🦚🦉🦚 Предисловие 🦚🦉🦚
Таймлайн
Сюэ Чжэнъюну — 17 лет/ Цзян Си и Ван Чуцину — 18 лет
Настоящее время
(Дополнительные пояснения здесь будут всегда, чтобы вы не заблудились в трех соснах)
Дата: 22 сентября
(🦚 день рождения одной небезызвестной нам Девы с павлиньим хвостом {нам восемнадцать годиков}🦚 )
Время: 06:10 am
Тепло…
Тепло, которое Цзян Си ощущает каждой клеточкой тела снаружи…
И которое струится изнутри…
Будто бы набегающими снова и снова пенящимися волнами омывает кости, мышцы, органы…
Тепло…
Нет…
Жарко даже…
Его губы…
Его губы горячие…
Горячие и сухие…
Сухие, скорее всего, из-за смазанной в уголках жемчужно-розовой помады.
Сухие и слегка потрескавшиеся, будто обветренные.
И поначалу целоваться с ним... Странно…
Но лишь в первую пару секунд…
В первую пару секунд, когда кажется, что собственные губы опаляет открытым огнем.
Когда кажется… и даже хочется отстраниться, но…
Потом…
Потом уже просто невозможно остановиться…
Холодно. И почему-то светло... Светло так, будто Цзян Си перед тем, как лечь спать, забыл задернуть шторы. Глаза не хотят открываться, не слушаются мозговых импульсов, приказывающих им распахнуться. Не хотят открываться, потому что стоит векам дрогнуть, как яркие солнечные лучи впиваются в зрачки, подобно тонким косметическим иглам — в кожу. Проходят секунды. Минуты… Он привыкает. Привыкает к тому, что чувствует порывы ветра. Привыкает к тому, что слышит крики птиц. Привыкает к растекающейся все больше тяжести в мышцах собственного недвижимого тела. Он привыкает, потому что больше ничего и не остается в сложившейся ситуации. Он привыкает и наконец, когда глаза перестают слезиться от солнечного света, приоткрывает их.Он привыкает…
Привыкает к тому, что приятно…
Привыкает…
Привыкает к тому, что не чувствует отвращения…
Приоткрывает глаза и в первую секунду не может понять, почему видит перед собой голубое раскинувшееся над головой небо… Видит небо, а не привычный белый, лишенный каких бы то ни было других цветовых решений потолок спальни. Своей спальни. Своей спальни в арендованных рядом с университетом апартаментах. Где тепло, удобно и нет этой странной мерной качки, которая не успокаивает, как наверное планировалось, а лишь приближает желание отдать обратно в мир все выпитое накануне. Выпитое… Съеденное… Душу… Отдать все, лишь бы облегчить жуткие ощущения от медленно подбирающихся, неумолимо скручивающих внутренности Цзян Си щупалец похмелья. Кстати о щупальцах… Свои собственные руки альфе сейчас ими и кажутся. Липкими. Сделанными будто из желе. Одна совсем не слушающаяся, будто бы и не принадлежащая ему, вторая… Вторая, приходящая в движение через силу. Не способная что-либо удержать... Не способная что-либо удержать, а вот прочувствовать — очень даже. Прочувствовать плотную ткань распущенного, чтобы можно было дышать, но все еще остающегося на груди изумрудного корсета. Корсета, который…— Оставь…
— Шутишь? Хочешь, чтобы я окончательно задохнулся? Или ты специально? Это какой-то необычный способ убийства?
— Было бы интересно, но нет. Ты мне еще нужен живым. Просто… Красота же требует жертв, правда? Оставь, тебе очень идет. Мне нравится.
— Сомнительный комплимент. Ты вообще?.. Ты вообще по альфам? Или как это говорят…
— Своевременный вопрос. Но, к несчастью, да.
Щелчок. Триггер. Незначительная деталь головоломки… И все встает на свои места. Встает одномоментно. Секунда — и события прошлого вечера снежной лавиной сходят, заполняя всю черепную коробку толстым слоем колкого льда воспоминаний. Воспоминаний, которые, как разбросанные по полу кусочки пазла, не собираются в одну четкую картину, а лишь путают, сбивают. Воспоминаний, которые пока еще невозможно разложить в сознании по четкой хронологии. Воспоминаний, как и при каких обстоятельствах они оказались на открытой палубе этой пришвартованной к берегу гостевой яхты… Воспоминаний вспыхивающих, бьющих наотмашь и гаснущих, сменяясь новыми… Новыми, от которых хочется скрыться. Закрыть лицо и спрятаться. А лучше сразу вниз в пену волн Восточно-Китайского моря, чтобы наверняка... Чтобы сразу и от всех проблем…— Какой же ты стремный, пипец… А можно не подкрадываться со спины? Так и заикой остаться недолго…
— Если боишься, чего же так поздно ночью решил прогуляться в гордом одиночестве? Как же маньяки, убийцы, насильники?..
— Делать им больше нечего, как по курилкам студентов караулить.
— Может, и так. В любом случае тебе очень повезло встретить меня. Я ведь сделаю все быстро и безболезненно.
— Оу, ты про убийство? А то я уж вообразил разочарованные лица твоих воздыхателей.
Смех.
Чистый.
Заливистый.
Заразительный.
Нетрезвый.
— Чего ты угораешь?
— Прости. Не мог удержаться. Я каждый раз представляю, как же долго ты перед зеркалом тренировался делать это надменное лицо.
— Поверь, это природный дар.
— В тебе нет и капли природного. Напускное, разве что. Искусственное.
— Обычно в людях по пьяни просыпаются психологи, а в тебе еще и физиогномист с профайлером на пару?
— Во мне они и не засыпают. Единственное, чему меня научил мой биологический папенька, так это одному занимательному правилу: нет ничего страшнее трех вещей: войн, неволи и альф, которые знают, что общепризнанно красивы.
— Как же хорошо, что я — цитата: «стремный, что пипец».
— Ты, оказывается, еще и умеешь по-человечески разговаривать. Не оскорбляя через каждое слово. Или это тоже все — волшебство алкоголя?
— А ты умеешь делать нормальные прически? Или видеть их — честь только для избранных?
— Один-один. Слушай, я хоть и пьян, но не настолько, чтобы купиться на все это.
— А сколько тебе нужно выпить?
— Напоить меня решил?
— Кто знает. Может быть, мне необходим срочный сеанс психологии, физиогномики и профайлинга в одном флаконе. И тут я по чистой случайности встретил тебя. Какая удача, правда?
