Любовь брата

С первого момента, когда Кларк Гриффин появилась на свет, с розовым лицом и воплями, беспорядочно размахивая крошечными конечностями, она стала центром вселенной своих родителей. Эбби Гриффин устало улыбнулась, когда маленький сопящий сверток был вложен в ее трясущиеся руки, а ее муж Джейк уставился на новорожденную, как будто она была самым эффектным маленьким созданием, которое он когда-либо видел (для них она была). Эбби и Джейк два года пытались завести ребенка, так что Кларк была поистине благословением. Несмотря на их напряженные графики, Эбби в качестве главного хирурга больницы Ark и Джейк, главный аэрокосмический инженер НАСА, очарованные родители в первый раз сделали все в мире для своей маленькой принцессы. Еще до того, как она стала достаточно взрослой, чтобы понять окружающий мир, Кларк была избалована, обожаема и так любима. Ее маленькие ручки хватались за слишком большие пальцы, и всякий раз, когда Джейк корчил ей рожи, появлялась липкая улыбка, мягкое детское хихиканье часто наполняло дом Гриффинов гораздо сильнее, чем обычный плач. Но там был плач. Много слез. Привыкший к бессонным ночам, Джейк справлялся с ночными пробежками как настоящий чемпион, а ночи, проведенные с Кларк, тесно прижатой к его груди, создали прочную связь между отцом и ребенком. По мере того, как Кларк росла и в размерах, и в возрасте, росла и ее связь с Джейком Гриффином, который все еще смотрел на нее так, как будто она держала вселенную в своих ярко-голубых глазах. Чаще всего он работал из дома, утверждая, что: “Эбби, ни одна няня в мире не смогла бы позаботиться о Кларк настолько хорошо, чтобы соответствовать моим стандартам”. “Это потому, что ты перфекционист, Джейк”. “Говорит хирург”. Когда Кларк было четыре года, у нее были зубастые улыбки и ободранные коленки от знакомства с окружающим миром, а в ее распущенные светлые кудри были вплетены яркие цветы, Джейк и Эбби решили попробовать завести еще одного ребенка. Они всегда хотели больше, чем одного,может быть, три или четыре, но знание того, как тяжело Эбби было с Кларк, омрачало их перспективы. Они бы согласились на двоих, если бы могли. Кларк была еще слишком молода, чтобы понять сильную радость, которую испытали ее родители после зачатия, но сама питалась позитивной энергией. Когда чуть более месяца спустя тьма и отчаяние охватили семью, Кларк тоже этого не понимала. Она никогда не видела, чтобы ее родители плакали. Обычно в этой семье плакала она. Поэтому, когда Кларк добралась до главной спальни, когда ей уже давно пора было ложиться спать, и увидела, как ее мать рыдает в теплых объятиях отца, а по лицу обычно такого счастливого мужчины тоже текут слезы, Кларк сделала единственное, что мог придумать ее четырехлетний разум. Маленькие ножки понесли ее в ванную, где она потянулась к нижнему ящику и вытащила два пластыря с ярким рисунком. Увидев, как робкий четырехлетний ребенок входит в комнату, Эбби и Джейк изо всех сил пытались успокоиться, но Кларк забралась к ним на кровать и очень серьезно наложила пластырь на каждую из их щек, прежде чем поцеловать их обоих в лоб и удовлетворенно прижаться между ними. Когда семья из трех человек прижалась друг к другу, утешенные присутствием друг друга, Эбби и Джейк молча задавались вопросом, что они сделали в какой-то прошлой жизни, чтобы заслужить такую хорошую и непорочную дочь, как Кларк. Ей семь лет, и она все такая же добросердечная, как всегда, когда у Гриффинов наконец появляется второй ребенок. Это было не так, как они изначально планировали, но они были благодарны в любом случае. Ему десять лет, у него растрепанные волосы и темно-пурпурные и синие тона, окрашивающие его бледную, изможденную кожу. Сморщенный, рельефный шрам пересекал его нос, постоянное напоминание о боли, которую ему пришлось вынести. В его голубых глазах нет того света и радости, которые есть у Кларк. Вместо этого они держат грозовые тучи и глубокий, кипящий гнев. Он циничен, саркастичен и груб по краям, непривычен к проявленной к нему сейчас привязанности, сердце тщательно охраняется и пуглив, как дикая кошка. Но когда этот короткий огненный шар энергии приблизился к нему, он обнаружил, что смягчается. “Привет!” - ее голос ясный и счастливый. “Меня