***
Всё меняется спустя несколько недель после их присоединения к Бастардам. Это происходит в тот день, когда после особо выматывающей тренировки, они вместе идут в душ, чтобы смыть с себя всю грязь и пот. По пути они обсуждают предстоящий матч, назначенный на завтра. Исаги предлагает несколько стратегий против другой команды, основываясь на своих знаниях о техниках знакомых ему ребят и более знаменитых футболистов. Курона внимательно слушает и даже добавляет парочку своих предложений, включая некоторые приёмы, которые они отрабатывали в последнее время. Их обсуждение длится ровно до душевой комнаты. Прямо перед тем как зайти туда, Исаги одобрительно похлопывает Курону по спине, положительно отмечая его последнее предложение, и Курона вдруг бледнеет. Его выражение лица как-то неуловимо меняется, и мальчик, бессвязно пробормотав что-то о забытом телефоне, быстро ретируется, оставив Исаги в одиночестве. Что ж, Йоичи уже успел привыкнуть к странностям Куроны, поэтому он не удивляется, и просто идёт принимать душ в одиночестве. Когда он заканчивает, так и не дождавшись присоединения Куроны, Исаги решает поискать своего друга. Первым делом он возвращается в тренировочный зал, где, предположительно, и должен был быть потерянный телефон. Но ни устройства, ни Куроны он не находит, поэтому дальше идёт проверять их комнату. Несмотря на то, что матч с U-20 давно позади, и большая часть участников блю лока уже доказала свою ценность, их условия жизни едва ли улучшились. Они по-прежнему делят одну комнату на нескольких человек, разве что спят не на футонах — теперь у каждого игрока есть своя кровать, к тому же весьма удобная. Исаги как раз досталась комната с Куроной, Хиори и Юкимией, правда, последние двое его сейчас не интересовали. Комната не пустует — Хиори погружен в свой телефон, кажется, совсем не желая соблюдать режим сна даже перед завтрашней игрой. И всё же Куроны здесь нет. Исаги спрашивает о нём, однако Хиори понятия не имеет, где потерялся их общий сосед, и Йоичи, устало вздохнув, продолжает поиски. Он возвращается к душевым, однако встречается там с недружелюбным взглядом Несса, покорно дожидающегося, пока Кайзер примет душ, словно верная собачка, а потому спешит уйти. Если Несс здесь, вряд ли он допустит, чтобы его обожаемому Кайзеру помешали спокойно наслаждаться водными процедурами, значит, Курона где-то в другом месте. Исаги решает проверить и туалеты — и в этот раз ему, кажется, везёт. В дверях он действительно сталкивается с Куроной, однако вся радость от того, что он нашёл мальчика, сразу испаряется, когда он замечает, как сильно тот побледнел. Курона выглядит нездоровым, и Исаги обеспокоенно спрашивает его о том, что произошло. В ответ он получает лишь неопределённое мотание головой, из которого мало что можно понять, и для себя решает, что Курона скорее всего отравился. Он предлагает вместе наведаться к медсестре, но Курона отказывается и вместо этого идёт в душ. Приходится немного подождать, потому Несс крайне ревностно относится к своему заданию никого не впускать, и через десять-пятнадцать минут, когда ванная комната наконец освобождается, Курона отправляет до этого болтающегося рядом с ним Исаги в комнату, а сам спешит наконец вымыться. Исаги кажется странным, что он слышит цветочный запах, исходящий от Куроны, ещё до того, как тот воспользовался гелем и шампунем, но он хоронит эту мысль где-то на задворках сознания, предпочитая сосредоточиться на завтрашнем матче.***
