***
— тоджи! у шиу внутри что-то взрывается в натяжении, напряжении и усталости. он тянет за укороченный рукав в секунде от того, как в тоджи мог вьебаться мотоциклист. и ведь это всегда как гулять с ребёнком или слепой и глухой собакой, но, в конце-концов, шиу сам пригласил его выпить. так иногда случается, если берешься за что-то от нехуй делать — приходиться следить за кучей говна, чтоб обошлось без последствий. куча говна даже не говорит «спасибо». — бля, ненавижу шиндзюку. — тоджи говорит это с нежностью в голосе и блестит глазами. подонок растрогался, надо же. — ничего никогда в этой мусорке не меняется. — надеюсь тот рестик тоже не поменялся с прошлого месяца, было бы неплохо. — ты там просто залип на бабу-барменшу с большими сиськами, еда говнище. — кое-кто ел и не жаловался. — халява. — ага, — шиу щурит глаза на тоджи, тот как обычно в спортивных штанах и футболке с какого-то рынка, на ногах у него его единственные кроссовки, которые стоят зато дохуя, тоджи нравится элемент затасканной роскоши на себе, тоджи такое любит, рябистые выебоны под слоем грязи, все как обычно. и в этом тоджи похож на шиндзюку.***
в наказание за спасение падших душ, шиу засадили писать рапорты на всю ночь, и это было отстойно. он думал, наверное это зря. наверное не стоило променивать шесть часов своего и так беспокойного сна на спасение утопающих, которые по выходу из больницы будут рады утопить себя ещё раз в наебе своих барыг и клиентов и в летальных безнадежных драках с этими же персонажами. шиу ненавидел геройствовать — он чувствовал себя дешево, как актёр в бесконечной ментовской драме. он уже привык, что верхом его должностных обязанностей было патрулирование и засаживание алкашей в отрезвитель, так что когда случалось что-то /подобное/, то его мягкосердечность его бесила. продлил едва ли совершеннолетнему пидорасу жизнь на неделю или на две — заебись поступок, возьми с полки пирожок. было бы, сука, кого спасать. к нему заходили коллеги, и в качестве издевки звали отметить в баре пятницу. чтобы они не кичились свободой и дальше, шиу вспомнил оскал уебка из подворотни и смимикрировал под него, говоря, что занят. на удивление, это сработало.***
барменши с большими сиськами нет и не будет — по слухам за пять секунд тоджи разведывает для шиу, что кто-то оказался проворнее него и барышня в декрете. шиу кривится и его доморощенные усишки ползут вверх вместе с приподнятым уголком ротешника. почему-то у тоджи хорошее настроение.***
— дядь, а у тебя пиздючата водятся? шиу не верил ни в судьбу, ни в карму, заочно числился синтоистом, просто ради праздников с бербекю, но прямо сейчас тупо лупал глазами в стенку и принимал дрожащими пальцами сигарету из ладони уличного ублюдка, думая, кто вообще придумал отрезать пальцы у перчаток, в чем смысл, если ты не катаешься на мотоцикле, к примеру? шиу было легко отвлечь в подвешенном состоянии. он не верил в судьбу, тупо лупал глазами в стену и принимал сигарету из ладони уличного ублюдка, которого спас недавно. — формулируй мысли нормально уже, сопля. — это ты повежливее, дядь, будь. я же не лыком шит. — тоджи светит сколами на зубе, когда лыбится и тянет из мятой пачки полускуренные бычки. шиу трясет пепел себе на брюки и почему-то горло дерет от дыма, будто ему двенадцать. — сформулирую, дядь, приемлимо. дети есть у тебя малые, или ты не бык осеменитель? шиу не был уверен в том, что эта «формулировка» была «приемлима», но, без иллюзий, ему было по барабану. он выдохнул что-то вязкое из своих легких и прошептал, что — нет. — странно. не ебешь, не видишь во мне чето похожее на своих несуществующих пиздюков, но все равно жопу мне подтираешь знатно. — в тебе трахать нечего, — шиу смеряет взглядом низкое худое тело в куртке на рыбьем меху. на лице засаленная челка, волосы по плечи, очевидно загноившийся пирсинг на разбитых опухших губах, джинсы узкие и в грязи. пацан косил на всех шлюх ночного токио одновременно, но выглядел как косплей на хеллоин. бескостное переломанное уебище косит под смазливую мордашку смеха ради да еще ради пары копеечек. — да и про пиздюков ты загнул. тебе по паспортным данным можно уже в алкомаркете за кассой стоять. — я в наркомаркете за кассой стоял. это попизже будет. — попизже было бы, если взрослый лоб не страдал хуйней, а нашел нормальную работу. — сказал мне /мент/. что ж, это была довольно смешная шутка. шиу опустился на корточки, у него в голове кружилось что-то, как вертолеты при опьянении, но с мигалками почему-то. сирены выли ему на уши и только поэтому шиу пошел ко дну. — я уже не мент, можешь не беспокоиться. — не, это как раз таки повод побеспокоиться, — мелкий уебок опустился с ним на один уровень