— По чистой ли?
— Есть сомнения?
На наручных часах — раннее утро. На ногтях — алый лак. А на плече второй неподвижной, налившейся болезненной тяжестью конечности — чужая голова. Чужая растрепанная… Голова человека, которого Цзян Си опознает в ту же секунду… Вернее… Опознал еще до того, как увидел, только значения не придал… Опознал по странно притягательному аромату, состоящему из доминирующих ноток ванили, постепенно смешивающихся с запахом дымно-пряных табачных листьев.— Почему?.. Почему ты так вкусно пахнешь? Почему?..
Опознал Ван Чуцина и теперь, направив на омегу расфокусированный взгляд, понимает… Понимает, почему ему самому все это время было так холодно… Понимает, ведь у него забрали плед. Забрали и укутались в него, как в мягкий теплый кокон. Вдруг… Ван Чуцин морщится. Морщится, будто бы вот-вот собирается проснуться. Собирается проснуться, но даже в полудреме уже испытывает дискомфорт. Испытывает дискомфорт, потому что не один альфа вчера влил в себя лишнего… Не один альфа вчера перешел черту… Это получается как-то импульсивно даже. Это получается несвойственно нежно… Цзян Си протягивает все еще свободную руку. Протягивает руку и ласково, почти невесомо подушечками пальцев касается холодной кожи щеки омеги. Холодной кожи щеки с длинными темными разводами от осыпавшихся теней и потекшей туши. — Поспи еще немного. Рано. Поспи. Как касается, так и отдергивает. Отдергивает, потому что пугается столь неестественно сильного прилива собственных чувств. Отдергивает… Сжимает в кулак пальцы, все еще сохраняющие на подушечках ощущение колкой прохлады, какое бывает после того, как дотронешься до кубика льда. Сжимает инстинктивно… Сжимает и разжимает… Сжимает, разжимает, стараясь будто бы стереть фантомные отголоски прикосновения о холм Венеры. А Ван Чуцин… Ван Чуцин лишь кивает в ответ. Безмятежно… Кивает, и непонятно, делает ли он это, потому что действительно концентрируется на сказанном, или потому что просто хочет побыстрее избавиться от звуков чужого голоса… В любом случае… Он слушается… Успокаивается. Затихает. Дышит глубоко, ровно. Хорошо… Ладно… Со всем произошедшим можно будет разобраться позже… Позже, когда они оба придут в себя… Когда мир вокруг перестанет раскачиваться из стороны в сторону, напоминая перманентную пытку… Позже… Позже, а сейчас можно еще немного отдохнуть. Отдохнуть, обмозговать дальнейшие действия. Цзян Си смежает веки, вслушиваясь в крики чаек в отдалении. Смежает веки и даже не думает о том, чтобы заснуть… Не думает, но организм решает иначе… Решает иначе, и Цзян Си не в силах противиться…Он смотрит в раскинувшееся над головой звездное небо…
Смотрит…
Выравнивает дыхание…
Старается унять бьющееся где-то под ребрами и отдающееся в висках сердце…
Слышит приглушенное доносящееся из открытых дверей зала:
“…Put it on
Please don't question why
Can you believe
Something so simple
Something so trivial
Makes me a happy man…”
(«Blue dress» - Depeche Mode)
Вслушивается…
Говорит невпопад.
Говорит то, в чем на трезвую голову никогда бы не признался.
Говорит тихо.
Говорит с крохотной потаенной надеждой здравого смысла, что его не услышат:
— Я хотел пригласить тебя на медленный танец, но ты ушел. Меня отвлекли разговором и…
Но здравый смысл давно их покинул…
Покинул и в ближайшее время, по всей видимости, точно не планирует возвращаться…
— Тсс… — ему мягко накрывают ладонью рот, останавливая. — Ты прям совсем не в себе, да? Битва с алкоголем проиграна окончательно и бесповоротно?
Он соглашается, выдыхая в теплые едва-едва касающиеся его губ пальцы:
— Похоже на то…
— Я думал, ты из тех людей, кто после секса утыкается носом в стенку и критикует партнера за чрезмерно громкое дыхание.
— Пардон, но… я позволю себе поинтересоваться, при каких это обстоятельствах ты вообще думал о том, как я веду себя после секса?
— Ты просто производишь впечатление именно такого человека, вот и все. Мой внутренний профайлер дал осечку. Я рад, что ошибся. И я бы с удовольствием поддержал диалог, но спать я тоже очень хочу. Очень-очень. Алкоголь развязывает тебе язык, а на меня действует лучше любого снотворного…
Не в силах… И… Последнее, что он слышит, — как над головой раздается испуганно-гневное, но тихое из-за не слушающего хриплого, словно с спросонья, голоса: — Какого?!.. Какого Дьявола?! Раздается… Или ему это уже только снится…***
🦋 Дневник памяти Цзян Ечэня 🦋
Дата: 7 сентября
Ответить себе четко на вопрос, зачем он это делает, Цзян Си не в состоянии. Да, в голове то и дело появляются расплывчатые формулировки уровня “Потому что я хочу больше узнать о нем” или “Так я смогу быстрее избавиться от нахлынувшего подобно цунами наваждения”, но… Но все это слишком абстрактно. Несерьезно. Все это выглядит как оправдания. А Цзян Си ненавидит оправдываться… Ненавидит оправдываться, поэтому, когда с самым невозмутимым лицом, на которое только способен, уверенно ставит свою сумку на соседнее место от отвлекающегося от изучения учебника и недоверчиво-презрительно косящегося на него сквозь стекла очков Ван Чуцина, думает, что все правильно. Думает, что все идет по пока еще не намеченному, но точно в будущем сработающему плану. Думает, когда под удивленные взгляды однокурсников опускается на стул и раскладывает на теперь уже вошедшей в его полноправное пользование парте канцелярские принадлежности. Думает… Думает, уверенный на все сто процентов, что все так, как и должно быть. Думает, чувствуя смутно знакомый из детства аромат смешения ноток ванили и табака… Именно так пах любимый папин парфюм… Вот точно так же… Один в один… Аромат, который Цзян Си раньше не ощущал столь остро… Улавливал, но даже не представлял, что он исходит именно от этого омеги… Ну… Хоть вкус на духи у него имеется… Если только аромат не природный, конечно же… Хрен разберешь…***
Дата: 21 сентября
