Дед Мороз, Снегурочка и маленький эльф

Вернувшись пару дней назад из Питера, Анна с Яковом забрали свой промерзший Брабус со стоянки в аэропорту и сразу поехали к Штольману, не желая расставаться ни на минуту. Анна очень радовалась возвращению в родной город, хоть Москва и встречала их очередным сильным снегопадом, а Яков радовался вместе с ней и шутил, что раз их ребёнок был зачат в Санкт-Петербурге, то сможет тоже гордо представляться, что он родом из славного города на Неве. Но вечно прятаться от родителей Анна, конечно, не могла. Тем более, что ей были нужны ее вещи. Хоть в Питере они и купили все, что нужно, этого, разумеется, было мало. Поэтому переночевав в полу-пустой московской квартире Якова, Анна отправилась за тем, что должно было заполнить неуютное холостяцкое мужское пространство. И Штольман, разумеется, поехал вместе с ней. Яков, конечно, с некоторым волнением относился к вторжению на его спокойную территорию Анны, но за время, проведённое в Санкт-Петербурге, они настолько привыкли быть вместе, настолько срослись, что больше не представляли, как можно ложиться спать и просыпаться в разных постелях и не видеть друг друга не то что днями, а даже часами. И тут, конечно, ощущение, что они будут рядом даже в офисе приносило какое-то успокоение каждому из них. Ну, по крайней мере, до того момента, как они на самом деле не оказались рядом в этом самом офисе несколькими днями позже. А пока резвый Брабус снова мчал их по Мосфильмовской, из Хамовников в Мещерский. И счастливая Анна с восторгом всматривалась в знакомые виды, будто не видела их вечность. Штольман же очень старался сохранять спокойствие и даже, как обычно, шутил. Но в глубине души страшно переживал о том, как его примут в доме Мироновых. Если бы в этот момент он был один, то точно бы сорвался и закурил. Ведь пачка сигарет с зажигалкой все ещё лежала во внутреннем кармане его куртки. Оставалось только протянуть руку. И он протянул. Только не в карман, а чтобы дотронуться до столь притягательной острой коленки. Анна тут же переключилась с видов Москвы на него и с таким же восторгом стала смотреть то на Якова, то на его руку, ласково поглаживающую ее коленки. Хотя уже столько дней стойко держаться, чтобы не закурить, оказалось для Штольмана не так то и тяжело. Разумеется, благодаря Анне и тому, что она вместе со своими умопомрачительными коленками двадцать четыре часа в сутки была рядом с ним. Заехав в поселок и снова остановившись у высокого забора, Яков взволнованно посмотрел на Анну. - Не переживай, они у меня душки! - успокоила она и нежно чмокнула его в губы. - Я сейчас! - выйдя из машины, Анна скрылась за калиткой. А через пол-минуты ворота распахнулись, открыв вид на большой красивый дом, располагающийся на огромном участке. - Знакомьтесь, это Яков… Платонович, - представила Анна, когда они вошли в дом. - А это - мои родные. - Виктор Иванович, - приветливо протянул руку отец. - Брат мой, Петр Иванович, - дядя сделал тоже самое, глядя на гостя с большим любопытством. - Иван Никитич и Ангелина Святославовна, наши родители, - дедушка и бабушка выглядели уже очень старенькими, но встречали гостя бодро и радостно. - А это… - он приобнял свою жену, как раз вошедшую в гостиную. - Мария Тимофеевна, - смущенно и немного воинственно сама представилась мама. - Очень приятно, - вежливо кивал Штольман каждому. - Рад познакомиться. - Интересное какое имя - Яков, - заметил Петр Иванович. На самом деле он хотел сказать, что ему очень понравился номер на автомобиле Штольмана, но решил не акцентировать на этом внимание при всех. - Назвали в честь деда, - пожал плечами тот. - Хотя я его совсем не знал. - А ваши родители? - тут