и аккуратно забрал окурок из его пальцев, заметив тупое тление и то, что шиу не подносит его к губам. — у меня теперь крыши не будет, дядь. — отличный повод бросить эту херню. — дядя, ты обкурился — тоджи смеялся себе в ладонь мокрым, простуженным смехом и его пальцы горели таким же красным, как и его щеки. оставь его на улице, и он умрет от простуды быстрей, чем от шальной пули, передоза и сифилиса. неприспособленное к жизни чмо. — бля, ну и в чем смысл бросать эту херню и жить нормальной жизнью, если я в ней не накурю мента? с крошки в табаке унесло, и кто из нас еще чмошница? шиу видел крупные желтые зубы в оскале и желтые фонари в конце этого переулка. он вдохнул воздух и пахло немытым телом, каким-то немым отчаяньем, какой-то тупой херней, от которой хочется оттереться, но невозможно. и, честно говоря, шиу нуждался в нормальной жизни не меньше уличной потаскухи.***
им приносят подернутый пленкой суп с расбухшей лапшой и шиу понимает, что да. это были всё чары сисек и хвалить это место не за что. окончательно его сердце бьет на кусочки корейское барбекю — сырое мясо порезано жирными лоскутами и кажется, что маринадом в пиалке кто-то пользовался до них. тоджи, как всегда, это не останавливает, и все свои порции шиу протягивает ему, угощаясь только глотками водки на гудящий пустой желудок. в любой хуйне, которую он сотворит по пьяне, будет виновато это непригодное для жрачки барбекю, которое тоджи уплетает за обе щеки. а когда мясной сок так мерзко стекает по чужому подбородку и шее, и тоджи в этой своей футболочке с короткими рукавами, с мышцами под загорелой по локоть кожей, как у дальнобойщика, то шиу очень уж в настроении творить хуйню по пьяне. шиу толкает тоджи под столом ботинком по штанине. — налей мне соджу. — начинается, — говорит тоджи с набитым ртом и проглатывает ком жрачки, чтоб не подавиться от препираний. но передумывает беситься. — ладно уж. нужно чтить стариков, если они угощают. — что, только в этом случае? — даже не грызешься со мной за возраст? — так ты же меня похвалил. чего плохого в том, чтоб быть в расцвете сил? я еще и выгляжу замечательно. — ууу, все, дедушка, тебе больше не наливаю, — тоджи шутливо накрывает стопку ладонью. его глаза округляются, когда шиу неожиданно сильно и больно сжимает его запястье почти до хруста, а к шее липнут чужие слова и дыхание. — тоджи, а тебе нравилось когда дедушка драл тебя как течного на парковке на капоте чужой машины и ты оступался о собственные спущенные штаны и заглатывал мои пальцы хлеще чем это хрючево, — шиу чувствует, как дрожит чужая рука у него в ладони. шиу чувствует себя нахуй восхитительно. — мне кажется тебе нравится проводить время с дедушкой, тоджи, ты мне всегда пачкаешь все своими слюнями, спасибо хоть боишься испачкать меня кончой, помнишь тот раз когда ты это сделал тоджи, а помнишь как долго и больно у тебя сросталась после этого рука? — мне не нравится, что дедушка перепил. — оттаяв, тоджи пытается отодрать чужую руку от своей, будто не желая выслушивать, как драли его самого, словно тупую сучку. хуевый цирк. с шиу давно не прокатывают дешевые выебоны тупого выблядка. — какого хуя ты так со мной нажираешься постоянно. настолько уверен, что я тебя буду тащить будто девку домой, а не оставлю карманникам на растерзание? — оо, тоджи, тоджи, мой славный песик, — конг расплывается в самой долбоебистической лыбе в мире, он сам не смог бы поспорить с этим, потому что вены тоджи все еще отдаются пульсацией прямиком в линию его жизни, тоджи не может убрать ладонь и сидит в отчаянии, не подавая виду, как он привык давно. шиу подпирает подбородок второй ладонью и смотрит замыленно, и все размывается кроме тоджи, и это такие странные вертолеты. — ты не сможешь меня оставить ни в коем случае. — схуяли, дядь? — я просто это знаю. как и ты.***
сказать по правде — они вновь и вновь пересекаются не случайно. не то, чтобы шиу ушел из мусорской профессии со скандалом, и не то, чтобы он имел хуевую репутацию — просто отношения с коллегами у него были подпорченны некоторыми спорами и некоторыми недомолвками — так или иначе, абсолютно никого не должно ебать по каким причинам, но в свои сорок с хуем лет конг оказывается выброшенным на произвол судьбы и можно сказать на улицу, с ощущением то ли студенческой, то ли нелегальской незаполненности в желудке и добрыми утрами по капсульным отелям, шаражкиным конторам и лицом в стойку бара практически перманенто. он ходит на собеседования четыре раза в неделю, пьет шесть и ищет новое жилье семь. он скучает по своей сьемной берлоге в накано, чуть чаще скучает по квартире там же, которую жена отжала после развода и продала восемь лет назад — там была охуенная