«Встречаются два экономиста, и один другого спрашивает:
— Ты понимаешь, что сейчас происходит?
Второй отвечает:
— Я сейчас тебе все объясню!
Первый:
— Я тебе сам объяснить могу! Ты понимаешь, что происходит, или нет?»
© С просторов Интернета
За всю свою короткую, но безусловно насыщенную жизнь Леон видел много… всякого. Он мог бы сказать «дерьма», но это было бы слишком блеклым словом, чтобы опистать все краски тех ситуаций, в которые его бросала судьба. Начиналось всё заурядно. Жизнь в небольшом тихом городке постепенно переросла в чуть более насыщенную событиями учёбу в полицейской академии. Леону обещали большие перспективы, он был образцовым кадетом. А потом выпуск, распределение, пусть и не в мегаполис, но в Раккун-Сити, который был у многих на слуху, благодаря быстрому развитию под крылом у корпорации «Амбрелла», и с этого момента… У Леона было несколько теорий. Первое: его прокляли. Потому что не может же такого быть, чтобы обычная жизнь в один момент повернулась на сто восемдесят градусов и пошла строго в том направлении, о котором в приличной литературе пишут только намёками. Но чёрным кошкам он дорогу вроде не переходил, да и за издевательствами над подозрительного вида бабушками до Испании замечен не был, поэтому вариант с проклятием отпадал сам собой. Более жизнеспособной версией был сюжет, подсмотренный там, о чем Леон бы никогда не признался, что он что-то смотрел. Следуя творчеству одной конкретной восточной страны, оставался вариант, что где-то по пути из академии его сбил грузовик и отправил… в мир полностью идентичный настоящему, за исключением долбаной «Амбреллы», которая внезапно вместо отличных освежителей воздуха на основе трав и таблеток неактивированного угля решила клепать дикие вирусы и устраивать апокалипсисы по три раза на дню. В пользу этой версии также служили странные сны, уже какое-то время преследовавшие Леона. В них он снова оказывался в заражённом участке, но на этот раз не сам, а со странной рыжеволосой девушкой-туристкой. Ему было невыносимо завидно своей копии из, возможно, паралельной реальности, и он искренне желал им обоим побыстрее нарваться на крупные неприятности. Кстати, последним, что он после этого слышал, был треск рации и не вызывающий доверия злодейский голос, после чего сны прекратились. Так что версия была рабочей, если только игнорировать тот факт, что Леона не сбивал никакой грузовик. Почти перед самой отправкой в Испанию он ещё предположил, что может являться персонажем компьютерной игры. Поэтому он три часа искал по кабинету скрытую камеру, но так ничего и не нашёл. Заглянувший на шум президент подсказал, что, возможно, дело в том, что игра с видом со спины и камера каждый раз убегает, стоит к ней повернуться. «Какая глупость», — заявил ему в тот момент Леон, — «я с девяносто восьмого года помню, что камера у нас фиксированная». «Времена меняются», — многозначительно ответил ему президент, долгим взглядом посмотрев на пустую бутылку канадского виски на столе, — «а дипломатические отношения нет. Снова палёную подсунули…» «Так что там у нас с камерой?» — напомнил Леон, теряя нить разговора. В голове стоял туман, и почему-то хотелось прилечь. Президент тоже исчез, сменяясь оскаленным лицом какого-то мужика с красными глазами. — Унфорастело хейаса! — не своим голосом заорал атакующий и занёс над головой окровавленный топорик. Порадовавшись тому, что ему не нужно убивать президента, Леон без сомнений выстрелил. Как всё-таки жаль, что ему так же не повезёт в две тысячи тринадцатом. Стоп, что? *** «Деда, ты зачем деда убил, изверг?!» — не своим голосом завопила я, когда мой спутник неожиданно вскинул пистолет и всадил несколько пуль в голову ничего не подозревающему старичку, — «я, конечно, понимаю, что стариков сейчас модно считать обузой, но тебе не кажется, что убивать их это уж слишком?» Конечно, тот вёл себя странно, покачиваясь на месте и шепча какие-то глупости себе под нос, но в конце-то концов, в пятницу вечером себя так полстраны ведёт, что им теперь, всем содержимое черепушки повышибать? А потом жаловаться будут по телеку на «утечку мозгов»! — Изверг? — возмутился мой сосед, зачем-то продолжая целиться в уже неподвижное тело, — да ты хоть знаешь… «Не знаю! Я тебе анекдоты рассказывала, а ты вот, оказывается, какой человек, с гнильцой» — я заставила руки опуститься, направляя ствол оружия в землю, — «с гнильцой, Леон». Внезапно кажущийся мёртвым старичок захрипел и попытался подняться, упираясь руками в землю. Его голова представляла собой сплошное багровое мессиво, но он всё равно героически пытался принять вертикальное положение, восставая из мёртвых с упорством побитой палками крапивы. «Мы можем ему помочь!» — восхитившись стойкостью старшего поколения, сообщила я, совершенно