же поинтересовалась Мария Тимофеевна, пользуясь моментом. - Уже никого нет, - ответил Штольман, а все грустно опустили глаза. - Ну что, к столу? - предложил Виктор Иванович, чтобы прервать эту неловкость. - Выпьем за знакомство? Яков с тревогой посмотрел на то, как смело Анна взяла бокал с вином, но она, не глядя на него, накрыла его руку своей и сделала вид, что пригубила. - Ну что, молодые люди, рассказывайте, как там Питер, как Новый год встретили, - сразу поинтересовался папа. А Яков, громко выдохнув и сделав пару глотков вина, вдруг встал, вот так, все еще держа бокал. Все сидящие за столом удивленно подняли на него глаза, застыв тоже с бокалами в руках. - Виктор Иванович, Мария Тимофеевна… - он посмотрел на родителей Анны и увидел, как мама вдруг стала вся белая, как мел. - Я прошу у вас руки вашей дочери, - твердо сказал он. - Что? - растерянно переспросила мама. Бокал в ее подрагивающей от волнения руке наклонился и вино чуть не пролилось на стол. - Маша! - одернул папа, спасая ее бокал, вино и ситуацию. - А к чему такая спешка? - подозрительно уставился он на дочь. - Потому что… - хотел объяснить Яков, но Анна его перебила и тоже встала. - Потому что мы любим друг друга уже очень давно, - сказала она то, что почему-то казалось ей таким естественным. Сообщать сейчас о ребенке она не решилась, пожалев родителей, для которых и эта-то новость, судя по всему, стала большим стрессом. - Давно? - одновременно переспросили мама с папой, а Штольман безмолвно поднял бровь, с интересом посмотрев на любимую. - Лет сто, - уверенно кивнула она и, улыбнувшись, пожала плечами: - Шутка. - Что за шутки, Аня? - упрекнула мама. - А что за вопросы? - протестующе посмотрела она на родителей. - Если люди любят друг друга, то они должны жениться, не так ли? - Так, Аня, так, - поддакнула помалкивающая до этого бабушка. - Мне вот дед предложение сделал на второй день после знакомства. - Мама, сейчас не те времена! Вы еще про девятнадцатый век вспомните, - возмутилась Мария Тимофеевна. - Про девятнадцатый не знаю, но во все времена люди влюблялись, женились и детей рожали. - Какие еще дети? - у Марии Тимофеевны начинался нервный приступ. - Она ведь еще ребенок! Иван Никитич с Петром Ивановичем хором прыснули, но сразу же прикрыли рты. - Маша! - снова счел необходимым отреагировать Виктор Иванович, которому, впрочем, все это тоже не очень нравилось. - Не преувеличивай. То есть… не преуменьшай. Наша дочь уже взрослая. - Как же! Взрослая! - не хотела ничего слышать Мария Тимофеевна. Забирай меня скорей, увози за сто морей И целуй меня везде, 18 мне уже, - неожиданно заиграла на весь дом знакомая мелодия. - Ой, простите! - Петр Иванович, сдерживая, как мог, довольную улыбку, спешно полез в карман, чтобы отключить разрывающийся телефон. Пропустить хоть минуту столь захватывающего семейного обеда он никак не мог. Забирай меня скорей, увози за сто морей И целуй меня везде, я ведь взрослая уже, - все-таки успел еще раз звонко пропеть телефон, прежде чем был беспощадно выключен. - Опять эта его звонит, восемнадцатилетняя, - недовольно покряхтела Ангелина Святославовна. Штольман снова громко сглотнул, а Анна незаметно взяла его за руку. - Мама, ей тридцать, - поправил Петр Иванович, ни капли не обижаясь. - Ну так и тебе уже не сорок, - проворчала мама. - “Эту” мы хотя бы знаем! - с болью взглянув на Якова, всхлипнула Мария Тимофеевна. - Плохо ты в людях разбираешься, Мария, - упрекнул Иван Никитич. - У него же на лице написано, что человек хороший, - как будто издеваясь, махнул он рукой на Штольмана, который все еще скромно стоял, держа перед собой бокал, словно свечу на церковной службе. И судя по его