…
Уён ушел в лес, сам не зная зачем. То ли отдышаться, то ли вновь охладиться в ледяной воде. Что за хрень только что произошла? Вначале в сторожке, в кухне? Она стояла там так близко, что он видел каждую черточку её лица. И на мгновение цвет этих зелёных глазах парализовал его до ужаса. Он вдруг понял, вовсе не брезгует ей. И это привело его в шок, словно он сам предал свои догматы. Каремио что-то кричала ему, а он лишь видел, как колыхается её грудь под рубашкой от движения. Нежные губы оказываются совсем рядом, а потом её рука обхватывает его ладонь, прикладывая к своему сердцу. От прикосновения странный ток проходит по телу, и его член мгновенно предаёт его. Уён панически спешит снять внезапное возбуждение, ссылаясь на свое долгое воздержание. Ведь недоудовлетворенный Уён — очень злой Уён. И он не может нечаянно сорваться на нерадивой каремио. Нет, нет, это не влечение, внезапно возникнувшее! Это просто проблемы от воздержания, да. Да, так и есть. А потом происходит эта сцена. Он в ужасе, он в шоке. Почему сильный непоколебимый харасс вдруг не может сопротивляться руке какой-то слабенькой самочки? Вся эта сцена была настолько пошлой и дикой, что он не может найти подходящего слова для объяснения. Особенно, как-то объяснить действия каремио. Нафига она это всё устроила?! Она ведь сразу поняла, что нет смысла брать его соблазнением, играть в милашку, ибо такое только оттолкнуло бы его в момент. Да, она умна, быстро поняла стиль поведения с ним. Так к чему это она устроила? Так выглядит их, самок, месть? Вдруг каким-то чудом чутьё не подвело его, вырывая из раздумий. Уён инстинктивно отпрыгнул в сторону, уходя от опасности. Мимо него пронесся кинжал, не успев задеть жизненно важные органы. Харасс развернулся в пол оборота, выхватывая охотничий нож на уровне глаз, смотря на внезапного противника. Второй харасс распрямился во весь рост, он был чрезвычайно высок даже по их меркам. — Я знаю, кто ты, — бровь Уёна взлетела верх. — Я уже сталкивался с твоим напарником, Юнхо, такой же высокой дылдой. Ты, значит быть, Минги. Тот улыбнулся какой-то совершенно незлобной улыбкой, даже клыки не выглядели пугающими. Вид у харасса-преследователя был крайне потрёпанный и усталый. — Я рад, что так знаменит, — сказал он своим низким глухим голосом. — Но сильно расстроен, что ты ранил моего напарника Юнхо. Он уже давно валяется в лазарете, чуть кишки по дороге не потерял, когда сбегал. — Ну простите, не я первый напал. Издержки вашей профессии. Я так понимаю, за мной явились? Но как ты здесь оказался, если я сам здесь заблудился и не знаю как вернуться? — Ты не знаешь? — вдруг уныло переспросил Минги. — Какая жалость, ведь я тоже не знаю, надеялся выбить эту информацию у тебя! — Чего? — Уён осторожно обходил его, не убирая нож на уровне глаз. Второй харасс пристально следил за ним взглядом, но старался не двигаться. — Чтобы отправить погоню, пришлось погубить целый осколок! — иронично сказал он. — Маги решили, что ты можешь быть связан с фарланцами и знаешь о нахождении новых кристаллов. Они сделали привязку-метку, ведь Юнхо успел сделать магический отпечаток печати, когда схватил тебя за ладонь во время боя. Уён нахмурился, пытаясь вспомнить, как это произошло, как они покатились в комнате кубарем с Юнхо, пока Уён его не ранил и не оседлал. «Тогда? Вот хитрая тварь». — Но этого не достаточно, — продолжал Минги. — Копия Юнхо слабела и готова была исчезнуть. Можно было отправить добровольцев в погоню с помощью заклинания преследования. Пришлось использовать целый кристалл наобум, чтобы перекинуть нас двоих ради мифической разведки! Но отправить неведомо куда. Мы просто телепортировались неизвестно куда в один конец! Сами не знаем, как теперь вернуться. Я шел очень долго по следу, и судя по нему, ты явно не один. — Судя по твоим словам, ты