Продай

Тёплые солнечные лучи ласкают светлую кожу лица, вызывая на лбу еле заметные морщинки. Однако духота не чувствуется: небольшой ветерок не позволяет телу покрыться потом, и Лиза, ярко улыбаясь, идёт навстречу ветру. В руке зачётная книжка, а в движениях лёгкость, которая с каждым днём становится всё более привычной. Больше нет страданий и удушающего напряжения, больше нет ночных истерик и желания уйти в мир иной, что преследовало девушку около двух лет. Тогда казалось, Лиза не справится. Попросту не хватит ни физических сил, ни моральных, и, наверное, если бы у Андрющенко не было никого, то она бы прекратила свои мучения одним лишь действием. И настала бы приятная тишина, вечное спокойствие. БЫ. БЫ. БЫ. Но рядом была Кира, она и помогла отпустить прошлое, подарила счастье, на которое Лиза уже и не рассчитывала. Помощь лучших психотерапевтов и поддержка дорогого сердцу человека значила многое, и искренних слов благодарности произнесено было несчётное количество за всё то время. Но были и периоды, когда казалось, что спасения не будет: внезапные срывы, произнесённые в момент отчаяния фразы «нам не по пути» и дни, проведённые поодиночке. Это не обошло девушек стороной. Не обошло, но они смогли справиться; Медведева показала, что все несчастья временны, Лиза немного восстановилась, научилась жить, а не существовать, и лишь уродливые шрамы напоминали о том, что пришлось пережить пять лет назад. Самый отвратительный изъян на теле, самое больное место, на которое смотреть без слёз тяжело. Порой возникало ощущение, что Кире неприятно смотреть на изувеченную спину темноволосой девушки, и в один из тёплых летних вечеров та поделилась своим страхом. — Кир, можно я кое-что у тебя спрошу? — осторожно, совсем тихо, пока чужие бледные пальцы поглаживают обнажённые плечи. — Мы это уже обсуждали, моя хорошая. Не нужно у меня спрашивать разрешения из-за каждой мелочи. — по ключицам ведёт, улыбаясь уголком губ. — О чём ты хотела поговорить? Её голос отдаёт нежностью, любовью, и Лиза неловко улыбается в ответ, на секунду забыв, что хотела сказать. Как только шрамы вновь появляются в мыслях, уголки губ опускаются и даже тёплый взгляд карих глаз не прибавляет уверенности. Но Медведева, поняв ситуацию, не торопит и снова опускает свои ладони на плечи, согревая касаниями и подбадривая. — Мы можем в следующий раз... — Нет. — чуть испуганно мотает головой, округлив глаза. — Просто... просто ответь мне честно, прошу. Тебе противно смотреть на мою спину? А дальше слезинки на щеках и молчание, которое сковывает грудную клетку до лёгкой боли. Руки дрожат, сердцебиение учащается, и светлая комната словно уменьшается в размерах, преображаясь в тесную клетку. Невыносимо. Опять по кругу, опять боязнь услышать чёткое «уродство», которое было сказано когда-то самым важным человеком. И пусть Кира никогда не говорила ничего подобного, страх Индиго не покидал ни на минуту. Он жил с ней больше года. — Лиза, — серьёзный тон заставляет сглотнуть и через силу поднять голову. Бежать некуда и нужно довести дело до конца, хотя бы один раз. В отношениях важно доверие, а также способность не держать все проблемы в себе, а разговаривать с партнёром, потому что все проблемы решаемы. И мы обязательно всё решим, понимаешь? — Лиза... — а та перебивает её, заламывая от волнения собственные пальцы. — Я... Я... Если тебе действительно неприятно, то я могу перекрыть татуировками шрамы. Ты только скажи, и я всё сделаю... — Моя хорошая, это неискреннее твоё желание, в первую очередь ты хочешь сделать это не для себя... Андрющенко вновь не даёт договорить, обхватив запястье пальцами и покачав головой: — Для тебя. — Не нужно. — и глазами карими сверкает, смотря с укоризной. — Не говори так больше. Я принимаю твои шрамы, твоё прошлое и тебя, я так же не хочу, чтобы ты жертвовала своим комфортом ради моего. Это неправильно, моя хорошая, и мы говорили об этом много раз. Слёзы стекают по лицу, капают с острого подбородка, холодя мокрыми дорожками кожу, а искусанные губы дрожат под смягчившимся взглядом. — Я люблю тебя. — убирает кончиками пальцев влагу с щёк, после целуя в уголок губ. Мягко-мягко, осторожно, спускаясь постепенно к шее. Кира языком по татуировке ведёт, обводя контур букв, целует легонько под шумное дыхание. Напоследок коснувшись губами ключицы, оказывается за спиной Лизы и успокаивающе