Оффлайн Ведьма

      Я ещё только собиралась выходить, когда мне позвонила Нина и сказала, что «Тихая заводь» на сегодня полностью забронирована под какой-то корпоратив.       — Ты что, уже на месте? — удивилась я, так как в этот момент только обувалась в коридоре.       — Да нет, — ответила Нина. — Я ещё дома, такси жду. Просто позвонила им — хотела зарезервировать столик у окна, — а у них полная бронь.       — Понятно, — протянула я, мысленно перебирая в голове, куда ещё можно сходить. — Куда тогда пойдём?       — Если честно, я бы не отказалась от какой-нибудь дряни. Так что предлагаю фастфуд.       Я ничего против не имела, и мы с Ниной договорились встретиться в единственном на весь город отдельно стоящем, а не занимающим площадь в торговом центре, почти ресторанчике быстрого питания.       Вот только мы с Яйцевой явно упустили из виду тот факт, что утро субботы — не подходящее время для походов в такие места, как и вечера пятницы, в принципе. Приключения начались на этапе подъезда к заведению, когда мне пришлось отстоять в автомобильной очереди из любителей М.Авто, прежде чем заехать на парковку. Узкий проезд мало того, что одновременно являлся въездом и выездом, так ещё и резко вёл к низу, ведь ресторанчик располагался в небольшом овраге, оставшемся от некогда протекавшей речки-вонючки, впадающей в Болотнинское теперь уже озеро. Но вся прелесть заключалась в автобусной остановке, которая располагалась точнехонько рядом со съездом, добавляя к машинному колориту вечно снующих туда-сюда людей, которые никак не понимали, почему не стоит лезть под колёса автомобиля.       Человеку, который проектировал этот въезд-выезд, хотелось оторвать руки. К дорожникам, которые додумались ещё и положить там лежачий полицейский, у меня тоже имелись вопросики.       В общем, утро моё томным и спокойным не было. Все сигналили, не могли толком разъехаться, так ещё и открывали окна и начинали орать друг на друга.       Вероятно, я никогда в жизни не слышала фразу «куда прёшь, козлина!» так часто, как за эти двадцать минут, что простояла в очереди.       Так что да, я вздохнула с облегчением, когда наконец-таки смогла свернуть и выехать из этой бесконечной очереди, которая больно так напоминала старую-добрую очередь в паспортном столе, когда мы с мамой пришли получать мой первый паспорт. Правда, паспортный стол находился в стареньком покосившимся деревянном домике с облупившейся краской и мало чем походил на фастфуд, расположившийся в современном здании из стекла и металла. Но ощущения вызывал те же: лёгкая паника и желание уехать отсюда как можно дальше и никогда не возвращаться.       Наверное, я свалила бы оттуда, если бы не приметила Нину, которая как раз вышла из такси на остановке, решив, наверное, не стоять в очереди. Закинув сумочку на плечо и поправив причёску, она на своих убийственных для ног каблуках направилась точнехонько к моей припаркованной машине, улыбаясь своей фирменной улыбкой содержанки — так словно весь мир светил только для неё.       Хоть в моей голове и мелькнула идея взять Нинку и уехать отсюда куда подальше, но она развеялась по ветру, когда я вышла из машины и заметила, что на въезде таки случилось ДТП. Из двух очень старых и побитых жизнью машин, столкнувшихся нос в нос и даже не повредивших друг друга, вылезли два очень принципиальных представителя мужского пола и затеяли конфликт, который начался именно с той самой фразы про прущего куда-то козлину.       А я поняла, что на какое-то время мы застряли в ресторанчике фастфуда.       — Доброе утро, Саш, — широко улыбнулась мне Нина. — Что лицо такое хмурое?       — Скорее уж кислое, — буркнула я, изучая забитую под завязку веранду. Неужто и внутри будет так же не продохнуть от посетителей?       — Что так? — вскинула брови Нина. — Кто испортил тебе настроение? Ну-ка покажи мне их! Я им всем наваляю!       И Нина воинственно помахала сумочкой.       — Сомневаюсь, что ты захочешь драться с парочкой принципиальных мужчин, — ответила я, головой мотнув в сторону выезда, так как показывать рукой на людей не очень вежливо. А вот «принципиальным мужчинам» нормы этики были нипочём, и они браво хватали друг друга за грудки.       Нина проследила за моим взглядом, тяжело вздохнула и, пожав плечами, сказала:       — Горбатого могила исправит. А плохое настроение могут справить жареные креветки, — и, подхватив меня под локоть, повела ко входу в здание.       К моему немалому изумлению, внутри оказалось относительно пусто. Лишь пара человек занимали столики то тут, то там. Да и у экспресс-кассы очереди не наблюдалось. Решив, что по итогу всё не так уж и плохо, я пошла к кассе делать заказ.       