***
— А я еще и еду домой и думаю: я его, блять, каждую неделю оттуда забирал, как ребенка из детсада, — у Минги язык заплетается, пока он махал руками, в одной из которой у него была рюмка с соджу, и рассказывал о том, что произошло неделю назад, в прошлые выходные. — А он… Аргх, кому я об этом рассказываю? — он беспомощно ложиться щекой на пустое место на столе, мыча что-то нечленоразделное. — Кажется, нашему Минги-я больше не наливать… — Юнги, если ты не заткнешься, — Минги поднял голову, взяв в свободную руку бутылку с соджу. — Я эту бутылку в тебя, нахуй, брошу. — Минги, не разговаривай так со старшими, — говорит уже третий парень, взяв палочками кусочек мяса из миски с бурлящим бульоном, и забрасывая в рот как закуску. Несмотря на то, что тот выпил столько же, как и Минги, он еще был почти трезвым. — Ты тоже заткнись, Субин. — М-да, серьёзный случай, — Юнги выпивает из своей рюмки яблочный сок, — его бета выпить сегодня ему не разрешила, — прежде чем продолжить. — Как ты? — Чувствую себя ужасно, — говорит Минги, указывая на свой живот. — Без понятия почему, но там как будто сдохло… Как оно называется… — Бабочки? — говорит Субин. — Да, они самые, — подтверждает Минги. — Подохли они, — Юнги коротко смеется на слова Минги. — Почему ты ржешь? — Потому что я, кажется, догадываюсь, почему бабочки в животе подохли, — он переводит взгляд на Субина. — А ты? — Я тоже. — Раз такие умные, — почти обиженно говорит Минги. — То расскажите мне, почему же… — начиная пить соджу из рюмки. — Ревность, — Минги выплевывает напиток. — Какая, нахуй, ревность? Я? Ревную Юнхо? — Минги чувствует, как у него лицо покраснело. От злости ли это, от смущения или вообще от опьянения — Минги без понятия. — Она самая, — говорит уже Субин, на что Юнги кивает, будто соглашаясь с ним. — Ой, идите вы, — Минги фыркает, откидываясь на спинку стула. Странно, но теперь эта забегаловка кажется безумно громкой. — Ну, слушай, — Юнги наклоняется к Минги. — Ревность — это нормально. Я тоже иногда Хосока, — это была его бета. — Ревную, и это нормально, ведь я его всё же люблю- — Не в самом чувстве дело, — перебивает его Минги раздраженно. — Меня бесит, что вы подумали, что я могу ревновать какую-то рандомную омегу к кому-то. Но если Минги задумывался, мысли о том, что Юнхо мог поделить с какой-то там альфой постель в ту ночь, заставляли Минги чувствовать неописуемую злость. Может, этот вариант и не был настолько бредовым? — Да ладно тебе, — успокаивает его Юнги. — Нет здесь ничего постыдного. Вот, Субин вообще ревнует своего бывшего. — Эй, — говорит с предупреждением в голосе Субин. — Минги, если тебе нравится тот Юнхо — просто ему так и скажи. — Не нравится он мне! — Минги раздраженно оглядывает коллег. — Слушайте, если вы продолжите это мне говорить — я просто уйду отсюда. — Ладно, проехали, — Юнги опять выпивает сока. — Но ты и правда должен это решить. Ненавижу видеть тебя таким подавленным. Минги над этим подумает. А пока, он лучше не будет об этом думать от слова совсем.***
Первая неделя проходила, к удивлению, без стычек. Ну, не то, чтобы Хонджун и Сонхва вообще много общались. В большинстве, альфа был занят учебой. Это был конец семестра, поэтому работы было в разы больше, а понимающий Сонхва решил, что отвлекать того не стоит. Сам Сонхва, у которого учебы еще длительное время не будет, занялся поиском нового хобби. Не хотелось помереть от скуки, находясь в четырех стенах. Сонхва начал понемногу рисовать, в большинстве пейзажи. Получалось, если честно, очень плохо: Краска растекалась, ведь Сонхва был без понятия, как правильно использовать акварель, а реальный вид с картиной ничего общего не имел. Но всё ведь приходит с практикой, верно? Сонхва иногда готовил, хотя для него это тоже было тяжело. Запахи уж слишком казались резкими, а то, что у него получалось, на вкус было, если мягко сказать, ужасно. Но жить было легко. Сонхва большинство времени тратил на отдых, и почти не переживал ни о чем, ведь об этом заботился Хонджун. Но «почти» — это ключевое слово. Всю эту неделю, кое-что Сонхва не могло оставить в покое… А именно мысль о том, что то, что он переехал к Хонджуну ничего не изменило. Вообще ничего. Ни их отношения с друг