притрагивается к лопатке, улыбаясь и проговаривая шёпотом: — Не бойся, всё будет хорошо. Та кивает и замирает на месте, не до конца понимая, что хочет сделать Медведева. В мгновение спину покрывают нежные поцелуи – прям по позвоночнику, по всем шрамам, оставляя на теле какое-то необъяснимое ощущение, что кажется приятным и тёплым. — Кира... — Я очень тебя люблю и их тоже. — целует шрамик, одновременно поглаживая рёбра. Напряжение спадает, лицо расслабляется, и тихо, с искренней улыбкой на губах, Индиго отвечает. — И я тебя люблю. Сильно. Поцелуи всё ниже, касания интимнее; клетка исчезает на глазах и обретает очертания просторной светлой комнаты, пропахшей лавандой и дорогим парфюмом Киры. — Всё будет хорошо. — и эта вера с каждым днём прочно укрепляется в сердце. Прошло уже несколько лет с того вечера, а Лиза верит до сих пор и знает, что дальше будет только лучше. Иначе и быть не может, только не у них. Телефон в кармане джинсовки вибрирует, оповещая о новом сообщении. Пальцы сразу же тянутся за ним и нажимают на уведомление, открывая переписку. От: Любимая, 13:27 Ну что, всё в порядке? Сдала? Я переживаю, моя хорошая. Андрющенко замедляет шаг и останавливается около подземного перехода, улыбнувшись. Кому: Любимая, 13:28 Всё хорошо, Кирюш. Не волнуйся, сдала на пять. Через десяток секунд получает ещё одно сообщение от девушки. Моя умничка. Глаза блестят от радости, улыбка становится шире, и, убрав телефон в карман, Елизавета цепляется взглядом за пожилую женщину, продающую около перехода цветы. Розовые тюльпаны словно тянут к себе, не дают отвести глаза, лаская своим нежным цветом. Несколько шагов в нужную сторону и яркая доброжелательная улыбка: — Здравствуйте, а можно пять тюльпанов? Да, те розовые... И уже дома, с красными от волнения щеками и со смущённой улыбкой, протягивает небольшой букет слегка удивлённой Кире. Она облизывает губы, хлопает тёмными глазами, взяв тюльпаны в руки, а после прижимает Лизу к груди, прошептав на ухо: — Очень красивые... Спасибо, моя хорошая. Я... — Я тоже тебя люблю. И тебе спасибо, спасибо за всё. Нежность во взгляде, в касаниях и в словах. А в двух сердцах – вера, перемешанная с чистой любовью. Многое пережили, многое, и их страданиям пришёл конец. Больше не будет боли и сомнений, только тёплые чувства и светлое будущее. Лиза теперь знает это, и ночью, в чужих объятиях лёжа на смятых простынях, она вновь признается в своей любви, а потом услышит тихое, произнесённое на ушко «моя хорошая». И, наконец-то, в этот день к ней окончательно придёт осознание, что она действительно счастлива.

***

— Да-да, к восемнадцати ноль-ноль, только это, Викуль, я не успеваю малясь, надо маме ещё цветов купить, и ты...Бля, зая, ну не злись, я щас по-быстренькому сгоняю за букетом и заберу тебя, договорились? — паркуется около цветочного магазина и выключает громкую связь, зная, что после её слов девушка взорвётся. Ту слышно даже при тихом звуке – пищит, что-то требует, нервируя с каждой секундой – и Захарова морщится, завершив вызов одним нажатием. Как же она заебала. Закинув ключи от тачки в карман чёрного худи, Кристина нервно расчёсывает пальцами русые пряди и уже через несколько секунд подходит к массивной двери, над которой висят живые нежно-розовые цветы. — Красота, блять, — старается успокоиться, вдох-выдох делает, прогоняя из мыслей последний разговорой с Викой, и наконец-то заходит в светлое помещение. Колокольчик над головой звенит. Пахнет восхитительно; душистые цветы своим ароматом ласкают нюх, бросаются в глаза изобилием - на любой вкус и цвет можно собрать букет. — Здравствуйте, мне бы цветы для... — и замолкает, застыв на месте. В миг в висках застучало, и тело бросило в жар. Дрожащие пальцы тянутся к карману за ключами, однако те падают, стоило их взять в руки. Ангел. Перед ней её ангел. — Здравствуй, Кристина, — а удивления на светлом лице нет, только печаль в нежном голосе чуть заметна. Новосёлова тихо вздыхает и ожидающе смотрит на Кристину своими карими глазками-буковками, выгнув аккуратные бровки. Поменялась она за пять лет, сильно поменялась: волосы теперь почти что до талии и более светлого оттенка, губы стали пухлее, лицо потеряло неестественную худобу. — Ты стала лишь краше. — вырывается через силу, пугая обеих. Кристина тут же опускается за ключами, неловко кусая губы, а Ангелина вымученно улыбается