Кладбище бабочек

      Самуэль              Треньканье игровых автоматов, светский галдеж поддавшихся азарту и поток джаза из колонок где-то под потолком насилуют барабанные перепонки. Бесцеремонно, с щекотливой ноткой садизма. Роскошь и блеск слепят глаза — кругом неприкрытый пафос. Здесь все желают поймать фортуну за хвост, побаловать свое эго. Поверить в заурядную сказку… Или просто отвлечься от мирской суеты. Крайний вариант — про нас.              Я невольно присвистываю, рассматривая лепнину на потолке. Кайл держится рядом, нервно озирается по сторонам и что-то угрюмо мямлит себе под нос. Понимаю. Тут действительно все слишком вычурно, помпезно и исключительно богато. Сраная вечеринка в стиле Гэтсби! Женщины в элегантных платьях, мужчины в дорогих костюмах. Запах банкнот и сигар. Звуки побед и поражений. Нарочитый шик действительно нервирует. Вот Кайл и жмется ко мне, как потерянный котенок, косясь на вечерние туалеты любителей риска и шальных денег. Мне тоже не по себе, а для Ангелочка так вообще сплошной стресс, но чего не сделаешь ради семьи. Да, мы с недавних пор превратились в настоящую сплочённую семейку. Адамс хреновы, блин!              Тед словно обзавелся двумя сыновьями. Одной Кати, видимо, стало мало, и он развлекает изо всех сил еще и нас. Где мы только не были за последний месяц: озера, парки, кинотеатры, ипподромы, рестораны, музеи, картинные галереи слышали наш дружный смех. Мы и рыбу ловили, и по травке бегали, и уток кормили, и с лошадьми зажимались, и искусством восторгались — отрываемся на полную катушку, проще говоря. Короче, не думаем о плохом, живем одним днем.              Тед делает все, чтобы Кати не грустила. Кати делает все, чтобы Тед наслаждался каждым днем. Да он и сам не отстает, а мы помогаем, чем можем. Бледная скорбь под запретом. Мы раскрашиваем повседневность в стиле поп-арт. Ярко и броско. Оставляем разноцветные мазки в памяти. Тед приказал нам не киснуть, не сожалеть, не отчаиваться. Табу!              Мы каждые выходные вместе упиваемся жизнью до томного сладостного опьянения. Прогоняем прочь серость будней. Показываем смерти средний палец под громогласное «НЕ СЕГОДНЯ!» и с улыбкой проходим мимо. Не оглядываясь. Мы любовно лелеем время, отведенное Теду. Не позволяем ему заскучать. День за днем. Минуту за минутой. Пусть стрелки часов ползут как можно медленней. Еще рано для расставания! Мы еще не закончили прощальную картину. Мое бла-бла начинает приобретать минорный тон… Пора закругляться! Тед запретил грустить! Так о чем это я? Ах да, о веселье! Сейчас мы, мать его, в казино! Вот такая история. Вот такие развлечения.              Небрежным движением подкатываю рукава пиджака на себе, поправляю галстук на Кайле. Ага, мы тоже принарядились, а хули… Мне пришлось откопать в закромах пиджак, Кайл нацепил на шею удавку, возможно, чтобы вовремя повеситься, если вдруг что-то пойдет через задницу. Еще он пошел против системы — рубашка на нем не светленькая, как обычно, а чернее черного. Голубой галстук, голубые кеды и голубые мысли в моей голове, когда я смотрю на отглаженного Ангелочка. Да, я долбоеб! И извращенец. Думаю членом, судя по всему. Пиджак раздражает, побрякушки на запястьях по-цыгански гремят, футболка с логотипом «Guns N’ Roses» ревностно скрывает штанги в моих сосках — я весь из себя хер пойми кто. Заботливо поправляю перышки ангелочка, хотя хочу их растрепать. Трахнуть его в ближайшем туалете, затем опять поправлять, поправлять, поправлять. Тем самым отвести душу. Успокоиться, расслабиться. Я не хочу ничего плохого, просто стервенею с непривычки. Ну, смущает меня сраное казино. И пиджак.              