Цзян Си, удерживая в подрагивающих пальцах уже не помнит какой по счету алкогольный шот, думает о том, что если бы его восемнадцать лет назад выписали из роддома с пометкой слабого статуса в свидетельстве о рождении, то он, возможно, и не дожил бы до этого момента. Думает, потому что пару недель назад сдуру дав согласие на эту авантюру, альфа и не представлял, что «примерить на себя образ к ежегодному конкурсу» будет значить. Дав согласие, почти не концентрируясь на том, что ему говорят… И ожидал чего угодно, кроме того, что получил… Конечно, его еще с раннего детства в школе в связи с привлекательной внешностью ставили на слабостатусные роли. Ставили на слабостатусные роли, потому что учителя искренне считали, что лучше уж красивый альфа сыграет омегу, чем… О чем они вообще думали?.. Это же статусная дискриминация в чистом виде… Считать, что внешне привлекательный сильностатусный представитель будет красивее и выигрышнее смотреться на сцене, чем какой-нибудь омега в роли самого же себя… Но тогда он об этом особо и не помышлял… Сказали выступить за дополнительные баллы… Пожалуйста, хоть два раза… Отцу же был безразличен способ попадания сына на первую строчку рейтинговой таблицы, главное результат… А на представления и культурные мероприятия он никогда не заявлялся… Так что… Никаких проблем и не возникало… Да и ничего особенного в образы Цзян Си тогда и не входило. Максимум какой-нибудь синтетический парик да блеск для губ. Сейчас же… Сейчас же Цзян Си, стоя в сдавливающем почти до хруста грудную клетку изумрудном корсете, расшитом черными бархатными узорами, с накрашенными алым лаком ногтями, с полным вечерним макияжем и в длинном натуральном темно-рыжем парике с вплетенными в пряди искусственными веточками и маленькими белыми цветами, думает о том, что где-то конкретно свернул не туда. Свернул не туда, потому что, посмотрев на себя в зеркало после того, как его слабостатусные однокурсники закончили над ним колдовать, понял, что, хотя образ и довольно вульгарный, но ему идет. Реально идет, и он не выглядит нелепо или глупо. И если бы не слишком высокий рост и широта плеч, сошел бы за своего запросто. Сошел бы за актера или танцора из ночного клуба, но точно за своего… Цзян Си думает, что свернул не туда… И даже знает конкретную причину… Конкретную причину, которая сейчас стоит по другую сторону танцпола. По другую сторону танцпола, арендованного в честь ежегодного студенческого “посвята” ресторана элитного яхт-клуба. Арендованного на все выходные… Конкретную причину, которую поначалу, приличия ради, Цзян Си ловил изредка боковым зрением, не выпуская из виду. А после… После энного количества попавшего в кровь алкоголя, плюнул на все нормы и правила и начал прожигать чужую фигуру немигающим взглядом. Благо все вокруг тоже уже навеселе и не замечают этого. Не замечают, занятые либо устройством своей личной жизни, либо поеданием безвкусных, кажущихся пластмассовыми закусок на столах. Закусок, которые Цзян Си сначала тоже попытался распробовать, но быстро поняв, что это не его, переключился на проверенный и беспроигрышный вариант… На алкоголь… Цзян Си думает, что свернул не туда… И даже знает конкретную причину… Конкретную причину, у которой ко всему прочему есть имя. Ван Чуцин. Ван Чуцин, который сегодня будто бы специально решил окончательно изничтожить самообладание Цзян Си. Потому что… Потому что Цзян Си омегу сегодня даже не сразу узнал. Элегантный лавандовый брючный комбинезон с открытой спиной и перекрестным лифом, завязывающимся на шее. Распущенные волосы, струящиеся по открытым плечам нежными локонами. Коктейльный макияж с акцентом на глазах… И вместо привычной квадратной оправы очков — линзы… В общем все, чтобы у Цзян Си не осталось сомнений, что он в ловушке. В ловушке, из которой выбраться будет очень и очень тяжело… Если вообще возможно… Вдруг… Вдруг к Цзян Си обращаются, перекрикивая громкую музыку: — Молодой человек, ваши родители случайно не эльфы, потому что в вашу волшебную страну я бы с большим удовольствием залетел. Это Чэнь Сююань. Чэнь Сююань тоже альфа. Тоже альфа и, как ни странно, тоже с макияжем. Да еще и с дурацкими розовыми крылышками за спиной, хоть в конкурсе, он и не участвовал. Цзян Си хорошо помнит его имя, потому что их часто ставили в пару на физической культуре. Ну и еще потому что имя главного сплетника всея университета у всех на устах. Хочешь что-то узнать или разжиться новостями из личной и не очень жизни кого-нибудь из студентов — найди Чэнь Сююаня, и миссия выполнена, ты великолепен. Цзян Си, снова возвращаясь глазами к Ван Чуцину, тянет: — А я бы на твоем месте так не рисковал, крылья ведь не волосы, больше не отрастут. И я не эльф. Ядовитый плющ. Слыхал про такого? Возвращаясь глазами к Ван Чуцину, который в данный момент ответственно помогает какому-то уже больше часа толкущемуся возле него омеге поправить прическу. — Из комиксов что-то? — прыскает Чэнь Сююань в коктейльный бокал. — Знаем-знаем. А имечко прям тебе под стать. Не думал взять псевдоним? Цзян Ядовитый Плющ — и сразу все понятно. — Взял бы, да занято уже. Авторские права, сам понимаешь. — А это что еще такое? Цзян Си даже не нужно прослеживать траекторию взгляда нежеланного собеседника, чтобы безразлично ответить: — Приз за лучший костюм, созданный совместными усилиями нашей группы. Я, конечно, товарищ свободных взглядов, но, поверь, даже я бы такой инициативы сам не проявил. — Полапать тебя хотели, значит… — скучающе цокает Чэнь Сююань, как человек, познавший жизнь, разгадавший ее сакральный смысл. — Понимаю. Их хлебом не корми, дай красавчика в свои шмотки нарядить да накрасить. Сами эти тематические вечера и конкурсы «оденьтесь как персонаж или представитель другого статуса» придумывают, чтобы потом самих же себя поразвлекать, а нам страдай. Где они такой корсет-то твоего размера нашли, никак в толк не возьму? Как влитой сидит. — Себе присматриваешь на будущее? — за один глоток осушая шот и не закусывая, Цзян Си хрипло продолжает: — Сшили. — Пардон? Сшили? Серьезно? — Ну да, — Цзян Си чувствует, что его постепенно начинает вести вбок и грациозно присаживается на край стола, так удачно оказавшегося за спиной. — Бегали мерки снимали в перерывах между парами. Заняться людям больше нечем было, вот с ума и сходили. Чэнь Сююань следует его примеру, менее наигранно-манерно, но тоже ничего: — Основательно подготовились. Но игра стоила свеч. Час небось над тобой кружили? — Почти два. Красили, что-то в парик вплетали, переделывали потом… По рукам пустили в общем. — Бедняжка. Эх, мне бы твои проблемы. Кстати о них. Завтра тебя поздравлять будут. День рождения все-таки. Предупреждаю, чтобы не описался ядом от счастья.***