Новая странность происходит на следующий день, сразу после матча. Они выигрывают со счётом 5-3, причём последний гол забивает Исаги, получая просто идеальнейший пас от Куроны. В порыве чувств он обнимает Курону, слегка приподнимая того над землёй, и радостно смеётся. Это абсолютно нормально, думает Исаги. Дружеские объятия это неотъемлемая часть жизни любого футболиста — за исключением разве что мрачных типов вроде Рина, который скорее убьёт тебя взглядом, чем позволит лишний раз к себе прикоснуться. В любом случае объятия нормальны и весьма распространены — Исаги нередко обнимался с Бачирой после удачных игр, а уж тактильности Рео, набрасывающегося на Наги после каждого забитого гола, позавидовали бы многие. Так что проблем с прикосновениями возникнуть не должно было. Во всяком случае Исаги так думал. Курона выглядит ошарашенным и слегка смущённым после того, как его оторвали от земли. Когда Исаги отпускает его, мальчик делает неуверенный шаг назад, словно не зная куда себя девать. Курона не красноречив, поэтому он никак не комментирует происходящее, хотя Исаги подмечает едва заметный румянец на его щеках. И, о, он бы предал этому чуть больше значения, если бы сейчас все его мысли не были прикованы к развернувшейся пару минут назад игре, которая привела его в восторг. Поэтому он продолжает счастливо улыбаться и, оставляя объятия позади, хватает Курону за руку в порыве эмоций. — Это было потрясающе! — его глаза горят. — Нам обязательно надо повторить эту связку в следующем матче! — Это было весьма посредственно, тебе просто повезло, — недовольно замечает стоящий где-то поблизости Несс. Он переводит взгляд на Курону. — Кайзер находился на более подходящей позиции, тебе следовало отдать пас ему! Но Курона его не слушает. Его глаза устремлены на Исаги, в ушах звенит голос Исаги, а кожа горит от прикосновений Исаги. Только Исаги сейчас существует для него, и Курона старается унять своё бешеное сердцебиение, уверенный, что оно слышно всем вокруг. Его губы дёргаются, словно готовясь расплыться в лёгкой улыбке — в ответ на ту искреннюю, что дарит ему Йоичи. Но вместо этого в горле внезапно становится ужасно сухо, и Курона кашляет. Он бледнеет. Краски мгновенно исчезают с его лица, и румянец, который Исаги наконец начал замечать, находя его очаровательным, тут же пропадает. Курона выдергивает свою руку из хватки Исаги, и снова делает шаг назад, на этот раз более резкий и большой. Глаза мальчика становятся беспокойными, он прижимает руку ко рту, словно боится, что микробы вылетят из него, перезаражая всех присутствующих. Курона тихо извиняется и спешно уходит, оставляя Исаги в растерянности. Другие игроки особо не обращают на него внимания, всё ещё погруженные в эйфорию от сыгранного матча. Несс провожает его задумчивым взглядом. Исаги кажется, что тот понимает больше, чем он сам.***
Исаги не спрашивает у Куроны о его странном поведении, хоть ему и любопытно. Курона же не заводит разговор об этом первым — впрочем, чего ещё от него ожидать, — поэтому эта маленькая тайна остаётся неразгаданной на протяжении следующих нескольких дней, в течение которых ситуация постепенно начинает ухудшаться. Сначала Курона перестает дожидаться Исаги после тренировок, чтобы вместе пойти в душ или в комнату. Он также говорит Исаги, чтобы тот не ждал его, если задерживающимся является Курона. Где-то на третий день после матча он перестает разделять обеденное время с Исаги, принимая пищу так быстро, что когда Исаги заходит в столовую, Курона уже из неё выходит. Перед сном он больше не разговаривает с Исаги, делая вид, что сразу ложиться спать. Исаги знает, что это не так. Исаги не знает, как об этом сказать. В какой-то момент он понимает, что Курона избегает его. Это не касается поля — там Курона всегда на его стороне, нет ни секунды, чтобы Исаги сомневался в этом. Однако в повседневной жизни Курона просто испаряется, и Йоичи ничего не может с этим поделать. Он не такой человек, чтобы попробовать поговорить об этом — вернее, он мог бы, но… Но это Курона, и Исаги внезапно понимает, что даже спустя столько времени он совсем не знает как подступиться к мальчику. Раньше было проще — он мог просто начать говорить, а Курона бы слушал его, изредка вставляя свои комментарии. Тогда желание общаться исходило и от самого