Кати также разорвала шаблоны. Отказалась от платьев и прочей мишуры. Скорее всего, дабы лишний раз не нервировать мнительного Ангелочка. Она сгоняла в магазин, купила себе костюм-тройку и теперь красуется с Тедом у бара в темно-малахитовых брюках и жилетке. На пиджак она забила… И на блузку. И на нас. Оставила тут меня и Кайла на растерзание пафосу, а сама приклеилась к Теду. Заебись ей! А я стою-пыхчу в этой неудобной двубортной тряпке, как неуравновешенный в смирительной рубашке, ей-богу. Срань! Впрочем, ее можно понять. Племянница старается напитаться Дядей на всю оставшуюся — вот и не отлипает. Ходит хвостиком, ластится, воркует, оберегает. Бдит. Отгоняет нависшую ядовитым облаком смерть. Достаточно о мрачном! Наш новый папочка запретил грустить.              А что до самого Теда… Он всегда молодец. Ему и принаряжаться не надо было. Волосы назад зачесал — и готов. Мутное какое-то развлечение намечается, но чего не сделаешь ради семьи. И что мне, собственно, не нравится? Нормальное место. Для отшибленных в самый раз. Пафоса, конечно, многовато. Пиджак бесит и… Бла-бла-бла!              — Без леопарда ты не можешь, да?              Смотрю на винные губы, которые насмешливо надуваются, словно пузырь вишневой жвачки, на тонкую кисть с черешневым маникюром, протягивающую бокал — Кати уставилась на мои ноги и иронично качает головой. Наклоняюсь поправить выбившийся шнурок. Поднявшись, беру у нее из рук бокал. Отпиваю жидкое золото.              — Я тебе больше скажу, нам сегодня точно будет фартить!              Первый глоток рома подобен причастию пирата. Второй — сыворотке правды. В моем случае — сыворотке, извлекающей из уст поток бреда сумасшедшего. Клоун обязан веселить.              — Это еще почему, балбес? — недоверчиво фыркает Кати.              — На мне и трусы леопардовые. Специально по такому случаю приобрел, — следует третий глоток, чтобы мне стало фиолетово на то, какой я придурок.              — Серьезно?              Кати подозрительно таращится на меня. Кайл подозрительно таращится на меня. Тед ржет, прихлебывая ром.              — Хотите проверить? — недвусмысленно похлопывая по области ширинки, хищно скалюсь.              — Как был придурком, так и остался! — серые глаза закатываются.              Верно подмечено. Не поспоришь.              — Клоун! — карие тоже.              — Пиздишь! Даже для тебя это слишком. Леопардовые трусы — это уже не про ПАНК, а про ПОРНО, — философски хмыкает Кати.              — Не проверите — не узнаете, — сквозь смех вставляет Тед.              — Дядя!              — Что, дядя? — он невинно пожимает плечами. — Сухой факт.              — Умные вещи говорит, — со злорадной улыбкой киваю на Теда.              — Да ну вас! — неподдельное возмущение в один голос. Кати и Кайл солидарны.              — Так! Прекратить балаган! Мы сюда развлекаться пришли. С тем, что в штанах у Самуэля, потом разберетесь! — Тед призывает всех отвлечься от обсуждения исподнего и упасть, наконец, в лапы азарта.              — Ты хоть понимаешь, как это звучит?              Кати вскидывает брови, недовольно разглядывает его, будто болтливого попугая — то ли чирикает, то ли говорит, но не на человеческом вовсе. Кто его разберет.              — Что такого? А то я не знаю, чем вы втроем занимаетесь.              — Дядя!              Кати вот-вот воспламенит воздух от негодования — бывалый пироман позавидует такой импульсивности. Кайл весь зарделся — люпин с голубым галстуком, щеки-лепестки розовеют и розовеют. А я закрываю рот ладонью, стоически сдерживаю истерический хохот — челюсть сводит, тушка трясется, но рот на замке. Блещу выдержкой, как хрустальные люстры на потолке.              — Все! Я непонятно выражаюсь, что ли? Развлекаться! Шагом марш! Пошли! Бегом! — командует Тед, и мы пошли. — Стоять! — и мы все дружно остановились. — Вот же дурень старый! Совсем забыл, — он протягивает мне стопку купюр, — сходите с Ангелочком за фишками. Как играть без фишек-то? И не жалейте денег. Я всю жизнь горбатился не для того, чтобы скупиться перед смертью. Достаточно накопил. Всем хватит.              — Мы же договорились! — Кати мягко толкает его в бок. — Не говорить о плохом. Сам всем наказал не грустить…              — Да чего опять тебе не нравится? Ничего такого я не сказал. Угомонись и расслабься. Наслаждайся вечером.              — Ладно, буду считать, что не заметила, — туманно произносит Кати. — А вы чего застыли? Хватайте деньги и бегом! Ну же!              Я ухмыляюсь — и мы делаем, что велено. Кайл робко семенит рядышком. Он все еще в режиме котенка, бедолага. Феерический напор двух жаждущих веселья выдержать не так уж и легко… Но чего не сделаешь ради семьи? Как там говорят?.. Птицы собираются в стаи по оперению. Сейчас Кати и Тед, безусловно, пташки одинакового окраса. Родственники же, хули.              Сначала мы коллективно изводили слот-машины, потом всем табором резались в покер. Тед показал виртуозное мастерство, от которого невольно опускается челюсть. Шулер — не меньше. Потом еще выпили и заново потыкали звенящие автоматы с фруктами на светящихся табло. Бинго! Куш! Джекпот! В общем, удача действительно сегодня приняла нашу сторону. Ходила за нами по пятам.              Тед радовался, как дитя малое, Кати ему не уступала. Кайл расслабился, и я перестал чувствовать на себе бренность пиджака. Не такое и плохое место это сраное казино. А на неприкрытый пафос… клал я увесистый хер. Точка. Жирная точка.              Мы шутили и ржали, ржали и шутили — развлекались, как могли. Даже безэмоциональные охранники стали подозрительно поглядывать на нас. Да ради бога! Пусть думают, что хотят. Нам плевать. Может мы и словили какой хитровыдроченный приход — это только наши семейные дела. Остыньте, ребята с рациями! Никого не грабим, все по-честному. И вот мы под немигающими взглядами верзил в безликих костюмах топаем к рулетке. Тед разошелся — не остановить. Откуда такой азарт в его головушке с проседью взялся — в душе не ебу. Возможно, он всегда был таким. Или молодость вспомнил. Не знаю. Да и не важно, главное весело до желудочных колик. А чего еще надо людям, пришедшим развлекаться? Мы в казино, еб вашу! Гулять, так гулять!              Крупье объявляет начало ставок. Тед поворачивается на меня, загадочно прищуривается. Спрашивает:              — Число?              — Тринадцать, — недолго думая, отвечаю и дальше продолжаю лупиться на зеленое сукно. От него тоже веет роскошью.              — Цвет? — загадочный прищур сосредоточился на Кайле.              — Черный.              — Ха-ха, Ангелочек сегодня и сам в черном. Неудивительно. Перелетел на сторону греха? — Тед игриво постукивает пальцами по краю стола.              — Дядя! Что за беспредел? Как же я? — Кати почти топает ножкой от возмущения. Для Теда она всегда будет капризной девочкой в розовом платье. Классический костюм, винные губы и два мужика рядом с ней не поменяют высеченной на сердце привычки.              — А ты будешь дуть, — ласково подмигивает Тед. — Сделаем все в лучших традициях.              Кати слегка куксится, но замолкает.              — Все на тринадцать черное! — торжественно объявляет он и двигает фишки вперед.              Одобрительно присвистываю, и Тед горделиво лучится. Правильно, кто не рискует, тот не пьет шампанского. Шампанского, конечно, мы собирались выпить в любом случае. Победа, проигрыш — неважно. Мы сюда не для того, чтобы по-быстрому срубить бабла пришли. РАЗВЛЕКАТЬСЯ! — девиз сегодняшнего вечера неустанно мигает неоновой надписью на подкорке сознания у всех нас. Повезет, не повезет… Такая ерунда сейчас нас мало волнует. Вот такая история. Вот такие ставки. Я считаю, риск оправдан.              Кати дует на сложенные ладони — Тед бросает кости. Сосредоточенный крупье вращает колесо — тефлоновый шарик начинает свой судьбоносный бег. На несколько мгновений наш мир превращается в черно-красный хоровод цифр. Интригует, гипнотизирует, завораживает. Новый круг — секунда, две, три… и шарик замирает, хоровод прекращает кружение. Вердикт Фортуны оглашен: тринадцать — черное.              Мы ошарашенно переглядываемся, изумленно моргаем — поначалу не верим своим глазам.              — Реально, что ли? — Кати первая нарушает ошеломленное молчание.              — Поздравляю с победой! — чопорно чеканит крупье.              — Я вам отвечаю, все благодаря моим трусам.              — Ага, несуществующим… — Кати скептически ухмыляется.              Тед в очередной раз начинает ржать, как стадо зебр у водопоя. Следом не выдерживают Кати и Кайл. Смех заглушает музыку под потолком. Даже на лице крупье оживает мимика. Он повторяет за удачей — та опять нам улыбнулась. Ну, спасибо, своенравная, за благосклонность. А что тут еще сказать? Ставки сделаны, господа! Ставки сыграны — расходимся! Мы за заслуженным шальным баблишком, а вы идите куда хотите. Это нас уже не касается. Не жарко, не холодно. Бла-бла-бла. Победителей не судят. Вот такая история. Вот такие повороты судьбы.              Мы забрали свой выигрыш и теперь стоим и думаем, куда растранжирить свалившееся на голову неожиданное богатство. Нет. Не то чтобы на наши макушки обрушились огромные деньги… Рассудительный ангелочек все-таки предложил сэкономить — и я послушался. Ебануться, каким послушным я стал. Вот что любовь с людьми творит. Охуеть, не подняться! Так к чему я вообще вел?              Деньги небольшие, а все равно приятно. Не зря полночи проторчали в роскоши и пафосе. Казино есть казино, черт бы его побрал! Хотя…              — Что делать, что делать… ПРОПИТЬ! — твердо заявляет Тед. — Чего непонятного? Чего вы мнетесь, как цыплята желтоклювые? — он настойчиво пытается всучить весь выигрыш на растерзание нам и алкоголю. Печется о нашем удовлетворении. Мы для него детишки, как никах.              — Ну, блин! Так нечестно. Это же твои деньги. Сухой факт. Как-то жалко просто взять и пропить, — упрямо сопротивляется Кати.              — Я все сказал. Разговор окончен, — отрезает Тед.              Кати поджимает винные губы и умолкает.              — Значит, затариваемся шампанским и домой? — выжидающе смотрю, нетерпеливо переминаюсь с ноги на ногу. Хочу уже поскорее покинуть это злачное место, вдохнуть полной грудью. Скинуть к херам пиджак! Я снова начинаю чувствовать его оковы. Бесит!              — Молодец, Самуэль! Именно! Бери под ручки эту строптивую девицу и побледневшего Ангелочка и валим.              — Не вопрос!              Тед подмигивает, а я приобнимаю Кати и Кайла и подталкиваю к выходу.              