Дата: 10 сентября
Проходит три дня их соседства по парте, но особо ничего не меняется. Особо ничего не меняется, кроме разве что показателей уверенности во внутреннем термометре Цзян Си. Показателей уверенности во внутреннем термометре Цзян Си, наполненном ртутью. Ртутью, которая с победных ста процентов медленно, но верно с каждым днем ползет все ниже и ниже. Ползет все ниже и ниже, чем невероятно раздражает. Раздражает, порождая все больше шальных негативных мыслей. Порождая все больше шальных негативных мыслей, не позволяющих сосредоточиться ни на чем другом. В один момент на паре по анатомии он не выдерживает… Не выдерживает… И, прежде чем успевает остановить импульсивный порыв… Стучит двумя пальцами (средним и указательным) по белому разлинованному светло-голубыми полосами типографской краски плотному тетрадному листку конспекта Ван Чуцина. Ван Чуцина, который, в свою очередь, даже не прекращает писать. Не прекращает писать… Но не сразу, через несколько томительных секунд все же показывает быстрым еле заметным кивком головы, что уловил чужое движение для привлечения внимания. Кивком головы, переводящимся на человеческий язык примерно следующим образом: “Говори, что надо, или не отвлекай меня попусту”. Ну что ж, извольте… Цзян Си цедит так тихо, как только может. Цедит, закрывая обращенную к доске сторону лица рукой так, чтобы при всем желании профессор не смог увидеть движений его губ: — Дай мне ручку. Ван Чуцин, наконец отрываясь от записи лекции, бросает вбок быстрый оценивающий взгляд. Вбок на половину парты нежеланного соседа. Бросает и холодно, даже как-то зло шепчет: — У тебя есть. И она, судя по всему, прекрасно пишет. — У меня обычная, — продолжает гнуть свою линию альфа. — А мне нужна цветная. И сначала Цзян Си кажется, что его проигнорируют. Проигнорируют и сделают вид, что их диалога и не было вовсе. Но омега вдруг выуживает из пушистого, напоминающего один большой лазурный помпон пенала ручку с красной пастой внутри. Выуживает и, удерживая на весу на манер зажженной сигареты, интересуется с легкой долей иронии: — А волшебное слово-то будет? — Что-то не припомню, чтобы поступал в университет чародейства и волшебства, — фыркает Цзян Си. — Тебе бы для начала не помешало несколько уроков хороших манер посетить, — звучит в ответ на выдохе, словно раздраженное принятие. — После пары вернешь. Звучит, и ручка с тихим лязгом прокатывается по парте. Прокатывается по парте, останавливаясь лишь ударившись алым пластмассовым колпачком о корешок потрепанного библиотечного учебника, который Цзян Си на досуге пытался безуспешно реанимировать скотчем. Цзян Си, сощуривший глаза и наигранно картинно-елейно протягивающий отнюдь не искреннее: — Спасибо. Протягивающий и, прежде чем решить, что он будет подчеркивать в тетради полученным трофеем, услышавший от вернувшегося к конспектам Ван Чуцина: — Ага, смотри не захлебнись желчью. И как назло… Как назло ручка оказывается в идеальном состоянии. Не изгрызенная. Не измазанная в замазке. Без жутких клейких разводов содранной этикетки. Чистенькая, аккуратненькая, такая, какая и должна быть. Ладно… Не все бывает просто… Это только начало… Проба пера… Нужно думать еще… Нужно подловить его где-то… Не все же может быть у него в полном порядке. Нужно… Обязательно… Разочарование и омерзение — лучшие лекарства от глупого наваждения… Лучшие лекарства, чтобы вытеснить этот не выходящий из головы впечатавшийся в сетчатку глаза образ… Его образ… И Цзян Си просто жизненно необходима хоть одна доза… Необходима, как бьющемуся в героиновой ломке наркоману… Необходима, как гребанный воздух… Необходима как можно скорее… Так за царапающими черепную коробку изнутри размышлениями пролетают все полтора часа пары. Пролетают… А уже в конце, на обеденной перемене… Закончивший собирать свои вещи Ван Чуцин вдруг ни с того ни с сего выдает как бы между прочим: — Приятного аппетита. И можешь уже не возвращать. Не хочу подцепить эгоцентризм первой степени. Выдает и явно довольный собой удаляется. А Цзян Си… Цзян Си сначала не понимает... Не понимает… Не понимает и на секунду от удивления даже перестает жевать пластиковый колпачок… Стоп! Стоп, что? Жевать? Колпачок? Ярко-красного цвета? Ебтель-моптель, он что сейчас?.. Задумался и… Какой позор… Блядские Небеса, да что со мной такое?! Думает, роняя голову на заблаговременно подставленную руку, чтобы со всего размаху не встретиться с деревянным полотном злосчастной парты.***
Дата: 21 сентября (часть 2)
Цзян Си: — Засратую открыточку подсунете? Чэнь Сююань: — Хотели в двенадцать часов остановить вечеринку и на сцену вызвать. В торт тебя макнуть, за уши подергать. На твое лицо посмотреть, короче говоря. Но да, остановились на засратой открыточке. Цзян Си: — Ваше счастье. Желание еще раз увидеть рассвет пересилило слабоумие и отвагу? Чэнь Сююань: — В сухую размазало. Куда смотрим? Блядь, почти нихуя не вижу, надо будет к окулисту забежать. Оу. Понял. Да, мы уже тут успели междусобойчиком обсудить… Он очень даже ничего такой оказывается. Очки снять, волосики накрутить — и прям куколка. Да что уж тут говорить, и с хвостиками под пивко зашел бы чудесно. Несговорчивый, правда… Только тебя записочками любовными забрасывал. Цзян Си: — Все уже в курсе что ли? Чэнь Сююань: — Такие приколы быстро расходятся. Да ленивый только это не обсосал. Помню, мне рассказали, ржал в голос. Это ж надо было додуматься. Если уж ты первым красавцам отказал… Ты кстати уже застолбил себе кого-нибудь? Осчастливить сегодня кого-то планируешь? Цзян Си: — Подробнее. Чэнь Сююань: — Ну, омегу какого-нибудь себе уже присмотрел? Решил с кем будешь коротать эту лунную ночь?