не замечая, как притих собеседник, — «я же помню, у тебя в кейсе был тот странный подорожник…». В следующее мгновение тело старика изогнулось назад, и из его шеи вырвались огромные, красно-коричневые тентакли с заостренными лезвиями на концах. В абсолютном ужасе я опрянула назад, пытаясь понять, когда мир успел свернуть не туда. Я, конечно, слышала истории о девушке с сюрпризом, но чтобы о дедушке… Впрочем, интернет никогда не был со мной абсолютно честен. «Ты почему деда не убил?!» — моментально сменила пластинку я, отступая ещё на несколько шагов назад и раздумывая над тем, насколько Леон расстроится, если я прямо сейчас вернусь на пристань, спрыгну в озеро, переплыву его, выброшу гарнитуру и больше никогда не буду иметь дел ни с подозрительными женщинами, ни с церквями, ни с сомнительными миссиями. — Хватить дёргаться, я прицелится не могу! — сквозь зубы выругался владелец тела, безуспешно пытаясь поймать на мушку мечущиеся тентакли. Из-за моего вмешательства руки дрожали, в то время как псевдо-дед окинул нас взглядом жёлтого глаза, открывшегося между щупалец. «Здравствуйте. Не хотите ли поговорить о боге нашем, Лорде Саддлере?» — неожиданно раздался в голове вполне себе миролюбивый голос. — Какого… — одними губами прошептал Леон, наблюдая за тем, как тентакли быстро успокаиваются, покачиваясь в такт порывам ветра. «О, я вижу, вы познали четвёртую заповедь Лас Плагас «сохрани самое вкусное напоследок» и решили не трогать голову носителя», — восхитился монстр, делая несколько покачиваний щупальцами, — «а я, признаюсь, не удержался. Ну да ничего, плоть слаба. Я доем». Позабыв о том, что он вообще-то собирался проповедовать, псевдо-дед бросился вперёд, но размахивающие во все стороны щупальца не позволяли ему двигаться быстро. Резкое волевое усилие откинуло меня от управления телом и несколько пуль полетели ровно в скопление тентаклей. Монстр взвыл и взорвался противной желтоватой жидкостью, забрызгав всё вокруг и в том числе и нас. — Думаю, мои мозги мне ещё пригодятся, — фыркнул Леон, перезаряжая пистолет. «Вот именно. Становись в очередь» — немного отойдя от произошедшего, добавила я, спустя несколько секунд тишины понимая, как это прозвучало, — «ты не подумай, я не это имела ввиду. И вообще, твоё лицо выглядит куда симпатичнее кучки тентаклей». — Я не знаю, что звучит хуже: то, что ты теоретически можешь сожрать мой мозг, — не остался в стороне агент, — или то, что неведомой твари нравится моё лицо. «Знаешь, я тут подумала, что мне вовсе не обязательно его портить, чтобы добраться до мозга…» *** Я понятия не имела, какому гению пришло в голову сделать статую со снимающиейся головой, из шеи которой идёт тёмная жижа, ещё и с таким звуком, словно откуда-то свалилось лезвие гильотины. Леона это, конечно же, напугать не могло. Да и как я выяснила, его мало что вообще впечатляло в этой жизни. Но теперь с Леоном была я, поэтому специальный агент США с совершенно не характерным для него визгом отскочил на метр в сторону, роняя на пол фонарик. Позорный звук эхом разнёсся по пещере и утонул под каменными сводами, снова погружая пространство в звенящую тишину. — Какого чёрта это было? — с поражающим спокойствием поинтересловался владелец тела, пытаясь унять колотящую его дрожь. По крайней мере это я ощущала, что заговорить он хотел спокойно, но на деле голос прозвучал едва слышно, превращаясь в шёпот. «Спроси у этих психопатов!» — также напряжённо ответила я, окидывая взглядом статую. Да кровь, да жутко, но ничего сверхестественного. От такой бурной реакции мне становилось стыдно, — «слушай, а чего ты так кричал?» — Я кричал? — видимо, не сразу осознал подобную наглость Леон. «Ну не переживай, я никому не расскажу», — добила агента я, поднимая руку и похлопывая нас по плечу. Со стороны это должно было выглядеть странно, — «но больше так не делай». Судя по бурным эмоциям, сосед собирался высказать всё, что думает обо мне, но в этот момент до наших ушей донеслись ругательства на испанском. Что было причиной обнаружения сказать трудно. То ли героический вопль агента США, то ли триггер на статуе, но так или иначе, мы рванули из помещения наружу. Оказалось, что бежать поздно. Путь нам перегородила бабка, размахивающая окоровавленным топориком и скалящаяся во все тридцать два зуба. «Погоди», — неожиданно замерла я, переводя взгляд с лица бабки на топорик, — «разве должно быть не наоборот?». — Что наоборот? — не понял Леон, совершенно не замедляясь и делая пару выстрелов противнице в живот. Она закачалась, и в этот же момент агент подлетел вплотную, вырывая из ослабевших пальцев топорик и вгоняя его лезвие в бабку. «Вот, теперь правильно», — немного успокоилась я, — «боже, ты зарубил старушку. Сразу видно, что она уроки зарубежной литературы