Вот только приключения наши на этом не закончились. Вообще всё это утро можно было озаглавить как «Бедовые Бабы и общепит».       Заказ мы делали долго, и к тому моменту, как нажали кнопку «оплатить», в ресторанчике уже собралось прилично народу.       А дальше началось шоу. Нина приложила карточку к терминалу, оплата успешно прошла, а на экране вместо номера заказа выскочила какая-то ошибка. Сказать, что мы удивились — это в принципе ничего не сказать. Да тут ещё и телефон Яйцевой завибрировал, оповещая о списании денег с карты.       И мы ощутили все грани лёгкого мандража, когда с твоей карты деньги утекают неизвестно куда, но ты ещё веришь, что у тебя есть шанс их вернуть.       — Саша, карауль автомат, — приказала мне Нина. — Я пошла за администратором.       В общем, мне не оставалось ничего другого, как стоять у кассы и ждать возвращения Нины с кем-то, кто мог достать наш чек из аппарата. А ждать пришлось долго. Людей в ресторанчике становилось всё больше, и я то и дело ловила на себе недовольные взгляды, которые были мне понятны. Ещё бы: они, так же как и я, хотели просто забрать свои бургеры и свалить отсюда куда подальше, а тут какая-то женщина оккупировала целую кассу и никого к ней не подпускает.       А Нина тем временем пыталась докричаться до кассира, который всем своим видом показывал, как он занят и как ему не до нас. Когда же Нина всё-таки смогла обратить на себя его внимание и подозвать его к нашему аппарату, вид у мужчины был такой недовольный, словно его склоняли к чему-то непотребному, претящему его вере и принципам, а не просили всего-то выдать чек.       Однако, прежде чем отдать нам несчастный клочок бумаги с номером, он то ли из чувства долга, то ли из вредности запросил у нас выписку по карте, чтобы проверить, точно ли это наш заказ.       И пока Нина с ним препиралась, относительно вежливо и с улыбкой, надо признать, я достала из кармана телефон, чтобы проверить сообщения. Вдруг Псих уже доехал и что-нибудь мне написал. Но нет, из всего непрочитанного висело только сообщение от мамы. Видеоролик, если быть точной.       Без задней мысли я открыла переписку, и моим глазам предстала заставка. Мужчина с подбитым глазом и кровоточащим носом стоит на фоне кибитки, за которой виднеются несколько покосившихся крестов, и прижимает к груди лопату.       Мой тонометр предстоящего кринжа включился и сразу же показал максимальное значение. А я, даже не подумав о людях вокруг, включила видео и обомлела. Мужчина гнусаво причитал на камеру:       — Юленька, торжественно клянусь моей самой дорогой лопатой, что у меня кроме тебя никого нет.       — И? — услышала я Юлин голос.       — Что «и»? — непонимающе переспросил мужчина.       — И никогда не будет, — прошипела Юля.       — Но, дорогая, это недальновидная клятва, — возмутился мужчина, отставив лопату. — Вдруг ты умрёшь?       — Это ты у меня сейчас тут умрёшь. Повторяй!       — Дорогая, торжественно клянусь, что у меня кроме тебя никого нет и никогда не будет, — приложив лопату к груди, вновь произнёс мужчина.       — Чем клянёшься?       — Да лопатой!       — Ох, ладно, сойдёт, — рука Юли махнула перед камерой. — В следующую субботу повторим!       Видео закончилось, и я, подняв голову, заметила, что на меня во все глаза смотрит не только Нина, но кассир в компании с несколькими близстоящими людьми. Я всем им улыбнулась, мол, что вы так на меня смотрите, а в голове набатом билась одна лишь фраза: «Мне срочно нужны подробности». Все. Построчно. С полной детализацией и погружением в предысторию этого видео.       Кассир всё же отдал Нине наш чек, и мы сели за столик, ожидая заказ, который, между прочим, висел первым в списке на готовку. Что самую малость обнадёживало.       И пока Нина в который раз пересматривала короткое, но такое занимательное видео, я лазила по своей сумке в поисках беспроводных наушников, готовясь к тому, что вскоре стану обладательницей основы для очередного рассказа о Кладбищенской проститутке и её любовных перипетиях.       Наушники я нашла быстро и, поделившись с Ниной, потому что не смогла противостоять её умоляющему взгляду, набрала маму. Ответила она быстро.       — Алло.       — Я требую подробности!       — И тебе доброе утро, дочь, — хмыкнула она и, прежде чем я успела возмутиться, произнесла: — Короче, неделю назад Юлька рассталась со своим кавалером и….       …То лето выдалось у Мадемуазель Ю. продуктивным. Она, так сказать, расцвела на поприще своей профессии. Может, сработали закупленные у Ведьмы обереги на раскрутку бизнеса, а, может, у людей случился массовый психический сбой. Но она начала пользоваться какой-никакой популярностью.       