тоже явно не один, — вторил ему Уён. — Пф! — на спокойном лице Минги вдруг пролегла тень недовольства. — И что ты от меня хочешь?! — спросил Уён. — Мою жизнь? Так попробуй отними! И Минги попробовал. Он резко кинулся вперёд и нанес удар ножом прямиком в голову, но Уён успешно парировал. Затем уже первому пришлось отбивать ответный выпад. Уён метил сопернику прямо в сердце, парируя, слегка царапнул ему руку у кисти. Минги быстро достал второй кинжал в левую руку, снова отбил удар и вдруг отступил на шаг, сделал обманный выпад, финт, резко повернулся и попытался в броске достать клинком по боку противника. Атака удалась. — Твою ж…! — злобно прошипел Уён, отступая. Из его левого бока сочилась кровь из пореза. — Купился на такой дешевый трюк! — Разочаровываешь, — сказал Минги. — Я был наслышан, что ты очень проворный! Он снова сделал выпад, на этот раз заставив соперника отступить. Внезапно Уён понял, что, несмотря на все его старания, его противник все равно сильнее. Ещё бы, он был одним из лучших преследователей! Уён парировал все его выпады, как безумный наступал и снова отступал под его напором, но Минги постоянно, шаг за шагом все-таки гнал его назад. Он уклонялся и продолжал неумолимо наступать, могучий и непобедимый. Уён же по-прежнему отступал, все время уклоняясь вправо, — так врагу труднее было попасть по нему. Клинок постоянно приходилось держать перед лицом, на уровне глаз, и постоянно обороняться. Уён выругался, но и это не помогло. Он попробовал провести еще три хитрые, прямо-таки изощренные атаки. Но все они не удались. Минги парировал любой выпад и упорно продолжал давить на соперника, заставляя отступать. Минги был действительно великолепным бойцом. Если бы Уён не был так взбешен, он бы им восхищался. Неожиданно Уён изловчился, парировал очередной удар кинжалом и свободной рукой вцепился когтями в шею сопернику, в кожаный воротник, и кровь залилa его горло. Минги в ответ яростно зашипел и рухнул нa него, ловя его запястье, прижимая к полу. У самых глаз Уёна щелкнули острые зубы, но не успели вгрызться в его лицо, так он успел вскинуть локоть в защите и ударить противника в шею. Тогда Минги резко встрепенулся и ударил его головой в лицо, прижимая крепче. В глазах невольно помутнело, но Уён яростно что-то выкрикнул и впился зубами ему в шею под самым ухом. Стискивал зубы-клыки, пока чудовищный вой стал совсем невыносимым. Изловчившись, Минги рукой ударил соперника в живот кулаком, от боли позабыв развернуть руку и всадить нож. Харасс-преследователь в ярости лишь отшвырнул со всей своей могучей силой более мелкого харасса. — Поскуда! — прошипел Минги, зажимая кровавую рану на шее. — Я вырву твой хребет! Но, казалось, это только усилило злость Уёна. Он кинулся на противника с ещё большей яростью. В очередной раз бросившись в атаку, Уён направил свой клинок в шею противника и одновременно нанес коварный удар когтями снизу вверх. Это был крайне рискованный маневр, и, если бы убийца не был так искусен в обращении со своими клинками, Минги запросто всадил бы ему один из своих клинков прямо в сердце. Между тем, он едва успел поднять один из своих ножей, чтобы отразить боковой удар, отводя в сторону летящий в него кинжал. Рана на шее, потеря крови начинала ослаблять его, в глазах двоилось. Уён с яростью молниеносно повторил серию подобных двойных атак, но Минги с очумелой улыбкой умело отбил все его выпады, получив при этом только одну небольшую царапину. Он вновь бросил свои клинки в бой. Те в едином порыве устремились к Уёну — один из них был направлен в плечо, в то время как другой попытался ударить чуть пониже ребер. Но Уён, как и его соперник, безупречно отразил выпады противника. Ведь он проводил в опасных вылазках всё свою юность и молодость, привыкший к внезапным боям. Лицо его то и дело искажала