(Т)
***
После того, как я сказал правду, она не говорила со мной уже неделю. Я бесконечно отправляю ей сообщения и звоню им со отцом, но он всегда отвечает, что она занята.
И я понимаю её. Я бы сошёл с ума, если бы она обманула меня, будучи где-то с другим парнем.
Я старался избегать Холли, но она всё время норовила быть рядом. Одним из вечеров, я лежал на лавке и смотрел на луну в пустом, горьком одиночестве, что грузом давило на грудную клетку, пока ко мне вновь не подошла она.
— Я заметила, что ты избегаешь меня после того раза. Слушай, я не хотела наседать и пугать тебя как-то… — только начинает она говорить, как я перебиваю:
— У меня есть девушка, Холли.
— Ох… Что ж… Тебе следовало сказать об этом раньше, я ведь не могла знать этого… — промолвила она, присаживаясь рядом, — Можно?
— Ты уже села, так что… — замялся я, отодвигаясь в бок.
— Я не хотела так себя вести. — сказала она, будто переживая и стесняясь, что было вовсе не похоже на то, что я видел раньше.
— Всё нормально. Я должен был сказать сразу. — занервничал я.
— Ей очень повезло… Слушай… Ты напомнил мне кое-кого. И я не смогла сдержаться. Я не хотела причинить вам неудобства… Друзья? — протянула она мне руку.
— Ладно. — подал я свою в ответ.
Она вдруг застыла, глядя на луну.
— Сегодня и вправду огромная. — произнесла она грустным тоном.
— Да, — согласился я, положив ладони на скамейку.
— Думаешь, все люди в раю? — внезапно спросила она.
— Не знаю… Хотелось бы в это верить, но, кажется, ни рая, ни ада не существует. Есть только миры мёртвых, живых и чистилище для незавершённых дел и расколотых душ. — ответил я, выдыхая.
— У всех есть незавершённые дела… Особенно у тех, кто рано умирает, — сказала она, и я вдруг вспомнил всех своих жертв. Холод пронёсся по моей коже, и волосы на затылке неприятно зашевелились.
— Что случилось? С тем, кого я тебе напомнил… — почему-то пришло мне в голову, я и сам не понял, как задал такой бестактный вопрос.
Она немного растерялась, долго вглядываясь в мои глаза, но потом всё же продолжила:
— Я убила его.
Твою ж мать… Нахер я спросил.
— Я убила его, и я здесь за это. — продолжила она.
— Мне очень жаль, Холли. Я и сам знаю, каково это, когда ты не контролируешь себя с любимым человеком. — ответил я, и мне стало больно за неё, — Но это конечно не сравнится с…
Её взгляд смотрел куда-то в пустоту, и я готов поклясться, что видел, как кровоточит её сердце.
Именно так я и представлял ту реальность, в которой всё-таки выполняю приказ Лорел…
Бесконечная, безудержная боль.
— Всё в порядке. Я уже начинаю забывать, — врала она, задумавшись, будто проваливаясь в собственные мысли.
— Давно ты здесь? — спросил я потому что не помнил ответа на этот вопрос.
— Мой срок давно закончился. Я просто не выхожу отсюда по собственной воле. Потому что не заслуживаю свободы. А Даррен всегда был мне лучшим другом, он никогда не оставляет меня. Ведь истина в том, что родные люди защищают тебя любой ценой. Они готовы жертвовать для тебя, и всегда готовы простить. Единственный, кто не может простить тебя, это ты сам. — сказала она, будто обо мне, но на самом деле о себе.
— Здорово, что у тебя есть брат, я тоже всегда хотел иметь кого-то настолько близкого, — мечтательно произнёс я.
— Вы с родителями не близки? — спросила она, и я сморщил лоб.
— Мои родители… Моя мама умерла, она тоже была хайдом. А отец. Отец — бывший шериф, и этим всё сказано. — ответил я, и она сочувствующе кивнула.
— Тогда понятно, почему ты такой. — промолвила она, выдыхая.