А, может быть, разгадка крылась в совете Ведьмы побольше молчать и носить маску, которому Кладбищенская проститутка последовала.       Её вызывали на речки, в леса и поля. Её вызывали на стройки и в клубы. Её вызывали на одиночные сеансы и на групповые. И даже появилось несколько постоянников. Чужая привязанность нехило так прокачала чувство собственного достоинства у Мадемуазель Ю., и она даже перестала постоянно звонить Ведьме, ведь та уже давала добро на некоторых из её клиентов.       Вот только чем популярнее становилась Кладбищенская проститутка, тем грустнее было её Гробовщику. Чем больше она работала, тем больше он пил.       Она даже начала считать, что не зря, наверное, говорят, что мужчины не умеют принимать с достоинством женские победы.       Так и получилось, что в конце лета их отношениям пришлось пережить серьёзное испытание. Мадемуазель Ю. вызвали в очередной раз на работу, и Гробовщик, будучи не очень трезвым в этот момент, совершенно не лестно высказался о роде деятельности Кладбищенской проститутки и предложил ей сменить работу с условием, что иначе он её бросит.       Но Мадемуазель Ю. была профессионалом своего дела и не могла бросить ждущего её клиента. Так что, поругавшись с Гробовщиком и предложив ему поговорить на трезвую голову, она покинула его небольшую квартиру — точнее, домик на кладбище — и поехала на работу.       На следующее утро она позвонила любимому, но он сказал, что очень занят и не может с ней увидеться. И вообще им стоит взять паузу в отношениях.       Кладбищенская проститутка, конечно, расстроилась, но решила, что всё не так уж и плохо и им действительно стоит побыть порознь, чтобы их страсть вспыхнула вновь. И она думала так примерно с неделю. Пока однажды вечером четверга ей не позвонили с неизвестного номера.       — Вечер добрый, мой дорогой хозяин, — томно произнесла она в трубку. Хотя её томность была больше похожа на блеянье придушенной овцы. — Где и когда вы меня хотите?       — Какой, к чёрту, хозяин? — донёсся возмущённый женский голос из трубки. — Хотя неважно. Короче, твой Андрюшенька тут напился у меня, упал и обоссался. И я поняла, что мне такие радости не к чему. Скажи мне свой адрес, «Любименькая Ю», я его к тебе на такси отправлю.       — А вы, собственно, кто? — спросила Мадемуазель Ю.       — До сегодняшнего вечера думала, что его девушка, — буркнула женщина. — Вот только не думала, что меня могут звать «Любименькой Ю.».       — Послушайте, девушка Андрея, — в Кладбищенской проститутке взыграла гордость, которую она годами запихивала так глубоко, что не думала, что в принципе способная её достать.       — Меня вообще-то Ирой зовут.       — Ира, оставьте его себе, — сказала проститутка и положила трубку.       Вот только Ирине, «Жестокой разлучнице», как её прозвала про себя Кладбищенская проститутка, подобный расклад не понравился. И она, покопавшись в списке контактов Гробовщика, нашла его маму, которой не постеснялась позвонить и предложить забрать сыночку. Мама у Андрея оказалась женщиной старенькой и сердобольной, склонной чересчур опекать своих деток. Она относилась к той категории женщин, которые даже в семьдесят лет приходят штопать носки и стирать трусы своему дитятке. Мать Гробовщика жила по принципу «нормального мужика не нашла, так хоть воспитаю для себя любимой».       Так что нет ничего удивительного в том, что уже спустя четверть часа Андрюша ехал на такси домой, положив головку на сухонькое плечо маменьки и во всех красках рассказывал, как его любименькую дерут во все щели, а она не понимает, что ему это не нравится.       А мать, глубоко задетая ранеными чувствами сына, недолго думая, после того как уложила сыночку спать в своей крохотной однушке в центре, без зазрения совести принялась копаться в телефоне сына. А так как старушка оказалась продвинутая и умеющая пользоваться не только «домашним», но и мобильным телефоном, она довольно скоро нашла в списке контактов сына номер Мадемуазель Ю. и позвонила ей.       И, так как у Кладбищенской проститутки то был не второй и не третий звонок с неизвестного номера за вечер, трубку она взяла без задней мысли. И выдала своё коронное:       — Чего изволите, хозяин?       Старушка, которая в этот момент пила чай на собственной кухне, мысленно готовилась читать нравоучительную лекцию, а не отвечать на вопрос, чего она, собственно, хочет. А потому повисла тишина.       Кладбищенская проститутка, привыкшая к несговорчивым клиентам, решила пойти с козырей и спросила:       — Вы хотите спереди или сзади?       