Нет никаких сомнений, что призвать демона может только могущественный чародей. Природа их неизвестна, но многие друиды считали, что они порождены нашими страхами. Обиталище демонов — ночь, и они могут насылать дурные сны, с которыми справятся сильные духом. До сих пор мне не удалось поймать ни одного живьем, чтобы проверить свои размышления… Трактат о демонах. Друид Гиллетайн
Блодвин осматривалась вокруг, пользуясь зрением Сола. Он сел на ветку, неприметный, как одна из лесных птиц, спрятался среди сладко пахнущих цветов. Он затаился, а рыцари не обращали внимания на него, что, с точки зрения Блодвин, было неосмотрительно. Зато это доказывало, что у них обоих не было колдовского дара, иначе они заметили бы демона еще издалека. Когда Сол нашел их, Аэрон уже сидел на берегу, надев чистую рубаху и подпоясав штаны, и лениво наблюдал за тем, как Скеррис плещется в озере. Сначала Блодвин показалось странным, что они решили вымыться по очереди, но ей рассказывали о том, что в роще казнили убийцу, — значит, Аэрон и Скеррис могли рассчитывать, что на них попытаются напасть, когда они беззащитны, поэтому один оставался в дозоре. Мудрый выбор. «И чего мы ждем? — сварливо спросил Сол, понаблюдав немного за рыцарями. — Похоже, трахаться они не собираются, так зачем нам за ними подсматривать?» Рыцари были далеко, но чуткий слух филина улавливал плеск воды. Аэрон ждал на берегу, перебирая плоские серые камешки. Скеррис мелькал в воде, как гибкая красивая рыба; Блодвин и не знала, что он любит плавать. В этом было нечто большее, чем желание покрасоваться. Скеррис наслаждался жизнью, пока еще мог. «Что-то здесь странно, — призналась Блодвин, продолжая наблюдать. — Скеррис договорился с каким-то неизвестным северным парнем? И не похоже, чтобы тот ему подчинялся. Их связывает какой-то договор…» «Я не чувствую колдовства между ними», — заметил Сол. Блодвин снова посмотрела на Аэрона, мирно ожидающего на берегу. Тот рассматривал чистую гладь воды и молчал, словно размышлял о чем-то, и его спина показалась Блодвин слишком сгорбленной, будто юношу мучила какая-то тревога. «Будь у меня такая возможность, я бы Скерриса утопила», — мрачно подумала Блодвин. Скеррис вышел из воды, тряся белыми волосами, как мокрый пес. Скривившись, Аэрон отмахнулся от него и кинул белой рубашкой, взметнувшейся, как лебединое крыло. Хохоча, Скеррис подхватил ее, накинул на плечи. — Откуда у тебя такие шрамы? — протянул Аэрон, глядя на его спину и бока. Блодвин могла хорошо рассмотреть — глаза Сола со многими зрачками различали все в мелочах. Она тоже видела старые белесые отметины на бледной коже Скерриса. Они больше всего походили на следы от плети, но откуда им взяться на наследнике Великой крови? — Нравится? — подмигнул Скеррис. — Такие получаешь, если становишься разочарованием семьи. Аэрон рассматривал его, растерянно улыбнулся. Он ничего не понял, наивный мальчишка, а вот Блодвин слышала о жестокости Камрин Нейдрвен — что ж, похоже, она не щадила даже собственных детей. Но Скеррис ничего не сказал; он отошел, насвистывая какую-то народную песенку и на ходу одеваясь. Рыцари собирались обратно в лагерь, о чем-то споря. Скеррис жаловался на вино, которым их поят, а Аэрон запугивал его рассказами о пьяницах на севере, которые становились позором своего рода, потому что их руки слишком тряслись, чтобы взять меч или топор. До лагеря они побежали наперегонки, поддразнивая друг друга. Мальчишки… «Я увидела достаточно, возвращайся, — велела Блодвин. — Будь осторожен. В роще ищут демона». Но Сол ее не послушался. Вместо этого он взмыл повыше, описал круг и приземлился на окраине рощи, куда редко заходили рыцари — им нечего тут было искать, если только они не пытались спрятаться от остальных. Блодвин чувствовала магию друидов, которая освежила землю, словно веселый весенний дождь, приходящий на усталую после зимы почву. Но все равно одна из яблонь стояла облетевшая, тонкая, неприлично неодетая среди остальных. Присмотревшись, Блодвин заметила, что нижние ветви нескольких других стали выглядеть беднее, словно кто ощипывал цветы. Землю устилали белые лепестки, и Блодвин почувствовала запах гнили. «Похоже, обряд очищения не помог», — поделилась Блодвин. Она вспомнила рассказы о темной силе, о демонах, но