***
Дата: 12 сентября
Сначала… Сначала это мешанина склеенных вместе кадров нарезок интервью. Нарезок интервью, вырванных из контекста. Нарезок интервью абсолютно разных людей. Нарезок интервью под придающую волнующего настроения фортепианную музыку: Омега, 32 года:— …У нас четверо детей, и я самый счастливый омега на свете.
Альфа, 26 лет:
— Мы познакомились в тюрьме... Не самое радужное место, согласитесь. Романтикой там и не пахло…
Альфа, 38 лет:
— …Встретить истинного — как познакомиться с родственной душой. Это самый близкий для меня человек.
Омега, 23 года:
— Вы прибегали к терапии, помогающей купировать истинность? Как оно? Можете кратко охарактеризовать?
— Дорого и очень больно. Больно так, что мне казалось, я умру от шока. Но… Все обошлось. Я жив, боль… Боли больше нет, пока мы не видимся. Когда вот встречаемся (он все же отец моих детей), тогда, конечно, приходится терпеть некоторые неудобства… Но с первой дозой не сравнить… Ту пытку я запомнил даже лучше родов… А схватки и реабилитация после кесарева у меня были ого-го…
Омега, 36 лет:
— …Это просто чудо. Раньше я существовал, а после встречи с ним начал жить по-настоящему.
Альфа, 18 лет:
— Мой истинный покончил с собой полгода назад… Родители были против нашего общения… Они нам не верили… Не верили в истинность… Потому что он тоже был сильного статуса… Он спрыгнул с 17 этажа… Его больше нет…
Альфа, 51 год:
— …Мы вместе уже тридцать лет, и я не представляю никого другого рядом с собой.
Омега, 40 лет:
— …Это проклятье. Это… Если бы я знал… Если бы… Я бы все отдал, чтобы никогда не пережить этого… Сделал бы все, чтобы избежать встречи с ним…
Альфа, 27 лет:
— Любовь и истинность не всегда идут рука об руку. Это часто не одно и то же. Люди должны их разделять. У меня есть истинный, с которым мы самые-самые близкие друзья, и есть любимый человек. Да, невероятно сложно осознать это… Принять… Но… Раз уж так случилось, нужно учиться с этим жить…
И наконец… Наконец на погасшем экране вспыхивают озвучивающиеся проникновенным голосом диктора слова:«Истинность — дефект или высшая форма любви?»
Вспыхивают… Но не проходит и пары секунд, как телевизор жалобно надрывно пищит и выключается. Выключается, потому что Цзян Си с такой силой вдавливает прорезиненную красную кнопку пульта в пластиковый корпус, что раздается хруст. Хруст, сопровождающийся вырывающимися изо рта альфы трехэтажными матами. Трехэтажными матами, процеженными сквозь плотно, почти до скрипа сжатые зубы.
***
Дата: 21 сентября (часть 3)
Цзян Си: — А тут, как для выполнения итоговой семестровой работы, обязательно нужно разбиваться на пары и заранее формировать списки? Ведущий громогласно объявляет в фонящий до ужаса, плохо настроенный микрофон: “Медленный танец. Не стесняйтесь, приглашайте кавалеров и выходите на танцпол”. Чэнь Сююань: — Нет, но… Сильностатусная солидарность, все дела. Нам с тобой сложно поверить, но для кого-то подобные вечера — единственный шанс получить свое. Начинает играть: “Something about the Way You Look Tonight” — Elton John Начинает играть и… Что в пьяную голову только не придет... Цзян Си думает о том, что можно было бы пригласить Ван Чуцина на танец… А вдруг он бы оттоптал альфе все ноги, и к нему бы даже больше не захотелось подходить… Вроде бы логично… Но… Существует опасность и обратного эффекта… Цзян Си: — Почему же? Очень даже верю, в таких костюмах только омег и кадрить. Клевать будут, как на живца, не инач.... Стоп… Стоп-стоп-стоп… А где? Цзян Си же только на секунду отвлекся, поправляя парик… Как он успел… Куда? Чэнь Сююань: — Кстати, если хочешь могу помочь. Упростить задачу, так сказать. От меня некоторые слабостатусики не отлипают, так хотят поближе «пообщаться» с тобой… А, вот… На выход пошел… Ясно… Медляки не наша эстетика, значит… Ну что ж, тоже неплохо… А вот сигареты (судя по зажатой в пальцах упаковке) — очень даже… Прекрасно… Так и запишем… Цзян Си: — Я польщен, но, пожалуй, пока откажусь от столь заманчивого предложения. Я еще не в той кондиции, чтобы окончательно потерять голову. Подойди где-нибудь часика через полтора. А я… Я выйду на улицу проветрюсь. Корсет душит, видишь ли. Нужен воздух. Чэнь Сююань: — А ты в роль основательно вжился, я смотрю. Главное в обморок картинно не грохнись… Надумаешь поразвлечься, только скажи. Подберем подходящий вариантик. Может, и не один… Цзян Си: — Всенепременно. Никогда…***
Дата: 16 сентября
