Здравствуй...

Он возник из неоткуда. Нахальная улыбка появилась прямо перед её лицом, разрезав ночное небо. Затем синие полосы, почти потерявшиеся на темном фоне. После них всё лилово-розовое — дерзко изогнутые брови, густые ресницы, взъерошенные волосы. Желтые глаза с печатью третьей высшей луны вместо зрачков и с голубыми глазными яблоками оказались в нескольких миллиметрах от её лица. И, наконец, он материализовался целиком — ходячие мускулы, обтянутые бледной кожей с синими полосами. К счастью, он не забыл про одежду. Торс ничем не прикрыт, но хоть штаны надел. Он стоял так близко, будто собирался её поцеловать. Или съесть, что более свойственно демонам. Она инстинктивно отпрянула. Он тоже отскочил на метр, не переставая нахально улыбаться и пожирать её глазами. — Привет, Тамаё, — он театрально поиграл бровями. Сердце екнуло — он так делал в человеческой жизни. И в их последнюю встречу тоже, пытался её развеселить. Сейчас, конечно, он об этом не помнит. Он ничего не помнит, как ни страшно это признавать. — Здравствуй, Леонардо, — ее голос против воли дрогнул от грусти и нежности. Она по-прежнему видела в нём невинного человека, того юношу с каштановыми волосами, что спас её от смерти. Она верила, что прежний Лео по-прежнему жив, просто заперт в глубине демонического тела и измененного рассудка. — Что за глупое человеческое имя! — он скривился. — Я — Аказа, третья высшая луна, — на этой фразе он задрал голову и подлетел на несколько метров. — Уважай старших, отступница! Я вот не помню твоего человеческого имени и прочей ерунды из той жалкой жизни. И тебе не советую. — Меня звали… зовут Рита, — уверенно сказала она. Он отвернулся и плюнул на землю, показывая полнейшее равнодушие. — Если ты ничего не помнишь, то зачем вновь и вновь находишь меня? Всё, что нас связывало, осталось в той, как ты говоришь, жалкой жизни. — Чувства к тебе — единственное, что стоило запомнить, — он поднял на неё горящие как угли глаза. — И, поверь, сейчас они гораздо сильнее, чем тогда, ведь я не забыл тебя за столько столетий и уже никогда не забуду. Несомненно, не забудет. Вопрос в том, любовь это или страсть, столь же сильная, как голод по человеческой плоти? — Пойдём со мной. Господин Мудзан простит тебя. Ты можешь даже не убивать людей. Только не мешай нам. Клянусь своей воинской честью, что гарантию твою безопасность! Честь — то немногое доброе, что в нем осталось, а честь предполагает выполнение клятвы. Всем демонам известно, что Аказа не убивает женщин. Мудзан по-своему ценит его, раз позволяет такую вольность. На секунду девушка-демон представила, что согласилась. Они с Леонардо, нет, с Аказой спокойно живут в поместье, надёжно скрытом магией демонической крови. Закончились ее мытарства — голод, холод, постоянный страх и прятки от жестоких собратьев. Она больше не видит человеческих страданий. Аказа не ест при ней и не упоминает о «еде» лишний раз. Она воплощает свои маленькие уютные мечты — ухаживает за садом, читает книги в старинной библиотеке, рисует, музицирует, вышивает. В общем, наслаждается мирной жизнью. Вот только Аказа уходит в ночь по первому зову Мудзана, а она тревожиться, вернётся он или нет?.. И не придут ли за ней в его отсутствие? Для Мудзана она как кость в горле, что бы он не обещал Аказе. Хотя, возможно, его удовлетворит, если она вечность проведёт в заточении. — Предлагаешь мне золотую клетку? Никогда. У нас разные моральные ценности. — Ценности, — задумчиво протянул он. — Недавно мне то же самое сказал один охотник. Он был мечником высшего ранга, истинным воином. Я повредил у него жизненно важные органы, он истекал кровью, но продолжал сражаться. Я предлагал ему стать демоном, но он отказался. Пришлось убить его. Жаль, он мог бы стать великой луной, драгоценной жемчужиной в коллекции господина Мудзана. — У него хотя бы был выбор, — она закусила губу, вспоминая как плакала и кричала «нет», как её голову грубо запрокинули, оставляя синяки на шее, как противная кровь, чужая и липкая, текла по языку прямо в глотку. Потом она будто горела в огне. Одновременно с этим ломались её кости, лопались сосуды и органы. Она помнила тревожный