зовут Кларк! Я твоя новая сестра ”. Он открывает рот, чтобы сказать ей, что нет, она не , но слова застревают у него в горле, когда она продолжает, маленькие ручки осторожно накладывают пластырь с изображением Человека-паука на его покрытый шрамами нос. “Мама и папа сказали мне, что твои родители были злыми, так что теперь ты будешь частью нашей семьи. Знаешь, я всегда хотела старшего брата, и мне действительно жаль, что твои родители были грубы с тобой ”. Джону Мерфи десять лет, у него слишком глубокие шрамы для человечка его возраста, но когда Кларк расчесывает ему волосы и надевает специально изготовленную цветочную корону (“ Для тебя!” она подбадривала: “ Цветы делают все лучше, Джонни”. ), он физически чувствует, как эта маленькая девочка проникает в его закаленное в боях сердце. Ему требуется больше года, чтобы наконец назвать Эбби и Джейка своими мамой и папой (столько же времени им требуется, чтобы подать документы на его усыновление), но ему требуется всего два месяца, чтобы назвать Кларк своей сестрой (она такая убедительная). С той первой встречи Кларк и Джон ( Мерфи, он настаивает, чтобы все называли его так, за исключением его новой семьи, конечно) стали неразлучны. Джон был тем, кто провожал Кларк в школу, терпеливо сидел, пока она снова и снова рисовала его лицо, каждая попытка становилась более реалистичной, чем предыдущая. Он был тем, кто позволил ей попрактиковаться в заплетении волос на нем, оставляя аккуратно скрученные волосы, пока Кларк не сказала ему, что он может их убрать. Когда Кларк было десять лет, и четвероклассник толкнул ее на перемене, именно Джон, казалось, материализовался из воздуха, голубые глаза прожигали дыры в испуганном Стерлинге, который попытался извиниться и пообещал никогда больше даже не смотреть на Кларк неправильно. У него не было много друзей, потому что, несмотря на его мягкость с Кларк, Джон все еще был осторожен и защищался, но он обнаружил, что та не особенно возражала. Когда Кларк познакомила его с Беллами, старшим братом ее собственной подруги Октавии, Джон нашел родственную душу. У Беллами был свирепый взгляд всякий раз, когда он смотрел на Октавию, и Джон знал, что если кто-то и мог понять его, то это был бы этот мальчик, который будет защищать свою младшую сестру до последнего вздоха. Когда Кларк было четырнадцать и она начала встречаться со своим первым парнем, парнем с растрепанными волосами по имени Финн, Джон не знал, что с собой делать. У него было плохое предчувствие насчет мальчика, которого он знал. Кларк, конечно, отмахнулась от этого как от своей чрезмерной заботы, потому что: “Джон, ты был готов ударить Монти, когда я впервые представила тебя ему, а Монти гей”. Конечно, Джон не знал этого в то время, он только что увидел мальчика, держащего Кларк за руку, и сразу же занял оборонительную позицию. Он извинился (неохотно, по настоянию Кларк) и теперь смотрел на Монти почти с нежностью, сообразительный корейский мальчик ни разу не дрогнул под пристальным взглядом Джона. Однако его сообщник по преступлению, Джаспер, был в ужасе от старшего брата Кларк. Однако на этот раз подозрения Джона подтвердились, когда Кларк однажды прибежала домой в слезах, рассказывая ему все о том, как Финн встречался с девушкой по имени Рейвен, и как он изменял ей с Кларк , и Джон покраснел. Октавии, конечно, сказали, так как она была лучшей подругой Кларк, и Беллами (который теперь приходил к Кларк как еще одна сестра) был первым, кто последовал за убийцей Джоном в дом мальчика. Когда Финн появился в школе с двумя подбитыми глазами и сломанной рукой, никто и глазом не моргнул. Он заслужил это, и мальчик с растрепанными волосами вскоре перевелся в другую школу, отчаянно пытаясь избежать беспорядка, который он создал. Рейвен, другая девушка, которой он причинил ужасную боль, быстро влилась в сплоченную группу друзей Кларк и была единственным членом группы, который мог не отставать от Джона в плане сарказма и остроумия. В этот момент Джон, которому было семнадцать, оказался в ловушке посреди слишком многих девичьих вечеров, вздыхая и притворяясь неохотным, когда Кларк настояла, чтобы он сел и позволил ей, Рейвен и Октавии заплести ему волосы и посмотреть фильмы с ними. (Он