другом, ни то, как Сонхва начал жить и даже его удобства. Да и плевать на эти другие факторы, их отношения с друг другом — вот что Сонхва смущало больше всего. Да, Хонджун дал ему знать, что то, что они живут вместе — ничего не значит, но Сонхва надеялся хотя бы на малейшее изменение. Думал, что они хотя бы станут кем-то типа друзей. Но нет, всё такие же незнакомцы. Которые о друг друге ничего толком не знают, ведь тогда они подумали: а какая разница? Мы ведь просто переспим и больше никогда не увидимся! И это была здоровая мысль, если так подумать. Но теперь, когда Сонхва сидит на диване в гостиной Хонджуна, с выросшим животом — эта мысль, которая еще не так давно была не такой уж и далекой, кажется смешной и глупой. Когда дверь открывают, Сонхва с места не поднимается, но переводит взгляд на пришедшего, не удивляясь, когда он там видит Хонджуна. Тот выглядит уставшим, когда он начал снимать с себя обувь и рюкзак, оставляя его в прихожей на полу. Сонхва, замечая это, сразу раздраженно закатывает глаза и скрещивает руки на груди. — Хонджун, убери рюкзак с пола, — просит Сонхва, когда Хонджун уже собрался покинуть коридор. Хонджун через ноздри выдыхает раздраженно, но всё-таки повинуется, перемещая рюкзак на пуф в гостиной. — Как ты? — спрашивает Хонджун, как и спросил вчера, и позавчера, и… Ну, вы поняли. Странно осознавать, что их жизнь превратилась в рутину так быстро. Они даже не успели испытать радости быть влюбленными в друг друга, радости первых дней проживания вместе, когда они еще не бесят друг друга и рады каждому действию и слову из их уст. Интересно, они когда-то влюбятся в друг друга?.. — Как всегда, — отвечает уставшим тоном Сонхва. — А ты? — Тоже. На этом их разговоры и кончаются. Обычно Хонджун еще может спросить, нуждаются ли они еще в каких-то продуктах, но за ними Хонджун сходил еще вчера, в воскресенье, так что в этот раз он не спрашивает. И они расходятся. Хонджун идет в ванную комнату, чтобы привести себя в порядок после пар и работы, а Сонхва обычно направляется в комнату, прихватив с собой что-то перекусить, — к счастью, аппетит начал возвращаться в норму и даже становится выше, — и обычно так они проводят остаток дня — сами по себе. Рутина — это то, что Сонхва больше всего боялся, когда думал о браке в детстве, например. Об этой рутине рассказывали такие жуткие истории, что Сонхва пообещал самому себе, что никогда этого не позволит в своей жизни. Но сейчас, Сонхва понимает, что так просто легче. Да, надоедает, и Сонхва хотелось бы чего-то большего, но даже так, Сонхва не сильно-то и против. Лучше так, чем ссориться время от времени и иметь какие-то эмоциональные качели от ненависти до любви. Обычно Сонхва ложился где-то в девять вечера, так случилось и сейчас, поэтому подготовившись ко сну, Сонхва лег в постель.***
Хонджун же, не имея пар на завтра, да и работа у него начиналась лишь в час, решил, что потратит этот вечер на что-то более интересное, чем сон. Включив телевизор, он подготовил место на диване, чтобы оно было как можно более удобным. Принес какие-то снэки, чтобы занять чем-то руки и рот. Хонджун садится и включает сериал, который хотел досмотреть еще вечность тому назад. Он на момент думает о том, чтобы позвать и Сонхва, но он вспоминает о том, что тот наверное уже спит, да и у них не такие уж и близкие отношения, чтобы смотреть что-то вместе. Так проходит часа два. Хонджун смотрит не отрывая взгляда, хотя сонливость уже дает о себе знать. Он уже выключает телевизор, когда серия заканчивается, и потянувшись, направляется в ванную комнату. Та находилась напротив спальни, которая еще больше недели назад принадлежала Хонджуну. Хонджун остановился перед дверью, смотря на её закрытую. Хотелось бы заглянуть туда в комнату, посмотреть, всё ли в порядке с омегой там. Но это было бы нарушением границ, которые они выстроили. Поэтому Хонджун убирает руку, которая собиралась открыть дверь, и поворачивается к ванной комнате, чтобы зайти туда. Но тут, он слышит какие-то звуки, которые доносились из спальни. Похожие на болезненные стоны. Хонджун напрягся, опять повернулся к комнате. Он смотрит на дверь еще несколько секунд, прежде чем её открыть и заглянуть в комнату. Хонджун