Сол, подслушивающий ее мысли, только надменно рассмеялся. Блодвин не услышала, а почувствовала: демон и роща черпали силу из одного источника, откуда-то из-под корней, куда и ее тянуло, а потому едва ли то, что Сол пролетел между деревьев, могло навредить яблоням. Что-то вытягивало из них силы… «Я покажу тебе кое-что, — ухнул Сол. — Кажется, самое время». «Самое время для чего?..» Он снова взлетел, ввинтился в небо, и у Блодвин закружилась голова и сдавило виски, что ее ненадолго выбросило в свое тело, лежащее на кровати в покоях. В следующее мгновение она вернулась к Солу, чувствуя то же, что и он: сильные взмахи крыльями, шелест ветра по спине, силу, вкладываемую в каждое движение… и, конечно, пьянящее ощущение свободы — лететь, куда захочешь. Это настолько захватило воображение Блодвин, что она едва не упустила шанс полюбоваться Афалом с неба. Белые башни дворца казались выточенными из кости, похожими на волшебные спицы, устремленные ввысь. Яблоневый сад был чарующим сверкающим пятном у их подножия, источником магии… который медленно иссякал. Сол позволил ей полюбоваться, а потом кинулся вниз, едва не касаясь кончиками перьев крыш. Дома на ближайших ко дворцу улицах выглядели роскошно, с черепицей на крыше, но чем дальше стремился Сол, тем более бедные и несчастные мазанки Блодвин наблюдала. Ее фамильяр зачем-то кинулся в нижний город. Они с леди Исельт недавно посещали его, но не зашли слишком глубоко… Теперь Блодвин видела яснее. Бедность, граничащую с нищетой. Нижний город оказался переполнен, готовый выплеснуться и затопить Афал. Тристан упоминал, что многие приехали в столицу, чтобы посмотреть на коронацию, но Блодвин представляла лордов и леди, прибывающих на праздник в сопровождении рыцарей, а не толпу грязных бедняков. Они напоминали людей, которые бежали от чего-то страшного. «Тебе повезло застать нижний город в лучшие дни, — явно издеваясь, провозгласил Согхалас, и его голос эхом зашумел у Блодвин в ушах. — Сейчас они даже не голодают, земля была плодородной, а лето — теплым… Зима будет легкой. Для тех, кто ее увидит». Демон обладал властью ночью, когда мог перемещаться, закутываясь в тени, как в покрывало, но днем его могли заметить. Отправляя фамильяра проследить за рыцарями, Блодвин наказала оставаться в стороне. Сейчас Сол слетел на крышу одного из домов, и издалека его можно было принять за искусно вырезанную фигурку… Но никто не смотрел на него. На площади, если так можно было назвать пространство с лепящимися друг к другу низкими домами, собирались поджигать костер. Блодвин смотрела на больных вороньей хворью, которых вели к нему, онемев от ужаса. В прошлый раз Йорген пытался убедить ее, что троих больных нашли в подпольной лечебнице, но теперь их было пятеро! Двое, юноша и женщина постарше, еще были похожи на обычных людей, только сильно бледных и трясущихся в лихорадке, но демон безошибочно чуял в них сладковатую гниль вороньей хвори. А вот остальные… У одного правая рука почти обратилась в перекореженное крыло. Блодвин показалось таким грустным, что они никогда не смогут взлететь, даже если превратятся в обезумевших чудовищ. Его вели Служители, помогая шагать, и когда больной повернулся к дому, на котором устроился Согхалас, то Блодвин увидела, что перья проросли и на его лицо. Они потекли от уха, превратившегося в комок склизких черных отростков, и проросли вокруг глаз, которые смотрели белыми круглыми шарами. На лице несчастного — насколько на нем еще можно было угадать человеческие чувства — были боль и отчаяние, он уныло шагал, не видя, но зная, что его ждет впереди. «Так много…» — протянула Блодвин. Она подумала о записках своей матери, вполне возможно, утерянных навсегда. У нее не было такого же дара врачевать, как у Аоибхинн, и Блодвин ничем не могла помочь этим людям. Странное отвращение окатывало ее. Она не хотела знать, как ощущается, когда перья прорастают сквозь мясо. Блодвин оказалась не готова к двум больным, которых вытащили из черной крытой повозки следом. Это был ребенок, который ослаб настолько, что не мог ходить. Из-за изменений сложно было рассмотреть, мальчик это или девочка. Светлые волосы почти выпали, на голом сером черепе росли клочковатые перья. Обе руки преобразились в изогнутые крылья, а ноги кровоточили — точнее, истекали чем-то грязно-бурым, гноем и кровью. Блодвин захотелось податься назад, чтобы демонскими глазами не видеть всех этих подробностей, не смотреть на искривленный рот, почти превратившийся в клюв. Служитель шагал спокойно, словно нес не больного ребенка, а мешок с овсом. Рядом с ним под присмотром еще одного человека в черном шла девушка. Она жалась ближе к ребенку, и у нее были такие же золотые волосы, что Блодвин подумала, они связаны кровью. Слишком молода для матери — должно быть, старшая сестра. Она упрямо шагала рядом, хотя была едва ли в лучшем состоянии. Больная закашлялась, отплевываясь густой бурой мокротой, перьями и кровью, едва не споткнулась. Девушка шла босая, пальцы на ногах тоже искривлялись, но не в крылья, а в когтистые птичьи лапы. Должно быть, каждый шаг причинял ей боль. Мор’реин и правда любила эту семью, если забрала сразу двоих детей. Между костров появилась Воронья Матерь в своей угрожающей маске с загнутым клювом. Блодвин пропустила ее слова мимо ушей, и без того зная, о чем Матерь говорит: о служении, о том, что больные благословлены и скоро встретятся с Богиней, об очищающей силе огня. Вместо этого Блодвин рассматривала столпившихся вокруг людей, занявших всю площадь; многим приходилось забираться повыше, цепляться за ставни домов, вытягивая себя вверх, чтобы посмотреть в безжизненные глаза вороньей маски. Любопытно, сколькие из них понимали, что могут оказаться на костре через несколько дней, недель, месяцев?.. Они, явившиеся сюда, точно на праздник, на народное гуляние. Многие притащили с собой детей, которые выглядывали из-за юбок матерей и глазели на костры, на то, как к столбам привязывают больных. Все эти люди верили, что только Воронья Матерь может их спасти, наместница Мор’реин на землях Эйриу. У них не было ни Великой крови, ни колдовской силы, ни договора с демоном, ни даже благородного клинка, как у рыцарей в роще, — ничего, что могло бы их спасти. Беззащитные, они шли за Служителями, они сами ступили бы на костер, если бы им пообещали по ту сторону счастливую жизнь в чертоге Вороньей Богини. Блодвин захлестнула необъяснимая злость. Эти люди принадлежали ей, они должны были молиться на нее, а не на воронью маску, не на черные перья, которые убивали их. Это было никакое не благословение, Блодвин чуяла тяжелый, гнилой дух проклятия, заражавшего кровь. Словно ее злость была огненным хлыстом, огревшим больную, девушка вдруг дернулась и отчаянно закричала. В ее вопле больше не было ничего человеческого — разъяренный животный рев, крик голодной хищной птицы. Служители привязывали к столбу ее младшую сестру или брата, дергая бесчувственное тельце, словно ребенок был всего лишь тряпкой, и девушка кинулась к ним, сметая все на своем пути. Служитель, удерживавший ее, не ожидал этого бешеного броска, не удержался на ногах и отлетел в сторону. Девушка завыла, крутясь от боли. Последние проблески рассудка покидали ее, но она стремилась к родной крови. Ее руки, покрытые перьями, изогнулись, она скребла перьями по спинам схвативших ее Служителей, как дикая кошка, извиваясь и рыча. Из ее горла вырвался какой-то булькающий клекот, снова полилась кровь, и тогда девушка вывернулась, как не мог повернуться человек, и впилась клыками в горло Служителя, вырвав кусок мяса. Тот упал. Бледные губы девушки распахнулись, открывая широкую, будто разрезанную пасть, и она проглотила кусок с той же жадностью, с какой демон рвал тело рыцаря на глазах у Блодвин. Упав на колени, больная успела вгрызться в руку Служителя, который умирал перед ней, дергаясь и булькая. По крайней мере, погибали они как самые обычные люди. Воронья Матерь обернулась, когда девушка — то, что ею было, — успела отхватить шмат мяса от бока умирающего. Она бежала на четвереньках; волосы осыпались с ее головы, словно дорогой золотой шелк, спина изогнулась. Простое серое платье топорщилось от прорастающих по всему телу перьев. Задрав голову, она закричала, отрывисто, как ворона. Лицо исказилось, нос перетекал в губы, кости плавились, причиняя ей боль. Опираясь на крылья, как на руки, оно вперевалку кинулось на Воронью Матерь, которую загораживали Служители. Люди бежали. Толпа ринулась в разные стороны, чуть не затоптав упавших, безжалостно ступая им на спины. Где-то