никогда бы не признался, что знал все тексты песен и танцевальные движения к обоим идеальным фильмам даже под угрозой смерти). Когда Джон окончил среднюю школу вместе со своим теперь лучшим другом Беллами и недавно подружившимся Натаном Миллером, он смог выглянуть в толпу и выделить свою семью , и эта мысль заставила улыбку расползтись по его обычно нейтральному лицу. Джейк встал и аплодировал, говоря: “ Это мой мальчик!” и у Эбби на глазах выступили слезы гордости, а Кларк и ее друзья аплодировали так же отвратительно. Диплом в рамке, висящий на стене в его спальне, гласил: Джон Мерфи Гриффин , и он не мог быть более доволен собой. Когда он ушел из дома, чтобы поступить в университет, Кларк обнаружила, что скучает по нему больше, чем думала. Каждое утро она поворачивалась, наполовину ожидая услышать, как ее брат выкрикивает текст последней песни Тейлор Свифт в душе, но ее встречала тишина. В то время как большинство старших братьев начинали раздражаться из-за того, что их младшие сестры постоянно писали им СМС с просьбой рассказать о своих днях, Джон получал каждое сообщение с яркой улыбкой, к каждому сообщению прилагалась фотография Кларк, с которой он впервые встретился, с отсутствующими зубами и цветочной короной, прочно закрепленной на ее голове. Когда ей было шестнадцать, Кларк присоединилась к футбольной команде с Октавией, и Джон и Беллами обменялись вздохами при этой новости, потому что вы знаете, сколько травм, связанных со спортом, происходит каждый год? Теперь, когда Джон каждое воскресенье возвращался домой на семейные ужины, Кларк предлагала ему подробно рассказать обо всем, что связано с футбольной политикой, и яростно ворчала каждый раз, когда она упоминала конкурирующую школу Ark High, Академию Полис, и бесящего футбольного капитана их футбольной команды Аню Форрест и ее кузину Лексу Вудс, которые использовали любую возможность, чтобы попытаться полностью уничтожить Кларк, которая играла в защите. Кларк терпеть не могла все в Лексе Вудс, от ее раздражающей дерзкой ухмылки до безупречной работы ног, от этих зеленых глаз, которые были похожи на блеск покрытых росой листьев ранним утром , и ее фигуры, которая, должно быть, была вылеплена богами — о боже, я действительно только что так подумала. Джон был тем, кто получил звонок в панике в три часа ночи, безумная Кларк, выпаливающая слова со скоростью мили в минуту, которые он не мог полностью понять, единственное, что он уловил, выходя из приглушенного порыва: “— Джон, я думаю, что я вроде как гей”. Ее голос звучал так испуганно, и он мог слышать дрожащие рыдания, когда она ждала какого-то отказа, только для того, чтобы быть встреченной смешком ее старшего брата. “ Джон, это не смешно, у меня кризис”. “Все в порядке, принцесса, - сказал он ей как ни в чем не бывало, - не имеет значения, какой пол тебя привлекает, я не собираюсь разлюбливать тебя только потому, что тебе нравятся цыпочки, и мама с папой тоже не перестанут. Кроме того, это было бы немного лицемерно с моей стороны, тебе не кажется?” И именно так оба брат и сестра Гриффин поняли, что она была би, а Эбби и Джейк даже глазом не моргнули при этой новости, потому что: “Кларк, милая, никто не говорит о том, насколько привлекательна Анна Кендрик так много, не будучи немного лесбиянкой”. “Хорошо, мама, но ты должна признать, что она потрясающая ”. “Она вдвое старше тебя”. “Это не главное, мама”. “И даже не рассказывай мне о своей одержимости Гарри Стайлзом, детка”. “Папа, мне девятнадцать, я слишком стара, чтобы звонить малышу , а Гарри Стайлз слишком привлекателен, чтобы его игнорировать. Все любят Гарри Стайлса ”. Группа друзей Кларк тоже полностью приняла это, но она и не ожидала ничего другого, потому что они были абсолютно спокойны за сексуальность Монти, а Харпер и Зои встречались. Она продолжала свою безнадежную тоску в течение двух лет, Октавия практически кричала на нее на каждом футбольном матче, чтобы она уже сказала что-нибудь этой чертовой девчонке, но Кларк отказалась выставлять себя дурой. Естественно, все были немного удивлены, когда Лекса подбежала к ним после особенно жестокого матча против землян Полиса и неловко спросила Кларк, не хочет ли она иногда потусоваться. Лекса познакомилась с