— Какой? — удивился я.
— Отстранённый, потерянный и слегка напряжённый. — объяснила она, скрестив пальцы на колене.
— Слегка? — улыбнулся я, и она засмеялась.
В этом смехе я вдруг понял, что я, наверное, никогда не видел, как смеётся моя девочка.
Как жутко или коварно улыбается — да, как загораются её глаза в безумной мести — да, но не как она смеётся.
Мне понравилось это чувство. Этот девичий смех отвлёк меня от горькой реальности.
— Ладно, очень-очень напряжённый. — поправляет она себя, а я всё думаю о Уэнсдей.
И мне вдруг хочется открыться Холли, сам не понимаю почему. Возможно потому что она открылась мне.
— Она не говорит со мной уже неделю. Я пропустил её приезд сюда. А ведь она переехала ради меня. Ещё этот парень на её новой работе, у меня начинает ехать крыша. — говорю я, и останавливаюсь, — Извини, я не должен был говорить тебе это.
— Всё нормально. Если она так обиделась на такую мелочь… Даже не знаю. Мне кажется, люди должны разговаривать, если любят друг друга, — говорит она так, будто знает о любви всё. Но это так не работает.
Вспоминая мою Аддамс, она скорее пырнёт мне нож в печень, чем будет терпеть разговоры по душам.
— Как давно вы вместе? — спрашивает она меня.
— Около года, — отвечаю я, захватив тот дерьмовый период существования Лорел.
Ведь мне бы хотелось думать так.
— Наверное, вы уже должны были притереться, договориться о том, что для вас допустимо, а что нет. Научиться слушать друг друга. — продолжает она, и я вспоминаю слова Кинботт.
Непроизвольно.
Все всегда знают, как должно быть. Как кому любить, как кому жить, как кому трахаться.
И вот именно сейчас я безмерно счастлив, что у меня с Уэнсдей самые, нахрен, необычные в мире отношения.
И пусть она злится на меня, но я обожаю её, и точно знаю, что она меня любит.
И никто никогда не загонит нас в эти рамки. Она мне ничего не должна, она делает всё от души, от чистого сердца, это её какие-то внезапные порывы. Неожиданно появляться у меня в кафе, дома, в участке моего отца.
И её злость пройдёт, я знаю. Ведь в глубине души она понимает, что я не променяю её ни на кого в этом мире…
Мы болтаем ещё около получаса, пока на часах не виднеется двенадцать, и я прощаюсь с ней.
Когда прихожу в комнату, Ксавье уже спит. Всю неделю он рассказывал мне про свои сеансы у гипнотерапевта. Он гуляет по Тени, и видел мою маму, но она его нет.
Он будто был наблюдателем, не мог менять ничего. И сказал, что доктор убеждён, что дело в проблемах, тянущихся с его детства.
Синдром отличника, который ему внушил отец. Быть лучшим всегда и во всём, иначе тебя не будут любить. Это внутреннее ощущение маленького мальчика, который до сих пор пытается выслужиться перед отцом делает его слабым и позволяет демонам проходить в его разум, пока он спит.
И я даже не стал выговаривать ему за то, что он сдал меня ей, ведь сам был во всём виноват.
Завтра мне сообщат о сроке пребывания, и начнётся долгая, кропотливая работа с психологом. Говорят, здесь он просто мастер своего дела. Что ж посмотрим…
Много я видел таких «мастеров».
И никто не помог мне так, как помогла она. Моя рука берёт телефон и ищет старую переписку с ней… Я вспоминаю всё, что было между нами, и пальцы сами нажимают на буквы.
— Помнишь наш первый раз на складе? Глупый вопрос, я знаю, что помнишь. Сейчас я думаю только об этом, Аддамс. Если бы я тогда не сделал этого, не был бы таким настойчивым, сейчас бы не было нас. Если ты не ответишь мне, я перелезу через этот проклятый забор и найду тебя. И то, что я буду с тобой делать, будет лучшим подарком до моего нового заключения под стражу. — отправляю я ей сообщение… (У) *** Я знаю, что не должна отвечать ни на одно из его сообщений. Всю неделю я медленно сходила с ума, варясь в котле из собственных чувств.