прогуливала, иначе бы не ходила с топором…» В этот момент тело забурлило, растекаясь бурой жижей, а на его месте появился мешочек с золотыми монетами. Я почти что прослезилась, довольная соблюдением канона. — Ты чего? — поинетересовался Леон, смахивая с глаз слёзы и пряча деньги в карман. Сразу стало ясно, что литературу он тоже прогуливал. «Ну вот ты Достоевского читал?» — с быстро гибнущей надеждой поинтересовалась я, но дождалась только отрицательного кивка, — «ну ничего, вторую голову нам ещё долго искать. Я перескажу». Почему-то у меня возникло ощущение, что Леон был вовсе не в восторге от выпавшей возможности. *** Стоит ли говорить, что пересказ я не закончила даже после того, как мы нашли вторую голову? Он продолжался даже тогда, когда агент решил обплыть всё озеро и собрать не пойми кем разбросанные сокровища, когда он дрался с курицами за золотое яйцо, бросал копьё в большого чёрного окуня у доков и сидел на краю лодки, умоляя меня немного помолчать и упирая пистолет под нижнюю челюсть. На такой дешёвый шантаж я естественно не повелась, прекрасно зная, что от настоящего шедевра литературы должны страдать и автор, и персонажи, и читатель. Кстати, судя по ощущениям, эту мысль мне в голову вложила высшая сила, но, наверное, вам лучше знать, кто это и что она имела ввиду. Поэтому, когда Леон наконец-то взял себя в руки и прекратил размахивать пистолетом, мы вернулись к изначальной точке нашего путешествия и вложили две головы в скульптуры гигантских ладоней. Заработал какой-то механизм, и в руках агента оказался, как он выразился, ключ от церкви, пусть я и пыталсь доказать ему, что ни один нормальный человек не станет запирать дверь на круглую каменную эмблему. Леон не стал слушать, отмахнувшись и заявив про какие-то полицейские участки, двери, закрытые на ключи с карточными мастями, потом о флешке с кодом допуска к оружейной, спрятанной в шкатулке, которая открывается красным камнем, вставленным в посох статуи, которой нужно дать книгу, перед этим найдя бетонную руку и скомбинировав их. Конечно я ничего не поняла, но по тому, как плакал обычно спокойный Леон, я догадалась, что с этим у него связана какая-то травма. Решив больше не расшатывать и так потрёпанную психику агента, я почти что молча дождалась, пока он поднимется вверх по тропе от озера, следуя по маршруту к ему одному известной церкви. Признаюсь, эта местность нравилась мне куда больше пещер у озера. Никакой тебе лишней влаги и запаха тины, только деревянные сооружение из срубленных брёвен и полная, абсолютная тишина. После всех бабок, дедок и тентаклевых монстров это казалось благодатью. Ровно до тех пор, пока мы не вышли на огромную арену. То, что сейчас нас будут ждать проблемы, было и так очевидно по бревенчатым воротам, опущенным по обеим концам площади. То, что это будут большие проблемы, намекнул оглушающий рык и толпа селян, пытающихся вытянуть что-то канатами из-за ворот, выдолбленных прямо в скале. Но когда это что-то с рёвом вырвалось из заточения, раскидывая людей перед ним, как кегли, я поняла, что проблемы у нас… Ну знаете, огромные! Леон громко выругался, выхватывая пистолет и в полной боевой готовности наблюдая за тем, как уродливый гигант крушит всё на своём пути. Я почувствовала, как бьётся чужое сердце, но это был не животный ужас, а скорее сосредоточенность и готовность сражаться. У меня же такого стремления не было и в помине. «Ганадос закрыть Уго!» — вопило чудовище, со вкусом вдавливая даже не пытающихся разбегаться мужиков в землю, — «Уго голодать, Ганадос принести корову. Уго съесть корову и голодать, Ганадос принести половина корова. Уго съесть половина корова, съесть глупый Ганадос, Ганадос привести красный балахон. Красный балахон кричать, Уго спать. Уго хотеть есть, а не спать. Уго съесть Ганадос, съесть балахон, съесть коровы…». Почему-то всё моё естество испытывало всепоглощающее сочувствие к этому чудовищу. В его словах слышалась искреняя боль, и было сразу ясно, что на самом деле он не такой плохой, его заставили. Однако стоило гиганту повернуться в нашу сторону, как все гуманистические мысли тут же выбило из головы волной ужаса. Монстр нахмурился, стряхивая с рук остатки селян, и окинул нас с Леоном тяжёлым взглядом. «Уго тебя раньше не видеть. Ты не обманывать Уго», — гигант несколько секунд постоял в задумчивости, а потом двинулся вперёд, — «ты знать, где красный балахон»? Леон словно только этого и ждал. По его реакции я не могла сказать, понимал ли он речь существа, но однозначно не был готов сдаваться ему без боя. Без лишних преувеличений, Леон был настоящим героем, в то время как я — подлым трусом. А как утверждает математика, плюс на минус даёт минус. Поэтому, когда голова гиганта оказалась прямо на мушке, мы свалились в обморок.