и опирается ладонями о стол. — Какие цветы любит твоя девушка? — Девушка? — и поднимает брови, не сразу сообразив, что от неё хотят. — Я... Я... Букет для мамы, у неё юбилей. С покрасневшими щеками Новосёлова отвечает «хорошо» и уточняет, какие нужны цветы и какая обёртка предпочтительней. Ровно в этот же момент раздаётся приятная мелодия, и Геля, растерявшись на мгновение, берёт в руки смартфон и отвечает на звонок, виновато улыбнувшись. Сердце Кристины вновь пропускает удар – на безымянном пальце девушки блестит обручальное кольцо из белого золота. — Игнат, я же говорила, что мне не нужно названивать каждую минуту, пока я занята! Да, всё хорошо, чувствую себя замечательно, только поясница ноет. С Дениской всё в порядке? Улыбается, посмеивается тихонько, заправляя волосы за ухо; Захарова же не торопит её, разглядывая витрины со цветами и постукивая напряжённо ногой. Глупо было думать, что за эти пять лет Ангелина не обзаведётся семьёй. Чертовски глупо, да и обещаний никто друг другу не давал, в вечной любви не клялся, но всё же что-то больно кольнуло в груди. Сама виновата. — Извини, пожалуйста. Так собираем ромашки? — Да...Ромашки. А после того, как Геля выходит изо стола и направляется к витринам, сердце чуть ли не останавливается вовсе. Голубые глаза ничего перед собой не видят и не замечают – взгляд голубых глаз всецело прикован к округлившемуся животику, скрытому тонкой тканью водолазки. Блять. Новосёлова же словно не замечает чужую реакцию и вытаскивает из ёмкости цветы, шёпотом считая их количество. — Тебе не тяжело? Помочь? — и какое-то лёгкое волнение окутывает тело. Беременным же нельзя так нагружаться, да и срок вроде приличный. — Всё хорошо. — и на секунду, на крохотную секунду, оборачивается с нежной улыбкой на пухлых губах. Следующие несколько минут проходят в абсолютной тишине; а в сердцах ужасное цунами, по крайней мере у одной. Пот по лбу и горечь осознания на языке. Это нормально, это правильно, и Новосёлова не обязана была её ждать. Никто не обязан. — Спасибо, — забрав красиво завёрнутые ромашки, протягивает нужную сумму, задержав шершавую ладонь на тонких пальцах. — Ангелочек. — Не нужно, Кристин, не смей. — Пожалуйста, не волнуйся... — но поздно, надо было думать раньше. Всё напускное спокойствие спадает с девушки и её громкие слова выплёскиваются наружу чуть ли не истерикой, добивая Кристину до конца. — Не называй меня так. Просто, блять, не нужно, Кристин. Наше время прошло, наша связь оборвалась ещё пять лет назад. И ты это прекрасно знаешь, ты сама всё прекратила. А я.. я ведь пыталась с тобой связаться, поговорить, но ты игнорировала мои звонки и сообщения, помнишь? Я даже смогла отыскать твой новый адрес, приехала после работы, а ты тогда просто прошла мимо меня, будто я незнакомый для тебя человек! — Прошу... — Помолчи хотя бы один раз и послушай. Я любила тебя, очень любила, но так бесконечно продолжаться не могло... Я тебя ждала три года, блядских три года! И сейчас, когда у меня всё хорошо, когда у меня в конце концов появилась настоящая семья, появляешься ты и рушишь всё одним, блять, словом! Вот просто зачем?! Скажи мне! Кристина не знает, честно, даже не представляет, что ответить. Ей важно лишь состояние Новосёловой, и когда та, немного успокоившись, заваривает себе чай и садится в кресло, становится чуть полегче. — Ты хорошо себя чувствуешь? — виновато, шёпотом, еле сдерживая слёзы. — Нормально, но давай поставим точку в этой истории окончательно. Я проебалась, когда позволила себе влюбиться в тебя, я это признаю, но также я благодарна тебе за свободу и за те счастливые моменты, что были между нами. Но сейчас... сейчас мне хочется спокойствия, стабильности, и поэтому давай сделаем так: ты больше не появляешься здесь, а я попытаюсь забыть этот день и всё остальное. Больно. Однако иначе быть не может – слишком много страданий Захарова принесла ей, и Геля определённо имеет право злиться. — Хорошо, извини. И уже в машине позволяет слезам скатиться по щекам; а в голове её светлый образ, ровно тот, который был пять лет назад. Но возвращать, тянуться к нему не хочется, потому что тогда счастья не было. А сейчас Ангелина вроде бы счастлива, любима, и ломать ей вновь жизнь своим присутствием она не будет. Переломала уже, как только можно, и настал черёд Кристины вариться в котле страданий и шептать обречённое «люблю».