голос Леонардо, чужой и хриплый, иной: «Она точно выживет?» «Не беспокойся, — ответил ледяной голос Мудзана. — Я дал ей совсем немного своей крови». Она молилась о смерти, но выжила. Если постоянный голод и жажду насилия можно назвать жизнью. Бывший Леонардо заставлял ее есть человеческое мясо. Не запихивал в рот силой как кровь Мудзана, но запер наедине с мёртвым телом, справедливо рассудив, что рано или поздно она сдастся. Её тошнило от запахов засохшей крови и начинающегося разложения, но одновременно с этим хотелось откусить кусочек. Всего лишь малюсенький кусочек… Или просто лизнуть. Но она понимала, что не остановится на этом. Она сбежала ночью, когда бывший Леонардо ушел на охоту. Он, наверное, думал, что она слишком слаба для побега. Она собиралась покончить с собой. Он предупреждал: «Выйдешь на солнце — сгоришь». До рассвета её отделяли томительные часы в зимнем лесу. Она брела по снегу босыми ногами. Уйти подальше от дома — вот её цель. Холод ощущался меньше, чем в человеческом облике, но всё же ощущался. А потом она увидела кровь на снегу. Инстинкты потянули ослабевшее тело вниз. Она подумала, что это не причинит никому вреда, и съела окровавленный снег. Как ни странно, скудный перекус придал ей сил, и она сообразила, что необязательно питаться человеческой плотью. Хватит и немного крови. — Тебе следует благодарить меня. Раньше ты была слабой, я одной рукой мог переломить тебе шею. Или попросту съесть, а не уговаривать господина Мудзана обратить тебя. Теперь ты сильна. И стала бы ещё сильнее, если бы не идиотские моральные принципы! Что тебе ещё надо? Ты бессмертна и, честно говоря, стала гораздо более привлекательной женщиной. Тебе не грозят ни старость, ни морщины, ни болезни. Многие женщины мечтают об этом! — Ты тоже очень красив, — она говорила искренне. Его нечеловеческая яркая красота восхищала и завораживала, — но твоя жестокость отталкивает меня. Я предпочитаю прежнего Лео, чья красота выражалась в добром и справедливом сердце. Он не слушал её. — У тебя бесконечный запас времени, ты можешь в совершенстве овладеть врачебным искусством. Господин Мудзан не против того, чтобы ты лечила людей. Сохранение их популяции в наших интересах. Пойдём же со мной, Тамаё! Мы будем вместе вечно! — Нет, — ответила она, не задумываясь. — У меня встречное предложение. Ты можешь присоединиться ко мне и стать абсолютно свободным от убийств и бесконечной гонки по пожиранию людей. Я… по-прежнему люблю тебя, — её губы дрогнули в грустной улыбке. Она смотрела прямо в его желтые глаза, яркие, как фонари в современных городах. — То лучшее, что в тебе осталось. Она была готова рискнуть свободой и жизнью, поверить ему, раскрыть руки для объятий, даже если он когтями разорвёт её грудную клетку и снесёт голову. — Пфф. Сражения — моя жизнь. Я избрал путь воина. И чтобы я шёл за женщиной? Нет уж, увольте! Я их настолько презираю, что даже не ем. Из принципа. — Презираешь или всё же жалеешь? — она всмотрелась в его лицо, надеясь отыскать следы прежнего Леонардо. — Презираю. А теперь, Тамаё, прости. Я должен тебя убить, — будничним тоном сообщил он в сотый раз за сотни лет. — Я люблю тебя, но воинский долг и верность господину Мудзану превыше всего. — Поэтому я и не могу довериться тебе. — Было приятно поболтать. Хотелось бы, конечно, большего, но и на том спасибо. Но прежде, чем он успел что-то предпринять, она исчезла, оставив в воздухе узорчатый цветочный аромат. — Вот чёрт, — Аказа поморщился. Аромат был приторно-сладким и кружил голову, навевая давно забытые воспоминания о светловолосой девочке, которую он поклялся всегда защищать. — Я ведь и защищаю тебя, дура. Просто ты сама упрямишься, — прошептал он в пустоту. В глубине души он радовался, что ей удалось уйти. Возможно, он немного подыграл ей, незаметно для неё и себя самого. Всего-то помедлил на пару секунд. Всё же она женщина. Единственная женщина, которую он пообещал убить, если она откажется подчиниться господину Мудзану. Проблем от неё нет, что она может в одиночку? Наверное, господин дал ему это задание, чтобы убедиться в его преданности. Что ж, пора переходить к следующему поручению.