не был в своей комнате наверное неделю, с того момента как он забрал все нужные себе вещи оттуда, чтобы предоставить спальню только Сонхва. Поэтому видеть её опять было странно. Он сразу же замечает Сонхва лежащего на постели. Но тот лежал не то, чтобы спокойно: омега ворочалась, а её лицо будто было искажено от боли, волосы мокрые от пота липли ко лбу. Видимо, Сонхва снился кошмар. Хонджун неуверенно зашел в комнату, закрывая за собой дверь. Он подошел ближе к кровати тихо, настолько тихо, чтобы случайно не разбудить спящую омегу. Хонджун смотрел на Сонхва, который беспокойно спал, думая о том, что же ему сделать. Лучшим решением было бы разбудить его, чтобы тому не пришлось смотреть жуткий сон, который, скорее всего, тот сейчас видел. Но в тоже время, Хонджуну не очень то и хотелось тревожить Сонхва еще больше сейчас. Вряд ли тот обрадуется, если его разбудят. Но и покидать того не хотелось, поэтому Хонджун решил пока сесть где-то на полу рядом с кроватью, чтобы подождать, когда Сонхва станет легче. Так прошло наверное минут пять тишины, которая иногда сопровождалась звуками, которые издавал Сонхва во сне. — …А-альфа, — бормочет тихо Сонхва, и Хонджун удивленно смотрит на того. Хонджун не понимает почему, но он решил прийти к Сонхва еще ближе, и… Просто провести ладонью у него по щеке. Та была мокрой, то ли от слёз, которых Хонджун не заметил раньше, то ли от пота. Но это неважно, ведь как только тот коснулся его, Сонхва прислонился еще ближе на прикосновение, немного успокаиваясь. Хонджун сам того не осознавая, начал выпускать феромоны, будто бы надеясь, что так омеге станет легче. И он не ошибся, Сонхва, который минутой ранее беспокойно спал, сейчас лежал так, будто ничего этого и не было. Хонджун довольно убирает свою ладонь, смотря в лицо Сонхва, которое расслабилось. Хонджун не заметил, как умостившись лицом на кровати, он быстро уснул.***
Когда Сонхва проснулся, он почувствовал легкость, которую не испытывал очень давно. Даже странно, учитывая, что ничего необычного он перед сном не делал, да и не ложился раньше чем обычно. Только встав с постели и потянувшись, он заметил, что рядом с его кроватью кто-то сидел, а если точнее, спал в сидячем положении. Сонхва пребывал в еще большем шоке, когда оказалось, что это был Хонджун. — Хонджун? — Сонхва вопросительно трясет его плечо, на что альфа резко просыпается, сразу же смотря на омегу. — Извини, — говорит он, прежде чем встать устало на ноги, которые его еле держали. Видимо, тот вовсе не выспался в отличии от Сонхва. Не мудрено, всё же тот всю ночь на полу проторчал. — Просто… Странно, но тебе какой-то кошмар приснился, как я понял, — начинает объясняться нервно Хонджун. — А когда я был в комнате, тебе будто легче стало, вот я и… Прости, этого больше не повторится. — …Знаешь, мне кошмары начали сниться еще с того момента, как я забеременел, — говорит Сонхва как-то подавленно. — Каждый раз было ощущение, будто у меня не было нужной защиты во сне. До недавнего момента, я не знал почему, но как сказал мой гинеколог, это всё инстинкт, который позволяет мне оберегать ребенка, — Сонхва смотрит вниз, положив ладонь на свой живот. — Эта ночь — это впервые, когда мне спать было немного легче, — Сонхва опять переводит взгляд на Хонджуна, и альфа замечает улыбку у того. — Спасибо. Хонджун сам не понял почему, но слова Сонхва заставили его смутиться. Он неловко отвернулся, ощущая, что его щеки окрасились в ярко-красный. — Да не за что, — говорит он нервно. — Если тебе так легче, то знай, я не против спать здесь где-то… Но не на одной кровати! — спешит он объясниться. — Я могу притащить диван сюда, если что. — Я не то, чтобы против спать на одной кровати… — намекает Сонхва, пожимая плечами, и Хонджун уверен, что он мог бы и умереть от смущения. — Я не думаю, что такие границы ставить обязательно, учитывая, что я беременен именно от тебя. — …Да, ты прав, — Хонджун прочищает горло в кулак. — Я, наверное, пойду, — он заглядывает на часы на стене. — Мне на смену через час только. Ты пока просыпайся. Хонджун уходит из комнаты, а Сонхва с улыбкой на лице переводит взгляд на одеяло, задумавшись. Впервые за долгое время, Сонхва поистине был благодарен Хонджуну.