Он должен был понять, что поступил как козёл. И я дала ему время на это. Мистер Галпин всё знал, и согласился со мной. Конечно, он писал и звонил, но я ушла с головой в работу.
Постоянные конфликты с Брэндоном отвлекали, он вообще не упускал ни единого шанса, чтобы поиздеваться надо мной. Он был избалованным, взбалмошным, но в то же время исполнительным и сосредоточенным на работе.
Ему всё досталось с пелёнок, как и мне, и он работал здесь вопреки этому.
Ради того, чтобы реализоваться и показать свои мозги. И он действительно был умён не по годам, кажется, ему было около двадцати, очень начитан и сообразителен.
Но при всё этом совершенно невыносим. Хоть снаружи меня и невозможно было выбесить, внутри я кипела сразу, как переходила порог этого проклятого офиса.
— Не возьмёшь трубку, Блэки, Тайлер снова звонит! — громко голосил он, нависая над моим столом, пока я выходила по делам.
— Если не отойдёшь отсюда, я проткну твою руку дыроколом. — сказала я однажды напрямую, и он демонстративно вскинул руки вверх, будто выказывая, что сдаётся.
— Успокойся. Поссорились? — спросил он, а я и не повела бровью.
Неужели он правда думал, что я стану делиться с ним хоть чем-то. Эти люди были такими странными, я безумна радовалась, что родилась непохожей на них.
В этот вечер я задерживалась с отправкой статьи, и Брэндон вынужден был ждать меня, потому что у него у одного было право сдавать помещение на сигнализацию.
— Что за ступор, Аддамс. — наконец, назвал он меня по моей настоящей фамилии, склонившись перед моим монитором.
— Ступора нет, я закончила. Просто хотела добавить пару строчек для идеала. — заявила я, и он дерзко отодвинул меня от экрана, принимаясь за чтение.
Я уже хотела возразить, но увидела, что ему действительно стало интересно.
— И что у тебя есть доказательства этому? — спросил он удивлённо, прочитав мою статью о влиянии электромагнитных волн на изгоев даже в большей степени, чем на людей.
— Я никогда не пишу просто так. Есть статистика, которую я собирала довольно долгий период времени. — ответила я раздражённо.
— Откуда ты знаешь про изгоев столько? Написано будто ты одна из них. — сказал он и посмотрел на меня в ожидании.
— Я уже сказала, собирала статистику, вела опрос. — прервала я его напор.
— Что ж довольно интересно изложено, ты молодец. — на моё удивление сказал он, добавив, — Позволь.
Курсор подъехал к самому концу, и он дописал за меня два предложения.
Интригующе. Весьма.
— Оставим так? — тон был каким-то вежливым, словно он мог быть самим собой только с кем-то наедине, всё остальное время ему нужно было защищаться.
Выстраивать невидимые стены.
— Ладно. — согласилась я, и он нажал на кнопку отправки.
На улице было довольно темно, и, на моё удивление, он предложил подвезти меня до дома, хоть это было совсем не по пути.
— Слушай, не пойми меня неправильно, это не моё дело, но почему он не забирает тебя с работы, и ты таскаешься одна по ночи в незнакомом городе? — спросил он чересчур нагло и напыщенно, у меня чуть не пошёл пар от возмущения, — Я понимаю, он занят и всё такое, но ты же девочка, а это окраина Нью-Йорка.
— Я не хочу говорить с тобой об этом, Брэндон. Ты прав, это действительно не твоё дело. — отшила я его, и точно знала, что то, что есть между нами с Тайлером не променять на дорогие машины, ухаживания и разные глупости.
То, что есть между нами — это связь, которая чувствуется даже на расстоянии.
