сборник драбблов по ванпису

Не отбечено, не отредачено сначала прям набросок потом чуть получше да мне пиздец влом и кринжово свое перечитывать так что прям так и выложу похуй Макино убиралась в пустом баре ,зашёл Бекман Она у барной стойки что-то там убирала он подошёл ближе задрал ей юбку оглаживает ягодицы, целует шею, вторая рука тянет край кофты вниз, груди вываливаются Белье стягивают вниз, он щупает промежность огромными пальцами, ощущая как быстро там становится влажно и склизко. Пальцы спускаются к клитору, натирая тот, пока большой палец едва едва проникает внутрь. Макино роняет тряпку, дёргается и охает, возит руками по барной стойке, его ноги дрожат от каждого движения по клитору. Затем сразу три пальца толкаются внутрь, приятно наполняя и растягивая. Сгибаются. Движение руки тут же из массажного становится резким и быстрым, грубым на грани, подушечки пальцев давят и ударяют куда-то там, что тело становится то слабым, то напряжённым и твердым. Макино сжимается вокруг пальцев, все хлюпает. Она чуть приподнимается на руках, и вторая рука, тоже влажная от ласк, сжимает ее грудь, щипает, тщательно трёт и давит сосок. Макино кончает, обмякая, тяжело дыша, пропахшая свежим потом, а на ней от работы весь день был ещё и старый, и вчерашний... Но, кажется, Бекмана, как обычного пирата, вопрос чистоты едва ли волнует. Он с особым удовольствием трётся носом о шею, лижет и вдыхает, и сам тяжело дышит, пока запах чужого пота застывает в ноздрях, вызывая голод не в желудке, но ниже. Бекман возится позади Макино. Он расстёгивает брюки, вываливает тяжёлый член под собственный выдох облегчения. Его руки расправляются с застёжками на юбке, та падает на пол. - Не думаю, что оно тебе сейчас нужно, - негромко и низко, впервые за позднее посещение бара, говорит Бекман, и у Макино сводит бедра и бегут мурашки. Его тепло, тяжесть, и сила рук, поддерживающие дрожащее тело пропадают. Позади скрипит один из стульев. Макино приподнимается, оборачивается будто бы заторможенно. Платок с ее волос упал. Она течет, внутри обидно пусто. Поднимется с барной стойки, поворачивается передом, неловко, пока ноги с трудом слушаются. Юбки, привычно накрывшей ноги, нет. И так непривычно прохладно, спущенное белье впивается в бедра. Бекману, кажется, нравится наблюдать, как ослабевшая из-за него женщина едва соображает и пытается понять, что делать. Он подсказывает, хлопая по бедру. Его член стоит, блестит от какого-то отражающегося голубого света в темноте. Рука лениво гладит по всей длине, и у Макино набирается слюна во рту. Она мелкими шажками подходит ближе, ее уже саму разворачивают спиной, сажают, как надо, как тряпичную куклу. Ее стопы в сапогах опираются чужие бедра, белье натягивается. Бекман просто берет неубранный нож со стола. Холод впивается в кожу, а затем подрезанные трусы просто беспомощно повисли на второй ноге. - Так лучше, - мурчит где-то позади мужчина, и Макино тянет лишь, мыча, согласится. Хотя обычно она куда более критично относится к порче одежды. Она сидит, широко раздвинув ноги. Одна крупная рука скользит по животу, к кудрям на лобке, пальцы раздвигают губы, и средний давит на влажный клитор. Вторая рука скользит под бедром, чтоб толкнуться пальцем внутрь. Двумя. А затем один выскальзывает, и пока Макино беспамятно трясется оттого, как быстро и грубо натирают ей клитор, гладят губы, второй влажный палец скользит ниже, толкаясь в сморщенную кожу задницы. Вновь грубовато, уверенно. Она чуть ли не вскакивает в руках от неожиданности. В голове возникает дурацкий вопрос: "А так можно?". Но палец, тем временем, опережая ее мысли, толкается глубже, и хочется, чтобы можно, нет, ощущается так, что нужно. И будто бы лучше, чем все до этого. Ярко и резко. Оба пальца двигаются внутри, прижимаются к друг дружке через стенку, а затем покидают нутро. Бекману не стоит труда поднять вес Макино одной рукой, член упирается в губы вульвы, крупная широкая головка любовно трётся о нее. Бекман шумно дышит, мычит. Макино опускают, член вжимается в отверстие влагалища, слишком большой. Она шумно дышит тоже, это "слишком" ощущается так волнительно и приятно. И все глубже, глубже, больше, распирая изнутри до предела. Она опускается до конца, ее собственный вес давит сверху. Хнычет. Макино не замечает, как она оказывается на столе, вновь лицом вниз. И ощущает движение внутри. Тяжёлое, резкое, ударяющее по нервам. Одна рука вновь хватает под грудь, щупая, вторая где-то на пояснице, скользит влажным пальцем в задницу, пока член вбивается внутрь. Стол под телами шатается. Макино сжимается. Что-то остро щекочет внутри, давит, как если сильно захотеть в туалет. Становится стыдно, тревожно, но тревоги отпускаются быстро с уверенными толчками, ласками, пальцами во рту. Между ног будто бы щипит, течет жидкость, обливает и Бекмана, и ноги Макино. Она беспомощно мычит. Бекман замер. Ему противно? Что это такое вообще? Она обмочила себя? Но было так хорошо... Однако. Однако. Толчки возобновляются, становятся резче. Макино не кончит, но ей хочется кричать и мычать. Грубее. А затем - жар внутри. И что-то вновь течет и течет по губам, волосам и бёдрам. - Я помогу убраться, - мягко шепчет Бекман. Становится пусто внутри. Но ненадолго. Пальцы проходятся внутри чувствительной вульвы. Опять это ощущение, что надо в туалет, но уретра лишь просто... Ощущается сильнее обычного. Теперь два пальца толкаются в задницу. Макино вздрагивает, дышит, жмурится. Потом три. Она все дёргается, сжимается, возит руками по поверхности стола, который ей придется протереть ещё раз после себя. Лицо холодит от слез и слюны. Обе руки раздвигают ягодицы. Гладят. Шлёпают. Макино, не ожидая, вздрагивает и ничтожно пищит. Поднимется красная, оборачивается на Бекмана, который мягко и хитро улыбается. - Прости, ты тут такая круглая и мягкая, я не смог сдержаться. Впрочем, любое смущенное возмущенние было забыто, стоило члену толкнуться внутрь. Макино бесстыдно ахает. Дрожит. Чуть-чуть больно. Бекман будто это сам чувствует, замирает. Рука тянется вниз, принимаясь наглаживать вульву, клитор, давая отвлечься, превращая непривычное наполнение в что-то... Дополняющее. Нужное. Макино дышит, скулит, вздрагивает и сжимается. - Так лучше?... - Ага... Тело привыкает, становится проще, приятнее. Но все куда нежнее и медленнее, чем до этого. Бекман будто больше любуется, как кольцо мышц обнимает его член, на округлые ягодицы, на изгиб от бедер к талии, выгнутую напряжённую спину. Капли пота на коже. Запах, застывший в помещении. Он почти выходит, двигает рукой по члену - торопливо и быстро, вновь срывается в шумное дыхание и дрожь. Макино вновь ощущает, как ее наполняют, но не глубоко, а почти у входа. Что, член, выходя, тянет за собой нитку спермы, и та продолжает вытекать, щекоча кожу. По ягодице вновь шлёпают, но на этот раз у Макино нет сил на возмущение, она просто мычит, зная, что ближайшие минуты ей двигаться будет ну очень тяжело.