Куроны, что было заметно. Теперь же, когда мальчик, кажется, решил полностью игнорировать Исаги во всём, что не касалось футбола, начать диалог с ним было куда сложнее. Конечно, Исаги пытается. И пусть все его попытки безуспешны, он хотя бы старается вернуть их отношения в то время, когда никаких проблем не возникало. Несмотря на просьбы Куроны, он всё равно ждёт его после тренировок, старается приходить в столовую пораньше, подсаживается к Куроне, когда это возможно. Исаги делает эти маленькие попытки в надежде, что всё вернётся в норму, однако Курона кажется не очень довольным. Он не говорит Исаги прямо о том, что хотел бы ограничить их общение исключительно игрой на поле, но и не поддерживает их разговоры больше. Даже когда сбежать от Исаги не получается, Курона вместо того, чтобы быть внимательным слушателем как раньше, просто вяло кивает невпопад и смотрит куда-то в сторону, словно присутствие Исаги его напрягает. В какой-то момент вся эта ситуация становиться настолько дискомфортной, что Исаги уже хочется опустить руки. Это напоминает его провальные попытки подружиться с Рином — даже воспоминания об этом заставляют поморщиться. Но Рин… он с самого начала быть холоден и отстранен от всего, что не касалось футбола. С Куроной же всё иначе. С ним Исаги чувствовал себя хорошо, и, он мог заявлять об этом уверенно, Курона тоже не испытывал неудобств от их общения. Они явно успели подружиться, именно поэтому Исаги не хотелось, что всё закончилось вот так — внезапным игнорированием его со стороны Куроны. Он советуется с Бачирой и Чигири, вырывая время между тренировкой и обедом и заглядывая в корпус Англии. Они кажутся весьма удивленными, узнав о поведении Куроны. Бачира просто пожимает плечами, не имея никаких предположений, а вот Чигири задумывается в надежде найти ответ и помочь Исаги. Тем не менее, у него тоже нет идей, и в итоге Исаги возвращается к Бастардам без должного совета и совсем не имея понятия что ему делать. Правда, уже уходя, он краем уха слышит, как Рео, сидевший недалеко и явно следивший за ходом их разговора, в полголоса спрашивает у Чигири что-то про цветы. Исаги не придаёт этому значения. Про злополучные растения он вспоминает через пару дней, когда находит рядом с одной из раковин красный и мокрый лепесток. Это слегка удивляет этого, ведь в блю локе неоткуда взяться цветам — разве что в кабинете медсестры стоят несколько горшков, но Исаги не помнит, чтобы хоть один их них сейчас цвёл. Он подбирает лепесток, отстраненно замечая, что, в чём бы не был тот измочен, это не похоже на воду. Исаги смывает его в раковину и сам тщательно моет руки, с некоторой брезгливостью думая, что по текстуре было похоже, что этот лепесток кто-то обслюнявил. С тех пор он замечает подобные лепестки ещё несколько раз. В основном это в душе или в туалетах, но иногда они попадаются ему и в коридорах, а однажды он нашёл такой лепесток под кроватью в их комнате, когда делал уборку. Они всегда красные и явно принадлежат одному виду цветов. Исаги в конце концов становится любопытно и он тратит несколько часов своей жизни на то, чтобы узнать, что это за цветок, но в итоге ему так и не удается найти то, что он ищет. Вероятно, поисковой запрос «круглый красный лепесток» не сформулирован достаточно чётко, чтобы принести хоть какую-то пользу. В итоге Исаги просто решает оставить этот вопрос на более удачное время — да, ему любопытно, откуда берутся лепестки в помещениях блю лока, но не настолько, чтобы он решил тратить на этот вопрос больше времени, чем на проблему с Куроной. Он продолжает свои попытки с большей интенсивностью и уже готов сдаться и, поборов неловкость, просто прямо спросить у Куроны, что происходит. Кажется, его поведение не остаётся незамеченным, потому что некоторые из Бастардов посмеиваются над ним, а Юкимия однажды называет его сталкером, из-за чего уши Исаги пылают, когда он заливается краской от смущения. Это действительно так выглядит? Он, одержимый Куроной? Это чертовски странно, ведь всё, чего хотелось Исаги — просто иметь верного товарища на поле, который в то же время был бы хорошим другом за его пределами. Он никогда не желал быть слишком настойчивым и причинять кому-то лишние проблемы своей навязчивостью. После слов Юкимии Исаги тушуется. В конце концов, если Курона не хочет больше общаться с ним, то Исаги следует проявить понимание и уважение к личным границам мальчика. Хоть это и грустно, но Исаги решает отступить.***