злобная гримаса — он еле сдерживал дикую ярость. Сейчас Уён всей душой ненавидел противника. Заметив, что Уён едва владеет собой, Минги попытался обратить гнев врага себе на пользу. Он нанес серию обманных ударов, но его клинки вновь не достигли цели. Это послужило тем, что он сам впадал в первобытную ярость. Минги, очевидно, так же плохо умел контролировать свои чувства — ненависть и злость мгновенно просыпались в нем. Отбив клинки собрата в сторону скользящим ударом своего ножа, Уён крутанулся на месте, свирепым движением выбросил вперед руку с кинжалом, намереваясь всадить тонкое лезвие прямо в ничем не прикрытое сердце Минги. Но противник ожидал этого — на самом деле он намеренно подставил себя под удар. Нырнув в сторону, он чуть изменил направление движения одного из своих клинков. И он, скользнув под клинком Уёна, устремился вниз. Сжимавшая кинжал рука Уёна оказалась прямо на пути клинка Минги, и, до того как первый успел вонзить свой кинжал ему в грудь, клинок противника рассек его руку чуть пониже локтя. Уён зашипел от ярости. Он с трудом отдернул руку, поэтому лезвие врага не разрезало мышцу и кожу, успев только нанести приличный разрез по куртке, благо толстая кожа одеяния спасла. Пасть Минги вдруг клацнула перед его лицом. Он как-то оказался рядом с открытыми руками, намереваясь вцепиться в глотку харасса. Уён взревел и наотмашь ударил его левой рукой. Получилось не так сильно, но на лице Минги осталась огромная отметина от острых когтей. Воспользовавшись моментом замешательства соперника, каким-то чудом Уён вдруг нырнул за толстое дерево, обминая его. Минги кинулся за ним следом, обходя препятствие. Но его уже поджидали: левой рукой Уён загреб пару камней с землей и резко швырнул их противнику в лицо. Минги чертыхнулся, рефлекторно закрывая глаза рукой. И потерял драгоценнейшую секунду. Уён уже метнулся к нему, вгоняя рукоять своего кинжала по самое основание в грудь противника. Харасс-преследователь упал на колени, из его губ хлынула кровь. Он ещё раз взглянул отсутствующим взглядом на своего противника, а затем широко улыбнулся, прежде чем замертво упасть на землю. Уён, тяжело дыша, отступил пару шагов назад. Как вдруг странная тянущая боль прошла по всему телу. — Тфффпрр! — прошипел он и задрал куртку, смотря на рану в боку. Края рассеченной кожи немного пузырились. Яд. Кинжал противника был отравлен. Харасс склонился к мёртвому телу, копошась в его одеждах, но пузырька с противоядием не было. Пальцы на руках уже немели. Уён вдруг вспомнил, как Минги использовал местоимение «мы». Значит, есть ещё кто-то! А Фоти осталась в домике одна. На непослушных ногах он помчался прочь, вниз по реке, к их амбару. Уён уже чувствовал, как слабеет его тело, как мутнеет в глазах. Он хватает по дороге мустороптыш, траву, способную выводить токсины, просто прикладывая скомканную кучу к ране. Всё летело как в тумане. И вот амбар с пристройкой появляются перед ним. — Фоти! — он кричит со всей мочи, на которую ещё способен. Ноги заплетаются между собой, а земля идёт кругом. — Фоти!!! Каремио выбегает из амбара, живая и невредимая, непонимающим взглядом смотря на странно двигающегося харасса. Что-то с ним не так, она это мгновенно понимает и бросается вперёд навстречу. Да и по имени он называет её в первый раз. Уён падает прямо в её объятия, раняя обоих на землю. — Здесь кто-то был? — вопрошает он, в глазах уже все ходит ходуном и рябит. — Нет, я одна! — Фото в ужасе видит рану на боку. — Что произошло?! Кто-то напал?! — Да, но он уже мертв. Задел меня… В ране яд, его нож был отправлен. Я… — харасс без сознания обмякает в её руках. — Уён!!! Уён!!!…