Краснеющая старушка молчала, подбирая слова. Вот не вязались в канву её жизни ни разговоры с проститутками, ни пьяные вечера с сыновьями. Она ведь буквально час назад ещё считала, что её сын девственно чист, как новая пачка стирального порошка.       Мадмуазель Ю. же, приняв тишину на том конце трубки за стеснение, тем временем разыграла свою самую экстраординарную карту.       — Может быть, вы хотите чего-нибудь этакого? У меня как раз лежит новенький страпон.       — Стропа-что? — подала голос старушка.       Но тот оказался таким тихим и хриплым, что Мадемуазель Ю. не заметила подвоха и радостно и томно произнесла:       — Большой розовый писюн, который я затолкаю вам в попку.       Больше о тишине не могло быть и речи. Красная как рак старушка взорвалась криком не хуже вулкана.       — Ах, ты! Курва ты ношенная! Да как мой Андрюшенька вообще с тобой связался? Не стыдно тебе людям честным в глаза-то смотреть?       И тут Кладбищенская проститутка всё поняла — это был очередной звонок от чертей. А с чертями у неё разговор короткий. Его в принципе нет, потому что разговаривать с чертями опасно. Она положила трубку. И больше с этого номера звонки не брала.       Вот только пока Мадемуазель Ю. вела интересные беседы с маленькой старушкой, Гробовщик Андрей проснулся и нетрезвым своим умом решил, что ему срочно нужно пообщаться с Любименькой своей. Натянув мамины домашние тапочки вместо своих ботинок, он вышел из квартиры, а потом и из подъезда. И пошёл, куда глаза глядят, в поисках любви.       Телефон же остался благополучно лежать на кухонном столе у мамы.       А Мадемуазель Ю. поехала на вызов, ведь на каждый товар всегда найдётся купец. Или по крайней мере извращенец.       И вот, когда Мадемуазель Ю. пребывала в самом разгаре тяжёлых рабочих будней, ей вновь позвонили с неизвестного номера. Но, так как она являлась истинным профессионалом своего дела, во время работы она на звонки не отвечала, всецело отдаваясь процессу.       Не ответила она и позже, когда на красном такси ехала на очередную съёмную квартиру-однодневку. Мадмуазель Ю. вообще начала считать дурным знаком, что в ту ночь ей так часто и так много звонили с неизвестных номеров. Это всё равно что встретить попа в огромной шапке и сутане посреди супермаркета — на неё после таких встреч потом неудачи сыпались.       Однако и у Кладбищенской проститутки имелся запас терпения, и в какой-то момент она всё-таки не выдержала и решила ответить на очередной звонок. Вдруг это всё-таки клиент, а не очередной чёрт.       — Чего изволите, хозяин? — спросила она.       Вот только вместо чертей ей ответил вусмерть пьяный, но уже немного протрезвевший Гробовщик.       — Найди меня, — зазывным тоном шутника произнёс он и бросил трубку.       Мадемуазель Ю. отняла телефон от уха и уставилась на экран, поджав губы. В её голове крутилась одна лишь мысль — может, это всё-таки черти?       Она просидела так минут пятнадцать, за окном уже давно рассвело. То тут, то там на работу шли люди, а она сидела и смотрела в телефон. Как своеобразный лирический персонаж с думами о великом.       А спустя ещё минут пять на телефон снова позвонили.       — Нет, я серьёзно, найди меня, — попросил Андрей. — Я потерялся.       И тут Кладбищенская проститутка всё поняла. Вопрос был не в её чертях, а в синих чертях Гробовщика.       — Где ты? — спросила она.       — Где-то, — рассмеялся он и бросил трубку.       Сделав глубоких вдох, Мадмуазель Ю, образчик женского терпения, дождалась очередного звонка.       — Ну что, Любимая, ты уже ищешь меня? — спросил мужчина.       — Конечно, — ответила она. — Где ты?       — Во дворе! — снова заржал он.       Но прежде, чем Гробовщик успел бросить трубку, Кладбищенская проститутка спросила:       — Чьём?       — Мамином! — и снова гудки и тишина сети…       А Мадемуазель Ю., злая, как после первой встречи с чертилой, который сказал ей, что она недостаточно хороша, чтобы ублажить его, принялась вызывать такси. Благо, она уже не первый раз забирала Гробовщика из маминого двора. Вот только быстро доехать у неё не получилось. Сначала к ней три раза приехали чёрные машины, и ей приходилось отменять заказы и ругаться с диспетчером. Что её изрядно так разозлило.       Так что во двор мамы Мадмуазель Ю, явилась на красном седане спустя четверть часа. А спустя ещё какое-то время таки нашла Гробовщика в цветастых и явно маленьких тапочках, сидящим на металлическом заборчике чьего-то ухоженного палисадника и достающим спешащих прохожих просьбами одолжить ему телефон для очень важного звонка.       