Кислые друзья и сладкие шипучки

Хёнджин потеребил свисающий чёрный крест на своем ухе, свежо вдохнул летнего воздуха и потянул на себя тяжёлую деревянную дверь маленького магазинчика комиксов. – Воу, Хван! – воскликнул зубастый Хан. Он перебирал какие-то исписанные бумаги, на столе творился беспорядок и пролитый кофе. – Сегодня твоя смена? Если бы знал, то не пришёл, – ухмыльнулся Хёнджин и со скрипом прикрыл входную дверь. – Эй! – Где Чан? – Он смылся куда-то с Чанбином и попросил прикрыть. – Хан поматал головой, перебирая отложенные покупателями комиксы. – Твои уже ждут. Хван ступил на деревянную половицу, что та противно проскрипела, а тихие мышата под ней испугались. Магазинчик никогда не менялся. Свисающие светильники, у которых давным-давно перегорели лампочки, потрёпанные, но невозможно родные вязаные ковры под ногами, рисунки детской гуашью на деревянные стенах. – Джинни! Его окликнули ребята на золотом диванчике. Солнечный Феликс улёгся под боком Минхо, а на полу лежал Сынмин, тяжело дыша и еле посапывая. Сытно улыбался, а обжигающие лучи освещали лицо. На носу сиял цветастый пластырь. – Минни? – улыбнулся Хёнджин, закрывая руками лицо. Солнце. – На него напала троица мурчащих, – заявил отважно Минхо, расплываясь в ехидной, до костей, улыбке. – Я всего лишь хотел приготовить рамен с курицей, – твердил Сынмин. Перекатился на правый бок и вытянулся. – И коты украли всю курицу, – закончил Феликс, поджимая губы в тонкую линию. – Сынмо хотел пояснить за неё, но Дуни царапнул за нос. Хёнджин упал на кресло возле большого стеклянного окна, крепко заколоченного досками Чанбином, но свет все равно проскакивал и освещал весь магазинчик. Тут появился Чонин. Юноша вылез из подсобки с небольшой жёлтой лейкой. На ней были эфемерные тюльпаны, бесконечная любовь и запах вишнёвых косточек. Умиротворение и доброта. Этот рисунок на лейке нарисовал Джинни прошлым летом с друзьями в поле. Мазок голубой краски оставил Чанбин под предлогом того, что это пархающая бабочка, которая летает очень быстро и выглядит размыто. – Привет, Хёнджин-ии, – протянул Чонин. – На прошлой неделе я посадил фиалки, ты же давно их хотел нарисовать! И ушёл на задний двор, расплескивая воду по деревянному полу. – Хёнджин, не хочешь чай? – спросил Минхо, выбираясь из ног Феликса, которые его окутали. – Сегодня я добрый! Хван довольно кивнул, а старший Ли поплелся в сторону Хана. В маленьком шкафчике под компьютерным столиком хранилось много упаковок пахучих чаёв. Каждый из них был добыт необычайно долгим путём, поэтому Чан предпочитал их хранить, как память. Послышался шум горячих комфорок, завопил старый чайник. Недовольное бурчание Хана, смех Минхо и шуршание зип пакета. – Получается, вы не приготовили рамен? – спросил отчаянно Хёнджин, переползая к Феликсу. – Нет, Сынмин просто психанул и сказал, что его никто не ценит, – промямлил он и отодвинулся в сторону, чтобы Хван мог разложиться рядом. – Даже уснул, бедняга. И вправду уснул. Прикрыл руками глаза, чтоб не обжёгся. Хёнджин коротко хмыкнул и кинул рядом с Сынмином разноцветную подушку. – Кстати, Ликси, я сделал пару набросков пока ехал в метро! Хван тщательно начал рыскать вещь в своём светлом шопере. Однажды Чан сказал: «В сумке Хенджина можно найти все: арбузную жвачку, таблетки от головы, украденный пакетик матчи, консилер от полнолуний под глазами, маленькое зеркальце с изображением черепашки, которое потрескалось (возможно от красоты Хенджина), блестящую расчёску с пони (её подарил Чонин на день рождения, потому что Хенджину всегда нравились девчачие штучки), помадка Йеджи, чтобы губы не сохли и огромную стопку стихов о любви к Ликсу, которые так стесняется читать Хван. Всё, всё, всё!» – Вот! – Хёнджин вытянул из сумки толстый скетчбук с развалившимися листами. На какой-то из них мальчишка плеснул какао, какой-то чуть не сгорел из-за неуклюжего Хан Джисона, а какой-то помял сам художник, но лист ещё тут, потому что Чанни твердил, что рисунок хорош. Хёнджин резким движением открыл скетчбук на странице, где была яркая розовая закладка. Золотистые звёзды и сердечки на ней давали понять, что этот набросок особенный. На полотне сиял мальчишка с широкой доброй улыбкой и светлыми весенними подарками по всему лицу. Они отличали Феликса ото всех. – Это я? – Ли ткнул указательным пальцем на полотно. – Ухты! Это очень круто, спасибо! – протараторил он, не дождавшись ответа. – Конечно ты, кто бы это мог быть ещё? Я планирую это перенести на большой формат и залить красками, – невозмутимо ответил Хенджин, улыбаясь. Феликс подвинулся к старшему и обхватил его большими рукавами. Легко, тихо и тепло. В венах что-то заурчало, сердце залилось чем-то алым и тёплым, а губы поползли наверх. – Счастье любит тишину, – неожиданно пропел чересчур громкий Минхо. Он цокнул по сахарному дну старой чайной ложкой и выпалил: – Потому что счастье находят тогда, когда перестаешь его искать. – Опять ты со своими дедовскими цитатами из пабликов, – проворчал Сынмин, медленно распахивал глаза, кинув подушку в бедро Минхо. – Всю атмосферу портишь! – Я сделаю вид, что очень больно, – тот язвительно посмеялся и поставил кружку перед Хёнджином. – Молочный улун. – Намекаешь, что мне нужно похудеть? – Нет, просто его мы не открывали. Другие Хан не разрешил, – произнес Минхо, поднимая подушку, которая в него полетела. – Абьюз! Сынмо поднялся на ноги и с воем потянулся. Развернулся и пошагал на задний двор. – Ты куда? – Курить. – Значит к Чони-иину, – протянул Хёнджин, строя гримасу. Сынмин не оценил, а лишь демонстративно нахмурил брови и отвернулся. – Я вам ещё принёс шипучки! Он опрокинул на стол три цветастых пакетика с чем-то бурлящим внутри. Гадость, но Хёнджин уверенно продолжает таскать их друзьям. Смотреть на искривлённые лица друзей забавно, да. Садизм? Да. Феликс схватил ярко жёлтую и ловко открыл упаковку, Минхо потянул на себя фиолетовую, а Хван взял оставшуюся зелёную. Запахло ягодами и, удивительно, травами, которые заставляет пить мама во время болезни. Хёнджин положил шипучку в карман джинс и взял в обе руки горячую кружку. Прозрачный пар растворялся в пространстве, а имбирь плавал кругами. Фаланги юноши запылали, что тот тихо прошипел. – Я же говорил, кружку надо за ручку брать! – возмутился Феликс, корча от кислоты незамысловатое лицо, легко пнув Хвана в бок. – Ой.