В один из дней, уже привычно заняв свое место по левую руку от улыбнувшегося чему-то своему Ван Чуцина, Цзян Си понимает, что что-то не так. Понимает... Понимает, что ловит на себе слишком уж заинтересованные взгляды однокурсников. Понимает, что его окружают только представители слабого статуса… Понимает… Поэтому, когда в класс заходит пожилой профессор омега (огромная редкость даже в их довольно-таки прогрессивное время) с папкой и видеокассетой в морщинистых пальцах и первым делом обращается к нему, его это даже не удивляет: — Добрый день, господин Цзян, а что вы здесь делаете? Не поймите меня неправильно, но этот класс не рассчитан для альф… Вот… Не удивляет и то, что Ван Чуцин, уже не сдержавшись, после этих слов прикрывает ладонью лицо и начинает беззвучно смеяться. Ясно… Приплыли… Совсем вылетело из головы… Ну ничего… Сам виноват, не нужно было о нем постоянно думать… Вернее, стараться не думать… Но раз уж оказался в такой ситуации… Нельзя подавать виду… Чем Цзян Си умело пользуется: — Разве не вы пару дней назад говорили, что у пациента нет статуса? — главное, ляпнуть уверенно, а там в процессе видно будет… — Неужели есть что-то, что я как будущий врач не могу услышать? Профессор теряется. Даже пальцы рук нервно заламывает: — Видите ли… Мы будем говорить… — прочищает горло, всем своим естеством давая понять, как ему некомфортно сейчас здесь находиться. — Об этом… Цзян Си поднимает бровь: — О чем? — Ну… Об… Ван Чуцин, наконец насмеявшись вдоволь и переведя дух, берет все в свои руки и со знанием дела негромко подсказывает, разбивая повисшую в воздухе неловкость: — О сексе. Цзян Си удивленно недоверчиво переводит на него взгляд, так же тихо откликаясь: — А зачем о нем говорить? Других тем что ли нет? — Спасибо, господин Ван, — с облегчением выдыхает профессор, по всей видимости испытывающий искреннюю благодарность, что не ему пришлось это произносить. — Мы будем обсуждать способы контрацепции, разного рода заболевания, нежелательные беременности… Потом роды… И кому-то из присутствующих здесь представителей слабого статуса, возможно, может быть неудобно… — Подождите, — решает уточнить альфа. — А все вышеперечисленные вами пункты, например, та же самая нежелательная беременность, не являются ли проблемами двух разностатусных людей? Нет? Почему класс только… — Не совсем… — качает головой слабостатусный представитель за кафедрой. — Потому что во многом именно омега несет ответственность за свое здоровье. И здоровье своего будущего ребенка. И именно он должен прежде всего думать головой. Цзян Си, поборов желание вступить в многочасовую полемику по вопросу: «Кто виноват и что делать, если два дебила, не разобравшись в матчасти вместо того, чтобы развиваться, расти как личности, стали, как какие-то дикие животные, беспорядочно предаваться плотским утехам, а потом вдруг нажили себе море проблем со здоровьем и нескольких розовощеких нежеланных младенцев, коими полнится каждый детский дом?», максимально деликатно съезжает с темы: — Я, при всем уважении, с вами в корне не согласен, но не буду спорить. Скажу лишь, что направление, которое я рассматриваю для себя в будущем, это гинекология, поэтому считаю своим долгом знать все и по другую сторону баррикад. Может быть, в вашем рассказе я найду для себя что-то новое… — Я вас услышал, — понимающе кивает пожилой омега. — Радостно, что у нас в группе есть два таких мотивированных ученика, которые уже вовсю задумываются о будущем. Господин Ван, у вас, кажется, назревает конкурент на профессиональном поприще, будьте осторожнее, — затем обращаясь уже ко всем присутствующим: — Если никто не против присутствия здесь особого гостя, то мы начинаем… Откуда-то сзади раздается: — К такому гинекологу я бы ходил, как на праздник. — Реально. Он мне еще больше теперь нравится… Что делать? — Встать в очередь… — Тише, класс, тише, — пытается урезонить заинтересованную аудиторию профессор за кафедрой. — Мы посмотрим фильм… Но Цзян Си слышит это фоном, только потому что не способен заткнуть уши, а так все его внимание концентрируется на одном конкретном человеке. На Ван Чуцине, к которому альфа, когда профессор наконец фокусируется на окружающих, наклоняется почти вплотную. Наклоняется почти вплотную и шипит: — Смешно тебе? Ты ведь знал? Не мог предупредить? На Ван Чуцине, теперь уже даже не старающемся больше скрывать своего восторга и улыбающегося во все тридцать два, когда издевательски произносит: — С каких это пор мы с тобой проявляем друг к другу участие? Да и вообще разговарива..? Произносит, но осекается на полуслове. Осекается на полуслове, потому что, стоит ему повернуть голову, чтобы с довольным видом поймать чужой взгляд… Стоит лишь, как он по касательной мажет Цзян Си, наклонившемуся слишком близко, выступающим за отливающие темной позолотой рамки оправы шарниром по нижней челюсти. Мажет, осекается на полуслове и, резко отпрянув, словно обжегшись, дерганно поправляет съехавшие набок от встречи с неожиданным препятствием очки. Поправляет, комментируя спешно: — Извиняться не стану, ты сам без разрешения влез в мое личное пространство. — Просто чудесно, — возвращая корпусу вертикальное положение резюмирует не совсем еще осознавший произошедшее альфа, проводящий подушечкой пальца по саднящей коже. — Просто изумительно. Ван Чуцин безэмоционально прохладно, не сводя глаз с борющегося с техникой профессора: — Не жалуйся. Полезно иногда получать по лицу. Жизненные уроки никогда лишними не бывают. В следующий раз будешь умнее. — Смотри внимательней, чтобы тебе самому как-нибудь по-серьезному не прилетело, — огрызается Цзян Си. — А то кто ж мне советы-то будет столь ценные раздавать? Заскучаю ведь... — Это сейчас угроза была? — Ты же умный мальчик, ну так догадайся сам… Подсказывать тебе я не обязан.