семьей Гриффин четыре месяца спустя, летом перед тем, как они с Кларк должны были поступить в колледж в Университете Маунт-Уэзер, внутренне нервничая и суетясь, но отказываясь проявлять какие-либо признаки слабости перед семьей своей подруги (она все еще сопротивлялась тому факту, что она каким-то образом заставила эту светловолосую голубоглазую богиню стать ее девушкой). Кларк не показала, насколько она нервничала, но она практически забыла дышать, когда Джон вошел в комнату, наблюдая за Лексой расчетливыми голубыми глазами и поджатыми губами. Прямо перед тем, как Кларк могла посинеть от недостатка кислорода, он кивнул один раз. “Я одобряю ее намного больше, чем долбоеба Финна”. После того, как Эбби быстро отчитала его за его язык, две девушки позволили себе расслабиться, Лекса, потому что она знала, что если она сможет заслужить одобрение Джона “Я ненавижу всех, кто хотя бы смотрит на мою сестру” Гриффин, тогда родители придут легко, и Кларк, потому что она ценила мнение своего брата больше, чем кто-либо другой в мире, и она не хотела быть вынужденной выбирать между ним и этой девушкой, которая быстро находила место в теплом, открытом сердце Кларк. Когда Джейк Гриффин погиб в автокатастрофе, когда Кларк было девятнадцать, а Джону было двадцать два, это было так, как будто темная туча опустилась на семью Гриффинов. Все они справились с этим по-разному. Эбби погрузилась в свою работу, пытаясь исцелить всех, кого могла, в попытке сшить свое собственное израненное сердце. Кларк месяцами отказывалась брать в руки кисть, потому что именно Джейк научил ее терпеливо держать инструмент, показывая ей, как создавать жизнь на холстах. Джон притих там, где когда-то был громким, спрятавшись в раковину, о которой он почти забыл. Именно Беллами вытащил его из этого, кусочек за кусочком, и Кларк, которая заставила его снова почувствовать тепло и безопасность. Семье Гриффин потребовалось некоторое время, чтобы собрать себя воедино, но они были стойкими и всегда находили способ пробиться сильнее, чем когда-либо. Джон обнаружил, что пишет книгу о добросердечном человеке, который увидел сломленного мальчика и залатал его разбитое сердце плохими шутками, уроками игры на фортепиано и уроками самообороны. Эбби все больше и больше привязывалась к детскому отделению, оставляя яркие воздушные шарики в их комнатах, пока они выздоравливали, чтобы им было чему улыбаться. Кларк рисовала, рисовала и рисовала, пока не поклялась, что пятна краски навсегда останутся на ее коже, создавая фрески и бесчисленные воспоминания о смехе, любви и тепле. Когда Кларк было двадцать пять и она работала детским хирургом, а также по совместительству иллюстратором детских книг, в которые Джон вложил столько внимания, Лекса пришла к Джону, такая же нервная, какой она была, когда Кларк впервые представила ее семье Гриффин, показывая ему красивое кольцо, которое она выбрала, которое практически кричало “Кларк”. Именно Джон повел Кларк к алтарю с глазами, такими же влажными, как у его матери, галстук-бабочка плотно прилегал к его шее, а на голове красовалась яркая цветочная корона просто в память о старых временах. Он торжественно кивнул Лексе, когда передавал свою младшую сестру, подмигнул Октавии, которая была подружкой невесты Кларк, и улыбнулся лучшей подруге Лексы, Ане. Когда он вернулся на свое место рядом с Беллами со слезами на глазах и теплом в сердце, наблюдая, как его младшая сестра женится на женщине, которую она любила, он поклялся, что чувствовал присутствие своего отца, такое же успокаивающее и гордое, как и всегда. Два года спустя, когда настала его очередь жениться, Кларк служила ему лучшей женщиной, ведя его к алтарю и доставляя его с быстрым: “Я люблю тебя, Белл, но испорти это, и тебе придется чертовски дорого заплатить”. Беллами смеялся и улыбался Джону, и мужчина знал, что это было правильное решение. С Беллами он чувствовал себя в такой же безопасности, тепле и любви, как и тогда, когда его впервые приняли в семью Гриффин, и он притворился, что не замечает слез Нейтана, стоя позади Беллами как его шафер. Даже в зрелом возрасте Кларк и Джон никогда не были далеко друг от друга. По воскресеньям все еще оставались семейные ужины в старом доме Гриффинов, за