лицу, служба была как раз таки поминальная. - У меня к тебе, милый человек, только один вопрос, - пристально посмотрел Иван Никитич прямо в глаза Якову. - Ты к коммунистам как относишься? Не смотря на внушительный стаж игры в покер, всегда помогавший Штольману не показывать свои эмоции на людях, правый глаз у него предательски дернулся. Это вдобавок к поминальному выражению лица. - Дед! - не выдержала Анна, точно также стоявшая рядом со Штольманом и сгоравшая от стыда за свою родню. О том, каким таким чудом убежденный коммунист Иван Никитич всю жизнь душа в душу прожил с Ангелиной Святославовной, глубоко верующей вовсе не в светлое коммунистическое будущее, а в Бога, Анна решила не говорить, зная, что дискуссия могла сильно затянуться. - Что дед? Что дед? Это вопрос принципиальный, - возразил Иван Никитич. - Вот в Америке как? Сразу спрашивают за демократов аль за республиканцев. В зависимости от этого и решают, - поучительным голосом рассказал он то, что ему еще вчера поведал приехавший из Канады сын. - Ну, мы, слава Богу, не в Америке, - ответил Виктор Иванович, в отличие от брата никогда в жизни не жаждавший ориентироваться на заграничные порядки. - А серьезные намерения… - еще раз оценивающе посмотрел он на Якова. - Это хорошо. Это по-нашему. - Витя! - взвилась Мария Тимофеевна. - Правильно, Витя, - поддакнула Ангелина Святославовна. Ей Яков сразу пришелся по душе. К тому же, она своим каким-то внутренним чутьем уже знала то, что Анна решила пока скрыть от других членов семьи. - За молодых! - решительно поднял тост папа. Анна с Яковом с облегчением одновременно вздохнули и посмотрели друг на друга. Штольман чего-то подобного и ожидал, правда не в такой степени, а для Анны вся эта сцена стала очень большим сюрпризом. Ей казалось, что все вокруг должны быть также очарованы Яковом, как она сама. И отобедав, она все-таки отправилась собирать вещи, несмотря на расстроенный взгляд Марии Тимофеевны. С трепетом войдя в свою собственную комнату, Анна увидела, что все было прибрано и разложено по местам. А ведь когда она уходила на работу утром тридцать первого декабря, то даже представить себе не могла, что вернется сюда уже с ребенком и будущим мужем. И комната вроде была ее, та же самая, а уже словно и чужая, из какой-то другой жизни. Подойдя к окну, Анна полюбовалась родным двором, по которому бегала с самого рождения. Ее любимые садовые деревья стояли все в снегу, низко склонив тяжелые пушистые ветви. На них висели кормушки, которые они с папой вешали каждую зиму, чтобы подкармливать местных пернатых жителей посёлка. Все дорожки и парковочные места были аккуратно расчищены, впрочем как и всегда. А вдалеке, за летней беседкой, которая на зиму закрывалась пленкой, виднелись ее любимые качели. Дедушка смастерил их очень давно, для своей любимой и единственной внученьки. Анна смотрела на все это хозяйство и представляла, как теперь ее собственный малыш будет бегать по этому самому двору, а она станет ему все показывать и знакомить с невероятно интересным и многообразным миром. И слезы сами собой закапали из ее глаз. - Детка, что случилось? - Мария Тимофеевна тихонько зашла в комнату следом за ней и перепугалась, когда дочь начала плакать. - Ничего. Ничего, мам, - обернувшись, Анна стала быстро вытирать слезы со своих щек. - Просто все так быстро произошло… - Ты не уверена в этом человеке? - тревожно спросила мама. - Конечно, уверена! Я не об этом, - покачала головой дочь и прижалась к матери. - Аня, ты всегда можешь вернуться. Слышишь? Это твоя комната и всегда будет твоей! - стала успокаивать ее Мария Тимофеевна, уже немного смирившись с новым положением дел в ее семье. Будущий зять