Последующие часы для Фоти были как в аду. Она с трудом волокла по земле бесчувственное тело парня к летней кухне, где был тюфяк. Без сознания он казался ей тяжёлейшим за медведя. Кое-как затащив и уложив его на постель, она принялась стягивать с него верхнюю одежду. Рана не была сильно глубокой, очевидно рассекло только верхний слой, но её края были странного цвета. И была приложена горсть каких-то трав, прилипшая к коже из-за крови. Девушка судорожно вспомнила, что это мусторопша. Уён показывал эту длинную, елочную травку. Он говорил, что её сок служит слабым антидотом. Например, если в лесу укусит змея, харассы могли ей обрабатывать рану. Сначала она кинулась к неподвижному телу. Фоти осторожно сжала зубами кожу Уёна, окружающую ранку, выдавливая и одновременно высасывая возможный яд, и быстро сплевывала извлеченную жидкость. Она продолжила странное действие ещё пару раз, гадая, было ли оно хоть каплю полезным. Фоти быстро набрала воды и обработала зараженное место. Ещё не хватало заражения от инфекции. Она наложила свежую повязку из чистой выстиранной рубашки, разорванной на лоскутки. У нее ещё были сборы этой странной травки-антидота, а где искать в лесу она знала. Странная мысль пришла к девушке — она обыскала куртку Уёна и таки нашла осколок фиолетового кристалла. Харасс носил его с собой. Девушка решила положить его рядом, недалеко от раны. Вдруг его магия может каким-то образом исцелению? Следующие дни были для Фоти сущим кошмаром. Уён не приходил в сознание, еле слышно дыша. Его постоянно лихорадило, поднимался сильный жар, который Фоти упорно старалась сбить растираниями. Она постоянно обмывала его тело, руки, ноги водой. Упорно отпаивала жидкостью, хоть часто водица просто стекала по его пересохшим губам. Уён оставался без движения и без сознания. Фоти было дурно. Несмотря на ночной холод, проникающий в окна, она обливалась потом. Она всматривалась в его лицо, на котором не читалось ни малейшего признака улучшения. Одно лишь слабое дыхание говорило о том, что он еще не умер. При помощи нагретых камней, обернутых в шкуры кроликов, она сделала грелки для того, чтобы поддерживать в тепле лежак несчастного харасса и поддерживать его силы. Фиолетовый кристалл постоянно лежал рядом. Ночью она всё так же смачивала его губы, давала ему питье, следила за температурой, облегчала его страдания, меняя компрессы, смазывала болезненную рану целебной травкой. Иногда она делала теплые отвары из знакомых трав. Девушка разговаривала с ним тихонько, нежно и убедительно. Она знала, что подсознание может быть затронуто при помощи простых звуков, ассоциацией и слов, которые вытягивают человека из апатического забытья. Никакого другого харасса больше не появлялось. Девушка частенько дежурила с ножом в руке. Недосып от напряжения преследовал её все эти дни. Фоти всё же ходила к реке, с ужасом найдя труп молодого высокого харасса. Преодолев страх и брезгливость, она стянула с него обувь и часть одежды, которая могла им пригодиться. А однажды случилось невероятное чудо. Девушка нашла совсем молодую косулю, застрявшую ногой в самодельной ловушке, которую поставил Уён в первый день их остановки в лагере. — Прости меня, пожалуйста, прости! — сдерживая слёзы, прошептала девушка, занося клинок над животным. — Нам нужно есть, ты спасешь нас. Пожалуйста, прости! Это было её первое убийство. Осознанное. Было мерзко и жалко, но они должны есть. Этого мяса хватит надолго. А бульон согреет и укрепит слабое тело больного. Фоти с трудом волокла тушу животного. Затащила добычу в пристройку. Толком не спавшая пару дней, она так вымоталась, что почувствовала, что сейчас упадет без сил. Девушка проверила Уёна — он неожиданно дышал хорошо, не прерывисто. Жара не было. «Я просто отдохну секундочку, восстановлю силы». Фоти прилегла у тюфяка с телом харасса, намереваясь просто отдышаться. Но сама не заметила, как уставшая за эти дни, просто мгновенно вырубилась, проваливаясь в чёрный сон без сновидений. Было так хорошо, так