***
Дата: 22 сентября
Время: 09.31 am
Он сбежал… Он, черт возьми, просто взял и сбежал, пока Цзян Си спал… Просто… Без предупреждения или записки… Просто исчез, не сказав ни слова… Цзян Си даже и не помнит, как босиком (куда он вчера дел обувь, он тоже не в курсе) добирается от пирса до все еще распахнутых дверей зала ресторана. Добирается… И, с трудом проигнорировав тот факт, что, судя по виду некоторых полураздетых все еще не пришедших в себя тел то тут то там, здесь либо успел случиться зомби-апокалипсис, либо имела место быть самая настоящая пьяная оргия, Цзян Си кладет руку на плечо более или менее напоминающего еще способное функционировать в штатном режиме существо Чэнь Сююаня в дальнем конце, раскладывающего что-то по картинным коробкам. Чэнь Сююаня, который, развернувшись, слишком уж весело для человека, выглядящего как живой мертвец, восклицает:— А вот и наш именинник! Хэппи бездей ту… Но радость быстро сменяется недоумением, когда его хватают за грудки и резко встряхивают, приводя в чувство: — Если не замолчишь, я такой тебе бездей устрою, век не отмоешься! — встряхивают и, когда видят в хмельных глазах отголоски трезвой адекватности, отпускают. — Где он? Чэнь Сююань испуганно-вопросительно: — Кто? — Этот… Этот… Он… — Цзян Си не должен дать понять, что что-то произошло… — Ван Чуцин или как его… Он мне нужен. Он обещал вчера мне средства для снятия макияжа. И пофиг, что макияж уже давно смыт. Плевать. Главное уверенно. С напором. Главное так, чтобы оппонент не успел соотнести очевидные факты. Оппонент, безразлично пожимающий в ответ плечами: — Он уехал полчаса назад где-то. — Как уехал? Куда? Вырывается быстрее, чем альфа успевает подумать о последствиях. Слишком много чести для «ничего не значащего однокурсника». Слишком… Но благо похмелье и заторможенная реакция после вчерашнего не у него одного: — Домой, скорее всего, — Чэнь Сююань прямо бюро находок (только людских) «все про всех и обо всем, самые свежие новости и сплетни только у нас». — Сказал ребятам, что нехорошо себя чувствует, и уехал. Они еще ему вроде помогали машину поймать… Цзян Си долго втягивает носом воздух, успокаиваясь. Долго втягивает, потом, когда чувствует, что желание воткнуть кому-то вилку в руку улеглось, резюмирует. Резюмирует скорее для самого себя, чем для собеседника: — Ебаный Синдерелл. (Рубрика: «Этот достопочтенный автор поясняет»: В этой Вселенной все — мужчины, поэтому Золушка у нас тут кис-кис омега сюрприз.) Резюмирует скорее для самого себя, но ему все равно со знанием дела поясняют: — Ну… По моим сведениям к этому часу, сегодня еще не ебаный. Цзян Си в ахуе одаривает горе-шутника убийственным взглядом… Одаривает и, думая о том, что сесть за преднамеренное убийство десертным пластиковым ножом он не хочет, уже планирует уйти… Уже планирует уйти… Но в спину прилетает. Прилетает осторожное: — Ам… Цзян Си… На что он гаркает. Гаркает несдержанно. Пронзительно. Гаркает, одним резким движением развернувшись с визгом паркетных плит под босыми ступнями: — Что? Гаркает и недоуменно смотрит на протянутый ему двумя руками цветастый лист сложенного вдвое плотного картона. Плотного картона с изображением горделивого белого павлина на обложке: — Открыточку-то хоть заберешь? Какой пиздец…
🦚🦉🦚 Послесловие 🦚🦉🦚
Дата: 27 сентября
В боулинге они проводят весь вечер. И все проходит слишком гладко. Цзян Си бы даже сказал, прекрасно. Они играют, болтают на отвлеченные темы, даже смеются. И если сначала все было с налетом прохладной скованности, то под конец напоминает самую настоящую дружескую атмосферу. Это странно, но почему-то так тепло… Приятно… Как будто так было всегда что ли… Или… Цзян Си хотел бы, чтобы так было… Даже на какой-то краткий миг закрадываются мысли о том, что он сам был бы не против собрать их столь неожиданную компанию снова… Повторить этот вечер… Когда же в самом конце, перед тем как окончательно распрощаться, они подходят к выходу из торгового центра и видят стену проливного дождя за прозрачными дверями, Цзян Си даже позволяет себе забыть о том, что все это не по-настоящему… Позволяет, когда они останавливаются под пластиковым козырьком автобусной остановки. Останавливаются мокрые, как крысы, за непродолжительный бег от дверей через пешеходный переход к подсвечиваемой в ночи неоновыми огоньками цели. Позволяет, когда Сюэ Чжэнъюн с широчайшей улыбкой садится в присланную его многоуважаемыми родителями машину и перед тем, как захлопнуть дверь, радостно машет на прощание рукой: — Пока-пока. Спасибо вам огромное. Хорошо вам добраться. Позволяет, когда автомобиль приходит в движение и плавно перестраивается влево. Позволяет и как ни в чем не бывало… Как все несколько часов до этого… С отдающей искренней заботой интонацией произносит, оборачиваясь через плечо туда, где секунду назад стоял Ван Чуцин:
— Тебе в какую сторону? Позволяет себе “непозволительную” роскошь. Позволяет себе забыть, что все это был слаженный, разыгранный по всем правилам драматургии спектакль. Спектакль столь правдивый, что даже один из ведущих актеров вжился в роль. Вжился в роль так, что, когда его коллега по цеху не говоря ни слова раскрывает над головой невесть откуда взявшийся зонт и вступает под стену проливного дождя, Цзян Си в первую секунду не понимает. Не понимает и не успевает его удержать. Не успевает, и приходится, выругавшись, броситься следом. Броситься следом, довольно громко, почти крича, чтобы через шелест ливневых капель можно было расслышать, бросает в удаляющуюся спину: — Подожди, где ты живешь? Тебя проводить? Ван Чуцин даже и не думает к нему оборачиваться. Даже и не думает, не сбавляя быстрый шаг: — И без твоей бесценной помощи найду дорогу к СЕБЕ домой, спасибо. Не сбавляя шаг, шлепает уже наверное насквозь промокшими тряпичными полуботиночками по лужам. По лужам, кажется уже доходящим до самых его тонких миниатюрных щиколоток. Цзян Си сам же настолько мокрый, что определить зону наибольшего поражения особо нет возможности: — Уже поздно, случаи разные бывают, — “он же низенький, почему он такой быстрый-то”, — проносится в голове, когда дыхание предательски сбивается. — Тем более, у тебя скоро цикл. Ван Чуцин от раздражения, кажется, даже ускоряется. В его голосе сталь. Звенящая. Больше нет и намека на приветливость. Больше нет и намека на хотя бы минимальное расположение: — Откуда ты, черт тебя подери, это-то можешь знать?.. — Ты не пил алкоголь, — наконец нагоняя и выравнивая шаг, поясняет Цзян Си. — И все бы ничего… Но это ты Чжэнъюна можешь за нос водить, что голова разболелась и нужно срочно принять обезболивающее. Я-то знаю как выглядят подавители. Ну уж одну таблетку от другой точно отличу. Выравнивая шаг и безуспешно стараясь стереть с лица безостановочно струящиеся водяные потоки. Теплые. Но своей температурой никак не спасающие ситуацию. Безуспешно стараясь стереть и чуть не пропуская тот момент, когда Ван Чуцин резко поворачивает на лестницу, ведущую в подземный пешеходный переход. Поворачивает и в сердцах, почти оказавшись на последней ступеньке, выдает: — За что ты мне, а? — выдает отдающимся от темных давящих безлюдных стен туннеля слегка осипшим от напряжения голосом. — Где я так успел нагрешить в прошлой жизни? Неужели ты просто не можешь оставить меня в покое? Мне казалось, мы все уже решили. — Поправочка, — проморгавшись, саркастично отзывается Цзян Си. — Ты решил. Это не я сбежал в тот день. Это не я пытаюсь всеми силами сделать вид, что ничего не было и меня это не ебет. Ван Чуцин тормозит. Тормозит как вкопанный прямо посередине подземного пешеходного перехода. Тормозит, и аккурат в этот момент где-то наверху гремит гром. Гремит, а омега и ухом не ведет, лишь в мутном мигающем свете поднимает взгляд на замершего на шаг позади альфу: — А что было? М? Что? Хочешь, я расскажу? — С мокрыми длинными волосами, играющей на губах угрожающей улыбкой и в подобных локациях он напоминает омег из фильмов ужасов или психологических триллеров. — Тебе захотелось поразвлечься. Поиграться. А что может быть лучше, чем совместить приятное с полезным, правда же? Не знаю я твоего мотива, но уверен, ошивался ты вокруг меня весь этот месяц не из праздного любопытства. И вот… Гип-гип ура, ты наконец добился своего. Мои поздравления! — картинно апплодирует, хлопая по пластмассовой ручке зонта. — Скажешь, не так все было? Еще немного, и Цзян Си будет готов безумно расхохотаться от абсурдности ситуации. Еще немного… — Скажу. Я же тебя даже тогда не хотел… Ван Чуцин вопросительно изламывает бровь: — Это меня сейчас как-то утешить должно или, наоборот, разозлить? Альфа поспешно пытается другими словами, поняв, как это на самом деле прозвучало, пояснить мысль: — Забыли, переигрываем, я совсем не то имел в виду… Я тогда даже и не думал о том, что все может так закончиться, — гул машин носящихся туда-сюда по оживленной магистрали над головой сбивает… Сбивает и не дает в полной мере сконцентрироваться на том, что он должен сказать. — Ты же даже шанса мне не хочешь дать объясниться… Убегаешь… Должен сказать то, к чему не был готов. О чем думал, что никогда не будет говорить, поэтому и не знает, как начать… Зато Ван Чуцин точно знает. Знает и, как акула — кровь, почувствовав слабину оппонента, вырывает словесную эстафетную палочку себе. Вырывает, жестко парируя: — А у меня есть хоть малейший повод доверять тебе? Мы на трезвую голову когда-то нормально общались без того, чтобы поцапаться? Даже в начале этого треклятого вечера умудрились… Выдыхает… Спокойнее, взвешенее, чтобы не выглядело совсем уж лживо: — Послушай… Розыгрыш это, прикол, твоя ли прихоть, — без разницы. Ты мне не интересен. Да, ты привлекаешь меня чисто внешне. Ты красивый. И сам это прекрасно знаешь, но… — он наигранно явно скользит взглядом по телу Цзян Си от самых стоп до кончиков мокрых волос, липнущих ко лбу. — Вот я осмотрел тебя, полюбовался. Как… Как на модель с обложки журнала. Или любого выделяющегося из толпы привлекательного прохожего… И мне достаточно. Хватило за глаза. Я подумал: “Вау, повезло же этому парню выиграть в генетическую лотерею. Выглядеть респектабельно, даже косплея ошпаренную кипятком курицу, — это самое настоящее чудо”. И… И все. А дальше… А что дальше? А дальше за красивым фасадом только самовлюбленный маленький альфочка-эгоист, искренне считающий, что весь мир — как игрушечный магазин, в котором можно по первому щелчку получить все, что угодно. Думаешь, ты такой один? Уникальный? Нет. Я тебе подобных встречаю постоянно. Это… Режет… Тупым ножом режет… Режет… Хоть Цзян Си и осознает в полной мере, что это ложь: — А вдруг ты ошибаешься? — осознает, потому что помнит глаза омеги в тот вечер... — Ты же меня совсем не знаешь... Глаза омеги, полные теплых танцующих огоньков нежности… Глаза омеги, которые сейчас тоже пылают от чувств… Но по-другому… Они горят адским пламенем: — И не хочу узнавать. Я надеюсь, ты меня услышишь. Было весело, но не более того. И нет. От меня никто ничего о нас не узнает, если ты беспокоишься конкретно об этом. Не в моем стиле распускать сплетни и “позорить людей”. Я совершил ошибку. Или корректнее говорить: “мы совершили”. Но суть одна. Это останется только между нами. Цзян Си фыркает, опустив голову: — Не ты ли пару часов назад говорил, что нет никаких “нас”? — А у тебя хорошая память, — Ван Чуцин зло щурится. — Меня это радует. Значит, ты сможешь удержать в голове то, что я сейчас скажу. Я не хочу иметь с тобой ничего общего. Все, что могло “интересное” произойти, уже произошло. Если в тебе есть хоть капля эмпатичности, пожалуйста, оставь меня, наконец, в покое. И… Цзян Си сдается. Сдается с тихим раздраженным выдохом. Капитулирует. Поднимает руки в примирительном жесте: — Как пожелаешь, — сейчас это то немногое, что он может предпринять, — Дело твое. А я… — сложно. Язык еле-еле слушается, будто бы противится следующим словам. — Я уважаю твое решение. Альфа отступает. Шаг назад. Еще один. Дать Ван Чуцину ощутить свободу. Дать понять, что его не принуждают. Ван Чуцину, который будто только этого и ждал, срываясь с места: — Прекрасно. На этом и разойдемся, — через плечо, вступая на первую ступеньку лестницы с противоположной стороны туннеля. — И не ходи за мной. Не хватало, чтобы ты еще узнал, где я живу. — Отлично… Просто потрясающе, — кричит ему вслед Цзян Си, уже постепенно начиная жалеть, что решил поиграть в джентльмена. — А ничего, что мой апарт-отель в той же стороне, нет? Мне здесь ночевать прикажешь? В грязище? И сначала кажется, что омега, скрывшийся из виду, его и не расслышал вовсе… Но… так только кажется… Ведь не успевает Цзян Си опомниться, как ему прилетает промеж глаз: — Картонку подстели...
Продолжение следует…