лоджия с его креслом, кофейным столиком, литровой чашкой и сигаретами, и иногда жопой жены в кружевных трусах на его коленках — она стреляла его сижки и на поверку оказалась абсолютно отбитой мандой. и шиу не о чем жалеть, ведь вся его жизнь — последствия его выборов. шиу не жалеет, когда его бухущий в говно грязный рот увлажняет вечно разбитые и припухшие губы тоджи в хуевейшей меблерашке четыре на четыре, с тумбочкой, кроватью и холодильником. они сталкивались вновь и вновь, волей случая оказываясь в одних и те же точках на карте их личного дна и персонального ада. конг покупал ему выпить и словесно обливал его помоями, а тоджи отвечал «дядя, я никогда не пью» и пудрил носик амфом, чтоб выстоять ночь, зарабатывая на него же, замкнутый круг шлюхи и наркоманки, и шиу влекло то, каким щенок стал совсем уж опустившимся и жалким, то ли полумертвым, то ли полуживым, но точно настоящим — горячим, судорожным, пульсирующим, под его телом, под наркотой, под беспросветной пиздой, которая накрыла их обе жизни, и теперь они лизались то у плесневелых стен, то на гнилом матрасе, и почему-то им это нравилось. у тоджи были глубоко запавшие глаза, острые скулы и перманентный насморк, у шиу — завалявшаяся жалкая пятернашка, которую было не стремно спустить разве что на такую блядь. у тоджи была серо-белая кожа, капли спермы на животе, придавленный скулеж когда кончает, белая маечка харли дэвидсон, которой он вытирался между заходами, и очень интересные коментарии, типа «дядь, ты реально бык», типа «ты меня заебал уже во всех смыслах, хватит кончать как резанный», и, по-честному, конг кайфовал по-черному, по-ублюдскому, ему было охуительно смешно, ему было охуительно прикольно заламывать эту блядь, чтоб она вжималась в подушку ротиком и давила глухие стоны, шиу нравилось дергать его за волосы, чтоб он приподнялся и наконец-то подал свой голос, как послушная маленькая собачка, шиу нравились эти часы, похожие на ублюдошное позорище, вакханалию перед концом света, когда себе можно позволить все, ведь стыдно уже не будет. и стыдно не было.***
было смешно до обморока — полночи выебываться на тоджи, чтобы в конце-концов оказаться заломанным им у наружной стены этого сраного барчика. тут все ссут и ебут своих телок, и конечно тоджи не избирательный и не очень-то креативный в таких делах — поссав, он отряхнул свой член и заставил бухого в говнину шиу, уже стоящего на коленках от вертолётов, его вылизывать. потом помог подняться «дядюшке», потянув его за рубашку, вжал личиком в стену и начал тереться ему об ноги, одну руку используя, то чтобы горло держать под локтем, то чтобы прижимать руки шиу к спине в захвате, а вторую, чтоб издеваться над членом шиу, по большей части, просто дроча его так, чтоб это не приносило никакого абсолютно облегчения. — ну, чего? — тоджи кладет подбородок на вымокшее плечо, дует на ухо смешливо, прыская от того, как шиу пробивает мелкая, частая дрожь. — подумай о той пизде с сиськами, которую ты приперся сегодня трахать. уверен, она глубоко берет, бля, а как бы она дрочила тебе между дойками, это пиздец, папаша, тебе бы крышу наглухо сорвало, ты бы ей денег дал даж, а не ток на клык. на ротан. как тебе больше нравится? больше всего шиу нравится не вспоминать о том, где он нашел этого ебанутого, и почему дает ему сейчас ебать себя между бедер и тереться об зад и ноги. он предпочитает не представлять себе эту картину со стороны, но когда всё-таки представляет, то, несмотря на убогую, на отьебись дрочку тоджи, кончает ему в ладонь, и бессильно рычит на выдохе, когда его кончу вытирают об его же рубашку, а через пару бесконечных минут насмешек и издевательств в плечо шиу, тоджи кончает следом, прямо ему между ног, и это ощущается абсолютно катастрофически. это ощущается правильно, привычно и /хорошо/, что пугает больше всего на свете. и шиу лениво пинает мысль о том, что нет, только не это, когда тоджи вновь улыбается и выдыхает — дядь, — и притягивает его, сползшего, отупевшего, за затылок, к себе поближе, и шиу чувствует его горячечное дыхание у себя на коже. — сука, фу, я ненавижу это, особенно когда у тебя рот на вкус как хер. — да пошел ты нахуй. — шиу закатывает глаза, пытается застегнуть ремень и подняться, игнорируя липкое пятно, стекающее уже ему до коленки, но тоджи махом впечатывает его обратно, прямо перед собой. — но тебе же нравится, — и нужно, конечно, спорить, но не получится. тоджи дарит ему абсолютно пидорский мокрый и слюнявый поцелуйчик, отбирающий все дыхание, и да, всё-таки, самое страшное, что можно только подумать, что шиу сейчас, бухой, трахнутый, в шиндзюку, после худшего барбекю в компании этой шлюхи, абсолютно, ебейше /счастлив/.