Ведь даже сейчас я смотрю на эту чёртову луну и знаю, что он тоже на неё смотрит.
— Спасибо, что довёз. — промолвила я после часа молчания.
— Пожалуйста, Уэнсдей. — ответил он, вглядываясь в то, как я ухожу. Я чувствовала это даже спиной.
И много думала о том, как человек может быть таким разным. Скрываться за маской язвительности, но быть при этом нормальным.
Дома ждал ужин и мистер Галпин…
— Аддамс, я вскоре должен уехать ненадолго обратно, буквально на две недели по делу Тайлера, нужно что-то подписать и дать заключение по старым делам. — промолвил он за столом.
— Я справлюсь, — коротко ответила я в полной уверенности. Я ведь обожала одиночество. — Хорошо. — кивнул он и молча прибавил громкость новостей по каналу News. Там как раз рассказывали о произошедшем неподалеку убийстве, нашли растерзанный труп молодой девушки, и это странно будоражило мои нервы. — Я завтра поеду к Тайлеру, к 2… — удивительно, что к нам пришли одинаковые, жуткие мысли в этот самый момент… — Ты ведь не работаешь завтра, поедешь со мной? Он очень хочет видеть тебя и сожалеет.
— Я подумаю. — сухо пережила я эти жалостливые призывы. Хотя внутри уже начало зарождаться ощущение тоски по нему. А ближе к ночи, когда от него пришло то сообщение, я ещё сильнее разволновалась, что он наделает глупостей, покинув учреждение, и всё же вынудила себя ответить ему. — Я всë помню, Тайлер, это ты забыл. Видимо, для этого было достаточно одной симпатичной девушки и недели заточения. — написала я с сильной обидой, вновь пропуская это через себя. — Боже, Уэнсдей, это не так. У меня есть только ты, и всегда была только ты. Я никогда не испытывал подобного ни к одной другой душе. Я больше не допущу такого, я клянусь. Пожалуйста, приедь завтра, Аддамс. Это всё не мы с тобой, это какие-то клише о расстоянии. Я не думаю ни о ком кроме тебя, потому что она и мизинца твоего не стоит. Я буду ждать тебя. — пришло новое сообщение, и мои нервы были на пределе, за гранью моего терпения. Это было слишком большое сообщение, чтобы отвечать на него, и слишком милое, чтобы промолчать… И поэтому я набрала его номер. Сердце колотилось от этого решения, но в переписках не было души. — Привет. — произнёс он почти шёпотом, видимо, боясь разбудить Ксавье. — Тайлер. Я дам тебе последний шанс. Но он будет реально последний. — заявила я с ходу грубым голосом, решив сразу расставить все точки над «и». — Я понял. Скучал по твоему голосу, — от этих слов всë внутри зашевелилось. Один звонок способен был возродить всё, что я похоронила в течение недели. Мне так хотелось прижаться к нему и забыть об этой глупой ссоре. Я не узнавала себя, с каждым днём всё сильнее и сильнее.
Я видела наркоманов, они выглядели в точности как я… И это было безумие. — Я приеду завтра к 14:00 вместе с твоим отцом. А потом ему нужно уехать до Джерико. Я завтра не работаю. — сказала я по-деловому. — Ну а…тот придурок больше не достаёт тебя? — спросил он вкрадчиво, и я не хотела врать, но знала, что это такая же необходимость, чтобы сдерживать его эмоции, хотя бы сейчас по телефону. — Нет. Всё нормально. — сразу выпалила я очередную ядовитую ложь. Но знала, что расскажу ему правду позже. В том числе о том, что я вынуждена была доехать с ним до дома. Ведь врать было неправильно. — Ладно. — согласился он, — Аддамс, эта неделя была адом. (Т) *** — Ты его заслужил. — скупо произнесла она. — Согласен. — улыбнулся я, представляя её довольный вид.
— Очень надеюсь, ты сделал выводы, и больше не будешь ставить меня в неловкое положение. — её тон звучал ужасно собственнически.