рядом заплакал ребенок. Блодвин ничего не слышала в этом шуме, голова шла кругом. Обратившаяся в чудовище девушка прорвалась сквозь Служителей, которые встречали ее мечами. Но ее сила была слишком большой. Один попал мечом по спине, оставив глубокую рану, и тварь заревела. Это не остановило, а только еще больше разозлило ее. Один из Служителей загородил собой Воронью Матерь. Он полоснул по своему предплечью; издалека могло показаться, что Служитель выхватил нож, но Блодвин отчетливо видела, что в плоть впились его собственные черные когти. Кровь пролилась, словно бы отчертила полосу, и тварь уткнулась лицом в нее, точно в невидимую стену. Тогда остальные Служители накинулись, повалили на землю. Блодвин казалось, что больную теперь изрежут ножами, заколят, прикончат, но они поволокли это существо к уже зажженному костру, на котором плавился ребенок. Воронья Матерь наблюдала, как тварь, объятая огнем, воет, обреченно дергаясь. Пламя быстро охватило ее, оно пожирало перья, которые загорелись ярко, как сухая солома. По лицу, скрытому маской, ничего нельзя было прочитать, но Блодвин показалось, что она гордится делом рук своих… А потом Матерь повернула голову к ней, к Солу на крыше. Демон взвился, хлопая крыльями, быстрее, чем Воронья Матерь сумела бы что-то понять — путь думает, что это было благословение, одна из черных крикливых ворон, посланниц Мор’реин. Блодвин распахнула глаза и села на постели. Пробуждение оказалось резким, словно ее ударили по лицу; в висках поселилась боль. После ночного испытания, а точнее сказать — после поднятого дракона, Блодвин чувствовала слабость по всему телу. Она встала с застеленной кровати, вздохнула и нетвердым шагом дошла до приоткрытого окна. Спустя несколько минут на подоконнике оказался Сол, который принялся чистить перья. Выглядел демон довольным, словно сожжение нескольких измученных людей его рассмешило. — Земля страдает, — поделился Сол, подумав хорошенько. — Каждый век она перерождается, но невозможно переродиться, не умерев в муках. Ваши Служители хорошо это знают. — Век? — спросила Блодвин. Едва ли Сол имел в виду столетие — здесь было что-то другое. — Сначала был век дикой магии, когда сила принадлежала всем и каждому, потом век сидов, когда они пытались превратить колдовство в искусство, а теперь — век людей, — пояснил демон, словно это самые очевидные истины, которых Блодвин не знала. Она ни за что не доверила бы Согхаласу обучать кого-то истории, слишком много было в его голосе яда — любой ученик рано или поздно повесится. Блодвин учили другому: они отмеряли время по правлению королев, но были еще старые годы до объединения Эйриу, о которых осталось мало летописей, потому что записи стали вести после завоевания Артура. Блодвин всегда склонна была думать, что тогда неугодные книги просто сожгли, чтобы не тревожить людские умы. Она бы сделала именно так. — Значит, то, что я задумала, может излечить землю? — спросила она. — Она… обновится? И роща не умрет, и люди перестанут болеть? — Смотря о чем ты договоришься, детка, — рассмеялся Сол. — Может быть, цена будет такой, что милосерднее дать всему этому сгнить.***
— Моя госпожа. Блодвин встретилась взглядом с ледяными глазами Камрин Нейдрвен. Та учтиво улыбалась, но было в этой улыбке что-то змеиное, хитрое. Как будто Блодвин сглупила, придя на собрание советников, где уже царствовала леди Нейдрвен. — Мне казалось, нас должен почтить вниманием ваш супруг, — сказала Блодвин, постаравшись выглядеть спокойной. — Селвин сейчас занят, он отправился в наши владения на юге, — поджала губы Камрин. — Вспышка вороньей хвори, а ведь кто-то должен собирать виноград… Это не продлится долго, уверяю вас, а пока я постараюсь быть полезной принцессе. — Конечно, — кивнула Блодвин, пытаясь по крайней мере притвориться обрадованной. Камрин была настоящей леди Великой крови, опасной и могущественной, а еще — смертельно красивой. Украдкой Блодвин рассматривала ее белые локоны, убранные наверх, и черное платье. Кто-то мог бы сказать, что Камрин подражает принцессе, до сих пор одетой в цвета траура, но леди Нейдрвен выглядела так прекрасно, как будто она сама придумала черные платья. Не для того ли, чтобы рядом с ней Блодвин казалась неловкой девчонкой?.. — Леди Исельт тоже будет