И в этот момент в ней вскипело всё. Начиная от Ирины, продолжая мамой, которой она предложила засунуть в попу розовый предмет, и заканчивая им, Гробовщиком, пьяным и грязным, просящим телефон у прохожих. С воинственным криком она бросилась к нему и ногтями вцепилась в рукав футболки, которую сама же и подарила. И со всей дурацкой мочи дёрнула его так, что футболка порвалась по шву и стала напоминать скорее шарф.       — Любименькая! — воскликнул он, а она в лучших традициях Шекспира попыталась задушить его остатками футболки.       Люди останавливались на улице, чтобы посмотреть, но, что странно, никто не пытался разнять забавного вида парочку. Кроме его мамы, которая, услышав шум с улицы, выглянула в окно и, обомлев, выбежала на улицу с воплем:       — Так же нельзя!       Гробовщик, который до сего момента даже не пытался отбиваться, при виде мамы осмелел и борзо так спросил:       — Ты чё, нарываешься? Тебе что, горшок на голову надеть?       И в этот момент мадемуазель Ю. краем глаза увидела в палисаднике пластиковое кашпо с геранью. Одной рукой, как истинная сильная женщина, она взяла плошку и разбила её об голову Гробовщика.       — Андрюша! — взвыла его мать и бросилась к сыну. — Что же ты творишь?       — Наказываю брехунов, — припечатала Кладбищенская проститутка и, развернувшись, ушла из двора прежде, чем кто-то успел вызвать полицию.       В то утро она поехала сразу к Ведьме. Ведь у неё теперь имелся серьёзный вопрос. И нет, её не интересовало, выживет ли от сотрясения мозга Гробовщик. Да и посадят ли её, тоже было неважно. Куда важнее было узнать, встретит ли она свою настоящую любовь или ей так и будут попадаться одни черти?       А Андрей, оклемавшись после удара, понял, что Купидон вместо стрел кидается горшками…       Мы с Ниной буквально валялись со смеху на кислотных диванчиках из кожзама. И ржали мы даже не с самой истории, сколько с того, как моя мама её рассказывала. Сухо, но харизматично.       — И вот она краем глаза увидела горшок с цветами и решила, что ему самое место на голове её благоверного, — выдала Марфа Васильевна. — Так что, похоже, не там наша бабушка цветы сажает.       — То есть она надела ему на голову горшок и ушла?       — Дрия, ты чем слушаешь? Она ударила его полным горшком и ушла.       — А видео? — спросила я.       — О, так это уже финальный акт драмы, — мама даже рассмеялась. — Короче, пока Юля сидела у меня в кабинете и рыдала над своей тяжелой судьбой, он очухался и протрезвел, а ещё осознал, что краше Юли точно нет.       — Краше с конца? — мило поинтересовалась я, а Нина, сидящая рядом, в очередной раз прыснула со смеху.       — Не ёрничай, — пожурила меня мать. — Для кого-то и ты можешь быть не так уж привлекательна.       Мне почему-то из-за её слов вспомнился Олежа. Марфа Васильевна тем временем продолжила рассказ.       — В общем он всё понял, осознал и…       — Мам, слушай, а, может, Ньютону яблоко тоже не само упало?       — Дрия, ты меня слушать будешь или нет?       — Прости мам, всё, рот закрыла. Рассказывай.       — В общем он принялся ей писать любовные оды, пока она у меня в кабинете рыдала. Ну а от Юли не стоило и ожидать другого поведения. Намотала она свои сопли на кулак и поехала к нему. Мириться. А потом прислала мне это видео. Теперь у них семейная традиция: приносить клятву на лопате по субботам.       — Они что, поженились? — спросила Нина у меня шепотом, но мама услышала её через наушник.       — Упаси их ум от таких решений, — ответила она. — Знаете, есть люди, которым в принципе не стоит размножаться. Но Юле это не помешало стать матерью троих детей.       — А почему на лопате? — перевела я тему.       — Да потому что у него кроме лопаты ничего ценного и нет. Ни квартиры, ни машины, ни даже собаки. Гол как сокол.       — А куда он девает деньги?       — На проституток спускает и пропивает, — с долей хорошо знакомого мне высокомерия ответила Марфа Васильевна.       Я хотела уже сказать матери, что она, как всегда, слишком предвзята, но Нина меня опередила, задав вопрос:       — А наш заказ-то где? Уже полчаса прошло, и я не помню, чтобы его называли.       И только когда Нина обратила на это внимание, до меня дошло, что я тоже не помнила, чтобы наш заказ объявляли, да и на табло с готовыми он так и не высветился.       — Та-а-ак, — протянула Нина, взяв со стола чек, — пошла ка я разбираться.       Недовольная сложившейся ситуацией, я решила распрощаться с мамой и идти вместе с Ниной в качестве, так сказать, моральной поддержки. Вот только у моей мамы были другие планы.       — Дрия, мне вообще-то нужна помощь, — выдала она в ответ на моё «ладно, пока». — Мне по работе нужно съездить в Староживотинное.       Название деревни в семидесяти километрах от города мне не внушило доверия. Хотя, если речь шла о моей маме, то можно было даже не удивляться. С неё станется поехать в кавказские горы, чтобы собрать горстку растущего только там мха, а потом продать её втридорога. Ведьма с жилкой барыги — это худшее, что могла создать Вселенная. Хотя почему «худшее»? Самым опасным для мира стало бы, окажись у Марфы Васильевны ещё и страсть к политике. Такого тирана планета не выдержала бы.       — И зачем тебе туда? — спросила я, краем уха слушая, как Нина пытается выведать, куда пропал наш заказ и почему нам его до сих пор не отдали.       — Дрия, ты чем слушаешь? Я же сказала — по работе.       — Это то я поняла. По какой конкретно?       — Да погадать паре-тройке человек.       — В смысле?       — А что непонятного? Меня заказали, как тамаду на день рождения, — с усмешкой, словно ей самой такой факт казался забавным, ответила мама. — Помнишь Филатову? Постоянницу мою, дочку главы ГАИ. У неё день рождения сегодня, и нанятый ею персонал не приехал, так что она решила выпендриться и позвать меня.       — Хм, и сколько же она тебе предложила, раз уж ты согласилась поехать? — спросила я.       Нина же тем временем возмущенно завопила на весь ресторанчик:       — Это как вы умудрились потерять наш заказ? Что значит вы только приступаете его готовить?       — Мою почасовую ставку, умноженную на тысячу, — лаконично ответила мама, а у меня, кажется, дернулся глаз от того, что в мире есть люди, способные спустить на гадалку столько денег за один день. — Так что давай бросай все дела и приезжай за мной.       — И что я с этого получу? — решила наглеть я.       — А что хочешь? — самым щедрым на свете тоном спросила Марфа Васильевна, настолько ей деньги застилали глаза.       — Да уж, мам, меркантильность у нас, похоже, в крови, — хмыкнула я.       — Дрия, говори уже, что хочешь, а то у меня сумка не собрана ещё.       В принципе я могла просить что угодно, начиная от нескольких платежей по ипотеке и заканчивая поездкой на море и ещё чем-нибудь таким же дорогостоящим. Но я спросила другое:       — Помнишь, в прошлом году на книжной ярмарке мы видели подарочное издание «Хроник Нарнии»?       Мама некоторое время молчала, явно пытаясь припомнить нашу совместную поездку, на которую я вытащила её в обмен на какую-то услугу.       — Ты про ту огромную книжку с золотым срезом? — всё-таки спросила она через пару минут. — Ты что, её ещё не купила?       — Нет.       — Удивительно, — хмыкнула Марфа Васильевна. — Ты же покупаешь всё, что на глаза попадается. В твоей квартире вообще есть свободное от книг место? Или ты уже и в туалете книжную полку сделала?       — Нет, мам, пока у меня книжная полка только в ванне, — съязвила я. Вот только такой полки у меня не было. И дураку понятно, что вода и книги не дружат, так же как ведьмы и инквизиторы. — В общем с тебя книжка.       — Ладно, — усмехнулась мать. — Жду тебя через час.       И отключилась.       Ну, а я переключилась на Нину, которой уже пообещала участие в заговоре. Интересно, она сильно обидится, если я предложу перенести масштабные действия на завтра?       И, пока я гадала над тем, как лучше преподнести ей новость, стажёрка вернулась к столу и плюхнулась на диванчик напротив.       — Представляешь, у них, видете ли, зависла система, и они её перезапускали, в результате чего потеряли наш заказ, — пылая праведным гневом, воскликнула девушка.       — Гады, — проявила солидарность я, прежде чем огорошить Ниночку. — А что там с твоим планом? Что ты хотела сделать?       — Короче, у меня папочка очень верующий.       — В бога?       — Не, в приметы, — хохотнула Нинка. — Причем очень сильно. Высказывание «на столе не сиди — замуж не выйдешь» у нас дома звучит чаще, чем пожелание доброго утра. А не свистеть дома — это главное правило. Если нормальные мужчины по утрам читают новости, то мой папка — перечень примет на день. И неукоснительно им следует. Вот ты, например, знала, что у нас пятнадцатого августа был день Степана и есть поверие, что если этот день был теплым, то и весь сентябрь будет тёплым? А вот пятнадцатого декабря папуля просит меня объявлять миру бойкот, потому что в этот день нельзя болтать и сплетничать.       — А есть день, когда нельзя быть мудаком? — спросила я, ощутив всю степень идиотизма.       — Не знаю, это у папы надо спросить. Но я думала сыграть на этой его страсти к приметам. Мой план заключается в следующем: я подкину папке газетную вырезку с приметой, что, мол, если обидеть невесту перед её свадьбой, то ополчишь против себя каких-нибудь богов и что-то в духе «век удачи не видать». Папа испугается, а я ему на ушко-то и шепну, мол, знаю ведьму, давай сходим, вдруг на тебе порча великая лежит.       — Угу, — промычала я. — А от меня что требуется?       — А вы притворитесь ведьмой. Хотя вам и притворяться то не надо. И скажете, что на нём теперь порча, сглаз, несчастья по колено и снять всё это он может, только если разрешит провести свадьбу в саду.       Я тяжело вздохнула и спросила:       — Могу быть честной?       Нина махнула рукой, мол, валяйте. Ну, я и наваляла.       — План дерьмо. И он нас в два счета раскусит, если не идиот. Слишком уж всё выверено. Один к одному.       — Ну, конечно, — не поняла Нина моего скепсиса. — Это же судьба! Как иначе?       — Нин, ты наивная, как детсадовец, честно. За одно мудатское поведение порчи не накладываются, а богам в принципе плевать на невест. Разве что это не какие-нибудь жертвенные невесты, — разложила матчасть я. — Больше половины примет — это выдумки людей. А уж подобное стечение обстоятельств любого мало-мальски разумного человека заставит думать и анализировать. Так что подобным планом мы ничего не изменим. Нужно что-то посерьезнее.       Нина сразу как-то сникла.       — Давай думать ещё, — подбодрила её я. — Нужно выкинуть нечто такое, что у него даже не останется шанса сказать «нет».       — Мы пока думать будем, у Таши уже свадьба пройдет! Надо действовать!       — Давай сегодня подумаем, а завтра встретимся и что-нибудь сотворим, — предложила я.       Нина недовольно поджала губы, как ребёнок, которому отказали в покупке какой-то очень желанной игрушки. В её голове в этот момент явно рушился образ того, как две закадычные подружки предаются акту вселенской мести, хихикая, как злобные ведьмы из мультика, над котлом.       И мне стало её даже жаль, так что, прекрасно понимая, что потом я могу банально пожалеть о своём предложении, я произнесла:       — Мне маму нужно отвезти за город по работе. Если хочешь, можешь поехать с нами.       Выражение «у нее загорелись глаза» ещё не играло для меня такими красками. Нина, которая минуту назад сникла, расцвела, как подснежник по весне.       — А куда? В лес за травами? О, или на шабаш? Съезд магических сил? — запричитала она. — О, или научный консилиум по хиромантии?       — Нет, — усмехнулась я. — На чей-то день рождения. Гадалкой там будет.       Нина слегка надула губки, задумалась, а потом, махнув рукой, сказала:       — Конечно, не так весело, как я думала, но почему бы и нет.       Тут объявили, что наш заказ наконец-то готов и мы, забрав бумажный пакет и стаканчики с кофе, вышли на улицу и потопали к моей машинке. За то время, что мы просидели в ожидании еды, бравые участники ДТП умудрились разъехаться. То ли договорились миром, то ли приехали дорожники и оформили дело, то ли их унесли разгневанные лисички в неизвестном направлении, чтобы устроить тёмную. Все варианты были прекрасны хотя бы потому, что выезд с парковки теперь хоть и был занят очередью из машин, но эта очередь хотя бы двигалась.       Так что мы почти беспрепятственно выехали с парковки, возможно, кстати, из-за Нины, которая, сидя на пассажирском, миленько улыбалась водителям встречных машин и махала рукой, мол, пропустите дяденьки, мы очень спешим к чьей-то маменьке.       Пробираясь по улицам города, я медленно пила свой кофе и думала над тем, как красиво проучить Нининого отца, когда моя пассажирка воскликнула:       — Вот же гады, они не положили наши креветки.       Я покосилась на неё и произнесла:       — Нин, я не хочу туда возвращаться. Не факт, что мы сможем потом выехать.       — Ладно. Буду звонить на горячую линию.       В результате мы всю дорогу до Подгорного вместо музыки слушали бесявый рингтончик дозвона горячей линии, который время от времени перебивался фразами в духе «вы сорок девятая в очереди, вам ответит первый освободившийся специалист».       Вот только мы уже въехали в родительскую деревню, а по очереди сдвинулись лишь на десяток позиций, не больше.       А когда я припарковалась возле дома, Нина и вовсе психанула и отключилась.       — Ладно, — процедила она. — Не хотят миром, я им во всех соцсетях негативные отзывы составлю. Заманаются подчищать.       Так я поняла, что Нина умеет злиться. И пакостить тоже умеет. Я даже начала думать, что Яйцева — это своеобразная нежная, вежливая и романтичная версия меня. Потому что нормальному человеку мысль проучить папочку за отказ в голову не приходит.       