Будто я был её собакой, а не парнем.
Я тут же вспомнил наш разговор с Холли на лавке, и мне стало не по себе. Я решил рассказать ей о том, что мы общаемся, и что недопоняли друг друга, но только когда увижу её завтра. Ведь иначе она могла больше никогда не заговорить со мной.
Не знаю, что именно тянуло меня к ней невидимыми силками, был ли это её пылкий нрав, способность заткнуть меня за пояс или пугающий вид её чёрных глаз, которые поглощали меня, будто затягивая в свою тьму. Или же это было что-то большее. Что не относилось ни к эстетике, ни к силе воли. А было скорее невидимым глазу стремлением к целостности, о котором говорилось в диалоге Платона.
Я мог ощущать себя так только рядом с ней. — Я сделал выводы, снимай пижаму. — сказал я таким голосом, что слышал, как её голосовые связки напряглись.
Секунда молчания. — Что? — переспросила она, будто ей послышалось. — Снимай пижаму, Аддамс. Я хочу тебя. — продолжил я грубо указывать ей, слыша, как она вошкается на другом конце трубки. — Освободи руки, включи громкую связь. — приказал я, и она послушалась. — Говори со мной.
— Я сделала. — как всегда коротко сказала она, но я уже ощущал, как её тело расплывается в предвкушении. — Раздвинь свои ножки до предела. Просунь два пальца в свой рот и представь, что они мои. — мой голос начал меняться, представляя эту картину, кровь прилила к члену и думать было очень тяжело. — Спускайся вниз, обведи свои соски, как делаю это я. Будь с собой грубой. Будь моей. — моя рука непроизвольно направилась мастурбировать, это было невозможно — слышать её всхлипы и не реагировать. — А теперь ниже, дотронься до себя… Представь, что это делаю я. Как тогда в первый раз. Мой язык чувствовал, какая ты мокрая и горячая. Какая ты тугая, и как хочешь меня. Я мечтаю оказаться рядом и мучать тебя до дикого, невообразимого исступления. Чтобы у тебя всё болело, горело и дёргалось в конвульсиях, чтобы ты кричала моё имя и вгрызалась в подушку зубами, как каждую ночь подо мной. Твои прекрасные, стройные ноги, которые я закидываю на себя при любой удобной возможности, твои ужимки и сокращения. Будь хорошей девочкой, я точно оттрахаю тебя завтра прямо у всех на виду, и плевать, что они будут смотреть. Я убью любого, кто только посмеет подумать о тебе. Потому что ты, блядь, моя. Полностью моя. И так будет всегда. — моя голова уже запрокидывается, мне сводит челюсть в этом предчувствии, а глаза закрываются в подступающем ощущении кульминации. — Я твоя, Тайлер, — слышу я жалобные стоны и представляю, как она ужимает свои ноги, пока её живот сотрясается от волны этого экстаза. Всё, чего я сейчас хочу хоть на секунду уловить запах её волос. — Кончай, Аддамс, кричи, — говорю я уже на выдохе, потому что всё в голове пульсирует, и, слыша её возгласы, я кончаю вместе с ней. Что это за дьявольщина…
Разве может у одного человека так ехать крыша от другого? Как выяснилось, я обожаю её трахать даже по телефону. Даже, сука, так, это намного лучше, чем все разы вместе взятые, что у меня когда-то были с другими.
Если она уйдёт из моей жизни, я просто сдохну.
Мне нужно прекратить это общение с Холли, потому что, оно, нахрен, не стоит того, чтобы потерять Уэнс.
Я тяжело дышу, утопая в мыслях о том, как люблю её. И слышу даже через трубку, как тревожно колотится её сердце. — Я так хочу обнять тебя сейчас, — говорю я, стискивая одеяло. — Я тоже хочу именно этого. — отвечает она, и это невероятно прекрасно. Я, блядь, просто хочу быть твоим вечно... Но завтра нас ждёт тяжёлый разговор, которого я боюсь больше всего в этой жизни…