присутствовать, — сказала Блодвин, кивнула на свою молчаливую гостью, вежливо держащуюся позади. — Я подумала, что ее мудрость в торговых сделках нам пригодится. Вошедшая за ней Исельт учтиво представилась; они с Камрин раскланялись, и со стороны это напоминало танец двух опасных змей. Блодвин задумалась, не могли ли они быть знакомы прежде, до того как Исельт поспешно уехала в замок Мархе. Тогда за рассказом о прошлом Исельт и Тристана следовало бы обратиться именно к ядовитой леди Нейдрвен… Совет заседал в полном составе, поскольку к ним присоединилась принцесса. Камрин Нейдрвен, ненадолго занявшая место своего мужа, представляла купцов Афала — их семья больше всех преуспела в торговле. Отец Тарина, сир Клайд, был наследником благородной семьи, которая доказала свою преданность короне. Друид Ангус выглядел встревоженным, он сидел, перебирая кольца на пухлых пальцах, и наверняка размышлял о судьбе королевской рощи. Рядом с ним сидело еще несколько друидов. Леди Изабель Ярвуд занималась договорами с другими странами — женщина уже преклонных лет, она все равно цепко держалась за власть и не позволяла никому сместить ее. Учитывая, сколько друзей у нее было на континенте и среди ярлов вардаари, никто не пытался выступить против нее. Леди Лавена была сплетницей, но Блодвин знала, что она занимается всеми празднествами во дворце, поддерживает художников и архитекторов. Эта женщина могла казаться глупой, но у нее был изысканный вкус. Кроме них, нашлось тут место и князю Тристану — командир королевских рыцарей, во время войны он стал бы военным советником королевы. Блодвин села на стул с высокой спинкой и вежливо улыбнулась. Остальные сидели на одинаковых стульях, и ей показалось, что это должно выражать равенство советников. Леди Мерерид не участвовала в собраниях, у нее не было на это времени. Поэтому для Блодвин принесли королевский стул, и собравшимся пришлось немного потесниться из-за нее и леди Исельт, занявшей место рядом с Блодвин. Принцесса попросила ее об этом — потому что так леди оказалась бы напротив Тристана, который избегал на нее смотреть, словно там сидела отвратительная жаба, вся в бородавках, а не золотоволосая красавица. На совет не допускались лишние люди, поэтому Моргольт остался за дверью. — Итак, леди и лорды, — сказала Блодвин, — до меня дошли слухи, что в городе стало слишком много больных вороньей хворью. Они могут становиться опасны, если… о них не позаботиться вовремя, так что нужно, чтобы рыцари прочесывали нижний город и искали больных. — Не думаю, что Служители позволят нам это сделать, моя госпожа, — пробормотал Тристан. — Больные — это их забота. Однако никто не стал спорить, что их стало много. Наверняка советники тоже не слишком часто заглядывали в нижний город, чтобы увидеть все эти костры, однако у них были слуги, оруженосцы, люди, у которых им покупали еду. Они должны были чувствовать, как хворь понемногу захватывает Афал и вселяет в сердца страх. — Эти больные — по-прежнему мои подданные, пока они не перешли в чертоги Мор’реин, — напомнила Блодвин. — Мы должны подумать о них. Мы ведь знаем, что они больше страдают, чем дальше заходит превращение. — Грязная кровь приносит много проблем, — скучающе протянула Камрин. — Но я согласна с принцессой. Это покажет народу, что мы можем управлять городом. Рыцарей у нас больше, чем Служителей… и слава Мор’реин, — негромко добавила она, и советники согласно вздохнули. Несмотря на сомнения Тристана, остальные тоже решили, что это хорошая идея. Возможно, они хотели поддержать принцессу и потешить ее, разрешая ее выдумку, которая никак не повлияет на их жизни. Вряд ли они когда-нибудь задумывались о вороньей хвори — все они были Великой крови, даже Ангус и его соратники, которые не поднялись бы среди друидов так высоко, будь они простолюдинами. Только Камрин Нейдрвен почувствовала опасность болезни: для нее она означала серьезные убытки. Она все измеряла в золоте, в том числе и людские жизни. — К нам прибыл переговорщик вардаари, — проскрипела леди Изабель. — Чего же он хочет? — нахмурилась Блодвин. — Мне казалось, вардаари обычно не утруждают себя переговорами. Они сразу объявляют войну… или предательски нападают на королеву. Советники предпочли промолчать, пряча глаза. — У вардаари новый