидание станет таким же, как и этот фильм. Поэтому она мысленно перебирает варианты того, что можно предпринять, чтобы сделать пребывание здесь не таким скучным для Лексы. — Прости, тебе очень скучно, — наконец, вздыхает Кларк, так ничего и не придумывая. — О нет, что ты, — с улыбкой в голосе говорит Лекса, — это вообще-то моя жизнь. Твое присутствие, даже в тишине, делает все очень… Другим? Короче, мне нормально. Не парься. Я так понимаю, что… тебе скучно? Кларк молчит, кусая губу. Вообще-то, если говорить о ней, то «скучно» — не вполне подходит. — Мне мало, — она, наконец, находит нужное слово. — Я просто сижу рядом с тобой на отстойном фильме, и… мне этого мало. Знаешь? — Хорошо, — Лекса сжимает её руку. — Что я могу сделать, чтобы тебе было не мало? Кларк вовсе не хочет, но в её голове подобное предложение теперь звучит двусмысленно. Или… Ладно, она определённо не против того, чтобы у этой фразы было еще какое-то значение, кроме как: «мы можем поговорить о чем-то», или «мы можем еще поозвучивать фильм». Кларк устраивает и дружеское взаимодействие. Как она и раньше замечала, с Лексой ей очень легко. Быть придурками с Лексой — это хорошо. Лучше, чем когда-либо и с кем-либо. Но в животе Кларк разливается тепло при одном лишь предположении, что фраза Лексы могла бы иметь и другой смысл. Хотя та могла и не понять, что сама Кларк имела в виду, говоря, что ей мало Лексы, а не мало чего-то в целом. В конце концов, Лекса ведь могла быть просто заботливой, а не флиртующей. Кларк слишком долго молчит, размышляя о значении услышанного, и удобный момент для того, чтобы ответить в свою очередь что-то двусмысленное, попросту улетучивается. — Что же, — не дожидаясь, продолжает Лекса, — у тебя, как и меня, есть один инструмент — это рот. Поэтому… Или нет. — Есть второй инструмент — это слух, — отвечает Кларк. Какого, блять, хера? Это определенно не имеет какого-то скрытого смысла. Кларк срочно нужно исправиться, чтобы спасти этот диалог с оттенком флирта, который пока что держится только на Лексе, поэтому она добавляет: — Еще есть руки. О, боже мой, серьезно? Заткнись, Кларк. Это звучало даже не то чтобы пошло: это звучало невозможно топорно. — И ноги, — смеется Лекса. Прекрасно просто. Кларк срочно нужно быть более флиртующей, а не придурковатой. Лекса внезапно замолкает: похоже, она замечает, что Кларк не смеется с ней. — Мне мало тебя, Лекса, — говорит Кларк капитулирующим голосом. Блять. Она чувствует себя жалкой. — Я поняла, — сразу же мягко отвечает Лекса, а её большой палец проходится по коже руки Кларк. — Мне тебя тоже мало, — тише добавляет она. Её голос звучит ближе, словно она потянулась к уху Кларк. — Так как, по-твоему, нам могут помочь руки, Кларк? — этот голос уже приятно щекочет ухо, вызывая мурашки. — А ноги? — лицо Кларк яростно начинает гореть от того, что она слышит. Она действительно продолжает быть дурой и все портить. — Ноги? — Лекса отпускает руку Кларк, и та вздрагивает, когда чувствует её пальцы на своем бедре, — я знаю, как могут помочь ноги, Кларк, особенно на начальной стадии. Лекса продолжает спасать ситуацию, в то время как Кларк продолжает гореть. Она полыхает, осознавая, почему с её стороны все происходит именно так, а не иначе: Лекса буквально заставляет её нервничать. Лекса перешла в наступление. И реакция Кларк при этом — открытие для нее самой: она всегда была той, кто берет все в свои руки, но сейчас она не просто ничего не может в них взять — она умудряется мешать делать это и Лексе. Но ведь серьезно: такое поведение Лексы буквально поражает и делает Кларк глупой. Это моментально все ставит на свои места. Будто Лексе следовало быть пассивной, чтобы Кларк была активной. — Что с тобой, маньячка, — усмехается Лекса, отстраняясь от нее. — Я снова заставляю тебя не находить слов? — О, кроме этого