Я вышла из машины и потопала к дому мимо папиной парадно-выходной машины, чтобы поторопить мать, которая собиралась в час по чайной ложке. Один из наших самых феноменальных скандалов как раз произошел энное количество лет назад на почве сборов и уборки.       Ситуация сложилась следующая: Марфа Васильевна с помощью какой-то своей знакомой решила организовать в Москве мастер-класс по изготовлению свечей. Магических, конечно же. Родители тогда ещё жили в городской квартире и мать попросила приехать и помочь ей собраться.       Ну, я и приехала со стаканчиками кофе и хорошим настроением, чтобы прямо на пороге понять, что настроение у меня уже не очень. Потому что моя совершенно не рациональная маман решила совместить сборы с генеральной уборкой. Она вытащила вещи из всех шкафов и закидала ими все поверхности в доме. И вот она одной рукой вязала пучки, а другой перебирала ёлочные игрушки. На вопрос, зачем она это сделала, я так и не получила вразумительного ответа.       Но обматерила её на чём свет стоит. Потому что нормальные люди не убираются в квартире перед отъездом. А Марфу Васильевну почему-то всегда разжигало помыть плиту на дорожку. Ну, я ей эту плиту и припомнила, а она припомнила мне мои прегрешения. Мы поругались. Я ушла, хлопнув дверью. Уже сидя на лавочке у подъезда, выпила два стаканчика кофе, глубоко вдохнула, вспомнила, что в случае чего — я всегда могу сдать её в дом престарелых, и поднялась в квартиру разгребать затеянный мамой срач.       С тех пор я уже не удивилась бы никакому бардаку в доме, вот только вскоре мать перебралась к бабушке. А у баб Васи имелась привычка: когда Марфа Васильевна куда-то собиралась и устраивала форменные беспорядки, бабуля ходила за ней хвостиком и раскладывала вещи по своим местам.       Примерно эта картина меня и ждала, когда мы с увязавшейся за мной от машины Ниной вошли в дом. Мама таскала сумки с травами, а баб Вася убирала за ней эти травы и уносила порезанные пучки на место, в мамин кабинет. А Княгиня Добронравова сидела в гостиной и очень громко слушала телевизор. Так, словно в доме кроме неё никого не было.       Желание подойти и выключить телевизор, а потом стукнуть бабку по голове пультом я подавила в зародыше. К тому же тут из зала вышел заспанный и побитый жизнью Дар в одних лишь папиных синих трико и, почесывая свою слегка волосатую грудь, потопал на кухню.       Дарий буквально спал на ходу и даже не заметил нас с Ниной, стоящих в коридоре. Братец всегда в нашей семье был совой.       — Знаешь, а брат у тебя прям красавчик, — вдруг выдала Нина.       У меня дернулся глаз и я решила, что либо у Нины проблемы с глазами, либо мы просто видели разных людей.       — Ага, когда спит зубами к стенке, — фыркнула я, присев на тумбочку, чтобы разуться.       — Да нет же, он реально прикольный. Ты просто не можешь смотреть на него непредвзято, — не унималась Нина.       — О, нет, Яйцева, я в этом мире, наверное, единственная, кто смотрит на него непредвзято и никогда не купится на образ милого мальчика. Тем более ты его вообще видела сейчас? Он похож на смесь домовенка Кузи с Бармалеем!       — В мужчине должно быть что-нибудь от обезьяны, — пожала плечами она.       — Разве что год рождения! — фыркнула я.       — Вообще-то я вас слышу, — раздался голос брата, а через секунду его голова показалась в дверном проеме. «Стог сена встал колом» — вот как можно было описать его прическу.       — А мы что, шифровались? Я тебе и в глаза могу сказать, что не отличу тебя от пугала в огороде.       — Заюш, — желчно позвал меня он, — сходи к окулисту, а то скоро человека от статуи не отличишь.       — Осязание мне в помощь, — ответила я. — А ты у нас опять в запой ушел?       — Это ещё почему? — спросил брат, выйдя из кухни полностью и скрестив руки на груди.       — Да выглядишь неважно. Каким-то побитым?       Дар нахмурился.       — Что, уже обсуждаете меня? Ну-ну, девочки! — выдал он и, обиженно махнув головой, ушёл в зал, а оттуда потопал наверх, судя по топоту.       А я обернулась к Нине:       — Видела? Он у нас вообще ку-ку! Обиженка со стажем. Так что даже не думай о нём.       — Так у меня же Фимочка есть, — протянула Нина.       Но я не стала говорить, что её Фимочка, возможно, тоже не лучший вариант. А тут ещё и Марфа Васильевна вышла из кабинета с очередной порцией сумок, и мне пришлось обуваться, чтобы вынести и погрузить их в машину. Благо, сумки были не тяжелые.       Когда же я вернулась, чтобы забрать оставшиеся баулы, баб Вася всучила Нине пакетик с бутербродами, чтобы мы перекусили в дороге, и мы нашей чисто женской компанией поехали на день рождения Филатовой.