ее уже не так пугал. Пообщавшись с ним за обедом, она пришла к выводу, что не все так плохо, как ей показалось с самого начала. И, действительно, его серьезные намерения по отношению к ее дочери не могли не радовать. По нынешним то временам. - Я знаю, знаю, - заверила Анна. - И вы совсем рядом. Но все равно почему-то очень грустно. - Когда у человека заканчивается детство, это всегда немного волнительно, хотя все дети все равно стремятся поскорее стать взрослыми, - ответила мама. - Но знаешь, что еще грустней? - посмотрела она на дочь с сожалением. - Когда оно заканчивается у твоего ребенка. - Мама! - Анна заплакала еще сильней. - Ну-ну, развели тут сырость, - Ангелина Святославовна тоже без стука вошла в комнату внучки и, усевшись рядом с ними на кровать, обняла обеих. - Нечего плакать! Слава богу, не умер никто, - приободрила она всхлипывающих мать и дочь. - А то долго замуж не зовут - ревут, быстро зовут - тоже ревут. Не поймёшь вас! - Поможете мне вещи собрать? - улыбнувшись, Анна посмотрела своими заплаканными глазами на маму и бабулю. - Конечно! - весело заверила Ангелина Святославовна. - Там у него совершенно пустая квартира, говоришь? - с озорным видом потерла она руки. - Бабуль, только не клади нам свои вязаные крючочком столешники, - попросила Анна. - И ты, Брут? - укоризненно посмотрела она на внучку, пока Мария Тимофеевна, давно от них отказавшаяся, виновато прятала глаза. Когда б имел златые горы И реки, полные вина, Всё отдал бы за ласки, взоры, Чтоб ты владела мной одна. Когда ж бежать я с ним решилась, Поверив клятве роковой, На Божий храм перекрестилась, С слезой взглянув на дом родной. Умчались мы в страну чужую, А через год он изменил, Забыл он клятву роковую, А сам другую полюбил. А мне сказал, стыдясь измены: - Ступай обратно в дом отца, Оставь, Мария, мои стены, - И проводил меня с крыльца. - пока они собирались, из зала стали доноситься любимые дедушкины песни, которые он всегда пел на всех семейных застольях. Но когда он дошел до этой, Ангелина Святославовна пошла к нему, чувствуя, что ее муж, большой затейник, не случайно выбрал эту песню. - Дед, давай что-нибудь повеселей, - попросила она. Старушка, не спеша, Дорожку перешла, Ее остановил Милиционер. Гражданка, слушайте, Закон нарушили, Платите, бабушка, Штраф три рубля, - прервавшись, спел Иван Никитич своей жене шутливым тоном. - Да тьфу на тебя, - в сердцах ругнулась та. На горе колхоз, под горой совхоз, А мне миленький задавал вопрос. Задавал вопрос, сам глядел в глаза, Ты колхозница, тебя любить нельзя, - продолжил тот, в такт пританцовывая плечами и руками, пока все, и Штольман в том числе, хотя и весьма сдержанно, подсмеивались над ними. И уже ближе к вечеру, погрузив, наконец, в Брабус свою любимую вместе со всеми вещами, которые ей “понадобятся в самое ближайшее время”, Штольман ехал назад в полу-пустую квартиру со смешанным чувством. Ко всему тому, чему он стал сегодня свидетелем, ему еще предстояло весьма долго привыкать. Но ради Анны он был готов на многое, и даже на это. Слушая в пол-уха, что она рассказывала про свою семью, он думал о том, как они отреагируют на появление нового члена семьи. И решил, что будет лучше, да и спокойней, если к тому времени они с Анной уже станут мужем и женой. Во избежание, так сказать, недоразумений. Рука Якова вдруг снова потянулась, но не в карман и не к коленке, а погладила живот, в котором жил его малыш. - Ну, вот мы с тобой и познакомились с мамиными родными, - улыбнулся Штольман. - Тебе ведь понравилось, малыш? - Еще как! - громко и смешно булькнуло у Анны в животе. Похоже, у их малыша тоже было отменное чувство юмора. Ну, а как иначе, в такой то семье…