беззаботно. Как вдруг она почувствовала, как звериные когти грифа впились в её руку, а она не смогла даже закричать. Что на неё напало?! Девушка резко вскинула голову, открывая сонные глаза. То, что держало ее за руку, было человеческой рукой. Человек-существо, которого она знала, наклонился над ней, почти касаясь ее лица, и вопросил: — Ты что сама эту тушу прибила? Фоти заклипала глазами, смотря в красные глаза перед собой. Сон сняло как рукой — Уён смотрел на неё, слегка приподнятый на локте. Под его глазами пролегли огромные тёмные мешки. — Уён! Ты очнулся! — слёзы облегчения навернулись на её глаза. Она невольно потянулась к нему, обнимая, хватая руками за голову. Молодой харасс ошарашено попытался отпрянуть, но тут же вскрикнул и упал на тюфяк. — Не двигайся! — воскликнула укоризненно Фоти. — Ты ещё так слаб! — Как же… хреново… — простонал он, жмуря глаза. — Ещё бы! — Фоти осторожно приоткрыла его одеяло и проверила повязку. Вторая её ладонь рефлекторно прошлась по обнаженной груди харасса. Уён невольно натянул одеяло обратно до подбородка, но тут же скривился и уронил руки — он был ещё слишком слаб. — Тебе бы наконец-то нормально поесть, — укоризненно пробурчала Фоти. Уён открыл глаза и посмотрел на неё долгим изучающим взглядом. — Расскажи, что было за это время, — попросил он. И Фоти ему рассказала, как проходили эти сложные для неё дни. Как она пыталась за ним ухаживать, как боялась, что он никогда не проснется. Как, в конце концов, смогла притащить эту косулю. Какое-то время Уён лежал молча, что-то обдумывая. Он был ещё слаб, его глаза напряженно дергались. Он мотнул головой, словно отгоняя какую-то мысль. Посмотрел на тело косули в углу. — Нужно разделать тушу. Не надо ждать, пока пропадет. Бери нож, буду тебе рассказывать, я слишком слаб, чтобы даже руку поднять, — сказал он нетерпеливо, словно предчувствовал бунт. — Нужно вырезать внутренности, отрезать язык, желчный пузырь и мочевой пузырь. Знаешь, где мой большой тесак? Фоти сопротивлялась как могла. Но он был неумолим. И чуть ли не рыдая от отвращения, она обвязалась самодельным фартуком из ткани, беря в руки огромный охотничий нож и тесак. В течение оставшихся часов этого долгого дня Уён продолжал руководить ее действиями. Она разожгла большой огонь на улице, расставила всю имеющуюся посуду — котёл, тарелки, блюдо. — А что дальше делать? Уён продолжал: — Бери лезвия. Разделывай так и так… Он был безжалостным учителем по отношению к ней, несмотря на ее нечеловеческую усталость. Фоти мутило и тошнило, она делала такое впервые. Или это она сходила с ума от того, что вдыхала пары крови и внутренностей? Некоторые части мяса она свернула в шкуру и оставила в тени вырытой ямы в ангаре, где было холоднее. Ещё около двух часов ей понадобилось, чтобы убрать все следы кровавой резни. Вымыть себя и пол ледяной водой. Руки потрескались, кожа предательски болела. Фоти упала без сил рядом возле лежанки Уёна. — Я никогда не буду охотником! — воскликнула она, раскинув онемевший конечности по полу, как звезда. — Чувство такое, что я сейчас умру. Уён лишь усмехнулся, наблюдая за ней из полуоткрытых век. Чуть набравшись сил, она смогла сварить ему мясного бульона и с трудом напоила. Руки плохо слушались его, но к её удивлению, харасс не стал отказываться от помощи девушки, молча позволяя его поить как малыша. Чуть окрепнув, он поспрашивал, не видела ли она кого-нибудь? Он всё переживал, что может ещё кто-то объявиться. Фоти лишь покачала головой. Она часто дежурила ночью, но так никого и не застала. На сон она положила ему ещё горячих камней в постель, чтобы оставлять его ложе тёплым. Сама умостилась рядом на полу, соорудив себе лежанку из сена и старющего одеяла. — Спасибо, — внезапно через какое-то время тихо прошептал Уён, не раскрывая глаз. — За что? Бульон не был таким