Возможно, ему нужно было это озарение. Возможно, это необходимо, потому что он глуп — боги, как же он глуп! — и ему требуется куда больше намеков, чем жизнь ему преподносит. Возможно — только возможно — Исаги нуждается в озарении так же как и кислороде. Но он не знает, как себя вести, когда его озарением становится Алексис Несс. Исаги стоит в туалетной комнате, с ужасом и паникой смотря на открытую кабинку. Сейчас около двух часов ночи, все должны спокойно спать в своих постелях — вероятно, именно поэтому Несс не удосужился занять себя закрыванием злополучной дверцы. Хотя, может, он просто не успел. Исаги с трепетом и отвращением одновременно взирает на то, как Несс склоняется над унитазом, вцепляясь в него так, что белеют костяшки. Его трясет и он заходится в таком приступе кашля, что Исаги в какой-то момент кажется, что тот просто умрёт. Он понимает, что должен помочь, но не знает как, и всё, что он может — это просто смотреть, как Несс с видом будто вот-вот задохнётся выплёвывает из себя кучу неприятно потемневших от крови голубых роз. Хотя выплёвывает это слабо сказано — его буквально рвёт цветами, и Исаги понимает, что такую омерзительную картину ему теперь не забыть до конца жизни. Когда приступ Несса заканчивается, он, тяжело дыша, отрывается от унитаза и устало поворачивается назад. Его глаза расширяются в страхе, когда он понимает, что не один. Прежде, чем Исаги успевает что-то сказать, лицо Несса меняется с испуганного на злобное, и он, вставая с колен, делает угрожающий шаг в сторону Исаги, что, впрочем, даётся ему с трудом. — Будь ты проклят, Исаги Йоичи, какого хрена ты тут забыл, блять?! — его тело ослабленно после пережитого, поэтому Несс спотыкается, но умело сохраняет рановесие и кидает на Исаги убийственный взгляд. Его губы и подбородок в крови, которую он случайно размазал, инстинктивно пытаясь сдерживать кашель руками, а к одежде прилипли несколько лепестков, на которые он сейчас не обращает внимания. Исаги не может не признать, что такой вид Несса вкупе со злобным выражением лица и безумным взглядом сильно пугает его. И всё же он не может просто сбежать, как ему этого хочется, и оставить мальчика наедине с этими отвратительными приступами. — Эй, ты явно не в порядке, слышишь? — Исаги поднимает руки в успокаивающем жесте. — Тебе нужна помощь. Хочешь, я позову кого-нибудь или… — Себе, блять, помоги, — огрызается Несс, не давая ему договорить. — Или своему акульему парню. — Что? — переспрашивает Исаги, немного сбитый с толку. Ему требуется время, чтобы понять, что Несс говорит о Куроне. — Он не мой… Да причём тут вообще Курона?! Несс смотрит на него чуть ли не с жалостью, и Исаги чувствует сильное желание его ударить. — Причём тут вообще Курона? — передразнивает он и заходится в новом приступе кашля. Несс быстро возвращается к унитазу, и Исаги вновь наблюдает, как из него вылетает несколько бутонов. Это страшно, страшнее, чем просто лепестки. Исаги думает о том, как розы царапают горло, стремясь выбраться наружу, и ему становится плохо. Когда Несс заканчивает, он просто громко дышит некоторое время, восстанавливая дыхание и приходя в себя, после чего поднимает на Исаги недружелюбный взгляд. — Ты что, реальной тупой? У нас по всему корпусу разбросаны сранные фрезии, а ты спрашиваешь, причём тут Курона Ранзе? Исаги чувствует