Видения

Чаепитие прошло в молчании. Мысли текли вяло, их было слишком много и никак не удавалось поймать за хвост хоть одну. А-Цин тихо хлюпала чаем, но не говорила ни слова. После второй чашки Синчэнь всё же немного пришёл в себя и принялся лихорадочно копаться в своих запасах трав. — А-Цин, поставь кипятиться воду, — сказал он, — будешь помогать мне готовить очищающий отвар. — Для этого? — Нет. Для нас с тобой. Боюсь, если лечение затянется, придётся несладко. Как там Сюэ Ян сказал — если выживет, сойдёт с ума? Синчэню казалось, что у него самого помутился рассудок. Он ловил себя на мысли, что согласен вкусить этот яд ещё, как угодно, но узнать, что будет дальше, ведь он же не умрёт? Как же так, он ведь видел, видел!.. Из кусочков мозаики он пытался сложить картину будущего, но терпел поражение. Кусочков катастрофически не хватало. Когда отвар был готов, он напоил А-Цин и пошёл проведать больного. Дело было плохо: он был вновь беспокоен, движение Ци затруднено, а золотое ядро слабело. Видимо, Сяо Синчэнь и впрямь сошёл с ума, потому что поиски кусочков мозаики внезапно стали важнее, чем гордость — да и чем ему, отвергнутому слепцу, гордиться? — и справедливость — а есть ли она, справедливость? Нужно узнать, чем кончилась история про мальчика, который любил конфеты. За что захотят казнить Сюэ Яна. Что скажет Цзычень, глядя в его новые глаза. Медитация могла помочь выжечь яд, но Сюэ Ян был в забытьи и не мог медитировать. Однако Синчэнь знал способ. В своё время он прочитал достаточно про парное совершенствование — тешил себя надеждой, что Цзычень согласится, но так и не набрался смелости ему предложить. Парное совершенствование не обязательно подразумевало физическую близость — начиналось всё как раз-таки с совместных медитаций, которых было несколько видов. И среди них была та, что помогала восстановить энергию, если один из спутников был тяжело ранен и без сознания, а простое вливание духовных сил не помогало. Он искренне надеялся, что это поможет, и что Сюэ Ян не задушит его на месте, если узнает. Синчэнь решительно подошёл к кровати, приподнял раненого и уселся позади него, крепко обхватил, прислонив его спиной к своей груди. Ровно не получилось — Сюэ Ян сползал и заваливался набок. Пришлось привязать его к себе, пропустив верёвку под мышками. Синчэнь выпрямил спину, прижал сложенные в Дхьяна-мудру руки к его солнечному сплетению и постарался дышать в унисон. К неожиданности даоса, Ци Сюэ Яна откликнулась, как родная. Он идёт по рынку города И — погода на удивление приятная. Руку оттягивает корзина, полная овощей и фруктов, а сверху примостился небольшой кулёк конфет. Жизнь сегодня определённо прекрасна. Сюэ Ян достает из корзины яблоко — конфеты он побережет до дома, а вот яблоко и сейчас можно. Оно красное и сладкое — идеально. Горожане вежливо пропускают его, кивая и кланяясь в знак приветствия. Он небрежно кивает в ответ, выискивая глазами даочжана: они условились встретиться у лавки тётки Ван. Точно, вот и он! Как всегда, окруженный кучей людей. Вот и сама тетка Ван, её внучка Ван Су, торговцы из соседних лавок и какой-то мужик, сидящий у ног даочжана, так близко, что чуть ли не касается его одеяний. Непорядок! Сюэ Ян тихо крадётся, и до его ушей долетают обрывки разговора: -… даочжану благодарен должен быть! Легко отделался… Чтобы господин Сюэ не узнал! Сюэ Ян нарочито громко хрустит яблоком, подходит ближе и вкрадчиво интересуется: — И о чем это я не должен узнать? Даочжан оборачивается к нему и улыбается, аж светится, и это наполняет Сюэ Яна такой радостью, что… он кладёт руку ему на талию и заставляет отступить на шаг, подальше от сидящего на земле мужчины: тот бледен и трясется, баюкает у груди руку. Люди вокруг замолкают. — Я повторяю свой вопрос, — ласково мурлычет Сюэ Ян, — о чем я не должен знать? — Этот тип обозвал даочжана Сяо и шлепнул его по… э, ниже спины, — выкрикивает Ван Су, — а даочжан Сяо сломал ему руку! — в её словах столько гордости, будто она сделала это самолично. Хорошее настроение как ветром сдуло. Сюэ Ян нехорошо смотрит на сидящего мужчину, и, покопавшись в корзине, достаёт из кулька две конфеты. Одну из них он кладет себе в рот, а вторую даёт Ван Су. — Спасибо, мелкая. Заглядывай в гости. Сяо Синчэнь кладёт ему руку на плечо. — Сюэ Ян... Этот человек уже наказан. Прошу, не тронь его. — он снова улыбается, и от этой улыбки переворачивается всё внутри. Хрен с ним, с этим отбросом… — Г... господ-дин... — лепечет мужчина, бледнея ещё сильнее, до синевы. Казалось, он осознал, что сломанная рука в его случае — акт милосердия, — Прошу, простите, я недавно в вашем городе, я не знал… Сюэ Яну хочется как следует пнуть его в челюсть, но ощущение ладони, лежащей на его плече, останавливает. Он задумчиво перекатывает конфету во рту. Настроение медленно поползло вверх. — Мелкая, проводи этого человека к нам. Но не сейчас, а ближе к вечеру. Отдам его на опыты. — Мужчина посерел. — Моя сестра под руководством даочжана постигает тонкую и непростую науку врачевания. На тебе и потренируется, а до вечера подумай над своим поведением. Сяо Синчэнь улыбается и берёт его под руку. — Пойдём домой, Сюэ Ян. Вечером у нас гости, надо подготовиться. Они идут неспеша, волосы Синчэня блестят на солнце, но его улыбка — ярче, а заполненная доверху корзина, кажется, почти не имеет веса. — Под гостями ты имеешь в виду мелкую Ван Су и этот кусок мяса, который не следит за руками и словами? — Ты злишься. — Вовсе нет. — Неправда. — Тц!.. До чего ты докатился, даочжан! Мужики пристают к тебе на улице! Ты снова толкаешь меня на скользкую дорожку из сломанных рук и носов и выбитых зубов… — Хах. Ну прости. В следующий раз, выходя в город, я надену на себя старый мешок из-под редиса и измажусь золой. — Ах, если бы это что-то меняло! Даочжан смеется и крепко обнимает его, и от его смеха всё трепещет внутри, наполняется светом, и от даочжана тоже исходит свет, он такой яркий, что Сюэ Ян не выдерживает и закрывает глаза, чтобы через секунду открыть их и вглядеться во тьму похоронного дома. Всё кажется зыбким и нереальным, кроме чужих объятий и прижатых к животу рук, плеча, на котором лежит его голова. — Даочжан?..