ужасным? Он легко усмехнулся: — За то, что заботилась, не бросила. — Странно, — зевая во весь рот, сонно пробубнила девушка. — Раньше бы ты сказал, что у меня не было выбора. Помер бы ты, я бы следом окачурилась от бесполезности. Что, в целом, в какой-то степени правда. — Всё шутишь, да? Я просто хотел сказать, что… Я рад, что проснулся и оказался не один. Фоти невольно бросила на него взгляд. Не знала, что сказать, чтобы снова не ляпнуть лишнего. — Я тоже боялась остаться одна, — всё же честно призналась девушка. — И ты обещал меня защитить. Так что не думай, что так легко избавишься от меня и своего обещания! — Ну, это я и так уже понял, — усмехнулся он, отворачивая голову к стенке. Он ещё хотел «подежурить», не оставлять дом без присмотра, ожидая опасности. Но, слишком слабый, просто уснул мгновенно на тюфяке. Фоти проверила самодельные звуковые ловушки у входа и окон. И сама не заметила, как вырубилась рядом возле его лежанки.…
На следующий день Фоти решила выбраться к реке, чтобы простирнуть одеяла и кровавые ткани. Уён уже просыпался утром, что-то раздраженно бубнил, но быстро вырубился к обеду, ещё слабый. Он так крепко спал, что абсолютно не слышал, как девушка временно покинула его. Фоти решила сделать всё побыстрее, чтобы этот злодей не раскричался, что она шляется одна без него. Прополоскав одеяла, она еще долго мучилась с кровью на ткани, растирая их травами. «Проще уж выварить это в кипятке». Собрав свои пожитки, она пошла вдоль по реке вниз, бодро перепрыгивая через камни. Нога практически не болела, только ныла. К её счастью, вывих был не такой катастрофичный. Вдалеке уже показался амбар. Как на пути девушки выросла огромная фигура. Фоти застыла с вещами руках, как вкопанная, смотря в ужасе на новоявленного харасса. Она узнала его, а он — её. Огромный ожог шел по левой части всего лица, по щеке, по груди. Злые глаза неотрывно устремились на девушку, один их них, сильно обезображенный огнём, выглядел особенно жутко — бегал в выкатившейся глазнице. — Вот это поворот! — прорычал изуродованный Теху то ли с восторгом, то ли со злостью, — вот кого я не ожидал найти! И чутье меня не подвело, Сан тогда спер одну из самочек! Я уже думал окочурюсь здесь от одиночества и изоляция, ведь понятия не имею, как вернуться. И тут труп Минги, который и сам заставил нас разделиться, придурок! А теперь ты… ты, сука течная… Какое же везение! Не дожидаясь дальше его слов, Фоти вдруг швырнула в него одеяла. И пока он машинально отмахнулся от летящего препятствия, она дала деру со всех ног. Фоти заверещала как умалишенная, во всё горло, мчась вниз по реке. Её нагнали в секунду. Огромная рука в прыжке схватила её за волосы на затылке, с силой отшвыривая назад. Девушка полетела кубарем по пыльной земле. Мужчина тут же оказался сверху, переворачивая её на спину, оседлав. Фоти заверещала со всей мочи вновь, пытаясь скинуть его руками. Но огромный харасс просто вскинул ей руки, пригвождая их над её головой. Его когти больно расцарапали её запястья. — Ты думала убежишь, дрянь?! — горячее дыхание обдало её щеку. — После того, что ты со мной сделала? Нет, моя хорошая, теперь пострадаешь ты! Я выебу тебя, а потом снова, и снова, во все дырки, пока ты будешь скулить и молить прекратить всё это. Тогда я начну всё заново, выёбывая каждый твой пронзительный крик и стон! — его шершавый язык прошелся по её щеке до лба, оставляя огромный слюнявый след. Фоти верещала со всей дури, отчаянно дрыгаясь и пытаясь скинуть с себя тело. Но её жалкие попытки лишь раззадоривали его ещё больше. Он рывком одним движением колена расставил её бедра, тут же умащиваясь между ними. Девушка издала протяжный звук, когда одна его рука сильнее сомкнулась на её горле. — Кричи, кричи, ты так хороша, когда вьешься подо мной, жалкое отродье! Хочешь ласки после