ты делаешь меня придурком. — Ты оказалась такой, Кларк. Это открытие покорило меня, — с улыбкой в голосе говорит Лекса, мягко надавливая подушечками пальцев на бедро: она ведёт ими дальше, пока не укладывает на ногу Кларк всю ладонь. — Но сейчас я бы выбрала другую версию тебя. Кларк прочищает горло. Она ерзает на кресле, потому что ей вдруг становится душно. И это никак не поддается логичному объяснению, но сидеть ровно ей теперь сложно. Лекса усмехается, чуть сжимая её ногу. Кларк не выдержит этого. Лекса смелеет с каждой секундой и загоняет её в угол, в котором ей никогда раньше оказываться не приходилось. — Все дело в том, что я сейчас тебя не вижу? — предполагает Кларк, пытаясь спасти себя и вырваться из этой атмосферы. Она перезагрузится, чтобы потом быть готовой снова в это погрузиться. Лекса какое-то время молчит. — Я бы хотела хотя бы на короткое время поменяться с тобой местами. Это вдруг пришло мне в голову. Быть хищником. Думаю, что я бы себя именно так ощущала, если бы я видела, а ты нет. — Хм. Ты чувствуешь себя со мной жертвой? Я думаю, что хотела бы узнать тебя лучше. Если ты… Если ты позволишь. — Я думаю, очевидно то, что я чувствую себя уязвимой, Кларк. Наверное, ты могла бы понять меня, если бы я предложила тебе представить себя раздетой и с завязанными глазами. В таком виде — посреди просторной комнаты. Думаю, что я была бы рядом. Если этого недостаточно, чтобы ты поняла, то, думаю, я могла бы добавить некоторые провокационные фразы. Но даже этого не было бы достаточно, потому что ты могла бы принять эту волнительную ситуацию за игру, а для меня это не игра. Я даже не видела тебя. Я не видела твоих глаз. Не видела, как ты… Смотришь на меня? Как ты волнуешься? Я не могу оценить ничего. Мы целовались. Когда прерывались, я не могла оценить… тебя. А ты могла. Думаю, что мне повезло с тобой, ты очень помогала мне, но этого было до боли недостаточно. И ты была пьяной. Да, я думаю, если так утрировать, то очевидно: животное — ты, не я. — Лекса замолкает, пока Кларк, не дыша, таращится в темноту. Откровение Лексы её ошеломляет. — Я хотела бы загонять тебя в это состояние Кларк, как делаешь это со мной ты. И видеть. Видеть твою реакцию на это. — Тебе это удалось, — Кларк звучит сдавленно. — Я поняла. И воспользовалась этим. — Я могу вообще не снимать её, — Кларк пожимает плечами, — если это делает тебя уверенной. Я готова дать тебе это. — Кларк, — выдыхает Лекса, — я говорила о том, что хочу видеть тебя, а не о том, чтобы ты не видела меня. — Я понимаю. В таком случае, я могу тебе дать еще кое-что. — Что? — Кроме глаз есть ведь еще и слух, верно? Я думаю, что смогла бы быть более открытой в этом, чтобы помогать твоему… внутреннему зрению? Восприятию? Чтобы лишать тебя сомнений? — Ты и так все время говоришь, Кларк. Я тебя уже похвалила за то, что ты потрясающая дурочка, но еще похвалю и за то, что ты действительно болтлива. Мне сложно, когда в сложный момент человек замолкает. А она замолкала. Кларк действительно делала это с Лексой, лишая её еще и этого. — Вообще-то много чего сложно. Я могла бы написать целый том, перечисляя одни только сложности, связанные со слепотой. Это действенно тяжело, Кларк. Я как-то хотела выглядеть так, словно мне на это пофигу, но оказалось, что делать вид, что тебе пофигу, будучи слепой, тоже сложно. Короче, я просто предпочла отсечь всех друзей, знакомых и улицу от себя. Не хочу я надевать маску. Это утомительно. — Но ты здесь. — Для тебя я готова снова примерить её. — Это утомительно? — Честно? Нет. А если быть еще честнее, Кларк, — тише говорит Лекса, — то сейчас, сидя здесь с тобой, я впервые себя почувствовала так, словно я полноценная. Словно мы просто сидим в темной комнате. В итоге я отвечаю тебе на вопрос. Да, я действительно ощутила себя так, словно мы в одном