ярл, — неожиданно вступилась леди Исельт. — Ингфрид Хильдсон. Думаю, он хочет договориться о торговом союзе. В последнее время в нашем порту стало много их кораблей. — Не думаю, что Ингфрид надолго удержит власть, — сказала леди Изабель. Она видела многих ярлов, которые захватывали власть, а потом оказывались поглощены постоянной грызней кланов. Вот что происходит, когда люди выбирают себе вождя, а не коронуют дочь — или сына — предыдущего и живут спокойно. — Тогда выслушаем этого посланника, — решила Блодвин. — Позовите его. Вошедший назвался Арнве Бругерсоном. Он был высок и крепок, но еще и молод — едва ли старше рыцарей в роще. Блодвин не удивилась, что молодой ярл прислал кого-то из своих друзей, тех, кому он мог доверять. Увидев советников, вардаари немного смутился и отвесил неуклюжий поклон. Он больше привык к походной жизни, чем к дворовым церемониям. Блодвин слышала, что дружинники могут назвать ярла братом и похлопать его по плечу. Ужасное панибратство. Договариваться с женщиной было бы проще. — Госпожа, я благодарен за гостеприимство! — воскликнул Арнве, кивая ей. Блодвин молчала, рассматривая гостя. Светлые волосы, заплетенные в косу с выбритыми висками, ярко-синие глаза. Она вспомнила, что у убийцы ее матери были такие же. Его поймали живьем, чтобы допросить, а потом казнили перед всем Афалом. Он не удостоился быть принесенным в жертву Мор’реин, ему просто отрубили голову на площади. — Я рада, что у вардаари наконец-то появился ярл, который умеет разговаривать, а не только размахивать мечом, — сказала Блодвин. — Чего вы хотите в Афале? Если вы пришли с добрыми намерениями, наши двери всегда открыты. — Мой ярл хотел бы присутствовать на коронации, госпожа! — широко улыбнулся Арнве. — Я знаю, что у наших народов все… не ладилось. Будьте уверены, что никто из тех заговорщиков не был из рода ярла Ингфрида! Он честный человек. Умеет читать, так что вы наверняка договоритесь. Он хотел поболтать: о золоте, в основном. Но, если он придется вам по нраву, и о женитьбе. — Неслыханно! — воскликнул сир Клайд, привставая с места, чтобы удобнее было выхватить меч. — Мой сын уже обручен с принцессой! — Успокойтесь, сир Ллеоурга, — улыбнулась Камрин. — Это всего лишь предложение — не какое-то условие… Кто знает, как повернется судьба? Она тоже не верила, что Тарин сумеет пережить Турнир, пусть и улыбалась сладко, успокаивающе. И не выглядела ничуть не встревоженной, хотя ее сын тоже проходил через те же испытания. Блодвин задумалась, знает ли Камрин, что Скеррис жив и здоров — и развлекается из последних сил, подшучивая над своим приятелем. Блодвин засомневалась, не пытаются ли вардаари пробраться глубже в Эйриу, в сам Афал, чтобы напасть на нее, как напали на ее мать. Ее не обманывала открытая улыбка Арнве и его блестящие глаза. Она знала, что убийцей может оказаться кто угодно. Как оказалась она сама. — Тогда передайте своему господину, что я буду рада принять его и его добрые намерения на коронации, — решила Блодвин. Советники зашуршали. «Моргольт пытается пробраться в твои покои, — вдруг отчетливо раздался в ее мыслях голос Согхаласа. — Стражник куда-то ушел. Его или подкупили, или отвлекли». Постаравшись, чтобы никто не прочел по лицу о смятении принцессы, она учтиво кивнула посланнику вардаари, который умел не навязываться и вовремя удалиться, и села на место. Блодвин не вмешивалась, слушая разговоры о коронации: ей занималась в основном леди Лавена, и она гордилась своей работой, трещала без умолку. Друиды рассказывали о ритуальном побоище в вороньих камнях, а Тристан, сцепив зубы, обещал, что рыцари Турнира будут готовы… «Не пускай его внутрь!» — воскликнула Блодвин, мысленно обращаясь к Солу. В ее комнате сир Моргольт мог бы найти несколько запретных книг о магии, но никаких доказательств того, что принцесса пробовала оживлять мертвых. И все же… Там были рецепты ядов, ее торопливые записи. Рыцарь был умен — он догадается, что Блодвин отравила тетку. «У него есть отмычки, но не магия», — успокоил ее Сол. И все-таки Блодвин чувствовала, как отзываются ее заклинания, оставленные на двери в покои. Магия не могла существовать без нее, словно паразит, питающийся ее теплом, и Блодвин все равно чувствовала, как защитный полог на ее двери оседает, медленно