того, что сделала? Но я подарю тебе минуты незабываемой боли! Фоти визжала, когда он запустил руку ей под рубашку, задирая до подбородка. Когтистая рука тут же нашла грудь, выволакивая одну из бюстгальтера, и с яростью жадно сжала сосок. На мгновение Теху позабыл ударить её, как хотел, засмотревшись на розовый сосок. Он с жадностью впился в него зубами, с силой оттягивая и причмокивая. Девушка истошно брыкалась от омерзения, уже рыдая взахлеб. Но её сжали ещё сильнее. Теху вернул голову к её лицу, вновь обслюнявливая. А затем сильно укусил за шею, наслаждаясь вкусом её крови. Фоти вновь заверещала, уже от боли. А потом от ужаса, когда рука харасса оказалась в районе её бедер, залезая под кромку штанов. Когтистые пальцы уже пробирались в её трусы, с силой сжимая и теребя её половые губы. Девушка верещала, тщетно дрыгая ногами, когда зубастый рот накрыл её слюнявым поцелуем, словно пытался сожрать. — Ну как тебе, сучка? — Он поднял голову и рассмеялся во весь зубастый рот. — Чувствуешь уже, как хорошо? А это мы ещё не начинали, а вот сейча… Для Фоти время будто замедлило ход, она в ужасе смотрела, как разбухает правый глаз харасса вместе с остальной половиной лица. Кровавая глазница лопается, а из неё вылетает сверкающее лезвие длинного ножа и приближается прямо к лицу девушки. Но острие останавливается в паре сантиметре от головы Фоти. — Ты слишком много болтаешь, — голова Уёна появилась из-за Теху, и он с силой выдернул свой клинок из головы обезображенного харасса, даже не обращая внимания на заляпывающую его кровь. Тот дернулся в последний раз в агонии, и безжизненно повис, навсегда обмякая. Уён, с трудом подавил свой стон от боли, перекинул мёртвое тело в другую сторону, затем тут же перевел взгляд на каремио под собой. Фоти просто лежала и тонула в собственных слезах, захлебываясь в три ручья. Непослушные пальцы натягивали обратно несчастную рубашку поверх скомкавшегося бюстгальтера. Её лицо залито кровью убитого Теху. Она не могла унять истерики, глядя в глаза Уёну, стоящему над ней на коленях. Окровавленного, полуголого, с ножом в руке. Его суровое лицо вдруг неожиданно смягчилось. Мчась сюда на негнущихся ногах и слыша эти вопли, он думал, что прибьет её за то, что ушла втихую сама. Но после увиденной картины, этой сцены насилия, он с опаской смотрит на её истерику, судорожные рыдания, а его сердце предательски пропускает удар. Уён вдруг ошалело подумал, что сейчас испытывает новое чувство, но не мог быстро дать ему название, объяснить. Он и раньше видел насилие, спокойно переносил надругательство над пленными, над харассами, но сцены изнасилований каремио давались ему слишком тяжело. Уён сам не понимал, откуда эта слабость, почему такой ужас это вызывает в нем. Эти крики каремио — одно из самых страшных, что он слышал в своей жизни. Жалость? Это называлось жалость? И сочувствие? Но сейчас он испытал и множество других чувств. Вначале страх, когда услышал вопли Фоти. Затем бешеную ярость и гнев, когда увидел, что пытается сделать Теху. А теперь…. боль и ужас, когда он смотрел на плачущее лицо каремио, но её разорванную одежду. Он ненавидел лицемерные слезы каремио, но именно сейчас ему вдруг стало больно видеть их на лице Фоти. Она не должна была испытать такого, ведь он должен был её защищать. — Ну всё, всё! — говорит он как можно спокойнее. — Всё позади, он мёртв, он ничего не успел. Всё хорошо будет, — он замолкает, так как Фоти подрывается с места и просто бросается ему в объятия. Теперь она уже рыдает на его груди, горячими слезами заливая его кожу. Её пальцы дрожат на его спине, она вся трясется от ужаса, цепляясь за его туловище. — Я…я… думала…что всё…он…хотел… — она что-то пытается сказать сквозь поток слёз, не в силах восстановить дыхание. — Но ты… пришел… пришел… ты спас меня… спасибо…спасибо! — Конечно, спас. Не плачь, всё позади. — Уён осторожно обнимает её в ответ, а девушка лишь сильнее вжимается в него. Он медленно гладит её по волосам, успокаивая. — Всё позади, всё будет хорошо.…