себя так, словно на него вылили ведро с ледяной водой. Кашель Куроны, внезапное избегание с его стороны, красные лепестки, которые Исаги находил в последние дни — всё это наконец складывается в одну картину. Исаги словно нашёл недостающий паззл в виде оскорбляющего его Алексиса Несса и теперь может оценить всю работу целиком. У Куроны ханахаки. Исаги не знает — вернее он не может быть уверен, — кто стал причиной цветочной болезни у Куроны, но… Он может догадываться, и голос в его голове ехидно шепчет ему посмотреться в зеркало. Презрительный взгляд Несса и его прошлые слова тоже наталкивают на те же мысли, и, хоть Исаги и не хочется доверять в таких вопросах кому-то из окружения Кайзера, он понимает, что пытаться отрицать происходящее глупо. У Куроны ханахаки, и Исаги Йоичи тому виной. Он бросается к дверям из туалета, совершенно забыв о том, что собирался помочь задыхающемуся Нессу. Того, кажется, такой расклад событий вполне устраивает, впрочем, он всё же окликает Исаги, когда тот уже почти вышел в коридор. — Эй, Исаги, — его голос звучит глухо и угрожающе. Исаги не нужно поворачиваться, чтобы понять, каким взглядом его провожает Несс. — Скажешь об увиденном Кайзеру — и я придушу тебя посреди ночи. Исаги молча кивает и уходит, оставляя Несса одного. Эти угрозы для него ничего не значат — уж в чьи-чьи дела он и мог бы вмешаться, так точно не в дела Кайзера. Это не то, что интересовало его когда-либо, и уж тем более не то, что интересует его прямо сейчас. Потому что в эту секунду он не может думать ни о ком другом кроме Куроны.***
Исаги не может ждать. Не тогда, когда он узнал, что его друг задыхается и плюётся лепестками. Поэтому, вернувшись в комнату, вместо того, чтобы лечь на свою кровать, он забирается на кровать Куроны и собирается разбудить его для разговора. Прежде, чем сделать это, Исаги на минуту останавливается, наблюдая за спящим мальчиком и отмечая странное чувство, появляющиеся внутри груди, когда он смотрит на безмятежное лицо Куроны. Исаги никогда толком не задумывался над природой своих чувств по отношению к Ранзе, и сейчас он в некоторой растерянности. Он всегда считал Курону своим другом, но мог ли он спутать дружбу с чем-то другим? Он вспоминает, как очаровательно выглядел румянец Куроны, как приятно было обнимать его, как грустно становилось, когда Куроны не было рядом. Лицо Исаги охватывает жар, и он тяжело вздыхает. Если у Куроны ханахаки, это ведь значит, что он влюблён в Исаги, не так ли? Сможет ли Исаги ответить на эти чувства? Испытывает ли он тоже самое? Исаги думает о том, куда всё это может привести. Если он скажет Куроне, что тоже влюблён в него, что будет? Они начнут встречаться? Держаться за руки? Возможно, чаще обниматься и… Взгляд Исаги падает на приоткрытые губы Куроны, и его голова кружится. Целовать Курону было бы странно, но Исаги солжёт, если скажет, что ему не нравится мысль об этом. Вероятно, он всё-таки хочет этого. Дополнительных прикосновений, больше времени вместе, статуса, который отличал бы их отношения от всех других. Курона дорог Исаги — не зря же тот последние несколько недель так старался вернуть их общение. Курона дорог Исаги, а Исаги дорог ему, так что почему бы не попробовать? Они должны хотя бы поговорить об этом. Предательская мысль «А что если его ханахаки не из-за меня?» настойчиво вертится в голове, но Исаги отгоняет её. Всё будет нормально. Если он действительно не нравится Куроне, то он всё равно постарается стать для него хорошим другом — тем, кто поддержит мальчика в этой ситуации и не оставит страдать в одиночестве. Что-то странное зарождается внутри него, и Исаги беззвучно смеется, думая о том, что заработать своё собственное ханахаки после отказа Куроны, будет действительно жалко. Кайзер и Несс, если узнают, точно будут высмеивать его. В любом случае он легонько трясёт Куроны за плечо, стараясь осторожно разбудить. Спящий