поддается, уступая. Блодвин покосилась на леди Исельт, но та была спокойной, словно не знала о происходящем. Моргольт не мог отправиться в покои принцессы без дозволения своей госпожи, и все же… Совет закончился, и лорды и леди стали расходиться. Блодвин не стала задерживаться, несмотря на то, что Лавена хотела обсудить с ней что-то еще, а сир Клайд возмущенно фыркал в усы, как рассерженный кот, и наверняка хотел подтверждения, что Блодвин не выйдет замуж за ярла вардаари, наплевав на договоренности, которые лорд заключал с ее теткой. Блодвин с большим удовольствием послала бы к демонам обоих женихов — и всех последующих. Хотя она и понимала, что королевство не выживает без наследницы… К своим покоям Блодвин направилась быстрым шагом, пробежала по лестнице, как юная девчонка. Встреченные ей служанки, несшие вещи на стирку в больших корзинах, испуганно прижались к стене, прочитали что-то на ее лице. Блодвин замерла у дверей — они были прикрыты, словно кто-то заглянул ненадолго. Она прислушалась, снова позвала демона, но тот не откликался. С колотящимся сердцем Блодвин толкнула дверь и заглянула внутрь, готовая везде увидеть кровь от расправы над рыцарем, разбросанные внутренности, как после нападения дикого зверя, и куски мяса, недоеденного демоном… Перешагнув порог, Блодвин чуть не споткнулась о Моргольта. Она торопливо прикрыла дверь, захлопнула и провернула ключ, которым едва попала в замочную скважину. Моргольт лежал неподвижно, но Блодвин почувствовала в нем биение жизни. На ее кровати, довольно улыбаясь, сидел Согхалас в обличии остроухого сида. — Он спит, — сказал он. — Боюсь, сны ему снятся нехорошие. Но других насылать я не умею. Блодвин выдохнула. Если бы защитник леди Исельт погиб, та не оставила бы это просто так. Смелея, Блодвин наклонилась к Моргольту, который жалобно заскулил во сне, как побитый пес, и дернул головой. Во сне Моргольт выглядел юнее. Его веки казались припорошенными чем-то, словно серым песком. — Он сумел войти, — сказала Блодвин. — Значит, и другие могут попытаться. — Ты знала, что лишишься сил, если поднимешь дракона, — напомнил Сол. — Думаю, он это понял и воспользовался брешью в твоей защите. — Это лучше, чем умереть! — воскликнула Блодвин. Она не собиралась оправдываться за сотворенное заклинание — она гордилась им. В эти несколько дней она прислушивалась к шепоткам служанок и ненароком расспрашивала Бретту, чтобы узнать: кто-то видел сияние над лесом, и теперь его считали предзнаменованием. Спохватившись, Блодвин встревожилась, как бы Моргольт не проснулся от звуков их голосов, но рыцарь был поглощен кошмаром. Блодвин не хотелось знать, что именно Сол ему показывал, если лицо Моргольта исказилось, как у больного ребенка… И это неприятно напоминало Блодвин о вороньей хвори, о безумцах, которых она видела с утра. Моргольт тоже низкой крови, но он был верным и преданным рыцарем, защитником, о котором принцесса могла только мечтать. — Ты можешь казнить его за то, что он попытался пробраться в покои принцессы! — предложил Сол, гибко вскакивая с кровати. — Это измена! Я знаю, что ты способна запятнать руки. — Он дорог леди Исельт, — напомнила Блодвин. — Мы не знаем, что она может сотворить, если Моргольт пострадает. Скажи… — она с надеждой посмотрела на Сола. — Если его разум в твоих руках, мог бы ты прочесть его мысли? Узнать, что Исельт замыслила? — Я могу свести его с ума, сломать! — Сол щелкнул пальцами — звук, похожий на неумолимое падение камня, разбивающегося о чью-то голову, на хруст костей. — Но то, что ты хочешь, совсем другое колдовство. Если желаешь читать его мысли, тебе придется связать ваши души кровавым договором. Но вы оба уже принадлежите другим. Ты — мне, он — своей леди. Блодвин покачала головой. Ей пришло в голову обыскать рыцаря: может быть, у него с собой было какое-то письмо?.. Глупость: Исельт достаточно было сказать слово. Блодвин ничего не нашла, однако, когда она по наитию достала меч из ножен, то увидела темные разводы на клинке. Она была не так глупа, чтобы касаться лезвия, но принюхалась… Горьковатый запах. — Он смазал меч ядом для меня? — нахмурилась Блодвин. — Что это? К ее изумлению, Сол выхватил меч и коснулся языком его поверхности. Блодин видела, как заостренные зубы чуть не сомкнулись на