Спустя неделю Уёну становится намного лучше, а нога Фоти практически не болит. И они решают проделать свой путь дальше. Их передвижение уже не такое быстрое, потому что оба имеют слабые увечья. Поэтому путники берегут силы, гораздо чаще делают привал. Девушке морально становится лучше. Харасс же с трудом смотрит на неё, чувствуя странную жалость — на горле каремио остались огромные багровые синяки от удушающих пальцев, шрам на шее от укуса, в левом глазу лопнуло несколько сосудов от напряжения. Фоти больше не боится Уёна и частенько шутит над ним, подтрунивает. Говорит, что слышит какой-то свист. Не из дырки ли в его боку выходит воздух? Он в ответ посмеивается, называя её теперь криволапкой. Сам харасс практически не задевает её, не стремиться оскорбить, но почему становится тише и молчаливее, что-то частенько обдумывая. Иногда он старается ей всячески помочь, а иногда старается избежать контакта, если не дай боже они соприкоснулись. Порой Фоти ловит его странный взгляд, когда они греются у костра. — О чем думаешь? — спрашивает она его игриво, но он лишь ухмыляется в ответ. Через семь дней, когда они идут вдоль густых елей, Уён вдруг останавливается как вкопанный. — Что такое? — тут же спрашивает Фоти, но он рукой дает ей знак молчать. Девушка нервно смотрит на его лицо, застывшее. Уён стоит молча, к чему-то прислушиваясь, его ноздри бешено раздуваются. Как вдруг он тихо шипит: — Нас окружают! Быстрее, уходим! Харасс хватает девушку за руку, убегая в обратном направлении. Они ушли недалеко. Внезапно из-за деревьев свистят стрелы, вонзаясь прямо перед их ногами. Фоти и Уён машинально тормозят. — Стоять! — кричит кто-то на непонятном для девушке языке. Но Уён раздраженно шипит: — Фарланец! Из-за деревьев показываются неясные очертания фигур с луками наготове. Стрелы направлены на них. Существ не менее десятка. Неожиданно к ним вперед выходит молодой парнишка. Довольно крепкий, но невысокий. Его белоснежные волосы гармонируют с синими светящимися глазами. На одном виске красное родимое пятно. Он в упор смотрит на странную парочку — каремио и харасса. — Я — маг, — тут же сообщает он на языке харассов. — Если вы не сделаете глупостей, то нам не будет смысла вас убивать. — И нам нет смысла вас убивать, мы просто шли мимо, — процедил сквозь зубы Уён. — Если проблемы, разберемся один на один, каремио не трогай. — Ого, — присвистнул маг. — Так сразу. Не то чтобы я прям собирался, но ты сразу к делу переходишь. Но как вы здесь очутились? — Долгая история, — ядовито сказал Уён. — Но я не думал, что это земли фарланцев, я был уверен, что мы попали в Ничейные земли. — И ты абсолютно прав, — внезапно кивает парнишка. — Ты на Ничейной территории, но уже занятой нами. Так что… так что надо договариваться. — И чего тебе надо? — скорее из вежливости спрашивает Уён. — Для начала, можешь представиться. — Уён, — глухо и быстро бросает харасс. — Хорошо, а я — Кан Есан, — блондин коротко кивает головой. Уёну кажется, что он ослышался. — Есан? — удивленно переспрашивает он. — Не тот Есан, которого когда-то поймал мой друг Сан и отпустил в обмен на осколок? Теперь удивление появляется на молодом лице мага. — Даа… — медленно начинает он, как вдруг звонкий голос из-за его спины перебивает его: — Фоти?! Фоти, это ты?! Какая-то женщина вдруг появляется из-за спины мага, с огромным луком в руках. Она ошарашенно и не верящим взглядом смотрит на застывшую девушку рядом с харассом. Фоти быстро глядит на её белоснежную отросшую шевелюру, небольшой ожог на части лица. А затем всё же узнаёт. — Сара! — радостно кричит она, и две женщины бросаются друг другу в объятия.