Вместо запаха банкнот и сигар — запах дождя и сырой пыли. На мокром асфальте отражается розовое, малиновое, лимонное, рыжее, алое, багряное, салатовое, бирюзовое — свет разноцветных вывесок устроил свой собственный карнавал. Я делаю глубокий вдох, достаю крепкую сигарету и щелкаю зажигалкой. Боже, как охренительно! Уверен, вспышка огонька маленькой пламенной кляксой тоже рванула на красочный праздник — плюс один оттенок в палитру на асфальте.              Остальные также закуривают. Четыре струйки дыма медленно взмывают к звездному небу, подальше от мирской суеты. Хотя нас всех и вымотал сегодняшний вечер, приятная истома разливается по телу, как потревоженные лужи по тротуару. Только теплые и благоухающие. Те самые, что с буйством красок.              Докурив, мы все дружно идем к шоколадному «Chevrolet Malibu». Тед садится за руль. Самый трезвый, взрослый и водитель со стажем… Мы же его детишки… Вези нас, Папуля! Бла-бла-бла, мать его! Кати пристраивается рядом, ну, само собой. Я и Кайл плюхаемся на заднее.              — Поехали? — бодренько спрашивает Тед, включая радио.              — Трогай! — хором отвечаем мы.              Дальше по плану море шампанского и океан радости. Тед запретил грустить.              Кайл двигается ко мне, кладет голову на плечо. Коротко зевнув, утыкается носом в мою футболку. Прямиком в револьверы и розы.              — Устал?              — Ага. Но все было не так уж и плохо, — он мельком взглянул на меня, улыбнулся и пристроился обратно.              — Угу.              В радиоэфире запустили «Tanita Tikaram — Twist in My Sobriety». Звуки музыки обволакивают салон машины, проникают под кожу. Гипнотизируют и расслабляют, точно колыбельная. Неожиданный резкий поворот заставил разомлевшие тела нехило трепыхнуться. Я вижу недоумение в зеркале заднего вида — лицо Кати говорит само за себя.              — Дом в другой стороне.              — Я придумал кое-что получше.              Загадочный Тед и прямая дорога куда-то получше. Я начинаю хрипло вторить песне. Моему примеру следуют еще три голоса. Даже Ангелочек негромко мурчит у меня на плече. Вот такая история.       

***

      Две пары кед, однотонные и пестрые, лоферы на внушительной подошве и замшевые оксфорды валяются около машины. Босые стопы касаются прохладного песка. Тед привез нас на пляж встречать рассвет. Четыре шоколадные двери распахнуты настежь — музыка из магнитолы смешивается с шумом пенистых волн.              Я пристраиваю задницу на капот. Кати и Кайл усаживаются на песок. Тед откупоривает каждому из нас по бутылке шампанского, себе открывает банку колы. Кати все еще возмущается по этому поводу. Не нравится ей, что он недостаточно бурно участвует в предложенным им же рандеву с пляжем. Тед, как хороший отец, заботится о детишках, а не о градусе алкоголя в крови. Отвечает на все возмущения племянницы лаконичным — мол, мне и так весело. Кати фырчит, фырчит и умолкает. Вот и весь спор.              Тед опускается к Кати и Кайлу, достает сигарету и мечтательно произносит:              — Знаете, не океан, да и не море, но все равно охуительно, — седой пепел падает на золотистый песок.              — Ага, — соглашается Кайл, отхлебывая шампанское.              — А ты знаешь толк в жизни, крылатый, — усмехается Тед.              Наш Ангелочек смущается, кладет подбородок на колени и зарывает ноги глубже под рыхлую поверхность. Кати смотрит вперед, на волны, на линию между небом и водой. О чем-то размышляет, но ничего не говорит. Наверное, ей стало тоскливо, но Тед это запретил, и ничего не остается, кроме мирного безмолвия.              — Знаете, ребята, я ни о чем не жалею, — Тед выдувает колечко дыма. — Жизнь — непростая штука, но мне кажется, я отлично с ней справился.              