пространстве. На равных. Но я не уверена, что это по той причине, что ты не видишь. Я думаю, что это появилось раньше. — Ты ведь себя с Наоми тоже чувствуешь так? — Что до Наоми, то мне не хочется постоянно её касаться. Я не думаю, как она на меня смотрит. Я не думаю, как сильно я хочу видеть её глаза, улыбку. Я не думаю о том, что даже зрячего человека заставляет очень нервничать и волноваться. Я помню, как ты красива, Кларк. Помню, как красивы твои глаза, но, блять, я не знаю, как твои красивые глаза смотрят на меня, когда мы не искрим неприязнью друг к другу. Если бы я тебя видела, то определенно уже сделала бы попытку оседлать тебя прям здесь. Вот что утомляет, Кларк. Борьба с сомнениями в себе. — Очень… Откровенно, — шепчет Кларк. — Ну, с момента, как мы прояснили все о своей… неприязни? Ты действительно на пути к тому, чтобы расслабиться со мной. Это взаимно. Я не буду скучать по грубой версии тебя. — Может, у меня есть другие грубые версии, Кларк? — Хм, это не то, о чем я могу судить, не пробуя. Щеки Кларк снова нагреваются от собственных слов. Она на пути к тому, чтобы простить себя за провал десятиминутной давности. Лекса молчит, Кларк же почти уверена, что её нога нагревается от ладони Лексы. Или же та просто горит от соприкосновения с её кожей. И да, конечно, Кларк бы очень помогло, если бы она могла увидеть Лексу после этой фразы. Не то чтобы это было мегапровокационно. Но она не видит. И не слышит ничего, кроме крика главной героини, которая внезапно вырывает её из ожидания. — Ты, конечно, не можешь меня видеть, — Кларк склоняется к Лексе, — но то, что я не вижу тебя, разве не увеличивает шансы на то, что ты все-таки могла бы оседлать меня? Сердце Кларк, начавшее разгоняться еще в середине этого предложения, теперь бешено клокочет в горле. — Отлично, Кларк, — хрипло говорит Лекса и прочищает горло, — ты перехватила мяч. — Она склоняется к ней, говоря это. Так вышло, что и Кларк уже находилась в этот момент в пространстве Лексы, поэтому сейчас они буквально оказываются лицом к лицу, и то, что говорит Лекса, она говорит буквально в губы Кларк. И Кларк не может удержать выдох, тут же давая понять и Лексе, насколько их лица близки. — Ты была хороша в футболе, — шепчет Кларк, и не думая отстраняться, — думаю, что ты должна знать, что с этим делать. — А мы в одной команде, Кларк? — Лекса склоняется, и их носы соприкасаются. — Я в команде защиты или нападения? — Ты готова переквалифицироваться в защитника? — Я могу. Я хороша в этом в принципе, поэтому тачдауна так и не будет. — Уверена, что будет, — улыбается Кларк, накрывая руку Лексы на своем бедре. — Ты не можешь быть в защите так же хороша, как и в нападении. — Кларк, я год была квотербеком женской школьной команды. Ты не можешь быть в футболе лучше, чем я, учитывая, что ты не играла вообще в него. — О, Лекса, умоляю. Тебе придется не быть такой великолепной защитницей своей энд-зоны, если ты хочешь, чтобы случился тачдаун. Потом будешь в нападении. Твое высокомерие почти очаровательно. Я знаю, как ты хороша. Я была на играх. — Я не могу быть и защитником, и нападающим, Кларк. Так не работает. — Бог мой, я знаю правила, Лекса. Ты же помнишь, что мы говорим о сексе, а не о футболе. Не будь таким душным квотербеком, пожалуйста. — Твой грубый флирт тоже почти очарователен. Тебя научить начать, или ты справишься? Насмешка в голосе Лексы действует как спусковой механизм, и Кларк не требуется слишком далеко тянуться, чтобы найти губами её губы. И, целуя Лексу, она чувствует её растянутые в улыбке губы, но лишь первые пару секунд, после чего Лекса отвечает, и никому из них уже не весело. Никакого языка. Они изучают губами губы друг друга. «Давай, сука! Сделай это, гребаный трус!» — орет главная героиня фильма, словно призывая Кларк к тому, чтобы она была смелее.