мальчик хмурится и почти сразу открывает глаза — видимо, он из тех, для кого пробуждение посреди ночи ничего не значит. Ему требуется секунда, чтобы понять, что сейчас всё ещё ночь, а над ним нависает Исаги. Лицо Куроны вытягивается, и он рефлекторно дёргается, пытаясь отодвинуться подальше от другого парня. — Что ты?.. — он не договаривает, но Исаги не нужно слышать продолжение, чтобы понять, о чём спрашивает Курона. Он молча смотрит на то, как тот принимает сидячее положение и теперь немного нервно теребит кончик одеяла, избегая встречаться взглядом с Исаги. Курона ждёт ответа на свой вопрос, и Исаги готов задать парочку встречных. — У тебя ханахаки? — без предисловий спрашивает Исаги, хотя и без того знает, что это так. Курона бледнеет и вновь старается отодвинуться подальше, инстинктивно поднося руки ко рту. Глаза его широко распахиваются — это похоже на то, как Несс смотрел на него, когда его тайна оказалась раскрыта, но в отличие от Несса Курона не начинает злиться. Наоборот, он вдруг становится очень грустным. Видеть его таким невыносимо. — Это… — начинает он, но его перебивает раздраженный голос Юкимии. — Бога ради, сейчас три часа ночи нахуй, вы можете заниматься своими делами где-нибудь в другом месте?! Курона и Исаги одновременно краснеют, и Исаги, приложив палец к губам и схватив другого мальчика за руку, встаёт с кровати и, стараясь больше не шуметь, выходит в коридор. Курона не имеет других вариантов и следует за ним. Они проходят лишь несколько метров от комнаты и останавливаются. Исаги прислоняется к стене, и Курона повторяет за ним, становясь слева. Пару минут они просто молчат. Курона собирается с мыслями, а Исаги даёт ему время. — Оно пройдёт, — в итоге говорит Курона, не глядя на Исаги. — Пройдёт? — Исаги скептически поднимает бровь. Курона растерянно прикусывает нижнюю губу, и Исаги ловит себя на мысли, что с его акульими зубами это выглядит довольно мило. — Ханахаки… Лечится, — выдавливает из себя Курона. — Сейчас мне нельзя отвлекаться, но после завершения блю лока, я займусь этим. Нет причин волноваться, у меня много времени. Исаги понимает, о чём он говорит. Хирургическое вмешательство на поздних сроках, и выписанные по рецепту врача таблетки на ранних — к сожалению, это наиболее частое решение при ханахаки. Не всём везёт взаимно влюбиться. — Ты совсем не рассматриваешь другой вариант своего исцеления? — осторожно спрашивает Исаги. Курона болезненно хмурится и отрицательно качает головой. Исаги вздыхает. «Просто скажи, что это я, — просит его внутренний голос, — Скажи, и всё будет хорошо». Но Исаги не озвучивает свои мысли, всё ещё боясь, что он ошибается. Ему нужно точно знать, что он тот, кто сможет помочь Куроне, поэтому он набирает в рот воздух и задаёт более провокационный вопрос. — Кто это? Курона вздрагивает. Исаги даже на секунду жалеет о том, что продолжил давить. Но Курона внезапно разворачивается и смотрит на него такими ясными глазами, что Исаги кажется, что землю вышибает из-под его ног. Курона молчалив, но его взгляд в этот момент такой красноречивый, что Исаги внезапно хочется смеяться над собственной глупостью, над тем, что он мог сомневаться в чувствах Куроны. Курона удивлённо хлопает глазами, явно не ожидавший подобной реакции от Исаги. А Исаги не может сдержать улыбки, хоть и пытается скрыть её, смущенно поднося руку к лицу. В глазах Куроны загорается какая-то надежда, когда он понимает, что Исаги не собирается его отвергать. Краска расползается по его лицу, и ясно видно, что он смущен, но в этот раз он не отводит взгляд, а делает шаг вперед, приближаясь к Исаги. Его пальцы цепляются друг за друга, выдавая его неуверенность, и Исаги хватает их, осторожно поднося к своему лицу. Его кожа горит, когда он чувствует прикосновения подушечек пальцев Куроны на своих щеках. Курона дрожит, словно всё ещё не может поверить в происходящее, и