Кати досадливо закусывает губу, а Тед продолжает:              — Все так, как должно быть. Всякое случается… И дерьмо, и счастье. Сейчас я счастлив. Умру я тоже счастливым. Жить стоит вот даже ради таких моментов. Пусть я мечтал о чем-то большем… Иногда и малого достаточно. Что-то большее за меня можете осуществить вы, — он подмигивает Кати, — и за тебя я рад, моя дорогая. Ты не останешься одна. Так ведь? — выразительно смотрит сначала на меня, потом на Кайла.              — Конечно, не останется! — уверенно выпаливаю я, потом заливаю в себя содержимое бутылки под кивок Кайла.              — Вот и прекрасно! Давайте наслаждаться видом. Волны, небо… Что еще нужно для счастья, — Тед обводит руками пейзаж, улыбается. — Кстати, а ты чего там встал?              — Я? Да вот, думаю о том о сём, — туманно отвечаю.              — Пф-ф, о чем ты там вообще думать можешь в своей поехавшей черепушке? — Кати глядит пристально. В стали радужки явное сомнение в моих мыслительных способностях.              — Ой, о многом… О многом… Не совсем идиот.              Я делаю еще глоток, отнимаю филейную часть от капота и иду к открытым дверям. Залезаю в машину, врубаю звук на полную. «Кorn — Word Up!» ощутимо завибрировали из колонок — атмосфера поймана. Я высовываюсь наружу, топаю к троице на песке.              — Подержи, — бесцеремонно вручаю Кати шампанское.              Она не успевает возразить, только неоднозначно хмурится, рассматривая бутылку в своих руках. Затем переключается на меня, с интересом наблюдает. Я отхожу на пару шагов, начинаю танцевать и раздеваться. Теперь на меня уставилось три пары округлившихся глаз. Ну а что? Отвлекающий маневр. Неожиданный поворот. Нечего размусоливать проникновенные речи… Достаточно! Четко следую наставлениям Теда — никакой грусти! Обязанность клоуна — развлекать! Вот я и действую согласно шутовскому уставу.              Момент — и штанги в сосках уже ничего не скрывает. Футболка летит на песок. Я медленно расстегиваю молнию на ширинке и скалюсь в ответ на любопытные взгляды троих зрителей.              — Ты в стриптизеры решил заделаться? — язвит Кати.              — Ты там что-то про порно упоминала? — говорю я, стягивая джинсы.              — Еба-ать! Он реально в леопардовых трусах! — Кати прыскает, закрывает ладонями лицо. Впечатление произведено.              Да, клоун обязан развлекать! Это сейчас и происходит. Все идет по плану. Леопардовые трусы? Слишком даже для меня, но что не сделаешь ради семьи. В пекло печаль!              Момент — и хищные боксеры отправляются к остальной одежде. Тед заливается раскатистым хохотом. Кайл хлопает своими невинно-длинными ресничками, а Кати усиленно моргает, наверное, старается прогнать увиденное. Я бегу в воду, сверкая голой задницей. Слышу за спиной:              — Придурок! Она нихрена не теплая! Яйца отморозишь, будешь знать!              — Кто не рискует, тот не пьет шампанское! — ору я и плюхаюсь в голубую гладь.              Доносится новая порция ржача и ободрительный свист от Теда, а затем я ныряю с головой — и тишина. Оголодавшие бабочки погружаются в холодную воду вместе со мной. Мы вымоем из смертной плоти все печали. Утопим и захороним на самом дне. Без почестей и сантиментов.              Когда я выныриваю на поверхность, на берегу меня уже поджидают. Мелкую дрожь прячет в мягком ворсе большой плед, врученный мне Тедом. Откуда он его взял, в душе не ебу, вероятно, чудеса отцовской заботы. Кто его разберет. Убираю за уши мокрые волосы, рассеяно тереблю сережку в мочке и с улыбкой смотрю на Кайла и Кати. Они суетятся вокруг меня, причитают. А мне плевать на все нравоучения — я счастлив.              — Псих! Вот сумасшедший! — отчитывает Кайл, кутая меня понадежнее в плед. — Совсем дурак? Что это было вообще?              Я молчу и продолжаю давить придурковатую лыбу.              — Не видишь, ему уже ничем не помочь. Свихнулся окончательно! Не слышит уже нихрена и не понимает! Не трать силы, Кайл. Он безнадежен! — сердито тараторит Кати. — Эй, амфибия, ты с нами? На вот твои труселя! Одевайся давай! — она швыряет в меня леопардовое исподнее.              Скидываю с плеч плед, дабы поскорее прикрыть свои скукоженные от холода гениталии.              — Да чего ты стриптиз устраиваешь опять? — сокрушается Кайл.              — Не переживай ты так, нормально все, — говорю я, забирая у Кати из рук свою футболку. — Видишь, одеваюсь я.              Кайл лишь раздраженно пыхтит и поднимает с песка плед.              — И что ты хотел доказать? Что ебанутый? Все и так знают, — громко вздыхает Кати.              — Да не, это я уже давно доказал, просто вдруг освежиться захотелось, — дрожащими пальцами проталкивая пуговицу в прорезь, отрешенно бормочу я.              — Ну как? Освежился?              — Ага, — я набрасываю на Кати свой пиджак, — надень, а то зябко как-то.              — Да что ты говоришь… — саркастически тянет Кайл.              Снова смех и тепло, согревающее изнутри — Диэтрии перестают стучать зубами. Озноб садится на пиратский корабль с белым флагом и уплывает на поиски сокровищ. Мне с ним не по пути, мои сокровища рядом. Я нашел, что искал — две недостающие части меня. Теперь я целый. Мы — одно целое. И это не простое бла-бла-бла.              Я рисую узоры на песке, пока небо неспешно окрашивается теплыми тонами рассвета — замедленная съемка пробуждения. Розовеющая исповедь Бога на кромке облаков — почти порно, но до одури красивое и невинное, как невольный грех безгрешного. У распахивающих веки небес свой карнавал. Они гуляют не ночью, а между зыбкой чертой сна и реальности.              Справа моя Синяя роза, слева — Серебристый Ангел. Мы сидим на песке и курим. Тед развалился на разложенном сиденье машины, оставил нас наедине. Тед — проницательный мужик. Бока откупоренных бутылок шампанского обнимают золотистые песчинки, к нам протягивает розовые конечности восходящее солнце. Я заканчиваю завиток очередного узора, ухмыляюсь сам себе.              — Тебе я говорил, — взгляд на Кати, — ты, скорее всего, не помнишь. Не тот день выбрал, — окурок зарывается в песок. — Я вас люблю.              Признание, освещенное первыми румяными бликами, отскакивает от ласковых волн и уходит за горизонт.              Дальше лишь поцелуи со вкусом шампанского и табака. Мужчина целует мужчину. Женщина сплетается языками с двумя мужчинами. Под исповедь Бога над головами мы причащаемся самой любовью.              Если бы не Тед, встречающий рассвет в машине неподалеку, мы бы уже занимались сексом прямо на сраном песке. Если бы я не поделил себя на три части — сошел бы с ума по-настоящему. Я стал целым, лишь располосовав себя натрое. Только сейчас я вздохнул полной грудью. Я люблю, а значит — живу. Дыхание ни при чем. И я собираюсь жить долго и счастливо. Грустить запрещено!              Диэтрии лихорадочно сбрасывают прозрачные капли с мохнатых брюшек. Радуются утренним лучам, трепещут, нежно покусывая друг друга. Окончательно согрелись, как и я. Окончательно раскрыли все карты, как и я. Коралловое солнце освещает три тела, ставших единым. Диэтрии тоже срастаются усиками, лапками и цифрами. Я все-таки переверну восьмерки на их крыльях и превращу в бесконечность. Обещаю.              Аминь.