стали, звякнули, легко прикасаясь. Алый, чуть заостренный язык скользнул по поверхности клинка с осторожностью, как будто Сол целовал какую-то чувственную леди, а не лобызал меч. — М-м, язык вяжет. Аконит, — решил Сол, отняв меч и посмотревшись в него, как в зеркало. — Таким когда-то убивали волков. И нежить. Впрочем, с обычным человеком это тоже помогло бы. И он определенно примешал что-то еще… Колдовство, которое делает яд крепче. Блодвин кинула на него опасливый взгляд из-под ресниц, но Сол только расхохотался. Такая мелочь не могла убить демона — вот что он пытался сказать. — Но это нечестно, — сказала Блодвин. — Зато он может всегда победить. Я предпочел бы, чтобы мои враги точно умирали, — оскалился Сол. Допросить Моргольта не вышло бы, поэтому Блодвин с сожалением отошла от него и села на кровать. Теперь они с демоном поменялись местами; Сол расхаживал по покоям широкими, какими-то птичьими шагами, и у Блодвин начинала кружиться голова, когда она наблюдала за ним. Блодвин комкала платье на коленях. Неизвестно, зачем Моргольт забрался в ее покои: может быть, хотел добраться до сундука, а может… она кинула долгий взгляд на клинок, прислоненный к сундуку. Теперь Блодвин не казалось случайностью, что рыцарь леди Исельт впервые заговорил с ней именно о колдовском мече. Но он не походил на вора. — Это же очевидно, детка! — хмыкнул Сол. — Он хотел убить меня. Блодвин изумленно посмотрела на него… Да, яд — это не случайность. Человека можно было зарезать, отрезать ему голову. Даже если Моргольт собирался убить принцессу, ни к чему было себя так утруждать. Она никакой не воин, справиться с ней легко. А вот если он собирался напасть на демона, то использовал яд, который, по поверьям, лишал темные силы могущества. К счастью, это все оказалось глупыми и бесполезными народными поверьями. — Но тогда… они знают, — сказала Блодвин. — Мы старались быть осторожны. Она помнила, как они с Солом разыгрывали то, как принцесса нашла птицу с перебитой лапой у себя на окне. Сонный днем, беспомощный филин жалобно ухал, и тетка позволила оставить его, чтобы о нем позаботиться. Что бы ни говорили о Мерерид и что бы Блодвин о ней ни думала, тетка любила животных, прикармливала пришлую кошку во дворе и с удовольствием слушала пение птиц. Потому многие считали, что филин — это подарок Блодвин от тетушки, и ее это полностью устраивало. — Эта воронья шлюха с утра… она меня видела, — неохотно сказал Сол. — Не просто видела — знала. Следила за мной на крыше. — Но это значит, что Моргольт и Исельт подчиняются Служителям, — сказала Блодвин. На самом деле она всегда это подозревала — ее об этом почти что предупредили, когда Воронья Матерь вручила ей письмо. Их не пускали во дворец, не позволяли присутствовать на заседаниях совета, но у них были способы туда дотянуться. А кто еще мог рассказывать им обо всем, что происходит во дворце? Слуги? Рыцари? Не потому ли у ее дверей не стоял стражник? — Исельт сказала ему, когда я буду на совете, и они поняли, что я не возьму туда тебя, — размышляла Блодвин. Таскать на плече птицу во время обсуждения государственных дел и впрямь было бы… странно, даже для нее, немного дикой принцессы-затворницы. По крайней мере, Блодвин убедилась, что Моргольт — обычный человек, а не демон Исельт. Это знание немного успокаивало, словно делало ее врагов всего лишь людьми, в то время как на ее стороне играл последний из сидов. — Я могу унести его куда-нибудь подальше. Оболью вином, чтобы все решили, что он напился, — предложил Сол. У него было время обдумать эту затею, пока Блодвин спешила в свои покои — теперь она порадовалась, что демону не пришло в голову съесть рыцаря, чтобы уничтожить все следы. — Но Моргольт и Исельт будут знать правду, — нахмурилась Блодвин. — Ненадолго мы их собьем с толку, а о Моргольте будут ходить всякие непотребные слухи… Сама понимаешь, низкая кровь — неудивительно, что его находят на конюшне пьяным вдрызг, — успокоил Сол, опасно улыбнувшись. Снова коснувшись лба Моргольта, Блодвин даже сочувственно вздохнула. Несмотря на то, что Моргольт хотел убить ее ближайшего друга и союзника, она помнила его доброту и то, с какой бережностью Моргольт передавал Исельт книжицу со стихами. Возможно, этот человек искренне верил, что аконитом уничтожит зло.