Исаги его понимает. Он решает, что нужно прояснить всё до конца. — Ты мне нравишься, — признается Исаги, продолжая держать руки Куроны у своего лица. Он ощущает, как внутри него разливается тепло, когда он озвучивает свои чувства. Дышать становится легче — но Исаги понимает, что если для него это больше с точки зрения самовнушения, то Курона чувствует это и на физическом уровне. Он кашляет, и Исаги спешно отпускает его руки, чтобы Курона мог поднести их к лицу. Из его рта вылетает три красных лепестка, и он рассеянно ловит их, разглядывая пару секунд, а потом поднимает на Исаги взгляд полный благодарности. — Спасибо, — шепчет он, и Исаги понимает, что эти лепестки были последним, что осталось от болезни Куроны. Он вздыхает с облегчением, когда видит, как Курона осторожно трогает своё горло, которое больше не раздражается цветами. Исаги улыбается и с нежностью повторяет за ним, медленно скользя пальцами по чужому горлу. Курона вспыхивает от этого действия и смущенно поджимает губы, не переставая при этом смотреть на Исаги широко распахнутыми глазами. В его взгляде что-то есть, и Исаги чувствует внезапное давление внизу живота, когда понимает, что Курона пытается на что-то решится. Его сердце начинает биться сильнее, а потом вдруг пропускает несколько ударов, когда лицо Куроны оказывается прямо перед его собственным. Их носы на мгновение касаются друг друга, и Курона зажмуривается, когда тыкается носом сильнее, после чего отпрыгивает назад и застенчиво оттягивает рукава своей пижамы. Исаги чувствует, как его щеки стремительно краснеют после этого недо-поцелуя, и он глупо и счастливо улыбается, думая, что подобное вполне в духе Куроны — что-то странное, но в то же время милое и очаровательное, от чего бабочки в животе — к счастью, не цветы — начинают кружиться в танце. — Боже, это отвратительно, — их идиллия прерывается до боли знакомым голосом. Исаги оборачивается и видит позади себя Несса, возвращающегося из туалета. Мальчик смотрит на них таким взглядом, словно они как минимум глотки друг другу вылизывали в полуголом состоянии. Кончики ушей Исаги слегка вспыхивают, когда он об этом думает, и Несс, какого-то черта заметивший это, притворно кривится. — Фу, блять, мне кажется, меня сейчас опять стошнит. — Надеюсь, в следующий раз тебя вырвет прямо на Кайзера, — говорит ему Исаги, хватая Курону за руку и быстрым шагом направляясь к их комнате. Возмущенный Несс что-то говорит ему в спину, но Исаги не обращает внимания, сосредотачиваясь на том, чтобы переплести их с Куроной пальцы. Они возвращаются в комнату, и Исаги принимает решение не отпускать Курону, а потянуть за собой на его кровать. Они ложатся вместе, и это так смущает — но с другой стороны кажется невероятно правильным, словно место Куроны всегда было здесь, рядом с Исаги. Они обнимаются, и Исаги запускает пальцы в волосы Куроны, думая о том, как приятно было бы самому заплетать другому мальчику эту очаровательную маленькую косичку, которую тот делает каждый день. Исаги действительно думает, чтобы попросить об этом разрешения, но решает оставить этот вопрос до завтрашнего дня, всё ещё помня о Юкимии, которого они случайно разбудили пару минут назад. Им не нужны лишние сплетни — хотя они, несомненно, начнутся, когда Юкимия и Хиори на утро обнаружит своих соседей по комнате в одной кровати. Исаги прижимает к себе Курону, вдыхает его запах — на этот раз с облегчением осознавая, что он не цветочный, — и думает о том, что ему всё равно. Его не волнуют слова других. Больше не волнуют. Курона снова рядом, их отношения не только вернулись в норму, но и перешли на новый уровень. Он утыкается лицом в шею Исаги и обхватывает его тело своими ногами. Это немного неудобно и, наверное, даже нелепо в качестве позы для сна, но Исаги чувствует себя как никогда счастливым. Он ещё раз вдыхает запах Куроны и засыпает, зная, что утро встретит без тревог.