исключением того, что теперь они были немного более загружены. За длинным столом, который раньше вмещал только четырех человек, теперь сидела целая толпа, поскольку Эбби всегда питала слабость к друзьям Кларк. Кларк и Лекса сидели напротив Беллами и Джона, которые, конечно же, привели Октавию и ее мужа Линкольна, Рейвен и Аню, Монти и Нейтана, Джаспера и его милую подругу по имени Майя, в которую все влюбились. Раз в неделю дом, в котором звучали отголоски теплого, глубокого смеха, фальшивые исполнения песен Тейлор Свифт и слишком громкие вечеринки с ночевкой, снова наполнялся жизнью, смехом и такой, такой любовью. На просьбы Эбби о внуках, наконец, был дан ответ, когда Кларк было двадцать девять, а Джону - тридцать два. Джон улыбался, наблюдая, как его младшая сестра наполняется жизнью, читая свои собственные детские книги, пока Лекса наблюдала за этим с благоговением и гордостью, и когда Эйден Джейкоб Гриффин-Вудс появился на свет краснолицый, с волосами, которые напоминали непослушные кудри Лексы, но золотистый оттенок Кларк и яркие детские голубые глаза, он был мгновенно обожаем своей постоянно растущей семьей. Примерно в то время, когда у Кларк и Лексы родилась вторая, темноволосая голубоглазая девочка по имени Костия, Джон и Беллами усыновили своего первого. Ему было пять лет, у него были вьющиеся каштановые волосы и любопытные карие глаза, и двое мгновенно влюбились, особенно Беллами, узнав, что его зовут Огастес (вечный историк), или сокращенно Оги. Эбби всегда хотела маленькую компанию детей, но была совершенно счастлива с теми двумя, которыми она была благословлена, и с другими, которые технически не были ее, но называли ее мама Джи. По воскресеньям теперь толпы маленьких людей требовали теплых бабушкиных объятий и ели знаменитое печенье Джейка с шоколадной крошкой, и Эбби не могла быть счастливее. Кларк и Лекса добавили еще двоих в микс, близнецов по имени Трис и Оливер. Беллами и Джон усыновили еще двоих: мальчика с тихим голосом с Гаити по имени Уэсли и девочку-фейерверк из Вьетнама по имени Фуонг. У Октавии и Линкольна были мальчики-близнецы по имени Нико и Джефферсон, которые регулярно жили с Эйденом. Аня и Рэйвен были матерями четырехлетней девочки по имени Элизабет, которая никогда не отходила далеко от маленького сына Натана и Монти Йена. Майя прижимала к груди младенца Демитри, чье имя означало, что однажды он станет химиком, как его отец. Было трудно найти тишину во время хаоса, в большом доме, заполненном готовкой, и детьми, играющими во дворе и бегающими вверх и вниз по истертым лестницам, но Кларк нашла своего брата сидящим на крыльце в надежном старом кресле-качалке их отца, где он часто держал их и вытирал слезы, глядя вдаль. “Там есть что-нибудь интересное?” - спросила она, садясь на мягкий стул рядом с ним, который принадлежал Эбби. Джон на мгновение повернулся, чтобы посмотреть на нее в нежном свете заката. “Просто думаю”, - ответил он. Ему было сорок семь лет, а Кларк - сорок четыре, и они не сильно изменились со дня их первой встречи. Конечно, Джон очень смягчился от постоянной любви, которой он был окружен, а Кларк была все такой же, с большим сердцем, доброй и заботливой. “Не причиняй себе вреда, старший брат”, - поддразнила она, и Джон закатил глаза. Они действительно не сильно изменились, их отношения по-прежнему наполнены поддразниванием и соперничеством, и так, так много любви. “Если я это сделаю, по крайней мере, я знаю, что у меня есть кто-то, кто наложит на меня повязку с изображением Человека-паука”. Старый шрам на его носу значительно поблек, как и негативные воспоминания, которые окружали его, и когда он сидел со своей сестрой, глядя на темнеющее небо, в окружении детей, племянниц и племянников и любящей семьи, Джон почувствовал, как тепло разливается по его коже. “Ты размяк, да?” Ярко-голубые глаза Кларк светились озорством. “Следи за собой, этот милый мальчик по имени Беллами может подумать, что ты недостаточно крут, чтобы тусоваться с ним”. “По крайней мере, я поговорил с Беллами, - засмеялся Джон, - ты два года отказывался разговаривать с Лексой”. “И все же я все таки женилась за два года до тебя”. Да. Иметь семью было приятно. Они не променяли бы это ни на что в мире.